***
В церкви царил полумрак, но разноцветные лампады придавали ей почти праздничный вид. Сизый дымок, восходящий от кадильниц, причудливыми узорами расплывался в воздухе. Сладковатый запах ладана забивался в ноздри, и от него слегка кружилась голова. Вокруг не было ни единой души. Зибель стоял перед закрытыми дверями алтаря и смотрел на неровные огни свечей. – Я… запутался. Снова, – юноша вздохнул так, будто нес очень тяжелый камень, – и я чувствую себя лишним в привычном мне окружении. Иногда кажется, что мои поступки, какие бы они ни были, не имеют смысла. Свечи тихонько потрескивали в ответ. Словно все окружение согласилось притихнуть и дать ему выговориться. – Я совершил ужасную вещь. Я лишил человека жизни. Зибель замер после того, как сказал это. Возможно, он ожидал, что молнии тотчас разразят его на месте в наказание. Но услышал только стук капель дождя по деревянной крыше. – Она была не самым хорошим человеком, я это знаю наверняка. От нее много кто пострадал. Но… вправе ли был я судить ее, и тем более – карать? Я даже не знаю, действительно ли я спас кого-то, – на глаза предательски наворачивались слезы, и они же проскальзывали в словах юноши, – Маргарите становится все хуже. Она совсем оторвалась от мира. И, кажется, я сделал ей только хуже. Святые смотрели безразлично с икон. Не было в их взгляде ни осуждения, ни одобрения. – Она сейчас с тем человеком и ребенком, которого считает своим. Он окружает ее вниманием и заботой. Мы оба стараемся оградить ее от всех печалей. Но… она будто сама сделала красивую клетку. Для себя, для него и для Элизабет. Я же не знаю, почему до сих пор нахожусь в тех стенах. Наверное потому, что идти мне больше некуда. Десятки нарисованных глаз взирали со стен. Зибель, более не в силах себя сдерживать, рухнул на колени и зарыдал. – Молю вас, услышьте меня!! – слезы лились нескончаемым потоком. Как будто все горести, страхи и переживания решили вытечь из него, – мне не к кому больше звать! Но слышишь ли ты тех, кто одинок? Мысль грозно прозвенела в его голове. Зибель от неожиданности поднял голову и оглянулся. В помещении все еще никого не было. Юноша, снова поникнув, не поторопился подниматься. – Мне до сих пор кажется, что руки мои запятнаны в крови. Мне кажется, что язык мой почернел от сказанной мной лжи. Я понимаю, что иначе поступить в тот момент не смог бы – но все же не могу себя простить. Я так не хочу пятнать своей чернотой других. Внезапно он почувствовал, будто все его тело объято жаром. Сердце часто забилось, кровь стучала в висках, слова терялись, а мысли плавились. Последнее, что Зибель увидел перед тем, как упасть без сознания – яркий пламень и алое пятно за ним.***
– Ох, малой, очнулся! Слава Богу, я уж подумала, ты угорел. Старушка в черном клобуке склонилась над юношей, заслоняя солнечный свет. Лицо ее было испещрено морщинами, но глаза выглядели удивительно ясными. Легкий ветер встрепенул волосы Зибеля и только тогда тот понял, что находится на свежем воздухе. – Где я? – Как это где? Вот, у церкви сидишь. Когда мы с сестрами зашли, на тебе лица не было. Лежал, едва дышал – вот мы тебя на воздух и вытащили. С непривычки, чай? Я тебя у нас не видела раньше. Зибель натянуто улыбнулся. Ему, правда, было неловко: и за то, что он наговорил в церкви, и за то, что так слаб телом, и за то, что его слабость наверняка доставила неудобства непричастным к его жизни женщинам. Вдруг из церкви раздался тонкий певучий голосок, и Зибель замер, внимая словам. Душа моя прегрешная, что не плачешься? Ты плачь, душа, рыдай всегда, тем утешишься. Что-то в пении снова затрагивало само его нутро. Снова хотелось взвыть в отчаянии – ведь слезы уже вытекли все, без остатка. – Ну, пойду я. Посиди здесь, если хочешь, да только уйди засветло. К счастью, гроза уже прошла, – старушка было развернулась, как Зибель снова позвал ее. – Я прошу прощения, но который сейчас час? – Вечерню отзвонили… пять вечера, примерно? Ох, куда ж ты так побежал!.. До последнего поезда оставались считанные минуты, а Зибель очень не хотел подводить доверие господина Генриха. Так что он помчался на станцию и, успев буквально в последнее мгновение, без сил опустился на сиденье. Слышу ли я одиноких? Тут Зибеля осенило. Вторая девочка, которая пришла вместе с Элизабет, была пугающе нелюдимой. Она по какой-то причине держалась особняком от всех обитателей дома. К Маргарите ее не пускали, а Генрих едва ли уделял ей много внимания. Девочка часто прижимала к себе странную фиолетовую куклу и улыбалась, когда смотрела на нее. Какой же я дурак. Закат окрасил облака в огненно-рыжий цвет. Мерный стук колес отвлекал от суеты. Зибель чуть откинул голову назад и, неожиданно для себя, широко улыбнулся. Кажется, на ближайшее время у него появились и дела, и их смысл. Если нам с ней не дано войти к Маргарите, то я постою с ней снаружи. И покажу ей мир – так, как умею.