The woods are lovely, dark and deep, But I have promises to keep, And miles to go before I sleep, And miles to go before I sleep. Роберт Фрост
***
— Это называется детский мат. Кейт взглянула на него с любопытством. Растерянный, сбитый с толку автоматон снял с доски своего короля и сжал в блестящих металлических пальцах. — Отец показал мне его, когда я была маленькая. Он перевёл взгляд на пассажирку. Кейт подумала, что в её сердце нашлась бы крупица сочувствия для машиниста, не будь он таким занудой с первых минут их знакомства. — Чего молчишь? Теперь она откровенно посмеивалась. Чёрный король с лёгким стуком вернулся на доску, опасливо косясь на белоснежную королеву, не оставившую ему шансов. — Поезд отправляется, Кейт Уокер. Пожалуйста, займите своё место согласно купленному билету. — Подлец! Вагонная дверь мягко захлопнулась, впустив в вагон запах дождя, шедшего без остановки.***
— Вернитесь в вагон. — Так просто ты от меня не отделаешься. — Находиться в кабине машиниста небезопасно! Кейт фыркнула, выставляя фигурки на магнитную доску. Те приятно прилипали к своим клеточкам, не давая лёгким вибрациям пола нарушить воинственный строй. — В какой руке, Оскар? Он обернулся. Американка протягивала вперёд кулаки, предлагая вслепую выбрать цвет фигур. — Вы помните, где какая? — поинтересовался он, возвращаясь к бесчисленным рычажкам и манометрам. Кейт задумалась. — Нет… Нет, не помню. — Тогда выбирайте сами. — А вдруг я соврала? Автоматон пожал плечами. Он перенял этот жест у неё ещё в Валадилене, и с тех пор Кейт боялась научить своего машиниста чему-нибудь плохому: скажем, парочке американских ругательств, выцепленных его нечеловеческим слухом из задушевных бесед с Оливией… К счастью, связи в дороге не было. Она наугад раскрыла ладонь. — Мои белые. — Делайте ход. Передвинуть одну из пешек было делом секунды, и Кейт уставилась на противника, нетерпеливо барабаня пальцами по доске. Тот стоял в прежней позе, склонив голову набок и любуясь пейзажем. — Оскар! Твой ход. — Вы же не думаете, что я покину рабочее место и буду развлекать вас, оставив поезд на произвол судьбы? — Оскар!!! — Озвучьте ход. — Пешка на e4. — Конь на c6. Кейт переставила фигурку и устроилась поудобнее на холодном полу. — Что-то новенькое. — Я совершаю ошибки, Кейт Уокер, но не больше одной за раз. — Не зарекайся. Выдержав паузу для приличия, автоматон кивнул и напомнил: — Ваш ход, Кейт Уокер.***
После третьей проигранной партии Кейт громко выругалась. Оскар обернулся и смерил её строгим взглядом. — Подобные выражения из ваших уст, Кейт Уокер… Я бы предпочёл их не слышать. Он смотрел на неё чуть дольше положенного, и женщина привычным жестом заправила за ухо выбившуюся каштановую прядь. Такой интенсивной умственной нагрузки она не испытывала со времён университета, приучившего стягивать волосы в тугой низкий пучок. — Вы расстроены, Кейт Уокер. — Ни капли. Давай ещё одну. Матч-реванш! — Не получится, — в голосе Оскара мелькнула тень сожаления. — Я совсем забыл вам сообщить: через полчаса мы прибываем на станцию. Хорошая возможность размять ноги и подышать свежим воздухом. Она слабо улыбнулась, взмахом руки превращая аккуратную позицию в чёрно-белое месиво. — Пожалуй, ты прав: сидеть на полу чертовски неудобно. — Ваше пребывание в кабине крайне нежелательно, Кейт Уокер... — проворчал автоматон, впрочем, куда более миролюбиво, чем в первый раз. — Но я что-нибудь придумаю на досуге.***
— Мангал и кола? Дура! У нас коллоквиум на носу. Парнишка сгрёб конспекты и вихрем пронёсся к выходу, оттолкнув плечом нарушительницу спокойствия. — Слабак! — крикнула ему вслед американка, но её возглас потонул в оглушительном грохоте массивных дверей. — Коллоквиум у него… Она брезгливо подхватила книжицу, обронённую студентом. С обложки на Кейт уставился щеголеватый мужчина, скрывавший лукавую усмешку в пышных усах, жёстких, как ёршик для чистки бутылок. Перед ним стояла шахматная доска. Недолго думая, Кейт втиснула книгу внутрь стопки, которую держала в руках. Стоило отнести это добро в поезд, пока местные блюстители порядка не пошли на неё войной.***
