где-то сердце горит

1. — Первый раз в городе? — усмехнулся Ахиллес, наблюдая за Радунхагейду, широко раскрытыми глазами взирающим на непривычно высокие дома из камня, на странно одетых прохожих, на огромный и непонятный мир, раскинувшийся за пределами деревни ганьягэха. — Он тебе ещё успеет надоесть, уж поверь старику. Радунхагейду не ответил, продолжая глазеть. По большому счету, всё, что говорил наставник сейчас, он слушал вполуха. Уж слишком много было новых ощущений, запахов, цветов, звуков, и хотелось окунуться в них поглубже, впитать всей кожей. Конечно, взрослые не раз говорили, что в городах белых многие относятся к коренному населению недоброжелательно, и вообще соваться без особой надобности туда не следует. А надобность таковая имелась — нужно было закупиться кучей вещей для ремонта особняка. Денег у Ахиллеса по понятным причинам было немного, и Радунхагейду надеялся выручить недостающее количество, продав шкуры и оленьи рога, недавно добытые на охоте. Новое имя ему тоже нравилось, оно перекатывалось по языку округлыми шершавыми камешками звуков чужого языка, которому его научила мать, пока была жива. Коннор. Надо научиться называть себя так и в мыслях тоже, чтобы не оговориться при чужих. Коннор терпеливо дождался, пока Ахиллес закончит торговаться насчёт материалов, и подхватил покупки, едва устояв на ногах. — Главное, донеси до повозки, — подбодрил его наставник. Разложив доски и прочие нужные предметы как можно более аккуратно, Коннор услышал гул людских голосов. Неподалёку собралась внушительная толпа народа, воинственно что-то выкрикивавшая. — Людей беспокоят возросшие налоги, — тихо пояснил Ахиллес. — А королевские солдаты пытаются объяснить, что так и надо. — Грабители! — потрясла кулаком стоящая рядом женщина. — Если вы сейчас не разойдетесь, я прикажу открыть огонь! — предупредил капитан, стоящий на ступеньках. — Как ты понимаешь, беспорядки не происходят сами собой, — Ахиллес тронул мальчика за плечо, призывая обратить внимание на кого-то в толпе. Коннор прищурился и увидел группу людей, стоящую особняком от остальной части толпы. В самом её центре был человек в синем, о чём-то шепчущийся с одним из тех, кто подначивал людей на бунт. — Отец… — пробормотал Коннор. Хэйтем был точь-в-точь как на портрете, только волосы сменили цвет с воронова крыла на лунное серебро. Индеец сделал было неуверенный шаг вперёд, понятия не имея, что собирается сделать, однако Ахиллес остановил его и приказал следовать за помощником магистра тамплиеров, скрывшимся в переулке. — Но… — Коннор почему-то отчаянно цеплялся взглядом за отца, одновременно бывшим так близко и так далеко. Ему казалось, что если уйдёт сейчас, то больше никогда его не увидит. — Никаких но, бегом! — получив мотивирующий тычок в спину, индеец нехотя рванул за стремительно удаляющейся целью. Не было времени размышлять над тем, что задумал тамплиер, голова опустела, вся концентрация ушла на то, чтобы догнать его и с хрустом опустить томагавк на его затылок. Ясное дело, это не было первым убийством Коннора, и всё равно волна тошноты на мгновение его накрыла. Внезапно на крыше напротив Коннор заметил Чарльза Ли, того самого ублюдка, которого он поклялся найти во что бы то ни стало. Ли гаденько улыбнулся, подняв пистолет в воздух, и выстрелил. Коннор моргнул. Ли исчез. Он медленно опустил взгляд и столкнулся со взглядом стальных глаз отца. Секунда контакта длилась бесконечно долго, Коннор чувствовал, как сердце судорожно колотится о грудную клетку. Хэйтем знает, что видит именно его, не может не знать. Поток времени снова продолжил