Давай построим новый Вавилон?

Всегда было тяжело принимать друг друга, но они каждый раз пытались. Каждый раз делали шаги, даже если в предыдущий раз привычно сваливались в очередную бездну. Они были готовы карабкаться из неё столько раз, сколько нужно. Не взирая на боль, несмотря на толщу тумана, независимо от того, как сильно один кольнет другого. Ради чего? Ради себя, даже не ради друг друга. В этих отношениях каждый стал собой, каждый смог открыться и открыть свое сердце для другого. Их личный огонь не погас, нет. Любовь была, и она все ещё являлась частью их сердец. Просто сейчас то самое светлое покрылось пеленой недопонимания, обиды и слез. Они молча сели в машину. Этот чёртов день закончился, и они остались наедине с поздним вечером, темнота которого перебивалась редкими фонарными столбами. Сейчас очень хотелось поговорить и обсудить то, что заставляло их сердца болезненно кровоточить. Но прервать тишину тяжёлым, словно молот, разговором, никто так и не решился. Хенджин вырулил на шоссе и поехал в своём направлении. Ему не нужно согласовывать пункт назначения с пассажиром: он чётко знал, что сейчас тому нет дела ни до чего. Сейчас сильно ныло в области груди и это было основной проблемой. *2 часа назад* Днём все было относительно нормально, сильного шторма не наблюдалось, но иногда волны били о прибрежные скалы с особым рвением. Именно так ощущалось это время. - Почему ты просто не можешь меня выслушать? - Ты действительно считаешь, что, сказав эти слова, ты каким-то образом сделаешь лучше? Да? Или тебе нравится издеваться? - Но я не издеваюсь. Почему я не могу сказать свое мнение? Я должен молчать и делать вид, что ты в порядке, Хенджин? Я не имею права тебе помочь? - Да кому нужна эта помощь? Я не хочу ничего слышать. Мне надоело слышать от тебя подобные вещи? Помощь? Брось, дорогой, это вовсе не помощь. - Гм, - нахмурился Ким. - Ты не позволяешь мне быть рядом с тобой. Всё, что я хочу - помочь тебе. Но я, вероятно, слишком глуп или не достоин выступать в качестве поддержки, да? Так получается? Или в наших отношениях теперь не принято поддерживать? - Не нагнетай и не перегибай. - Перегибаю? Я? Серьёзно? Я каждый раз будто бьюсь об стену. Тебе не нравится, если я рядом. Тебе не нравится, если я молчу. Тебя не устраивает, если я пытаюсь помочь тебе действиями и словом. Так что мне можно делать? Что я должен делать, Хендж? - Ты постоянно мне это говоришь. Я не прошу тебя лезть туда, куда не нужно. - То есть быть с тобой и поддерживать тебя - то место, в которое я не должен лезть? А что тогда? Зачем я вообще тебе нужен? - Мне не нужна поддержка. - Тогда что? Что тебе нужно? Может, мне жить спокойно, видя как ты потухаешь на глазах из-за всего происходящего? – Ким закипал, - Мне игнорировать факт того, что твои родители в очередной раз втаптывают тебя в грязь? – говорить спокойно не выходит, голос дрожит, он и сам чувствует, что на грани, - Или я должен забить на все твои проблемы на работе? Не должен помогать? - Не должен. Мне это не нужно, - наигранно, но достоверно произнёс Хван. - Так что же, твою мать, тебе нужно? – в горле неприятно першило, до безысходности – 5 секунд, осталось досчитать. - Ничего, - сухо произнёс Хенджин. Всё это время они не теряли зрительного контакта. Сынмин был на пределе и сейчас перед ним стоял выбор: продолжить биться в закрытую дверь с вероятностью услышать то, что нанесёт ещё больше увечий, или уйти. Хлопок двери поставил точку в этом дохлом диалоге. Было невыносимо проходить через это каждый раз. Они потеряли эту нить. Они не могли до конца осмыслить, почему это происходит, а их разговоры не приносили никаких результатов. Каждый диалог ощущался словно громкий крик в пустоту как для одного, так и для другого. Слова лишь оболочка