⚣
Антон, не мигая, смотрит на экран телефона, на котором в тусклом свете можно различить две кудрявые макушки. Он прижимается губами к тонкой вытянутой шее, чужие губы растянуты в улыбке, а на ребре ладони, лежащей на его руке, выбито черным «shast's». Дата — двенадцатое июля. А если пролистать вниз чат, игнорируя другие картинки, куда более развратные и откровенные, потому что Гоша не мог ни дня прожить, не отправив ему очередной нюдс, то после двадцать девятого июля чат обрывается грубым «Данный пользователь ограничил круг лиц, которые могут отправлять ему сообщение». До этого — сухое объяснение, что надоело, приелось, что разлюбил и желает не тосковать. Как мило. Антон блокирует телефон и опрокидывает в себя остатки коньяка. Прошел почти месяц, а эмоции не утихли. И ведь он говорил себе — не влюбляйся, не увлекайся, не надейся ни на что, просто существуй в Теме, как и планировал изначально, зачем тебе отношения, зачем ставить все на кон. В итоге — остался в дураках, несите на погоны. Алкоголь делает только хуже, но зато можно говорить, что ему хреново не из-за разбитого сердца, а из-за спирта, и будет уже не так слащаво. В детстве доминантских замашек у него было маловато: чаще держался за мамину юбку, следовал за старшими товарищами, сам не лез в пекло и безумно боялся заговаривать первым. Поэтому в университете он пошел в юмористическую группу, чтобы расшевелиться, и там неожиданно обнаружил в себе лидерские качества. Он натренировал свою речь, начал отращивать щетину, сменил образ, приобрел глубокий хриплый баритон и начал ловить кайф от мимолётного чувства власти. Людям он нравится: высокий, кудрявый, с совершенно обезоруживающей улыбкой и внимательным взглядом. Очаровательный, уверенный в себе и целеустремлённый — от него тяжело оторвать взгляд. А Тема и полное погружение в нее помогло ему отодвинуть как можно дальше то, что он боялся показать остальным — зажатость и скованность. Когда ты доминант, то должен быть скалой, силой, властью, и Антон открыл в себе это, отказываясь от скромности, которая тоже не была ему чужда. И первое время во время сессий он скатывался в постоянный комфортинг, потому что боялся навредить, перегнуть палку, сделать больно, но после того, как ему пару раз твердо и уверенно сказали «Жёстче», все поменялось. И сейчас он чувствует себя совсем другим. Точнее чувствовал. Сейчас он чувствует себя разбитым. А всё его эмоции. Говорили же ему — не принимай близко к сердцу, просто будь тем, кто ты есть, и не привязывайся. Но он не мог спать с кем-то без чувств. А ещё не мог спать со всеми подряд. Упрямый, преданный и моногамный — звучит, как не самое хорошее сочетание для доминанта, но что есть. Наверное, он делает только хуже тем, что периодически читает старые переписки и пересматривает фотографии, но абстрагироваться от бывшего пока не получается. Иногда хочется найти себе кого-то, потому что тело просит, все существо буквально требует человека, чужое тепло, близость, но поганый орган в груди упрямо стучит в ритме имени предателя. — Возьми себя уже в руки, — бормочет сам себе Антон, крутя в руках бокал, и прикрывает глаза. Пора бы. Он скорее изведёт себя, просто истрепав в ноль нервы, если будет продолжать в том же духе. Судя по тому, что ему удалось выяснить из разных сетей, Гоша уже нашел себе нового доминанта и чувствует себя более чем комфортно. Так быстро. Так просто. Антон бы не отказался, чтобы и для него это было так легко. Но пока только через силу.⚣