— Оскар… — М-м-м? Машинист методично протирал и без того сиявшую чистотой поверхность обеденного стола. Кейт приятно было думать, что он оттягивает момент возвращения в неуютную кабину ради пары минут общения с ней, но беседа всё никак не клеилась. Забравшись с ногами в кресло, женщина перелистывала страницы ветхого сборника, позаимствованного с самой дальней полки в баррокштадтской библиотеке. Строчки то и дело расплывались от набегавших слёз — их последний разговор с Дэном был самой ужасной шахматной партией в её жизни: фигуры двигались против воли и по одному богу известным правилам. — Кейт Уокер, чем я могу быть полезен? Она перевернула книгу и продемонстрировала ему разворот, по краю которого тянулась цепочка жирных маслянистых пятен. Тряпка замерла в воздухе, позволив паре пылинок радостно осесть на столешницу. Оскар потупился. — Прошу прощения, Кейт Уокер. Машинисту не полагается брать вещи пассажиров без разрешения, однако… — Она удивленно вскинула бровь. — …однако эти книги вам не принадлежат. Вы завладели ими не вполне законно. Я прав? Женщина вздохнула. — Да, Оскар. Как всегда, Оскар. Отложив книгу, Кейт прикрыла глаза рукой: июньское солнце жгло сетчатку, расплющиваясь о стекло с той стороны. Техническая остановка затянулась, пора было двигаться дальше. За прошедшее время она выучила их расписание не хуже Оскара, но предпочитала себя не раскрывать: пусть считает её единственной нарушительницей порядка. — Но если вы против… — Тебе хоть понравилось? Из-под опущенных век она проследила, как машинист неуверенно придвигает к себе книгу, по-прежнему раскрытую на испачканной маслом странице. Пауза затянулась. — Оскар? — Я… нахожу ритм этого стихотворения умиротворяющим, Кейт Уокер. Он напоминает мне то, как звучит наш поезд, когда движется по лёгкой, равнинной местности, на значительном удалении от городской застройки и... Словом, это красивые стихи, Кейт Уокер. Он взглянул на тряпку, которую всё ещё держал в руках. Неторопливо сложил её вчетверо, тщательно проглаживая сгибы, сунул в карман пиджака. Кейт не заметила, как он вышел: её губы тихонько шевелились в такт рублёным рифмованным строчкам. Минуту спустя поезд тронулся.***
— Кейт Уокер!!! Он развернулся к ней всем корпусом, в порыве гнева напрочь забыв про приборную панель. Американка вжалась в стенку кабины, натягивая спасительный плед аж до самого носа. — Прости! Прости-прости-прости… — Уму непостижимо! Автоматон присел над шахматной доской и яростно перемешал фигурки, как это обычно делала Кейт, затем расставил их в стартовую позицию и быстро воспроизвёл по памяти каждый ход. Глаза Кейт следили за его действиями грустно и виновато, изредка косясь на летевшую мимо степь с чёрными пиками гор у горизонта. Оскар с громким стуком поставил своего слона на единственно верное поле, опрокинув соседнюю пешку. — Мат! Это мат, Кейт Уокер. Эта пешка стоит здесь три хода. — Оскар, ты уверен… — Уверен ли я? Да, Кейт Уокер! Но верю ли я? Подумать только: человек на страже закона — и так нагло, так беспомощно жульничать! — Оскар, милый… Разве ты не должен сейчас стоять на страже наших жизней возле той штуковины с рычагами? Машинист всплеснул руками, что приравнивалось к высшей степени негодования. Кейт мысленно дорисовала гримасу обиды на его суровом неподвижном лице. — В конце концов, знаешь… я ведь могла ошибиться. — Вы? Вы не могли. Он встал и шагнул обратно к приборной панели. Невесомым, почти любовным жестом коснулся одного из манометров, стрелка которого безудержно колебалась. — Хотя имели полное право, — еле слышно добавил он. — Оскар… Извини меня. — Прошу вас вернуться в вагон, Кейт Уокер. Я не смогу отвлекаться на игру в ближайшее время. Американка безмолвно свернула плед и скидала в коробку шахматные фигуры.***