мысли, нечто невесомое. Но именно они душили, били больнее кулаков, будто разрывая все ткани изнутри. Сынмин вихрем влетел в другую комнату и, закрыв дверь, скатился вниз по стене. Он больше не мог. Он не мог это слушать, он не мог это чувствовать, он не мог быть здесь сейчас, ему было дурно. Хотелось сбежать. Выкинуть телефон и отправиться куда-нибудь прочь, желательно на долгое время. Хотелось сбежать, но он знал, что физическое расстояние никак его не спасёт. Тут либо разрушить все окончательно, либо реконструировать оставшееся. Сейчас очень хотелось биться в истерике: обрушить стеллаж с семейными фото, сорвать шторы, скинуть все со стола, разбить каждую хрупкую вещь здесь также, как разбивается он. Но сил крушить не осталось и все, что он мог делать - сидя на коленях как можно сильнее оттягивать себе волосы и тихо плакать, кусая собственный кулак. Внутри все болело, жгло. Было невыносимо это терпеть. Словно тысячу ножей проткнули…Нет, не сердце. Душу. Ему обязательно станет легче. Когда- нибудь. В это же время Хван продолжил стоять на том же месте. Он не мог пошевелиться, словно его тело сковали тысяча цепей. Трещины внутри груди болезненно ныли. Эта тупая боль ощущалась сильнее любой другой, которую когда-либо испытывал Хенджин. Терпеть такие ощущения было непосильно. Происходящее сводило с ума. Ему казалось, что этот ком ссор и обид лишь растёт с каждым днем, и они оба теряются в неизвестности. Казалось, они долго шли к своему счастью, но каждый раз натыкались на тупик. А сейчас даже земля уходит из-под ног, бросая их на самое дно. Сегодня они снова оказались в тупике, только почему-то в это мгновение воздух особенно выбивается из груди. Так больше нельзя. Хенджин рывком отправляет в стену свою любимую кружку, стоявшую на столе. Наблюдая за собой словно со стороны, видя все эти осколки, он надеется, что точно также сегодня не разбил окончательно своего человека. За час до того, как они, предположительно, навсегда уехали из этого места, их чувства вновь были опущены в толщу вод самого холодного океана. Сынмин вышел на крики, доносящиеся с первого этажа. - Ты так и будешь играть в придурка? - Дорогой....ты... - Молчи! - крикнул Хван старший на свою жену. - Нет, какого черта?! Ты, хренов идиот, не способен ни на что. На тебя были возложены надежды , а ты...- уже обращаясь к своему сыну, юрко жестикулируя, произнёс мужчина. - Хм, - уголки губ окончательно пали. - Я же не могила, чтобы на меня что-то возлагать. Хотя, секреты хранить я умею. - Смешно? Это твой суженый на тебя так влияет, да? Ты стал таким клоуном. Таким же, как и твой благоверный. Сынмин не мог спокойно это слушать. В такие моменты он стойко игнорировал любые слова в свой адрес, пытался не вмешиваться, но сейчас...Сейчас он осознавал, что ни у него, ни у Хенджина сил играть роль груши для битья не было. Хотелось уйти. Он понимал, что сейчас это решение являлось верным. Однако, он не мог позволить себе покинуть особняк без своего самого близкого человека. "Огонь не может убить дракона", а значит можно смело идти в пекло. И ким пошёл. - Не переживайте, наш цирк не даёт бесплатных шоу, он престижный, так что мы на этом ещё и зарабатываем, - наигранно и противно-приторно улыбнулся Сынмин. - Ты вообще не имеешь права лезть в чужие разговоры, щенок! - Я не имею права разговаривать в целом, знаю, - Мин устало взглянул сначала на Хенджина, затем перевел взгляд на его отца и будто вцепился - пора заканчивать. - Гав! Все трое вскинули брови в удивлении. Сынмин продолжал выдавливать из себя счастливую улыбку, для которой награда "золотая малина" была бы комплиментом. Родители Хвана непонимающе смотрели на обоих, а в их глазах читалось столько, что становилось смешно. Хенджин же сразу понял, что если Мин выкинул