Антон смотрит на яркую вывеску и не двигается с места уже пару минут точно. Готов ли он? Не будет ли потом себя корить? Не добавит ли этот поступок ещё больше проблем и метаний, а то ему и так с лихвой такого добра хватает? Но организм приходит в такую непригодность, доводя его буквально до панических атак и ночных кошмаров, что и дальше тянуть он не может. Вдох. Шаг. Толчок рукой. В зале света не так много, зато много лазерных вывесок и неоновых лент по периметру потолка и стен. Красиво, необычно, а вкупе с запахом электронок и кальянов получается та самая расслабляющая атмосфера, когда не хочется думать — хочется тонуть в моменте. Поэтому Антон заказывает себе коктейль, заняв удобное кресло сбоку от барной стойки, и осматривает комнату. Людей не так много, по крайней мере в его углу, но все одеты прямо парадно: откровенная одежда, сетка, кожа, латекс, полупрозрачная ткань — все это будоражит сильнее ударившего почти сразу в голову алкоголя. Антон внимательно изучает гостей, надеясь, что в какой-то момент ёкнет и он рискнёт. Подходить первым для него не в новинку — он научился перебарывать смущение и страх отказа, и это сказалось на его успехах — ему ни разу не отказывали. Он слегка оттягивает вниз край неоново-желтого джемпера и перекатывает во рту кончик розовой трубочки. Вероятно, со стороны он выглядит как хищник — затаился в тёмном углу и выискивает потенциальную жертву. От вида нескольких «мальчиков» в горле пересыхает — стройные, гибкие, изысканные в своей открытости. Стереотипные сабмиссивы, но далеко не всё так очевидно — он много раз встречал двухметровые груды мышц, которые стонали и выгибались ничуть не хуже, упиваясь своим естеством — жадные до подчинения и необходимости слушаться. Вообще, распознать, кто есть кто, не так сложно — большая часть предпочитает делать опознавательные тату. Чаще они банальные, вроде литеры «D» за ухом или ошейника на шее, на который сверху надевается настоящий с именем господина. Но бывают и более необычные обозначения. Разумеется, кто-то хочет сохранить свою сущность в тайне, тогда никаких тату. У Антона никаких визуальных атрибутов доминанта нет — он никогда не видел в этом потребности. В какой-то момент Антон ловит себя на мысли, что откровенно залипает на одном танцовщике, который так изгибается в огромном декоративном бокале, что в горле пересыхает. Так сказать, этот экземпляр хочется выпить до дна. Тело буквально требует его себе, про чувства и речи нет, но естество тянется, нуждается, и Антон облизывает губы, зачем-то оттягивая время. Убедиться? Проверить себя? Посмотреть, так сказать, всех? Просто все это слишком непривычно для него. Но стоит только Антону собраться с мыслями и подняться со своего места, как рядом оказывается кто-то, чуть не зацепив его плечом, и он на автомате садится обратно, подняв голову. Красивый — это первая и основная мысль. Темные волосы, уложенные небрежными прядями, несколько дневная щетина, черная рубашка, расстегнутая до середины груди, и штаны то ли из кожи, то ли из похожего материала. От него совершенно не пахнет алкоголем, зато чем-то дорогим и явно элитным — точно. Антон невольно принюхивается, пытаясь понять, кто перед ним, но пока для него очевидно только одно — ему абсолютно плевать на того паренька в бокале. Незнакомец молчит, изучая его не менее внимательно и откровенно, это почти неловко, по крайней мере, было бы так, если бы Антон не пялился в ответ. А он пялится, удерживая взгляд глубоких синих глаз. Кто ты, блять, такой? — Арсений, — словно услышав его мысли, мужчина протягивает ему руку. — Можно Арс. — Антон, — он слегка поворачивает его ладонь и касается ее губами, следя за реакцией. Тот усмехается и ногой пододвигает свободный стул ближе к себе. — Как тебя сюда занесло, le poussin⁰? Я бы тебя запомнил. — Захотелось чего-то нового, — в принципе, это сложно назвать ложью. — А ты здесь завсегдатай? — А