На пределе

       Последние две недели выдаются для Главнокомандующего особенно тяжёлыми. Череда поражений в битвах и захват войсками Цветочного Холма нескольких стратегически важных объектов вызывают у командира не просто разачарование, а скорее отчаяние. В крайней его степени. Насколько тяжёлое, удушающее и давящее, что выливается в неоднократные обмороки и истерики. Холодная осенняя погода тоже заставляет хорька проклинать всё и всех вокруг, когда, заходя в кабинет, первое что он делает — ищет в ящиках стола таблетки от боли в горле и носовые платки. Здоровье не просто расшатано, оно разбито и безжалостно растерзано переживаниями. Главнокомандующий устаёт, безумно устаёт от того, что и засыпает, и просыпается с заложенным носом и раскалывающейся от боли головой. Он почти даже мирится с горькими лекарствами и противно знакомым вкусом раствора пищевой соды, которым командир полощет израненное простудой и криками горло утомляюще часто. И вроде хуже стать уже не может — хорёк разбит тяжестью поражений и отравлен очередной болезнью, от которой хрупкое тело каждый раз едва оправляется, но утренние известия газет доводят Главнокомандующего до предела. «Этой ночью войска Цветочного Холма захватили Крабовый остров!» Его остров. На котором было почти готово к запуску новое секретное, или уже, благодаря неким шпионам в его рядах, не совсем, оружие. Но это даже не важно. Потому что грандиозный план, вместе с последними надеждами, бьётся на осколки прямо в трясущихся лапах командира. Жестоко и несправедливо. Главнокомандующий уничтожен. И теперь он сидит в своём кресле, сжимая в одной руке газету с провоцирующим заголовком, а в другой — бокал вина, и пялится на пришедшего минутой ранее Манко. Ещё не полдень, а командир уже пьян. В голове абсолютно пусто. От гнева, от потрясения, от, в конце концов, алкоголя, которого хорёк успел выпить достаточно много, чтобы потерять обыкновенную трезвость и гибкость мыслей. Он настолько отрешён, что даже не здоровается с подчинённым. Смотрит на того мутным взглядом и рыжее веко непроизвольно дёргается.        В кабинете стоит почти полная тишина. Лишь нога командира беспокойно стучит по полу. Внутри душно и как-то особенно пусто. Командира в кабинете словно нет. Обыкновенно он держит осанку, много жестикулирует и разговаривает, но сейчас почти лежит на столе, выглядит жалким. Тёмное кимоно сливается с креслом.        — Доброго здравия, кэп. Я скучал, — Манко кивает, складывает руки в замок и неловко улыбается, — как Вы себя чувствуете?        — Как я себя чувствую? — Главнокомандующий вскидывает бровь и его взгляд становится ещё более измученным, — как я себя чувствую? А как я могу себя чувствовать после того, что произошло сегодня ночью?        — Я в курсе о событиях, — Манко шумно глотает и с испугом смотрит как рука командира сильнее сжимает газету, — но вежливость никто не отменял. Я просто хочу помочь Вам. Может, если Вы выговоритесь…        — Ужасно, — прерывает начальника охраны Главнокомандующий, — это ужасно. Какой день я терплю эти унижения от Дарами с его шпионами? Будь он проклят! Я вторую неделю из кожи вон лезу, чтобы придумать хоть какой-нибудь план и нанести удар, но каждый раз у меня всё прямо под носом ломают и срывают!        Командир морщится. Швыряет на стол газету с глухим стуком, заставляя Манко испуганно охнуть, и осушает бокал. Тянется к бутылке и вновь наполняет тот до краёв. Продолжает:        — Спец адъютант говорит, я действую слишком спешно. А что ещё остаётся? Дать фору Дарами с его войсками, которые так бессовестно ошиваются на моих землях? Тьфу! С таким подходом к работе я могу завтра проснуться уже не в ОАХМ, а в Цветочном Холме, будь он проклят! Мне и глаза сомкнуть нельзя. Стоит денёк только пролежать в постели с температурой под сорок, как эти черти уже на Крабовом острове! И что делать? Я пост покинуть теперь боюсь. Но находится здесь в таком состоянии тяжело. У меня, кажется, даже сейчас жар. Это невозможно!        