Не так быстро

      В самом деле, когда Миша впервые за долгое время увидел знакомые невинные глаза Юры Музыченко, захотелось вдруг притянуть его к себе и крепко обнять. Шац никогда особой тактильностью не отличался, в отличие от Юры, поэтому этот внезапный порыв удивил и его гостя, и его самого и даже его дочь Соню, невольно оказавшуюся в этот момент рядом. Списали на старческую сентиментальность, отшутились. И слава богу. Потому что шевельнувшееся внутри подавляемое несколько лет чувство не должно было быть выпущено наружу. Только не теперь.       Впрочем, наваждение, если его вообще можно так назвать, прошло быстро. Подкаст им втроём удалось отснять без происшествий, разве что странно было ощущать отчужденность Юры. Тот даже будто старался лишний раз не смотреть на Михаила, не то что говорить или касаться. Соне это, конечно, не было заметно, но мужчина, знавший Музыченко с другой стороны, был слегка в ступоре. Может быть, расстояние сказывалось или долгая разлука.       В далёком конце 2018 года, после первого появления Михаила Шаца в Баре в большом городе у него остались смешанные впечатления. Тогда он сразу решил, что Юра — очередной пьянствующий мальчик с музыкальным талантом и взрывным характером. Но конкретно в этом экземпляре что-то царапалось. Может, его прилипчивость и порой чересчур серьёзные мысли, а может его по-детски невинные глаза. «Он не ребёнок, — повторял себе тогда Миша. — Он уже взрослый мальчик, притом очень притягательный». И хотелось его тогда всего и сразу. Но Музыченко будто лип по инерции, по своему существу, без намёков. А Шац воспринимал все касания, взгляды и пьяные объятия именно как намёки, вполне даже недвусмысленные. Да и в ответ оставлять не жалел. Но боялся всё равно, что это перейдет грань недофлирта. Юра упорно не видел ничего подтекстного в шутках Миши, но в какой-то момент ему, кажется, кто-то сказал об этом, не иначе. Шац даже грешным делом думал на Поперечного, но язык не поворачивался спросить.       На какой-то период времени Юра тогда просто прекратил появляться в его поле зрения. И жизнь тогда стала даже спокойнее, и наметившийся с Татьяной развод Мише удавалось как-то сдерживать и даже решать.       А потом парень сам к нему пришёл.       Был смазанный поцелуй, жаркий шёпот, дикое стеснение и отчаянное желание. От Музыченко удивительным образом пахло трезвостью, персиковым гелем для душа и… любовью. Обычной такой, наивной и лёгкой. Такой, какая она есть. Такую показывают не героически, без шикарных подарков и стихов… просто как умеют. Но Шац останавливал, контролировал, сдерживал. Руки от себя убирал, поцелуи заканчивал и строго смотрел прямо в глаза. Юра обиженно глядел в ответ. Потом пил. Снова приходил, снова получал отказ, снова пил. В дверном проёме не задерживался, сразу бросался в уже знакомые мужские руки.       — Я не могу, Юр, — шептал ему на ухо Миша, прижимая к себе, поджимая губы: пьяный, под дождём промок, но всё равно пришёл. — У меня семья… и у тебя семья тоже ведь. Подумай о жене, о дочери.       Юра соглашался, плакал, уходил. И Шац устало проводил рукой по лицу, мысленно угадывая, когда тот заявится снова. У них ничего так и не было, кроме единственного поцелуя и крепких объятий, которые всегда как в последний раз.       В 2022, когда надо было уезжать, сразу стало понятно, что Миша разбивает парню сердце. Но деваться было некуда. С Татьяной они развелись вполне спокойно, дети выросли, и вроде бы всё было неплохо, но росло в груди напряжение день ото дня. Первое время они с Музыченко изредка переписывались, а потом перестали контактировать вовсе. Они не виделись почти полтора года. Не общались чуть меньше. Миша закопал в себе неутолимую похоть, Юра, видимо, разлюбил. Но теперь, после успешно отснятого подкаста, проводив Соню и оставшись с Музыченко тет-а-тет, всё казалось совсем иначе. Теперь они оба пьяны, поют громко песни и танцуют вдвоём в гостиной. Теперь Миша снова двусмысленно шутит и наблюдает за тем, как Юра облизывает губы, теряет контроль и связную речь.       Теперь этот замечательный молодой музыкант лежит, полураздетый и в отключке, на белых простынях душной спальни, а Миша едва сдерживает себя, чтобы не облизать его с ног до головы. Образно выражаясь, конечно.       Или не образно.       Мише не сложно снять с него футболку и обувь, но снимать джинсы он сначала не рискует, опасаясь себя не сдержать и стянуть их вместе с бельём. Потом всё же стягивает, оставляя парня в одних трусах. «Мужчину, Миша, мужчину, а не парня», — тянет внутренний голос. Нестерпимо хочется прикоснуться — провести ладонью по изрисованным рукам, по мерно вздымающейся груди и животу. Вдобавок по телу ходит холодок предвкушения, а дома тепло, и он тянет время, разглядывая татуировки. От мыслей в голове можно сойти с ума. Хочется прижаться лицом к его беззащитному горячему телу. И хочется кричать во всё горло. Крик бы, наверное, получился счастливым.       