я здесь habitué¹, верно. Двусмысленно. И Антон ловит себя на мысли, что ему нравится то, как Арсений использует в своей речи французский. Антон почти ничего не знает на этом языке, кроме общеизвестных банальностей, но фантазия почему-то добавляет в перспективную близость элементы французского — помимо поцелуя, конечно, — и внизу живота тяжелеет. Он пытается незаметно выцепить хотя бы малейший намек на сущность Арсения: тату, аксессуар, что угодно, но тот кристально чист — только цепкий взгляд и заинтересованный наклон головы. Довольно широкие плечи, выступающие вены на руках, несколько крупных колец, цепь между ключиц — Антон не может оторвать взгляда. — И как успехи? — нужно же поддерживать разговор. — Ну… Встречу с тобой можно считать успешной? Ах ты сука. Ладно, Антон готов к этому. — Смотря каким будет исход событий, верно? Арсений улыбается. Ярко и торжествующе, словно Антон ответил так, как ему хотелось. — Juste². Звучит… интересно. Антон не сильно вникает, что значит то или иное слово, но ему нравится смотреть на то, как мелькает язык между губ Арсения, когда он вкидывает очередное слово на французском. Есть в этом что-то возбуждающее. Интересно, на что ещё он способен этим языком? Антон четко понимает, что, как в песне, он знает пароль, он видит ориентир, ещё пара часов — и с Арсом один на один. Он усмехается своим мыслям и слабо дёргает головой, когда тот ставит перед ними по напитку. Поправляет челку, так как кудри лезут в лицо, и слегка дёргает нижний край бомбера, потому что сейчас ему жарко. — На брудершафт? — вдруг предлагает Арсений, и Антон застывает с бокалом в руках, немного не донеся его до губ. — Êtes-vous prêt à prendre le risque³? Антон так залипает, что ему секунд десять требуется, чтобы отлипнуть от его губ, и ещё раза в два больше, чтобы путем аналогии расшифровать сказанное. — Oui⁴, — и протягивает руку с бокалом. Синие глаза сверкают неоном, словно в них лампочки, когда их обладатель обводит его руку своей, делает пару глотков, не отводя с него пристально взора, а потом врезается в его губы своими. Сминает, тянет зубами нижнюю, толкается языком и чуть не разбивает бокал, когда ставит его на барную стойку, чтобы освободить руку и положить ее на колено Антона. Сжимает, ведёт выше, и из губ вырывается ошарашенный вздох, потому что такой яркой эмоции от незнакомого человека у него никогда не было. Антон ошарашенно и пьяно от кипящей крови смотрит на него, пялится на губы и снова тянет на себя, чтобы получить дозы. Мягко, сладко, маняще и неукротимо. Он почти стонет, ощущая чужую ладонь так близко от того места, где горит почти до боли, немного елозит и совершенно теряется от запаха, вкуса, всей атмосферы. Ему хорошо. Хорошо настолько, что складывать слова в предложения не получается, он не может даже выдавить из себя банальное «Поехали ко мне», потому что язык занят чужим языком, как бы прозаично это ни звучало. Поэтому — только взгляд исподлобья и надежда на то, чтобы этот помешанный на французском искуситель поймет. — У меня наверху комната, можем… — Да. Антон кидает пару банкнот на стойку, вскакивает и сам тянет Арсения за собой. Он не знает, куда идти, не знает, какой этаж, где лестница, есть ли лифт и нужно ли идти через зал или придется выходить из клуба, но сейчас ни о чем из перечисленного думать не хочется — хочется зажать Арсения у ближайшей свободной стены коридора. А если хочется, то можно. Ни в чем себе не отказывайте, господин Шастун. У Антона кружится голова, и дело явно не в алкоголе — Арсений настолько отзывчивый, что ноги дрожат, хочется касаться, трогать, тянуть на себя, позволять изучать ладонями в ответ и слабо мычать в поцелуй, предвкушая