Елену Романскую очень обрадовали книги, в беспорядке наваленные на подоконник. — Чудесно! И Фрост здесь! Вот уж не думала, что встречу в вашем лице ещё и любительницу поэзии. В своё время мы с Фрэнком… Кейт подумала, что за короткий промежуток времени ей стало известно о личной жизни Фрэнка Малковича столько, что хватит на мемуары. Или на развёрнутый некролог — тут уж как получится. Она кровожадно ухмыльнулась, счищая с любимой белой куртки следы угольной пыли. Впрочем, белой она уже не была. Набросив куртку на спинку кресла, Кейт взяла верхнюю книгу из стопки и отгородилась ею от Романской, зачитывавшей вслух стихи с характерным русским акцентом. Усатый мужчина с обложки взглянул насмешливо, с пониманием. Одно время Кейт прятала книгу в чемодане, надеясь, что этикет машиниста не позволит Оскару залезть туда, усомнившись в её добрых помыслах. Но в одну из особо тоскливых ночей книга осталась лежать под подушкой, и на следующий день американка с замиранием сердца прочла на полях карандашную пометку, сделанную ровным, чеканным почерком: «ЭТО НЕ ЧЕСТНО». «C’est la vie», — подмахнула она рядом, не поскупившись на завитушки. Подумав, пририсовала печальную рожицу. С тех пор книга сделалась общей. Пометки Оскара были аккуратными и подробными. Она ловила себя на том, что следует за ним по страницам со скоростью старого разваливающегося автоматона, тратя часы скучной дороги на разбор партий, которые он проглатывал за секунды, ухваченные в веренице ежедневных трудов. Её грызла совесть. Как она могла решиться на то бессмысленное ребячество, на тот грубый обман, который был обречён быть раскрытым? Наверное, от отчаяния. Сколько бы сил она ни вложила в решение задач, сколько бы снов с участием шахматной братии в жутких механических воплощениях ни посмотрела, Оскар неизменно побеждал: раз за разом, снова и снова. Постепенно походы в кабину прекратились. В последние дни её одиночество скрашивала мадам Романская, умевшая поддержать разговор на множество интересных тем и ровным счётом ничего не понимавшая в шахматах. Она записала очередной ход на форзаце, не сверяясь с доской, и в сердцах захлопнула книгу. Певица смотрела на неё поверх надломленного в паре мест корешка и загадочно улыбалась. — Мадам Романская? Простите, я отвлеклась. Вы что-то сказали? Дива качнула головой. Её морщинистые руки положили сборник поэзии на стол перед Кейт, бережно разгладили страницы. — Кажется, это вам, дорогая. Между страниц пристроилась старая перфокарта с узеньким столбиком ровных карандашных строк.***
— Шахматы? — Лицо Ганса, старое и безмятежное, подёрнулось рябью морщин, как вода в осеннем пруду. — Анна любила шахматы. Мы играли с ней, обменивались ходами по почте. Это она тебя научила? Оскар, стоявший поодаль, качнул головой. Затем, опомнившись, шагнул ближе и принялся суетливо подливать чай в и без того полные чашки. — Нет, господин Форальберг. Меня учила Кейт Уокер. Кейт, отобравшая у него чашку и едва успевшая пригубить, прыснула, неловко прикрываясь салфеткой. — Учила, ну как же… Да поставь ты уже этот чайник, бог с тобой. Ганс с рассеянным интересом наблюдал, как автоматон передвигает столовые приборы в поисках свободного участка скатерти. С момента появления изобретателя на борту их славного поезда прошло чуть более суток, а поведение Оскара качнулось от нормы на добрых несколько делений и никак не желало устаканиваться. Помогая Гансу днём ранее обустроить в конце вагона импровизированный верстак, подъевший и без того скудное пространство комнаты, машинист умудрился опрокинуть маслёнку на дорогое ковровое покрытие, которое по наказу Анны берёг как зеницу ока. Форальберг махнул рукой, но Кейт не составило труда догадаться, как тяжело её друг переживал свою оплошность. Тем вечером она впервые за долгое время навестила его в промозглой кабине (погода нещадно портилась), только чтобы с треском проиграть первую мысленную партию на десятом ходу. — Простите, — сдался Оскар, отдавая ей чайник. Кейт смело водрузила его поверх кривенькой книжной стопки. — А ну-ка… Ганс нараспев продиктовал замысловатую шахматную позицию. — Мат в два хода. Сможешь? — Белопольный слон атакует, ферзь