движение. Хэйтем указал британским солдатам на цель, ничуть не изменившись в лице. Коннор бросился бежать, уворачиваясь от пуль, и он не мог определиться, трудно ли ему дышать из-за погони или из-за того, что в первую встречу с отцом тот фактически приказал его убить. Ну, другого ожидать было бы глупо. Он же тамплиер, так? 2. Ахиллес убьёт его, если узнает. Или, по крайней мере, как следует отделает своей палкой, и нельзя сказать, что незаслуженно. Коннор прекрасно понимал, что вылазка, на которую он решился, крайне безрассудная и глупая. И всё же он не мог устоять, будто что-то позвало, потянуло в Бостон в злосчастный трактир. Индеец с трудом преодолел стражников на входе в город, потому что смешаться с толпой не вышло — из-за очередного заговора против короны досматривали более тщательно. Пришлось обходить, лезть через забор, прятаться в сене (ясное дело, Коннора заметили, как он ни пытался незаметно прокрасться мимо патруля). В городе проблем не уменьшилось, скорее, наоборот. Враждебными были не только солдаты, но и местные жители, из-за холодной зимы и голода озлобленные на весь мир. Натянув капюшон пониже, Коннор торопливо петлял по переулкам, оглядываясь и прислушиваясь. Пар вырывался изо рта, снег хрустел под ногами и рвался колючей крупкой в лицо. Конец января выдался крайне суровым. Солнце, казалось, не всходило, постоянно скрытое плотными серыми тучами, и ночь поглотила город после короткого светлого перерыва. Увидев нужную вывеску, Коннор нервно сглотнул. Ясное дело, соваться в трактир через главный вход не следовало, к тому же, Коннор знал, какую именно комнату всегда занимает отец. Обойдя здание по кругу и отыскав то самое окно на втором этаже, парень огляделся, убедившись в отсутствии свидетелей, и принялся карабкаться по выступам в кирпичной стене. Вроде бы, получилось сделать это достаточно тихо. Осталось самое сложное — проникнуть внутрь. Открыть окно труда не составило бы — пару ловких движений скрытым клинком, и дело в шляпе, вот только не прирежет ли Хэйтем незваного гостя? — Была не была, — пробормотал Коннор. В комнате было темно, возможно, магистр тамплиеров ушёл строить очередные козни, тогда можно будет просто поискать что-нибудь интересное. С этой мыслью Коннор пролез внутрь и спрыгнул на пол так тихо, как только мог. И тут он ощутил холод лезвия у горла. — Опрометчиво было вломиться в чужой номер, не убедившись, что владелец точно отлучился, — насмешливо раздалось из темноты. Коннор открыл было рот, собираясь выдать какой-нибудь достойный ответ, но полетел на пол, и ему в спину упёрся чужой сапог. Чиркнуло огниво, комнату осветил слабый свет свечи. — Так-так, кто тут нас? Неужели ассасин? — тут Коннор улучил момент и вывернулся из-под ноги тамплиера, откатился на другой конец номера и вскочил на ноги. — Сними капюшон, будь паинькой. Мне интересно, кого сейчас набирают в ученики в братстве. Почему-то Коннор подчинился. — Кажется, я тебя где-то видел, — хмыкнул Хэйтем, убирая саблю в ножны. — На крыше, в семидесятом, — буркнул Коннор. — Ах да, припоминаю. Ничего личного, парень, нужно было на кого-то отвлечь внимание, — Хэйтем развёл руками, а затем прищурился. — Как ты нашёл меня, а главное, зачем? — Каждая собака знает, что тамплиеры облюбовали Зелёный Дракон, — Коннор скрестил руки на груди. — А искал я тебя, потому что ты мой отец. Хотел посмотреть поближе. — Погоди-ка… — Кенуэй окинул юного ассасина внимательным взглядом. — Значит, мне не почудилось. Ты… Похож на Дзио. Надо же. Она скрыла от меня беременность, — он разочарованно цокнул языком. — Как она, кстати? — Мертва. Из-за твоего