продолжение вечера. Комната чисто из всех фильмов про бордели: огромная, немного овальная, большое окно почти во всю стену, кровать для пятерых, столик с зеркалом и подсветкой. — Душ справа, — шепчет Арсений куда-то в плечо и трётся носом, вызывая рваный выдох. — Вместе? — Возможно, после. Антон не отпускает его ещё пару секунд, а потом идёт в ванную. Скидывает одежду комком, залезает в душевую кабину и включает воду. Это отрезвляет, немного приводит в чувство, и он тщательно моет себя, не жалея ароматного геля. В висках пульсирует от возбуждения, и он поглаживает свой член, невольно улыбаясь от мысли, что наконец-то дорвался. И без чувств что-то получается. Чисто на животной тяге. Если бы он был собакой, он бы сейчас сносил все хвостом от восторга. Белье не надевает — к черту, зато завязывает халат и влезает в тапочки. — Следующий. — Никуда не уходи. Антон провожает взглядом это блядство, которое на ходу снимает рубашку, и немного сожалеет о том, что сделал это не сам. Хотя, может, оно и к лучшему, потому что он бы точно ее порвал, а это было бы обидно. Несколько минут по ощущениям тянутся вечность, и он буравит взглядом свое отражение в зеркале. Из-за огоньков по кругу под глазами огромные синяки, скулы выделяются сильнее, чем обычно, а от кудрей, падающих на лоб, тени ползут по всему лицу. Антон невольно думает о том, что там делает Арсений: просто принимает душ или разгоняется, мастурбируя себе, как он недавно? Растягивает себя или представляет, как это будет делать Антон? Или вообще просто стоит и дразнит его, оттягивая время? Он чувствует себя нетерпеливым ребенком, но сил ждать нет совсем — хочется как можно ближе и на всю ночь. Отыграться за все эти недели одиночества и соседство с рукой и не самым качественным порно. Когда дверь открывается, Антон не двигается с места — прислушивается, ждёт, опираясь руками о стол и почти не дыша. — Такой красивый, — Арсений приобнимает его сзади, и по спине бегут мурашки. — Просто невероятный, — он ведёт рукой по его груди, тянет узел пояса, распахивая халат, спускается ниже и поглаживает дрожащий живот. Антон дышит чаще от хриплого дыхания над ухом и подставляет шею. — Пока ты был в ванной, я крышей ехал от фантазий… Чуть не ворвался к тебе… — Так ворвался бы… — Успеем ещё, — укус за мочку уха, и чужая рука задирает халат, поглаживая его талию. — Ты готовился? Или оставил все мне? Обещаю, я сделаю все аккуратно, я не из тех, кто просто берёт и… — Я не… стой, — Антон медленно поднимает голову и смотрит в зеркало на их отражение: глаза горят, на щеках румянец, волосы влажные и лохматые, халаты у обоих сбились на плечи, обнажая слишком много оголённых участков. — Что? Не хочешь торопиться? Можем начать с прелюдии. Тебе нравится римминг? Могу расслабить тебя, не обязательно начинать с жести, если ты не… — Да погоди, — Антон разворачивается и невольно делает шаг назад. В голове все путается. — За кого ты меня… Кто я по-твоему? Саб? — А разве нет? — Арсений тоже теперь выглядит сбитым с толку. — Я пытался разглядеть тату, но ты сидел там poussin tendre⁵, такой зашуганный, потерянный в этой огромной кофте… Хочешь сказать, что ты?.. — А ты? — А я вот, — он спускает халат и со второго плеча и показывает букву «D» в изгибе ключицы. — Так и ты тоже… — Да, просто не люблю татуировки и прочее, мне это никогда не требовалось, потому что… Блять, — он без сил опускается в кресло и проводит рукой по лицу, а потом скребёт жёсткую щеку. — У меня был некий диссонанс, — скорее сам с собой говорит Арсений, сев на край кровати. — Высокий, широкий для саба, но твои мягкие черты лица, улыбка, отзывчивость и чувственность… Впервые я ошибся, — он слабо усмехается, ловит