ставит мат на g6, — без запинки оттарабанил Оскар. Кейт улыбнулась. — Неплохо. В дороге вы не скучали. Водянистые глаза старика лучились ласковым потусторонним светом, и женщине казалось, что они были знакомы целую вечность прежде, чем встретиться в Аралабаде. В каком-то смысле это было правдой. — А какой счёт? — Я таких цифр не знаю. Ганс усмехнулся, обнажив ряд белых, на удивление крепких зубов. — Понятно. У нас с Анной так же. Она разбивала меня ещё девчонкой. — Мадам Форальберг была так хороша? — Чудовище! Фурия! Монстр. Звуковые валики давали мне фору. — Она не участвовала в турнирах? — В турнирах, по шахматам?.. Но ведь она женщина. — Глаза Ганса затуманились: он на миг потерял нить разговора. — Отец всегда говорил: Анна у нас молодец. Анна играет как настоящий мужчина. Кейт кивнула, баюкая чашку в замерзающих пальцах.***
Ветер забрасывал в кабину пригоршни снега вперемешку с россыпями звёзд, сиявших особенно ярко вдали от городской засветки. Кейт до рези в глазах старалась собрать их в созвездия, но ничего не получалось. — Пешка на c5, — бросил Оскар через плечо. — Сицилианская? Недурно. Ганс пристроился на ворохе подушек и одеял, сложенных машинистом в самом тёплом углу, и беззаботно болтал ногами. Кейт мысленно передвинула пешку. Её собственная неудачная партия, навеки запечатлённая под одной обложкой с Ласкером, тоже начиналась с сицилианской защиты. Метель усилилась, и снеговые мушки окончательно поглотили звёздную пыль. Двое за её спиной — создатель и его детище — перебрасывались ходами так быстро, что ей не хватало времени коснуться в мыслях нужной фигуры. Вместо этого она вертела в тонких пальцах найденного на полу коня, рассматривая, как причудливо преломляет свет его гранёная грива. Ганс резко закашлялся, вырывая Кейт из раздумий. Она обернулась. Оскар тоже обернулся, его рука взлетела к спидометру, накрыв испуганно дрожавшую стрелку. — Следи за приборами, — бросил Ганс между вспышками кашля. Оскар отвернулся. Колючий снег обжёг щёку, и американка подсела к Гансу, плотнее кутаясь в одеяло. — Автоматоны Анны сентиментальны, вот в чём проблема, — вполголоса признался изобретатель.***
Месть не казалась сладкой. Гансу быстро наскучило обыгрывать Оскара, а от настоящей доски и фигурок, извлечённых Кейт с верхней полки, он отмахнулся как от назойливой мухи. — Тебе это не нужно, — вкрадчиво ответил он на просьбу машиниста помочь восполнить пробелы в познаниях. — Победишь ты меня, ну и что? В мире нет турниров для автоматонов. Следи за дорогой, Оскар. Кейт коротала время, помогая Гансу мастерить всякую дребедень. Гений мастера с годами не потускнел, но порой ей казалось, что он из жалости заставляет её делать самые примитивные вещи — снова, и снова, и снова… — Рутинная работа учит терпению, — повторял он с апломбом, трансформируя лист металла в маленькую невыразительную деталь. Кейт кивала и повторяла. Горка деталей росла и ширилась, тоскливо ожидая метаморфозы. Новых ходов в книжке не появлялось. По ночам, когда Ганс похрапывал на кровати, забываясь сном после долгого приступа кашля, Кейт тихонько уходила в соседнюю комнату и забиралась с ногами в кресло. Однообразный пейзаж за окном наскучил, а книги она выучила наизусть и пустила на растопку под протестующие возгласы Оскара. Пара томов осталась пылиться рядом с доской. Она привстала и провела пальцем по хрупкому корешку нижнего тома. Достала — книга сама раскрылась на нужной странице, словно прочитав её мысли. Жёлтый листок мягко спланировал на пол. Стихи автоматона были слабыми, неуклюжими; слова липли друг к другу как попало в угоду безупречно высчитанному ритму. Кейт прикрыла глаза, и текст тут же выкристаллизовался в памяти. Она привыкла запоминать всё подряд: от телефонных номеров до забавных названий остановок, всё реже и реже попадавшихся за окном по мере продвижения вглубь континента. Вместе с текстом всплыло лицо покойной мадам Романской, её добрая, обезоруживающая улыбка. «Молю вас, будьте к нему снисходительны! Похоже, это их общая слабость». Кейт порывисто прижала листок к груди, чувствуя, как собственное сердце продолжает твердить без слов нежные, неказистые строчки.***