дружка Ли, — процедил Коннор, чувствуя, как радость от встречи затмевает злость. — По твоему приказу! — Неправда! — Хэйтем покачал головой. — Я бы ни за что не приказал сделать подобного, напротив, я пытался защитить её поселение… — Плохо пытался. Из-за пожара нам пришлось перебраться в другое место, — индеец поджал губы. — И вообще, почему ты не пытаешься убить меня? — А почему я должен? — приподнял бровь Хэйтем. — Ну… Ты тамплиер, — озадаченно ответил Коннор. — Больше слушай своего ассасинского наставника, — фыркнул магистр. — Я не убиваю детей. И не ем, уж поверь. — Я не ребёнок! — взвился Коннор. — Мне шестнадцать! — Ты ребёнок. Мой ребёнок, — еле заметно улыбнулся Хэйтем, нависнув над ним. — А теперь брысь, пока кто-нибудь не увидел нас вместе. Коннор торопливо ретировался всё в то же окно и нырнул в метель с гулко колотящимся сердцем. Хэйтем признал его, не стал задерживать, не сдал остальным тамплиерам, и его последние слова ещё долго аукались Коннору, даже во время нагоняя от Ахиллеса, который не мог понять, почему негодный мальчишка улыбается вместо того, чтобы покорно склонить голову и выслушать заслуженные нотации. 3. Хэйтем был одним из немногих белых, кто не боялся соваться в чащу леса. И, как ни забавно, его не трогали даже самые враждебные племена. Видимо, он был настолько хорош в дипломатии, что сумел бы договориться и с самим дьяволом. Стыдно признаться, но и Коннор не избежал его обаяния. Ассасин исправно сокращал количество тамплиеров, однако нарочито игнорировал существование их магистра, не уставая придумывать различные отмазки, нечто вроде «сейчас перед нами стоят другие задачи» или «он может быть полезен». Вскоре возрождающееся братство ассасинов уяснило, что трогать Хэйтема Кенуэя нельзя, если не хочешь расстроить Коннора (а это было опасно для жизни с учётом его габаритов и буйного нрава). Они надеялись, что их молодой предводитель знает, что делает. Коннор стремился прийти на помощь каждому, кто в этом нуждался, сам оставаясь при этом в подвешенном положении. Его соратники ошибались: он не знал, как решить проблему с магистром тамплиеров. И сейчас, сидя на развилке веток в середине кроны дерева, он пытался предпринять очередную попытку. Хэйтем должен был скоро появиться, если верить донесениям от агентов в Нью-Йорке. Услышав отдалённый стук копыт, индеец замер. О да, знакомая фигура в плаще и треуголке, как же иначе. Дождавшись, пока цель приблизится, Коннор сиганул вниз и снёс тамплиера с лошади. — Какого чёрта?! — лежащий в дорожной пыли Хэйтем был крайне зол на подобное неуважительное отношение к собственной персоне. Потому Коннор получил тычок в бок, и старший Кенуэй уже через мгновение был на ногах, обнажив саблю. — Какое тёплое приветствие после долгой разлуки, дорогой сын. — Мы всё ещё враги, — проворчал ассасин, перехватывая томагавк поудобнее. — Я заметил, — ехидно улыбнулся Хэйтем и сделал выпад, который Коннор отбил не без труда. — Ты так жаждешь убить меня, что сражаешься вполсилы и позволяешь сбежать, хотя мог бы спокойно взять в плен. — Это совпадение, — Коннор рванулся вперёд, раздался стальной лязг оружия, и они снова разошлись. — Не лги, — Хэйтем снова оказался рядом, сбил с толку несколькими скользящими ударами и отправил в нокаут ударом под дых. — Ты вырос, но так ничему и научился. — То, что я тебе поддаюсь, не значит, что я ничего не умею, — парировал Коннор и утянул отца на землю. Некоторое время они молча боролись, отбросив клинки, и перепалка завершилась тем, что индеец уселся на противнике сверху, зафиксировав его запястья. — Ахиллес говорит, что я