его взгляд и поднимает руки. — Правда, извини, я действительно был уверен, что ты саб, расстался со своим домом, тоскуешь, ищешь развлечение на ночь, хотел помочь, отвлечь, поднять настроение… и не только, — он хмыкает. — Путаница вышла. — А я вообще не думал, — вдруг признается Антон. — Просто захотел тебя и все. Но теперь я даже… — он бросает на него взгляд, — может, хоть подрочим? — А ты думал, мы сейчас просто разойдемся? Ну уж нет, у меня было так много партнёров, но чтобы такой коннект с первой секунды… — он подходит ближе и касается его подбородка. — Никуда ты не уйдешь. Антон поднимается, целует его и забирается ладонями под халат, поглаживает гладкую, ещё немного влажную кожу и ведёт по спине ногтями. Арсений снова касается его члена, трёт головку, поглаживает у основания и шумно выдыхает через нос. — И ты никогда ничего не пробовал? Пробки? Вибраторы? — Пару раз, когда… у меня сложные отношения с моими сабами, — Антон чувствует себя неловко, не до конца уверенный в том, что готов озвучивать это, а потом всё-таки решается: — Я был в отношениях с ними. То есть сначала я влюблялся, предлагал отношения, и мы были в Теме, при этом являясь любовниками. У нас были не только сессии, и в рамках обычного секса иногда… я шел им навстречу. Лишь пару раз. Один очень просил, чтобы во мне была пробка, когда он будет наездником. Щеки горят. Такими откровенностями он ещё никогда ни с кем не делился. — Понравилось? — Примерно понял, почему подо мной так стонут, — усмехается он, и Арсений кивает. — А ты сосешь своим сабам? А то некоторые считают, что это прерогатива нижних. — Бред. Мне нравится… э-э-э… ощущение члена во рту. К тому же, если любишь человека, ты любишь все части его тела, почему бы не подарить удовольствие ещё и таким образом. — Понимаю, — Арсений выглядит задумчивым. Ему идёт серьезность — скулы выделяются, взгляд становится ещё более пронзительным. Антон уверенно тянет его к кровати, скидывает его халат и забирается следом, нависая над ним. — Тебе я хочу отсосать. — Это вопрос? — Предупреждение, — он коротко целует его в губы и спускается ниже. — Будь громким. Арсений зарывается пальцами ему в волосы, ведёт его взглядом, приподнимается на локтях и падает обратно, когда Антон обводит языком головку его члена, теребит уздечку, смотрит исподлобья, а потом, немного помогая себе рукой, берет полностью, коснувшись носом лобка. — Mon Diable⁶… Как же хорошо ногтями по затылку. Антон двигает головой неторопливо, смакует, приноравливается и поглаживает его яйца, немного оттягивая их. — А тебе правда нравится это делать, — хрипло бормочет Арсений, прикрыв глаза. Через пару минут он не выдерживает, тянет его буквально за волосы, чтобы тот поднялся, и целует его — голодно, жадно, обхватывает его плечи, ведёт по телу вниз, останавливается на бедрах и оттягивает зубами его нижнюю губу. — Я… я могу отлизать тебе? — Что? — Антон ловит его взгляд. Он выглядит напряжённым, скользя глазами по его лицу и всматриваясь в него. — Я никогда не… — Вот ты любишь сосать, а я — лизать, — Арсений усмехается. — И мне так хочется… — он тяжело вздыхает и мягко мнет его ягодицы. — Обещаю не покушаться очень сильно на твою почти девственную доминаторскую задницу. — Просто язык в очке? — В моей голове это звучало не так грубо, но, технически, да. Антон немного заваливается на него и утыкается лицом ему в шею, пытаясь собраться с мыслями. С Арсением так спокойно, словно они знакомы чуть ли не с рождения и столько всего пережили, что хоть на что можно согласиться. С ним доверительно. Но то, что он предлагает — слишком в новинку. Антон бы никогда не подумал, что подобное вообще случится с ним, но вот, два доминанта