— Скажи что-нибудь! Мне страшно!!! Поезд нёсся с такой дикой скоростью, что Кейт предпочла вжаться всем телом в обжигающе-горячую печку, лишь бы не приближаться к дверному проёму. Юки спал в угольном тендере, и она ему завидовала. — Всё хорошо, Кейт Уокер! — отозвался машинист, перекрикивая метель и скрежет рессор, но фальшивая уверенность в его голосе сопровождалась такой жалобной интонацией, что Кейт рассмеялась. По его подсчётам завода пружин должно было хватить на сутки. Если за это время они не догонят Бугровых… — Пешка, e4. — …Чего? — Пешка на e4! Она подняла голову и успела заметить, как подбородок Оскара дёрнулся: он вперил взгляд в приборную панель. — Пешка на c5. — Уверены? — Да! Невольно-радостное, почти детское шевельнулось в груди с этим возгласом. Кейт изо всех сил стиснула воротник куртки — и с опозданием вспомнила о документах и книгах, отправившихся на дно вместе с содержимым вагона.***
«Какого черта?!» Она с остервенением вжала кнопку сброса. Сейчас не до Америки. Оскальзываясь и спотыкаясь на льду (пару часов назад мальчишка-юкол с восторгом позаимствовал ледоступы), американка семенила вслед за быстро удалявшимся Оскаром. — Оскар, стой! Ей показалось, что угловатая фигура машиниста вздрогнула, когда его имя многократно отразилось от ледяных сводов пещеры. Но он не обернулся. — Оскар! Оскар!!! Когда она, запыхавшись, ворвалась в душную хижину, шаманка хрипло хихикнула. «Совсем как дверной колокольчик в доме Оливии», — мелькнула шальная мысль, прежде чем Кейт опустила взгляд на распростёртое перед старухой железное тело. Температура в хижине разом упала на несколько градусов. — Что всё это значит? Колокольчик звякнул ещё раз. Оскар не слышал её — или делал вид, что не слышит. Холодный, безжизненный корпус, набор восхитительно сложных механизмов, которые ей следовало аккуратно извлечь один за другим. — Скажи что-нибудь… Его рука слабо шевельнулась. — Давай. Что угодно. Пальцы сжались в горсть, цепляясь за пустоту. — Какое жуткое место, Кейт Уокер… — пробормотал автоматон. Где-то вдалеке грозно ухнул харфанг. — Ну да, бывало и получше, — рассмеялась она сквозь пелену слёз и дыма от ритуальных приблуд шаманки. — Что, даже не закончим партию? Он медленно повернул голову в её сторону. — Я сдаюсь, Кейт Уокер. — Не принимается. Я запрещаю. — Тогда я предлагаю ничью. Она решительно замотала головой. Он отвернулся и уставился в потолок. Поток света, захваченный с поверхности причудливой системой зеркал, озарял тело Ганса, и Кейт видела лишь силуэт старика, зависший в печальной, неестественной позе. Пальцы на удивление не дрожали — часы работы под руководством мастера сделали своё дело. Или ей вновь помогали духи? Кейт не заметила, как собственное тело принялось раскачиваться в такт зацикленным мыслям, как разрозненный хор голосов сжался до одного-единственного, смутно знакомого, надиктовывавшего нужную комбинацию кнопок на золотистой пластинке. С видимым усилием рука автоматона взметнулась в воздух и перехватила её запястье. — Конь… на h3. — Ты уверен? Призрачные пальцы осторожно приподняли фигурку. Он сжал её руку в знак согласия и тут же отпустил.***
— У вас было достаточно времени обдумать свой ход, Кейт Уокер. Ей захотелось его ударить. — Видишь тех двух юколов? — Кейт ткнула пальцем за спину, где двое подростков уже полчаса носились друг за другом по пляжу, усеянному ржавыми трупами. — Готовься: ты следующий. — Боюсь, я не предназначен для подобного рода игр. — Ничего, научишься. Его новый голос был непривычно низким, спокойным и убедительным. Кейт сдвинула радиационные очки на лоб, потёрла переносицу. — Ну а всё-таки?.. — Пойду поищу тебе одежду. Она вихрем взлетела по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и рискуя свернуть себе шею на глазах у только что воскресшего друга. Тот молча провожал её взглядом. Игра обещала быть долгой.