должен тебя убить, несмотря ни на что. — А ты, как обычно, не согласен? — Хэйтем хмыкнул. — Угу. Я… Не смогу, — Коннор слез с него в траву и вздохнул. — Интересно знать, почему, — старший Кенуэй приподнялся на локтях, внимательно глядя на младшего. — Ты стал важнее, чем кредо, — отозвался ассасин, избегая прямого зрительного контакта. — Важнее, чем эта проклятая война, важнее, чем Вашингтон, важнее, чем… Вообще всё. — Что? — удивлённо протянул Хэйтем, ожидавший чего угодно, но только не этого. — Я не собираюсь менять сторону, даже не заикайся про это, — рыкнул Коннор, чувствуя себя неуютно из-за того, что так разоткровенничался перед тамплиером. — Просто знай, что не умрёшь от моей руки. Но это касается только тебя, понял? Ли умрёт, и мне плевать, насколько он полезен ордену. — Хорошо, хорошо, — торопливо согласился Хэйтем, чтобы не упустить нервное, открытое состояние сына. Ясное дело, навязчивая идея Коннора об убийстве Ли доставит множество проблем, но размышления об этом стоит отложить на потом, сейчас же Коннор сидит рядом, злой от своей беспомощности перед судьбой, перед обязательствами и перед собственным сердцем. Нельзя предать его, нельзя отпустить. Хэйтем осторожно положил руку на плечо Коннора, зная, что он не любит излишних прикосновений. — Знаешь, — сказал он. — Я бы тоже не смог тебя убить. — Странное признание в любви, отец, — улыбнулся Коннор уголками губ. 4. Хэйтем сидел за столом, просматривая чужие письма и приказы и пытаясь выцепить хоть что-то полезное. Перевес в войне получил Вашингтон, и нужно было подстроиться под изменившиеся обстоятельства. Спина ныла от того, что Хэйтем долго просидел в одной позе. Стояла весенняя, всё ещё холодная, но полная надежд и перемен ночь. Внезапно порыв ветра всколыхнул огонёк свечи, едва не погасив. Магистр тамплиеров усмехнулся про себя, когда услышал тихие осторожные шаги. — Ты специально оставил окно открытым? — в темноте комнаты белым пятном вспыхнул ассасинский костюм Коннора. — Возможно, — уклончиво ответил Хэйтем, продолжая делать вид, что очень занят. — Зачем пожаловал? — Хотел позвать тебя на одну вылазку к островам, — сообщил Коннор, нависнув над отцом. — Показалось, заинтересует. И бросил ему на стол потрепанную записную книжку. — Посмотрим, — старший Кенуэй лениво пролистал страницы, наискосок пробегая взглядом по неровным строчкам. — А вообще я соскучился, — как бы между делом сказал Коннор, ненавязчиво принявшись разминать затекшие плечи Хэйтема. — И не ошибся, решив, что ты, как обычно, просидишь допоздна со своими дурацкими отчётами. — Кто-то же должен ими заниматься, — Хэйтем прижмурился, чувствуя, как расслабляются натруженные мышцы. — Соскучился? Я не ослышался? — Представь себе, — горячее дыхание индейца осело на щеке Хэйтема. — Что ж, взаимно, — он притянул Коннора к себе за капюшон и поцеловал, проигнорировав возмущенное мычание. — Сам напросился. Раскрасневшийся Коннор засопел, выражая неодобрение подобной резкой смене настроения. — Прости, забываю, что ты не любишь торопиться, — Хэйтем состроил гримасу сожаления. — Я, конечно же, могу прекратить… — Нет, — Коннор подошёл вплотную, в знак примирения сняв портупею с ножнами и колчан для лука. — Продолжай… Пожалуйста. Ясное дело, Хэйтем не мог ему отказать. В конце концов, если мальчик пришёл сам, ещё и просит ласки, так почему не дать её? Недели разлуки тянулись ужасно долго. У них обоих было полно дел — Американская революция шла полным ходом. Плюс вражда между орденом тамплиеров и братством ассасинов никуда не делась. Хэйтему частенько приходилось напоминать самому себе, что Коннор