Главнокомандующий тяжело вздыхает. Хлюпает носом и снова опустошает бокал. Он делает это слишком спешно и несколько бордовых капель стекают по подбородку. Пачкают газетный лист. Хорёк хочет было налить ещё вина, но бутылка оказывается пустой. Это злит его ещё больше, но командир лишь стискивает зубы и опускает ту на поверхность стола. Хотя бы не разбивает.        — Манко, принеси ещё вина. Оно в том стеклянном шкафчике.        — Кэп, не надо так, — начальник охраны аккуратно гладит чужие пальцы, сжимающие бокал, — вам не стоит сейчас пить больше.        — Будешь мне тут указывать? — Главнокомандующий хмурится, но руку не одёргивает, — мне сейчас просто хочется расслабиться.        — Это не единственный способ, — Манко пытается медленно вытащить из хватки тонких пальцев бокал, но те слишком напряжены.        — А какой ещё? — горько усмехается командир, — на ум только застрелиться и приходит. Вот это бы действительно помогло мне раз и навсегда забыть о чёртовом Цветочном Холме.        Манко осуждающе качает головой.        — Не говорите так. Я могу предложить что-нибудь получше, — начальник охраны поднимает брови, уголки рта растягиваются в нелепой улыбке, — я мог бы хорошенько Вас трахнуть.        — Не смешно, — Главнокомандующий складывает руки на груди и откидывается на спинку кресла, шмыгает носом, — меня и так этот чёртов Цветочный Холм во все щели оттрахал.        — Но я могу сделать это буквально. Это могло бы помочь Вам отвлечься и расслабить Ваше уставшее тело.        — Серьёзно? — командир сипло дышит, задумчиво опускает взгляд в стол, — ты пришёл ко мне разбитому и больному потому что не хочешь справиться со своими грязными мыслишками лишь при помощи рук? Как низко пользоваться моим состоянием сейчас.        — Это не единственная причина. Вам же сейчас нужен кто-то. Я хочу помочь, — Манко чешет затылок, косится на хорька совершенно невинным взглядом, — это ведь лучше, чем напиваться до беспамятства в одиночестве?        — Может быть в этом ты прав. Совсем немного.        Манко встаёт со стула и подходит к командиру, напряжённо наблюдающему за его действиями. Наклоняется и нежно целует чужой лоб. Главнокомандующий не сопротивляется, молча принимает любые прикосновения.        — У Вас и вправду жар, — хорёк качает головой, цокает, — Вам следует провести этот день вне стен штаба. Вы же не сможете работать с такой температурой.        Командир хочет ответить, но начальник охраны затыкает того поцелуем. У Главнокомандующего сухие, обкусанные до крови губы. Такие же израненные как и внутренняя сторона щёк. Манко жадно прощупывает царапины языком. Командир вздрагивает, кладёт руки на плечи начальника охраны, готовится оттолкнуть того в любую секунду. Прикосновения к ранам во рту отдаются колющей болью, но сказать об этом сейчас сложно. Манко не пугается реакции хорька. Он совершенно нагло и непозволительно наслаждается чужим ртом. Слишком тёплым, слишком влажным из-за обильно выделяющейся слюны. Неподатливым. Главнокомандующий кусает чужой язык, пытается вытолкнуть тот из своего рта. Безуспешно. Тогда командир безвольно позволяет подчинённому вылизать и искусать щёки, зубы, и язык. В какой-то момент Манко наконец оставляет в покое губы командира. Выглядит довольным. И тут же опускает голову ниже.        — Не смогу, действительно не смогу, но что же остаётся? — Главнокомандующий охает, когда начальник охраны вгрызается в его шею.        Манко не старается быть нежным. Он ненасытно грызёт, лижет кожу под самым подбородком командира. Оставляет на той краснеющий след и пару бусин крови. Опускается ниже. Намерен покрыть укусами всю шею. Тонкую, нетронутую, недоступную. Командир не вырывается. Даже когда тупой болью режет особенно беззащитную и чувствительную область его тела. Хорёк скулит, сжимает в ладонях чужие плечи почти до хруста.        — Я не могу оставить свой пост, ты и сам видел что из этого вышло вчера. Я не могу позволить себе потерять больше территорий. Если я и дальше буду бездействовать, они скоро и сюда доберутся.        — Но можете позволить себе выходить на работу в таком состоянии? — начальник охраны отрывается от командирской шеи, смотрит на Главнокомандующего снизу вверх, — Вы даже выглядите неважно. Не принимайте за оскорбление, но какой дурак придёт на работу с температурой?        — А что ещё делать? Я растерян и я вообще не знаю что теперь делать.        Манко опускает руку к тазу хорька и давит большим пальцем на чужую промежность. Командир шмыгает носом и жмурится. Он совершенно не готов к этому и инстинктивно прижимает другу к другу бёдра. Чувствует между ног руку подчинённого. Начальник охраны ухмыляется, трёт пальцем половые губы прямо сквозь одежду Главнокомандующего и с наслаждением любуется тем, как тот от неожиданных ощущений напрягается и беспокойно ёрзает на месте.        — Не думайте об этом сейчас, кэп. Просто расслабьтесь и получайте удовольствие. А после Вам стоит отдохнуть и не выходить на работу пока Вам не станет легче.        Главнокомандующий совершенно безучастно слушает, как Манко читает нотации о том, что в таком состоянии командиру работать не полагается. Пьяный, больной и эмоционально нестабильный. В таком состоянии хорёк не способен принимать взвешенные и ответственные решения. Сейчас Главнокомандующий даже не осознаёт что ему говорят. Его нетрезвое сознание требует просто отвлечься от болезненной ситуации, вялое тело… Того же. Отдалиться, забыть, игнорировать то, в каком состоянии пребывает страна. Вне зависимости от того, способен ли командир сейчас что-либо сделать. А он, кажется, не очень-то способен. Не способен даже уследить за своим телом. И он не замечает, как Манко, на коленях сидящий у его ног, расстёгивает пряжку его ремня и снимает с раскинутых в стороны безвольных ног штаны. Не замечает даже прикосновений дрожащих от вожделения рук к оголённым бёдрам. Замечает лишь то, как начальник охраны сдвигает в сторону ткань белья и толкается пальцами меж розовых складок половых губ. Прямо внутрь. Так резко, глубоко и неожиданно, что командир вскрикивает и снова сводит ноги вместе. Чётко ощущает пальцы внутри.        — Манко!        Но подчинённый реагирует лишь обыкновенной противной улыбкой. Его пальцы, погружённые во влагалище по самые костяшки, аккуратно прощупывают Главнокомандующего изнутри. Тот, всё ещё не готовый к этому, извивается в кресле и кусает губы, чтобы только не сорваться на стон. Пальцы у Манко не такие уж широкие, но кожа на них сухая и жёсткая, а острые неухоженные ногти в любой момент могут поцарапать стенки.        — Манко, прекрати немедленно!        Начальник охраны вытаскивает пальцы, в свете ламп блестящие от естественной смазки, и с довольным видом поднимает взгляд на командира.        — Кэп, Вы уже готовы к моему члену? — со злорадством тянет последнее слово.        Главнокомандующий не отвечает. Жмурится, кусает губы. Манко принимает молчание за «да, готов» и переходит к более решительным действиям. Расслабившийся на секунду командир успевает только услышать как звякает чужая ширинка.        Тело пронзает тупая боль. Главнокомандующий громко стонет, чувствуя как Манко начинает буквально вбивать в него эрегированный член. Половой орган ощущается слишком большим для его напряжённого тела и втискивается с усилием. С каждым толчком командир взвизгивает, раздирает обшивку подлокотников тонкими пальцами. Вжимается тазом в спинку кресла, но это не помогает — Манко продолжает двигаться. И двигаться грубо и спешно. Толчки размашистые, неритмичные.        — Манко! — «о» получается протяжной, переходящую в громкий стон. Главнокомандующий не может закончить фразу, оставляет подчинённого довольно улыбаться.        Начальник охраны смотрит на командира сверху вниз. Сгибает руку в локте и упирается ею в спинку кресла. Выражение морды Главнокомандующего бесценно: он морщит мокрый аккуратный нос, хмурит брови, дышит ртом. На уголках зажмуренных глаз проглядываются слёзы. Манко для измученного хрупкого тела слишком грубый и неосторожный. И это тому до неправильного нравится. Нравится смотреть как его верховный лидер хлюпает носом, плачет, стонет. Как его костлявые пальцы почти ломают ногти о подлокотники, как укусы на шее едва заметно кровоточат. В конце концов, ему просто нравится телом чувствовать сопротивление. Интересно, Главнокомандующий сам вжимается в кресло или это это начальник охраны вдалбливает его, потому что хорёк настолько слаб, что не может сопротивляться? Это мило.        Внутри командира тесно. И горячо. Невозможно хорошо. Чем глубже Манко вталкивает член во влагалище, тем теснее себя чувствует. Тело Главнокомандующего настолько напряжено, что стенки стискивают половой орган до дискомфорта. Влажные и непривычно тёплые. Температура тела рыжего хорька повышена из-за болезни и это кажется подчинённому невероятно приятным. Непозволительно. Естественная смазка хлюпает, остаётся на члене вязкой и тёплой. Её много. Она пачкает командирское бельё, вытекает на кресло.        — Манко! Стой! — Главнокомандующий открывает глаза и смотрит прямо на подчинённого. Напуганный и злой.        — Что такое, кэп? — начальник охраны облизывает губы, — мой член слишком большой для Вашей киски?        — Мне больно!        На несколько секунд кабинет наполняет тишина. Слышно лишь тяжёлое дыхание и всхлипы командира. Манко уже вставил член так глубоко, как мог и теперь едва сдерживается, чтобы не начать трахать дрожащее тело. Он молчит, будто бы взаправду чувствует вину, а потом с улыбкой отвечает:        — Я знаю.        — Манко, ты отвратителен.        Он и это знает. И ему льстит. Льстит быть для Главнокомандующего самым ненавистным, самым озабоченным, самым любимым мерзавцем. Исключительный титул. Манко секундой смотрит на вспотевшего от волнения и жара командира и продолжает движения. Вытаскивает половой орган почти полностью и вновь толкает внутрь до упора. Снова. Снова. Темп слишком быстрый, движения резки и травматичны. Главнокомандующий кричит, снова корчится от резкой боли. Оставляет в покое растерзанные подлокотники и кладёт руки на поясницу подчинённого. Сдавливает так сильно, что ногти рвут форму, а вместе с ней и кожу. Манко прикусывает язык, чувствует как костлявые пальцы нещадно раздирают его бока. До крови. А кажется будто до костей. Он заслужил.        Манко боль тоже нравится. Нравится, когда командир не просто закидывает ноги на чужую поясницу, а ударяет по ней коленями, оставляя едва заметные, но ощутимые синяки. Нравится, когда хорёк раздирает его кожу в кровь. Не имеет особого значения где. Спина, плечи, бёдра, шея, затылок. В сущности неважно. Главнокомандующий совсем не безобиден и уязвим. Тяжело трахнуть его так, чтобы не покалечиться самому. Даже сейчас его острые зубы тянутся к шее начальника охраны, верно, желают перегрызть тому сонную артерию. Не получается. Не дотягивается. К тому же, нос командира заложен и дышать он может только ртом. Непредусмотрительно, нелепо. Но даже так возникают трудности. Дыхание то и дело сбивают крики и стоны. Манко эта беззащитность кажется очаровательной. Опьянённый этими мыслями, он на секунду даже забывает, что сейчас его поясница, уже потерпевшая удары коленей, заляпана кровью.        