такое, нужно скорее спасаться от возможных дальнейших ситуаций: Ким больше не в силах держать себя в рамках, он устал, а значит скажет абсолютно всё, лишь бы закончить эти перепалки. - Нам пора. Спасибо за гостеприимство, - словно робот произнёс младший Хван. Сейчас удар нужно взять на себя. - Сбегаете? Может, Вам дурку вызвать, красавцы ? - отец был весь красный, его переполняла злость и он сорвался со всех возможных тормозов. - Превратились непонятно во что. А ты, - почти ткнул пальцем в грудь Сынмина, - самое мерзкое, что случалось с моим сыном. Вы оба - отвратительны.... - Дорогой, что же ты...Нет....- плача подала голос мать. - Не смей даже защищать их! Я принял ваше гейство, черт с вами. Но вы полностью рушите мою компанию! Вы все разваливаете! Так сложно, черт вас побери, делать то, что я хочу. Вас, будь вы неладны, просят делать простые вещи, а вы и на это не способны! Да вы... - Мы пойдём. - Хенджин уже не смотрел на отца, его лицо было таким уставшим, он молча взял разочарованного Кима за руку и направился за вещами на второй этаж. Спустя секунды он остановился – последнее слово в этот раз будет за ним. - Я выбрал себя. Выбрал учиться там, где хочу. Работать тем, кем хочу. Выбрал жить так, как хочу я! - сегодня улыбки носят исключительно подтекст печали. - Деньги, безусловно, важны. Но знаешь, отец, до этого момента я верил в то, что у нас получится. Я верил, что мы сможем наладить общение. Но все, что мы с Мином получаем здесь, не приносит в нашу жизнь ничего, кроме разочарования. Я вижу, ты зол. Я тоже, если честно. Но я больше не могу, а поэтому ухожу. Ты больше можешь не принимать "наше гейство", можешь не возлагать на меня надежды, не терпеть этот цирк. - Хенджин крепче сжал руку Кима. - Но я больше и не жду от тебя принятия. Мои достижения никогда не будут для тебя чем-то, за что можно испытывать гордость. Но я сам знаю, что правильно, а что нет. Ты говорил, что я мальчишка? Принимаю верное взрослое решение, ты смотришь? - и пара уходит, оставляя родителей где-то позади. Отец Хвана хотел было что-то ответить, потому что он и так выслушал эти наглые высказывания не перебивая, но его остановили. - Даже не думай сказать что-то ещё. Просто молчи, слышишь? Молчи! - женщина не в силах сдерживать себя. Её материнское сердце разрывалось, она не могла простить себе очередную капитуляцию с места такого типичного для из семьи сражения между отцом и сыном. Она снова винит себя в этом. Она снова, одна, винит себя. *сейчас* Атмосфера в машине была удушающей. Чтобы хоть как-то сгладить углы, крепко держа руль одной рукой, Хенджин включил радио. Он взглядом вгрызался в дорогу, лишь бы не посмотреть в сторону - тогда он не сможет больше контролировать себя. Парень знает, что, увидев человека рядом, оставшийся рассудок его покинет и он обязательно нарушит молчание. Ещё немного и они доедут до дома, а там нужно будет всё обсудить. Сейчас старший как никогда грызёт себя изнутри. Услышав заигравшую песню, оба усмехнулись - Atlantis - Seafret. Саундтрек подобран идеально. Все это время в пути Сынмин даже не пытался остановить рой мыслей в своей голове. Было одновременно тяжело и пусто. Сил сейчас хватало лишь на то, чтобы уткнуться виском в стекло и смотреть на редкие дорожные фонари. Он держался из последних сил, чтобы окончательно не перейти на сторону безнадёжности. И вот эта песня, словно болючий укол. Слезы сами собой рисовали незамысловатые дорожки на его щеках. Он не контролировал уже ничего и просто тихо плакал. Всё не так. Больше не хотелось ждать. "Стоп. Стоп. Стоп" - рябью горело перед глазами Хвана. Он свернул на придорожную парковку, остановился и вышел из машины. Открывая дверь для Сынмина, он всматривался в его лицо, которое не отражало абсолютно ничего. Оно лишь показало оставшиеся следы слез. Ким вышел из машины, прислонившись к закрытой двери, и смотрел прямо в глаза напротив. Этот взгляд рассказал Хвану обо всем, что испытывал младший: много-много боли, отчаяние, щепотка разочарования и перманентная усталость...