Чокнутые

Поезда всегда уходят в темноту. Даже если скрываются на восходе, теряясь в ослепительном утреннем свете, почему-то твердо знаешь, что там, куда они идут, темно. И, может быть, где-то там, по ту сторону рыжего солнца, пассажиры выходят из вагонов, разминают затёкшие ноги и… Ему не удавалось додумать. Никогда. Возможно, потому что сам он ещё не ездил на поезде и не видел места, куда тот может привезти. Раз за разом, пересчитывая шпалы ещё неоконченной железной дороги, он чувствовал гудящий зов. Тихий, слышимый, возможно, только ему, пробегающий дрожью под кожей. Вперёд, вперёд. Туда, где рельсы обгоняют солнце и падают в темноту. Утром был дождь, но солнце уже выпарило всю влагу и теперь пьет людей. Их немного здесь: самые, как говорил Жан, чокнутые. Иногда быть – чувствовать себя – чокнутым оказывалось приятно, и сегодня почему-то особенно. Ветер гонит сухие травинки и пыль, мажет штанинами по коленям. Солнце пробивается через ресницы и жалит глаза. Нависшие над горизонтом тучи будят зевоту. Скучно, уныло. Жарко. А ему – хорошо. Хорошо вытирать пот со лба и щек, хорошо чувствовать тянущую боль в руках и спине. Хорошо осознавать, что они – те самые чокнутые – делают важное дело, и делают на совесть. Хорошо, что рядом – они. Полусонные, прибитые жарой, уставшие, но улыбающиеся. Конни, Саша и Жан. Эрен и Микаса. И он. Не отдельный, не особенный – часть большого целого, смеющегося, ругающегося, ищущего флягу с прохладной водой. – Нормально? Обычно этот вопрос задавал Эрен, но сегодня – на самом деле, не только сегодня – это Жан. Краснощёкий, тяжело дышащий, с налипшими на пот волосами. Наверное, он и сам выглядит не лучше. – Да. Другого ответа для Жана быть не может. Как бы ни были они близки, сколько бы ни пережили – нет. Может быть, Эрену, он бы сказал. Тому Эрену. Прежнему. Поэтому приходится улыбаться и возвращаться к работе. Здесь все свои, но как им сказать, что тогда, в голубом детстве, он твердо верил, что родители улетели на воздушном шаре в далёкую волшебную страну. И что если очень захотеть, очень-очень постараться, то можно полететь за ними и там жить долго-долго и очень счастливо. Быть самым послушным и самым добрым. Доедать кашу. Заправлять постель. Да что угодно, только бы туда, к ним! И сейчас, когда рельсы упираются в горизонт, а потом – он твердо знал – исчезают в темноте, можно пойти по шпалам и там, в удивительном незнакомом месте, наконец встретить тех, кто уехал раньше него. Дедушку. Родителей Эрена и Микасы. Ребят из отряда. И, может быть, маму с папой. Глупости, конечно. Но если верить в них, жить становится легче. Вот достроят они железную дорогу, поставят на рельсы новенький паровоз и сядут в последний вагон. Обязательно в последний. Потому что туда – в никуда, к родным – хочется до зуда, но торопить этот миг Армин не станет. Ни для кого. Особенно – для них, самых чокнутых.