Главнокомандующий едва дышит. Резкие толчки заставляют его таз неметь. Член входит в его влагалище глубоко, заполняет ослабшее тело хорька по самое «не могу». Командир почти рыдает. Алкоголь боль если и притупляет, то совсем немного. Это помогает слабо. Это не помогает вовсе. Хрупкое тело едва выдерживает. Болезненно заполнено. Командир не открывает мокрых от слёз глаз. Он знает, Манко сейчас в открытую пялится на искажённую болью морду командира. Без всякого стеснения. Это раздражает до скрипа зубов. Главнокомандующий не знал, что сегодня он может быть взбешён ещё сильнее, но у начальника охраны каждый раз получается довести хорька до предела. Злости, боли, наслаждения. Отвратительный. Невыносимый. Желанный. И командир с ещё большим остервенением царапает бока Манко. Кожа неровными полосками разодрана до крови, но этого мало. Главнокомандующий открывает глаза и впивается в подчинённого полным ненависти взглядом. Пальцы скользят по липкой от красной жидкости поясницы, царапают даже там, где кожи не осталось. Манко жмурится, протяжно стонет. Его дрожащие ноги подкашиваются, но он продолжает трахать командира с ещё большим энтузиазмом. И улыбаться. Довольный пронзающей разум болью.        — Манко! Хватит! — верещит командир, когда темп становится быстрее, а толчки грубее, — ты обещал что мне будет приятно!        — Да? — Манко охает, когда ногти впиваются в кровоточащие раны, — неужто Вам и впрямь не нравится, когда я трахаю Вас так жёстко?        — Нет!        Слишком очевидная ложь. Главнокомандующий выгибается в спине, стонет. Вся его морда влажная от слёз, а тело от пота. Мокрый во всех смыслах. Наверняка находиться в отопляемом кабинете в рубашке, свитере и излюбленном тёмном кимоно одновременно достаточно жарко. Манко забавит эта мысль. Стоило предложить командиру раздеться полностью, чтобы он почувствовал себя ещё более уязвимым и беспомощным. Потому что начальник охраны обожание и вождение порой выражает достаточно грубо и неаккуратно. И в его цепких руках хрупкое тело рискует потерпеть с собой совершенно неподобающее обращение. Без одежды любые касания ощущаются чётче, яснее. А касания Манко и без этого болезненны. И без, хотя бы, рубашки Главнокомандующий чувствует себя безоружным и доступным. Поэтому не раздевается для Манко полностью никогда. Но сейчас командира можно было бы попробовать уломать на исключение. Под предлогом «Вам же так жарко».        Очень жарко. Внутри Главнокомандующего до одури горячо. Температура тела командира ощутимо выше, чем у подчинённого. И начальник охраны который раз за процесс подмечает — он просто в восторге, какое влагалище узкое, тёплое и влажное. Стенки сдавливают его член, становится даже тесно. Хлюпает так очаровательно пошло, что стесняет Главнокомандующего. Половые губы мокрые. Смазка насквозь пропитала бельё командира, оставила на кресле пятно. И Манко чувствует на своём члене эту тёплую жидкость. От ощущений ему самому становится жарко. Тело мокнет от пота. В основной виной тому нагрузка. Начальник охраны вздыхает, убирает со лба проступившие капли, поправляет воротник.        — Вы потрясающи, кэп, — Манко снимает свою кепку, кидает её на стол и треплет Главнокомандующего по голове, — Вы такой узкий и горячий. Очень!        Командир открывает глаза. Секундой смотрит на подчинённого, а потом переводит взгляд на маячащий перед глазами галстук того. Он качается. Манко продолжает вбивать измученное тело в кресло с всё большим восторгом. Всё более жадно и быстро.        — Дайте мне секунду и я кончу прямо внутрь!        — Собачий сын, — Главнокомандующий хватает Манко за галстук и с силой дёргает. Хорёк хрипит и на его морде отпечатывается страх и недоумение. Это нравится командиру, — какое неуважение так со мной обращаться!        