в одной постели совершенно не понимают, что им делать друг с другом. — Я не пытаюсь тебя прогнуть, если что, — подает голос Арсений. — Я прекрасно понимаю твои метания, просто озвучил то, что я бы… — Да знаю, знаю, — прерывает его Антон, — это просто как, знаешь, всю жизнь быть правшой, а потом сломать руку и начать писать левой. — Коряво, но не критично. — Это ты издеваешься или пытаешься расслабить? — Расслабить я тебя планирую, — Арсений легко пробегается пальцами по его спине от шеи до копчика. — Послушай, в этом нет ничего такого, ты не становишься от этого более слабым, или покорным, или чего там боятся доминанты. Банальное удовольствие. Но, опять же таки, я не настаиваю. Можем просто… — легкое движение плечом, — подрочить друг другу. Антон немного елозит на нём, ощущая его желание животом, и шумно выдыхает. Попробовать хочется, причем не столько сам римминг, сколько в принципе что-то, чего в его жизни никогда не было. И вряд ли с кем-то другим он бы рискнул на что-то подобное — нагнул бы и взял, не думая, подчиняясь рефлексам и привычке. — А если шестьдесят девять? — вдруг предлагает он. — Не особо удобная штука и со стороны выглядит глупо, но тут, так сказать, и вашим, и нашим. — За отсос не вопрос, — звучит в ответ, и Арсений снова целует, но в этот раз — впервые за весь вечер — почти нежно и максимально чувственно, рождая щекотку в животе. — Я остановлюсь, если тебе не понравится. — Знаю я все эти фразы, — фыркает Антон, разворачивается и неловко покачивается на вытянутых руках, — сам постоянно их говорю: «Тебе не будет больно», «я сделаю все аккуратно», «помни стоп-слово»… Кстати, может, выберем? — У нас не сессия, но мне нравится эта идея. Что-то горячее? Или наоборот попроще? А что если, — Арсений приподнимается на локтях и встречается с ним взглядом, — «пожалуйста»? — Ты ведь говорил, что не хочешь меня сломать. — Так стоп-слово — это показатель, что терпение заканчивается и сил больше нет. Те же границы. Но если не нравится… — А похуй, — Антон занимает относительно удобное положение, усевшись на него задом наперед, и ведет рукой по его члену. — Но помни, что твой член будет у меня во рту, и я в любой момент могу… — Я буду хорошим доминантом, — мурлычет Арсений, вызывая глухой смешок. Дурак. Антон наклоняется, опирается на локти и обводит языком красную блестящую от предэякулята головку, но тормозит почти сразу, когда его за бёдра тянут немного назад и опускают еще ниже. Положение то еще, он был в этой позе всего один раз и то несколько лет назад: тогда саб сначала сидел у него на лице, а потом сосал ему, пока он трахал его вибратором, подготавливая для чего-то более серьезного. Сейчас же ему максимально непривычно, непонятно… но интересно. Колени дрожат, спину немного сводит от необычного угла, он буквально ощущает чужой взгляд задницей и не решается делать что-либо еще. Антон ловит себя на мысли, что несмотря на то, что поза визуально ему не нравится, сейчас он бы хотел наблюдать за происходящим со стороны — как Арсений кладет ладони ему на ягодицы, как мягко сминает их, как разводит и поглаживает пальцем прямо у ануса, заставляя дернуться. — Лягну. — Шлепну. — Откушу. — Сдаюсь. После первого прикосновения языка Антон вздрагивает так, что Арсению приходится сжать его талию. Он что-то бормочет, но Антон не особо разбирает, он весь концентрируется на том, что происходит сзади, и слабо стонет, когда язык обводит анус по кругу. Необычно. Максимально. Ни на что не похоже. Хотя на что вообще может быть похож язык в заднице, кроме как на язык в заднице? — Терпишь? — спрашивает Арсений, когда отстраняется, чтобы нормально вдохнуть. — Страдаю, — огрызается Антон и слегка кусает