вырезал половину его соратников. И всё же… Вот он, стоит обнажённый, лунный свет очерчивает острые лопатки и мышцы красивой спины. Коннор продолжает доверять, несмотря ни на что, не тянется к ножу, оставленному неподалёку, не зыркает враждебно, ожидая подвоха. Хэйтем тоже раздевается, не желая упустить ни дюйма смуглой кожи, горящей под пальцами. Во время близости Коннор чуть более податлив, чем обычно, но целиком не теряет привычного упрямства, и это заводит ещё сильнее. Расположившись на узкой трактирной койке настолько удобно, насколько это возможно, они обмениваются взглядами — превосходство и восхищение со стороны Хэйтема, потаенное желание и наглость со стороны Коннора. Коннор седлает отца, нарочито не торопится, ерзает, заставляя его коротко выругаться. Потом, добившись нужного эффекта, медленно опускается на член Хэйтема, привыкая. Глаза прикрыты, нижняя губа прикушена, ладони упираются в грудь тамплиера. Хэйтем едва контролирует себя, видя Коннора таким — распаленным, неловким, возбуждённым. — Давай же, Коннор, — слегка усилив хватку на мощных бёдрах, Хэйтем напоминает о себе, и ассасин начинает двигаться. — Умница. От отцовской похвалы Коннору сводит низ живота, и он насаживается особенно глубоко, не сумев сдержать стон. — Надеюсь, чертов Чарльз Ли не стоит сейчас у твоей двери и не греет уши, — хрипло замечает Коннор. — Боже, Коннор, можешь хотя бы сейчас не говорить о нём? — Хэйтем едва сдерживает смешок. — Не беспокойся, он не должен вернуться в ближайшее время. — Я всё равно убью его, когда ты отвернешься, — обещает индеец и сдавленно выдыхает, когда Хэйтем обхватывает ладонью его член. — Какое упорство, — елейно произносит тамплиер, ведя рукой вверх и затем вниз. — Его бы на полезные дела направить. Не думал об этом, сынок? Коннор практически всхлипывает, пытаясь совладать с собственным телом, которое сдаёт под умелыми ласками отца. — Ты жульничаешь, — ассасин хмурится, но по-настоящему разозлиться не получается, когда Хэйтем так близко, когда его член ощущается приятной тяжестью где-то внутри, а его руки так умело находят нужные точки, чтобы довести до настоящего исступления. И не нужно особенно быстрого темпа, чтобы кончить — Хэйтем слишком хорошо изучил Коннора и знает, что ему необходимо. Коннору не хочется отстраняться, не хочется терять тепло и запах Хэйтема, окутывающие его сплошным облаком, но тут раздаётся стук в дверь. — Хэйтем, ты спишь? — Ты говорил, что он не скоро вернётся! — индеец уже на ногах, торопливо натягивает штаны и нацепляет снаряжение. — Он и должен был, — шёпотом отвечает ему Хэйтем и повышает голос, уже обращаясь к Ли. — Погоди немного, я не одет. Коннор стоит у окна, напряжённый, как натянутая струна. — Приходи завтра на причал, — он щурится, пытаясь понять, что думает отец. — Придёшь? — Приду, — кивает Хэйтем. — Ну всё, беги, а то он сейчас вынесет дверь. — Я буду ждать, — Коннор целует его напоследок, жадно, смазанно, и юркой тенью ускользает на улицу. Хэйтем на скорую руку завязывает волосы в хвост, поправляет рубашку и наконец открывает Ли, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. — Ты один? — Чарльз подозрительно оглядывает комнату. — Конечно, — с невинным лицом отвечает Хэйтем. Поцелуй сына всё ещё горит на его губах. — Забыл сказать, завтра я ухожу на корабле на восток. Есть важное дело. — Кто капитан? — интересуется Ли. — Ты его не знаешь. Он… Не из наших, — туманно сообщает старший Кенуэй. Ли смотрит недоверчиво, но Хэйтему плевать, он давно уже всё для себя решил, и отнюдь не в пользу опротивевших до скрежета зубовного братьев по ордену.