Миша уходит в ванную, чтобы умыться и привести сознание в порядок, а по возвращении замечает, что Юра не спит, а водит затуманенным взглядом по его передвигающейся фигуре. Миша подходит к окну, открывает его и только потом поворачивается к музыканту.       — У меня только одна спальня, — усмехаясь, констатирует факт мужчина. Наблюдать за замешательством Музыченко и почти чувствовать хаотичное движение его извилин — чистое удовольствие.       — Я могу на полу поспать, — отвечает Юра хриплым голосом. — Или вы со мной…       Миша несколько раз моргает. Задумчиво складывает руки на груди.       — На полу?       — Нет, на кровати, — и бесстыдно отодвигается на одну половину, освобождая место. Честно говоря, его хочется выпороть и хорошенечко оттрахать, и Миша даже не пытается спрятать эти мысли подальше. Темные татуировки красиво контрастируют с белым постельным бельём.       Когда Миша подходит к нему, к его половине кровати, и садится рядом, Юра застывает. Напряженно наблюдает, как Шац легким движением касается оголенной щиколотки, ведёт по голени вверх, к колену. Оглаживает, чуть сжимает ладонью и — вниз, к стопе, обратным путём. Музыченко не двигается, но его выдают расширенные тёмные зрачки и участившееся дыхание. Сглатывает слюну. Миша уже хочет разорвать это странное касание, извиниться и уйти спать в гостиную на диван, как Юра — облизнувшись, бесстыдник, — подставляет под ласку вторую ногу. В следующее же мгновение Шац, потянув гостя на себя, оказывается над ним, одной рукой упершись в кровать, а второй поглаживая его бедро. Музыченко тут же задыхается, приоткрыв рот и слегка испуганно глядя на мужчину. Миша смотрит в темные растерянные глаза и, скользнув вниз взглядом, замечает недвусмысленно натянувшуюся ткань нижнего белья. Он медлит, давая гостю последний шанс остановить происходящее, но хватает нескольких секунд, и Юра касается в ответ — руками гладит по спине, стараясь притянуть, к себе прижать. Несмело, мягко, но ощутимо. Это срабатывает как разрешение, как спусковой крючок.       Миша впивается в его рот долгожданным и яростным поцелуем. Прикусывает влажные губы, проталкивает язык, ведёт им по ровному ряду зубов. Жадно вылизывает его рот, позволяя Музыченко только подчиняться этому напору. Борода неприятно колет кожу, но на это Миша даже не обращает внимание. Потом, отстранившись, смазанно целует в скулу и касается горячим дыханием уха. Где-то там, видимо, у Юры чувствительное место, потому что он под ним выгибается так, что становится страшно за сохранность его позвонков. Шумно дышит, возбуждая до крайности. Миша дразнит кончиком языка мочку уха и слегка прикусывает, а потом дует на неё. Юра в ответ прерывисто вздыхает, всхлипывает, как ребёнок, а горячие пальцы его шаловливо тянутся к ширинке.       — Нет, малыш, не так быстро, — шепчет, растягивая губы в улыбке, Шац, перехватывая руки музыканта и убирая их от своих джинсов.       Юра не успевает сообразить, что к чему, потому что его снова страстно целуют и гладят везде, где можно. И где нельзя — тоже гладят. От него пахнет мишиным алкоголем, безвкусным одеколоном и невинным желанием. Освободившиеся руки он тут же засовывает под футболку мужчины, проводя по бокам и спине — горячо, напористо, и по животу — заставляя всё тело напрячься. Миша шепчет ему на ухо какие-то почти не связанные слащавые пошлости, одной рукой по-прежнему упираясь в кровать, а второй сжимая ягодицу. Ту, на которой знаменитое изображение Ильича из Little Big. Шац скользит ладонью по бедру, и выше к животу, оставляя без внимания член. Он чуть приподнимается, чтобы видеть лицо Юры: у того почти болезненно горят щёки и шало блуждают пьяные глаза, приоткрыт рот с припухшими от поцелуев губами. От одного этого вида из Миши хочет вырваться наружу маленький демон, пляшущий от радости.       Оказывается, если слегка огладить сосок Юры, парень будет мелко-мелко дрожать, а если наклониться и обвести его языком, то он вздрогнет и издаст тихий стон. Миша проделывает этот эксперимент несколько раз, захватывая горячим ртом оба соска по очереди и расцеловывая грудь. Руки на спине мужчины становятся всё увереннее и сильнее.       