его за бедро. — Прекратить? — Ныряй обратно, ящерица. Ладно. Ладно, ладно, ладно, блять, Антону нравится. Скорее всего, дело в Арсении и его старательности, потому что он явно наслаждается процессом: сжимает, гладит, слегка царапает и так причмокивает, что член то и дело шлепает головкой по животу. Это оказывается безумно возбуждающе и горячо, мокро, щекотно и отчасти смущающе. Арсений скользит языком по кругу снова и снова, давит, вставляет самый кончик и без напора обводит края ануса. Кусает ложбинку, снова присасывается так, что колени дрожат, и от звуков в голове пульсирует все сильнее. Антон понимает, что его несет, он словно упал в реку и течение захватило его без возможности выбраться на берег или хотя бы ухватиться за что-то. Впрочем, ухватиться он все-таки может, правда, член — не ветка, но в данном случае он не особо против. И, чтобы отвлечься, он снова берет в рот член Арсения, втягивает щеки, совсем слабо сжимает челюсти, добавляя ощущений, а потом начинает двигать головой, пропуская с каждым разом его все глубже в глотку. Не особо понятно, как это работает, но в какой-то момент Антон четко осознает подступающий оргазм и немного теряется, потому что он бы никогда не подумал, что язык в заднице может довести его до такого состояния. Поэтому он торопится, активнее насаживается ртом на член Арсения, слабо стонет от того, что происходит между его ног, кое-как опирается на одну руку, а второй обхватывает свой член и быстро дрочит, боясь упустить это ощущение пульсации. — Антон? — Пожалуйста, — выдыхает он, оторвавшись от его члена, чувствует, как Арсений застывает, спохватывается и матерится сквозь зубы, — пожалуйста в смысле только попробуй затормозить. Мне… очень надо. Окончание фразы теряется в стоне, потому что язык начинает ласкать его еще более активно, и Антон зажимает член Арсения за щекой, продолжая рвано дрочить себе. Еще пара движений — и он жарко дышит в чужой живот, дрожа так сильно, что перед глазами летают белые мушки. Он сползает на кровать рядом, мутно смотрит на капли спермы на груди Арсения и немного зависает. — Это… чья? Ты вообще кончил? — Я сейчас. А вот это конечная. Антон, конечно, и до этого залипал на то, как его сабы себе дрочат по его указке, причем что только они с собой не делали при помощи всевозможных предметов. Но то, что он видит сейчас — такое чисто записать на камеру и пересматривать несколько раз на дню. Арсений вскидывает бедра, выгибаясь, упирается пятками в кровать, одной рукой теребит свой сосок, а второй изящно двигает по своему члену, толкается тазом вверх рвано, дёрганно, но очень грациозно. Завораживает. И влажная челка, и распахнутые в бесстыдном стоне губы, и изогнутая шея, и эта татуировка на загорелой коже. Антон не моргает вплоть до момента, пока к его сперме на груди Арсения не прибавляется его собственная, а потом тянет его к себе и целует, собирая губами отрывистые вдохи и остатки стона. Арсений потерянный, чувственный и такой расслабленный, что почти мурлычет и цепляется за него, впившись пальцами в его бок. — Как же ты хорош, mon poussin⁷, — бормочет Арсений, сходив в душ и укутавшись в тот самый халат. — Сам ты пусси, — оскорбленно зыркает на него Антон, усевшись в гнездо из подушек. — Все твой бомбер. — Пиздатый бомбер. — И не поспоришь. Антон сползает головой на одну из подушек и смотрит на Арсения вверх ногами. И так хорошо выглядит, засранец. Даже немного сонный, с мокрыми после душа волосами и в плюшевом халате. — И что мы будем со всем этим делать? — Исключительно кайфовать и открывать новые границы своих возможностей. К черту природу и стереотипы. Или ты против? Антон смотрит ему в глаза. — Essayez de me surprendre⁸.