и надежда? - Думаю, я привёл нас совсем не туда, куда бы следовало. Я сделал тебе больно. Мин, я...Мне...- под конец слова особенно путались и терялись. - Мы. - М? - непонимающе промычал Хван. - Ты опять, Хенджин. Мы пришли не туда. Мы сделали больно друг другу, - опустил взгляд Ким. - Думаю, ты тоже чувствуешь тоже, что и я. Я не хочу больше бороться, Хендж. Я так устал, - поднимая взгляд произносит Сынмин. Слезы снова предательски проявили себя. - Подожди, Минни, не бороться...Наша любовь, она... - Я устал бороться. Каждый раз я чувствую, как разбиваюсь вновь и вновь. Так больше не может продолжаться. Не у нас. - Ты...Подожди. Ты хочешь...- ком в горле не позволял вымолвить и слова. - Ты хочешь, чтобы мы...Я не понимаю, я.. – Хван не мог продолжить говорить, стало резко не хватать воздуха. Около минуты они стояли рядом, но так далеко. Взгляд глаза в глаза. Посмотри на них кто со стороны, можно было бы сказать, что они безмолвно разговаривают. А может, так и было. Глаза - зеркало души. Каждый был открыт друг для друга, никто не хотел скрывать хотя бы крупинку. Всё честно. - Наши стычки, они делают только хуже. Мы делаем лишь больно друг другу, - прервал тишину, но не молчание, Мин. - Я не хочу бороться. Но я хочу быть рядом с тобой. Я хочу испытывать счастье, твою любовь. Я хочу дарить свою любовь тебе. Но я настолько устал...Я не могу больше чувствовать это. - Я понимаю. Боже, слышишь?! Я понимаю. И я не хочу, я абсолютно не хочу делать тебе больно, - как на духу тараторит старший и быстро осекается. - Нам. Я не хочу делать больно нам. Я просто хочу...Я думаю, что мы можем быть рядом. Я знаю, что быть рядом с тобой - самое правильное, что могло со мной случиться. Тяжесть на душе и в мыслях потребовали паузу. Они снова переключаются на беззвучный диалог. Сейчас важно говорить то, что чувствуешь. Единственное правило: нужно хорошо обдумывать каждое слово, уж слишком болезненно бьёт этот набор звуков по сердцу. Такой костяной фарфор, как их души, разбить легче лёгкого. Успокаивает лишь то, что они никогда не искали лёгких путей. - Нам, - шмыгает носом Ким: он никогда столько не плакал, - Нам нужно все обсудить. Только не так, как раньше. Мы выбрали какой-то особо дурацкий способ, - оба кивнули то ли сами себе, то ли друг другу. - Мы слишком пустили все на самотёк. Каждый наш разговор похож на потрошение. Нам стоит перестать играть против друг друга...Наверно, - менее уверенно произносит, - Наверно, так. - Я чувствую, что сейчас я должен извиниться. Нет, подожди, пожалуйста, - Хенджин видел, что Ким хотел возразить, но не скажи он это сейчас, он не скажет это никогда. Сейчас - самое правильное время. - Я поступал ужасно. Я вырывал нам яму, я отталкивал тебя от себя. Я столько раз делал ровно противоположное тому, чего мне действительно хотелось. Всё, что происходило до этого момента, похоже на самоистязание. Изначально своими поступками я делал больно только себе, но я абсолютно пропустил момент, когда боль стала нашей, - старший отвёл взгляд в сторону, будто ища что-то давно потерянное в темноте. Он начал кусать губу, абсолютно её не жалея. Признаваться в чем-то подобном было тяжело. Но Хван озвучивал это признание в первую очередь для себя, а это представляла особую сложность. Он вернул свой взгляд в родные глаза. - Я не справился. Мне так хотелось быть кем-то большим. Я постоянно думал, что должен быть лучшим для себя, быть лучшим для тебя, быть лучшим для родителей. Но всё будто бы...