Главнокомандующий подмечает, что удушение работает эффективнее, чем царапины на теле. Он уже вдоволь насладился кровоточащими боками. Убирает руки с поясницы и хватается за галстук. Кровь блестит, пачкает чёрную ткань. Тонкие пальцы затягивают узел. Манко это пугает и Главнокомандующий готов поспорить — он может кончить от одного вида этой яркой беспомощности на бледной от страха морде. Блестящие жёлтые глаза широко открыты, тёмные брови приподняты. Подчинённый раскрывает рот, но от того, что его дёргают за галстук, тут же заходится кашлем. Беспомощный и контролируемый. Теперь командир уверен, что выбьет из него любые мольбы, если только пожелает.        — Кэп, прекратите! — в глазах темнеет от того, что Манко не в силах восстановить дыхание. Оно и без того сбилось. Непредвиденно. Толчки заставляют начальника охраны дышать глубоко и отрывисто, но теперь Главнокомандующий будто бы пытается лишить хорька возможность делать даже это.        — Мерзавец! — но в игривом тоне азарта даже чуть больше, чем ненависти.        — Прошу Вас! Я не могу дышать! — «а» начальник охраны тянет, когда его снова дёргают за галстук. Это нравится командиру, потому что говорить в таких обстоятельствах подчинённому сложно.        Страх удушения не останавливает Манко. Он продолжает жадно трахать Главнокомандующего. С каждым толчком всё более ненасытно, жёстко и быстро. Его руки, упирающиеся в спинку кресла, заметно дрожат, зелёная рубашка мокнет от пота, что мелкими каплями стекает на командира, которого он сейчас так непростительно грубо сношает. Из-за туго затянутого галстука дышать тяжело. Рыжий хорёк открывает рот, высовывает язык. Выглядит как уставший пёс. Движения начальника охраны действительно похвально быстрые. Значит, почти на пике.        Главнокомандующему нравится. Тупая боль режет тело, глушит мысли. За ощущениями и алкогольным опьянением командир уже ни о чём не может думать. Он шмыгает носом, но тот назло заложен. Приходится дышать ртом. Часто-часто. Горло, и так израненное криками, царапают всхлипы, стоны и редкие крики. Это тоже больно. Не так, как ноющие укусы на шее. И тем более не так, член внутри влагалища командира. Для неподготовленного Главнокомандующего — слишком большой. От напряжения мышцы таза сокращаются и каждый раз, как хорёк ощущает половой орган внутри себя, он действительно не понимает, как он умещается внутри. Он чувствует, чувствует его всем телом. Как Манко толкает член так глубоко, как может, и тот с громким хлюпаньем почти упирается в шейку матки. Это слишком много, это слишком быстро. Командир ощущает себя до восторга заполненным. За это наслаждение стыдно. И Главнокомандующий, полный злости на самого себя, выплёскивает её на Манко. В награду за доставленное удовольствие тот получает пинок коленом в ребро и новую попытку удушения.        Всё в порядке. Начальник охраны привык. От удара в бок его ноги подкашиваются и он едва не падает прямо на командира. От туго затянутого галстука в глазах всё плывёт и темнеет. Как жестоко со стороны Главнокомандующего. Манко невнятно хрипит, пытаясь выдавить из себя стон удовольствия. Нелепая попытка. Его высунутый язык сохнет из-за сбитого дыхания, но это сейчас кажется ему таким несущественным. Важно лишь, что его любимый, очаровательный верховный лидер ёрзает и стонет под ним. Сопротивляющийся, злой и довольный. В своём положении кажется беззащитным, хотя это совсем не так. Командиру никаких усилий сейчас не стоит свернуть Манко шею. Но он не делает этого. Он снова и снова, исполненный восторга и злости, кричит его имя и громко стонет. Прелестный. Начальнику охраны достаточно просто представить как мокрая от слёз морда Главнокомандующий заливается румянцем и он уже чувствует, как готов излиться в рыжего хорька.        — Кэп, — Манко даже не способен сказать всё на одном дыхании, — я сейчас кончу.        — Не смей делать это внутрь! — смущённо взвизгивает командир и тянет галстук на себя, — я сказал, не смей!        — Мне жаль. Ох, кэп!        