Wind of change

Да ни с фига всё началось. Просто они посмотрели друг на друга. Просто выпили по бокалу мартини. Просто Ская хотели слишком многие. Потому и он захотел. Рассчитывал поразить соблазнительного парня и распечатать очередное сердечко. Но запал сам. Сперва хотел чисто повторить. Да просто понять не мог, как это его, такого замечательного, оставили в покое. То есть не стали добиваться. То есть отвергли. Оттолкнули. Постарались забыть. Ган даже не стал слушать, что твердил ему по телефону Скай, в голове вертелось самодовольное «Детка ломается». Но спустя секунды после этого звонка его номер оказался заблокирован, букеты обнаруживались не в тех руках, еда из лучших ресторанов выкидывалась в мусорку на радость бездомным. Ган не понимал. Решил, что просто этого мало, удвоил усилия, тщательно отгоняя здравомыслие от источника идей о покорении Ская. Радовался, когда на вечеринках и в клубах шептал на ухо тем, кто засматривался на танцующего художника, чтобы даже думать не смели о его парне, и его слушались. Дёргал за ниточки и следил, как вакуум вокруг Ская растёт, как отходят в сторонку не только потенциальные партнёры, но и клиенты. Погрузился в эту игру, где месть перемешивалась с вожделением, где страсть и ревность объединялись против того, кто посмел ему отказать. Его лучший друг Петч, когда Ган попросил достать ему дозу, прямо сказал, что тот с ума съехал на своём Скае. На НЕ своём Скае. Но дозу принёс. Попросил только не перегибать. Потому что если дело дойдёт до похищения, отмазать Гана даже семья не сможет. Похищение! Как он только сам не додумался?! После того, как Скай благодаря его вмешательству избежал наказания за хранение наркотических средств и обвинения за торговлю ими же, Ган передумал множество ходов. И на последней выставке художника, спровоцировав Ская на очередной скандал, он всё же решился. Следовало тщательно подготовиться к определённо противозаконному и опасному предприятию. У семьи Гана в собственности был крохотный островок, на нём стояла лёгкая почти полностью стеклянная вилла, за которой присматривал доверенный человек. Она как нельзя лучше подходила для того, что задумал Ган. Он распорядился сделать запас продуктов на две-три недели, через того же Петча достал быстродействующее снотворное и, вернувшись к тусовочной жизни, снова стал отслеживать появление Ская в клубах, но тот пропал с радаров. Ни дома, ни в клубах его не было уже больше недели. Слежка за его лучшими друзьями, Сигом и Рейном, тоже не дала ничего, кроме понимания, что и они не знают, куда исчез художник. Всё говорило о том, что Скай просто сбежал. Три дня Ган пил, а на четвёртый очнулся на том самом острове, на который планировал привезти своё упёртое сокровище. Папа с мамой, озаботившись состоянием сына, отправили того на временную изоляцию, собираясь подкорректировать зарвавшегося вконец потомка. Спустя неделю, когда он был готов уже вплавь добраться до материка, к нему наведались родители и бабушка Яя. — Вот что значит проявить ненужную мягкость, — глядя на неопрятного внука, валяющегося в апатии на диване, сказала бабушка. — Однажды я была слишком снисходительна к твоему отцу, и теперь результат моей ошибки пролёживает бока под кондиционером. — Ма-а-ама! — вскрикнула мать Гана. — Цыц! Это ты воспитала это ничтожество. Я ещё десять лет назад говорила, чтобы вы оставили внука мне и продолжали своё разгильдяйство без него. Могли бы ещё троих родить, а первенца надо было воспитывать мне. — бабушка посмотрела на родителей Гана так, что даже внук вздрогнул от внезапного озноба. — А ты, щенок, больше не посмеешь позорить нашу семью. Не знаю, что тебе сделал этот богемный выскочка, но обращать на такое внимание ты и права не имеешь. Марш в душ, засранец, приведи себя в порядок. Джун, на кухню готовить, сын — за мной. Ослушаться бабушку в таком состоянии Ган не посмел и поплёлся в ванную, по пути судорожно пытаясь понять, чем всё это грозит лично ему. Об этом он узнал за столом, поперхнувшись маминым, слишком сухим и недоваренным рисом. — В конце месяца ты женишься. И начнёшь работать в компании жены. Вам придётся поторопиться с правнуками, я уже не молода и не смогу ждать столько же, сколько ждала толку от твоих непутёвых родителей. — Но ба… — Молчи! Скажи спасибо, что твоя бабушка умеет решать любые проблемы. Любить жену необязательно, я о добродетельном внуке и не мечтаю, а вот на умного всё ещё надеюсь, Ган. Вопрос со свадьбой нужно решить в течение недели, пока посидишь здесь, подумаешь над своим поведением. — Но мама… — робко вмешалась мать Гана, откровенно боявшаяся свекрови. — Молчи, я и без того слишком многое спускала вам с рук, а в результате весь Бангкок перемывает кости моему внуку, потому что он бегает за каким-то маляром. — Он художник! — Молчать! Он художник, а ты бездельник! Вот женишься, порадуешь бабушкино больное сердце, тогда посмотрим… Всё, пошли все вон, я хочу отдохнуть. На песчаном берегу, куда Ган за руку притащил маму, он умолял женщину спасти его от самодурства бабушки. Но женщина свою свекровь боялась больше, чем любила сына, похоже. Впрочем, когда через полчаса к сокращённому семейному совету примкнул отец, откровенно пахнущий хорошим коньяком, у их непутёвого потомка появилась робкая надежда. — Я договорился с твоим троюродным дядей Кенгкла из Канады. Ты послезавтра летишь к нему. — Да! — Нет! — женщина понимала, что разлучится с сыном не на пару месяцев, а на несколько лет. — Да. Ну или он женится на несчастной девушке и тоже станет несчастным. Так что, дорогая, вариантов у нас не так много. А ещё стоит подумать над тем, как пережить бурю, которую устроит моя мать. Не спеша возвращаться в дом, где дремал суровый матриарх семейства, Ган с родителями сидел на пляже и обсуждал свою будущую жизнь в Канаде, совершенно позабыв, что ещё неделю назад собирался похитить одного милого мальчика…