Я начал лететь вниз и понял, что я далеко не тот, кем я хотел быть. Я не достиг ожидаемого успеха, с работы постоянно прихожу с абсолютно грустными новостями, попадаю в неприятности, а семейные обеды в кругу своей семьи невозможны, хоть и были важны. Я не смог и меня это сжирало. И я...В какой-то момент я решил, что я не заслужил всего, что у меня есть. Я не заслужил тебя, Мин. И я начал поступать так, как поступал. Я был холоден, а ты все равно был рядом. В какой-то момент времени я перестал понимать, что и зачем я делаю. Видя твоё состояние, ссорясь с тобой, я лишь больше себя ненавидел. Мне казалось, что пути назад нет. Прости меня, Мин, - и громкий выдох. Он сказал то, что грузом лежало у него на сердце. Хенджин понимал, что он сам стал причиной всего того, что он испытывал сейчас. От этой правды становилось только хуже. Он всегда отличался способностью к саморефлексии и мог с достоинством преодолеть любую минуту грусти или особый час печали. В этот раз, он, словно слепой котёнок, просто шёл в одном направлении, потеряв из вида остатки рациональности. Ему казалось, что этот процесс саморазрушения нельзя было остановить. Когда он понял, что сделал с их отношениями, стало особенно невыносимо быть собой. Получается, сам себя закрыл в клетке. Но сейчас он окончательно понял: из-за своих неуверенности и разочарованности он не готов отпускать человека, с которым действительно счастлив. Хенджин был готов на всё, лишь бы он оставался с ним рядом. - Почему не рассказывал, - на автомате спросил Сынмин, хотя он знал ответ. - Потому что признаться в этом себе казалось невозможным, а такие слова о себе тебе - непостижимыми, - в интонации прослеживался стыд. - Я бы лишь поддержал тебя в этой ситуации. Для меня ты самый лучший просто потому, что ты - это ты. Но я могу понять тебя. Думаю, все запуталось слишком сильно. Что мы будем делать? - Если ты хочешь и если позволишь, я буду рядом. Я хочу, чтобы ты был счастлив, но мне бы хотелось, чтобы ты был счастлив рядом со мной. Я готов на всё, если честно...Разговоры, действия, терапия, если понадобится. - Ух, эта твоя рациональность, - Сынмину захотелось чуть снизить привычное напряжение. - Не уверен, что хоть кто-то способен пробуждать во мне такую любовь, какую взращиваешь во мне ты. Я хочу быть с тобой и я хочу быть счастливым, - громкий выдох и новый вдох, - Зальем цементом трещины? - с улыбкой произнёс Ким, делая полушаг к партнёру. - Мы построим на руинах новый Вавилон, - такой же шаг делает Хенджин, со всей нежностью касаясь рукой щеки Сынмина. Мягкое соприкосновение лбом ко лбу, закрытые глаза. - Будет крепче и краше. Обоим потребовалось пару секунд, хотя ощущались они вечностью. Их личной, сладкой и тёплой вечностью. Наконец тишина перестала давить, она позволила отпустить все обиды и пообещала не терзать. Молчание сейчас было самым правильным. Здесь, на придорожном островке, были сказаны слова, которые, словно спасательный круг, вытащили из пучины двух самых близких людей. Слова обрели целебный эффект. И пусть впереди их ожидает большая работа, сейчас они смогли ухватиться за свои отношения, не позволили утратить свое "мы". Оба знают, что каждому придётся приложить немало усилий. Раны не заживают так быстро, а у них они чересчур глубокие - оба постарались. Но они исправно будут наносить мазь, проводить все необходимые процедуры. Можно быть уверенными: не останется ни одного рубца. Краткий поцелуй в губы, потому что оба вымотались, и они снова продолжают путь. На руинах будет построен новый Вавилон. Как бы сильно не болело, помните: настоящая любовь не сожжет заживо. Трудности есть и будут всегда, просто не стоит позволять себе же самостоятельно рыть яму. Если есть желание, всё можно преодолеть. Вы справитесь, если вам это действительно нужно.