Начальник охраны рвано выдыхает и вталкивает член в Главнокомандующего. Полностью. На секунду замирает. Командир резко ощущается себя болезненно заполненным. Слишком. Будто до упора. Ощущение кажется настолько ярким, что хорёк чувствует оргазм. Тело Главнокомандующего расслабляется и он снова вздыхает. На этот раз с особенным наслаждением и спокойствием. Удовольствие разливается внутри тёплой, приятно обжигающей волной. И брызжет влагой из мокрой промежности на дрожащее тело Манко. Тот неподвижно прижимается к тазу командира. Очевидно, кончает внутрь. Трясётся от напряжения и наслаждения. Довольный.        Секундами позже начальник охраны вытаскивает из Главнокомандующий половой орган и валится на того. Сползает на колени и льнёт к животу командира. Совершенно обессиленный.        — Мерзавец, ты кончил внутрь!        Манко в ответ обнимает плоский командирский живот. Закрывает глаза и прижимается к коричневому свитеру щекой.        — Мне очень жаль, кэп. Но это было слишком хорошо!        — Какое неуважение! — Главнокомандующий хватает подчинённого за клок шерсти на голове и пытается оторвать от тебя. Тот скулит и морщится, но тело командира в покое не оставляет. Слишком жаждет объятий. Главнокомандующий не разрешает.        — Я так люблю Вас, кэп! Вы такой прекрасный! Такой горячий! А Ваша киска такая узкая и мокрая!        — Замолчи! Оставь меня в покое!        Манко не слушается. Он продолжает обнимать командира и восторженно нахваливать его и его тело. Главнокомандующему от этих слов ужасно стыдно. Хочется заткнуть уши. Он краснеет и ругается на подчинённого. Тот всё продолжается говорить с радостью и восхищением. Совершенно грязные, неприличные, смущающие фразы. Он замолкает лишь тогда, когда получает неслабый пинок в поясницу. Тут же охает и хнычет:        — За что, кэп? Я же так люблю Вас!        — Немедленно вон из моего кабинета! — Главнокомандующий хмурится и указывает на дверь, — сам сказал «расслабьтесь и получайте удовольствие». О каком удовольствии идёт речь, когда ты обращаешься со мной так грубо?        — Но Вам же нравится! Я знаю!        — Вон.        Манко разочарованно вздыхает и поднимается. Застёгивает штаны и плетётся к выходу. Главнокомандующий не дожидается когда за тем закроется дверь, ёрзает в кресле. После произошедшего оно, кажется, даже скрипит. Зато сейчас командир, к своему удивлению, расслаблен. Вялое тело ноет и болит, но в нём не остаётся напряжения. Разум, пустой от наслаждения, больше не пульсирует раздражением и злостью. Потому что устал. У Главнокомандующего нет сил даже натянуть штаны на дрожащие ноги. Он раскидывает те в стороны и смотрите влажные от смазки половые губы. Аккуратно трёт клитор пальцами. После действий Манко по тазу расплывается ноющая, тупая боль. Стоит раздвинуть пальцами пухлые розовые складки, как наружу вытекает вязкая сперма. Как унизительно. Командир, к собственному сожалению, слишком поздно поднимает голову и видит в дверях улыбающегося Манко.        — Чего встал? Я сказал — пошёл вон отсюда!        — Я у Вас кепку забыл на столе, — хихикает начальник охраны, — а вообще я хотел подвезти Вас до виллы. Вам не стоит продолжать работать сегодня.        Главнокомандующий недовольно ворчит себе под нос, но встаёт с кресла и одевается. Усталое тело не слушается, ощущается тяжёлым и будто бы неродным. Командир действительно не может работать. И сейчас всё, на что ему хватает сил — идти, оперевшись на плечо Манко. И с наслаждением знать, что сейчас он едет отдыхать. Наконец чувствует себя приятно уставшим и даже несколько сонным. Начальник охраны аккуратно поддерживает рукой шатающееся тело. Сейчас такой заботливый и нежный. На контрасте с его грубостью и вульгарностью противно. Но Главнокомандующий со злостью признаёт — он любит Манко больше всех на свете. За его навязчивую заботу, за грубое обращение. Потому что тот знает, как угодить командиру. Может заставить того действительно получить удовольствие и в конце концов расслабиться. Пусть и довольно специфично и травматично. Но действенно.