Он спускается поцелуями вниз, будоража воображение Юры, стиснувшего зубы. Да и своё тоже. Когда губы достигают низа живота, он мягко проводит языком вверх от кромки трусов до пупка, и от этого на нижнем белье Музыченко проступает маленькое влажное пятнышко, а у самого Миши член больно упирается в джинсы. Наконец, он, глядя парню прямо в глаза, стягивает с него последний элемент одежды. У того, кажется, даже дыхание замирает, но когда Шац обхватывает широкой горячей ладонью эрегированный орган и на пробу проводит пару раз вверх-вниз, Юра не сдерживается и громко стонет, откидывает голову на подушку. Он необрезан, и Мише не составляет труда представить, как красиво будут смотреться их члены, обрезанный и необрезанный, если обхватить их одной рукой и одновременно надрачивать. Впрочем, этим он ещё успеет заняться.       А сейчас он опаляет горячим дыханием головку, придерживая член парня у основания, и касается её юрким влажным языком. Слушая рваные вздохи, Миша облизывает губы и, напустив слюны, обхватывает ртом орган. Не знакомый до этого с чужими членами, Шац только в теории представляет, что ему нужно делать, но судя по тому, как Юра отчаянно цепляется за простынь и постанывает, он всё делает правильно. Насаживается глубже на член, издавая пошлые хлюпающие звуки, задыхаясь от подступивших слёз и тошноты. Взгляд вверх — Юра извивается как змея на его белых простынях, а когда смотрит на мужчину, в глазах у него протяжная дымка похоти и неверия. Отстранившись, Миша проводит языком по всей длине, обводит головку и снова насаживается.       Ему хочется, конечно, поменяться местами, увидеть как его собственный член оттянет щеку Музыченко изнутри, протолкнется во влажное пространство, туда — к узкому горлышку, но Юра так сладко стонет, так яростно пытается двигать бёдрами навстречу его рту, что не хочется останавливаться. А хочется его довести до кондиции, заставить кончить от одного только минета. И у мужчины очень неплохо получается.       — Пожа… пожалуйста… — выдавливает из себя Юра, неясно что имея в виду.       Миша, забавляясь, с громким звуком отстраняется, облизывает губы и, тяжело дыша, спрашивает:       — Что «пожалуйста», Юрочка?       Парень почти стонет от разочарования и тянет руку к подрагивающему члену, но Шац снова перехватывает его руку и, обведя языком головку, вызвав для Юры разряд тока по позвоночнику, легонько дует на неё.       — Я сейчас… Ещё… Пожалуйста, Миша, — как в бреду, шепчет отрывисто музыкант, выгибая брови и почти хныча.       — Что «пожалуйста», Юрочка? — повторяет вопрос мужчина.       — Дай мне кончить, — на одном дыхании выпаливает парень, двигая бёдрами, пытаясь потереться изнывающим членом.       Мишу два раза просить не нужно. Усмехнувшись, он наклоняется снова и, оставив несколько поцелуев по всей длине, касается губами яичек, поочередно облизывая и втягивая в жаркую глубину рта. У Юры от этого закатываются глаза и поджимаются пальцы на ногах.       Шац — змей-искуситель. Для Музыченко пытка — смотреть, как этот мужчина, на которого он бессовестно тайно мастурбировал четыре года, так пошло отсасывает ему, сжимая в ладонях бёдра. Как узкое горло сжимается вокруг головки, а Миша сначала отстраняется в приступе тошноты, а потом пытается снова. Как его мягкий язык нежно-нежно терзает его. Шац, устав, достает член изо рта и обхватывает его рукой, доводя парня дрочкой. Ему хочется сжать в руке свой собственный орган, тоже требующий внимания, но он будто проверяет себя на прочность. Юра изгибается, подставляясь полностью. Разметавшиеся по подушке волосы, тяжелое дыхание, руки, крепко сжимающие мишины плечи — наверняка будут синяки. Он кончает сладко, долго, когда Миша передвигается и целует его, не прекращая активно двигать рукой, когда язык, до этого ласкавший его член, теперь толкается в его рот, имитируя то, что Миша хочет сделать с его сладкой задницей. Музыченко замирает, напрягая всё тело, и мелкая судорога прошибает его ноги, сводит голень. Вязкая сперма пачкает руки Шаца.       Пока Юра пытается отдышаться, расслабившись и растянувшись на кровати безвольным сексуальным туловищем, Миша уходит в ванную помыть руки и там удивленно смотрит в зеркало на свои светлые горящие глаза на внезапно помолодевшем лице. Футболка прилипла к спине от пота и намокла в подмышках, а член все так же болезненно упирается в ширинку джинсов. Кто бы мог подумать, что его жизнь так… завернется. Он только что отсосал молодому горячему музыканту и сам чуть не кончил от этого.       «Стареешь, Миша», — язвит подсознание. Миша не против такой старости.       Вернувшись в спальню, Шац видит, что Юра, исцелованный и доведенный до оргазма, просто заснул. Поэтому мужчина, раздевшись, позволяет себе лечь рядом и уткнуться носом в волосы музыканта, обнять его одной рукой и прижаться — чего греха таить — стояком к оголённому бедру. Полежать так несколько мгновений — это наслаждение, которое Миша принимает. Поежившись от холодного воздуха спальни и укрыв их одеялом, мужчина закрывает глаза и проваливается в мысли. Потом мерное дыхание Юры сопровождает его в глубокий спокойный сон, каких не было уже, наверное, больше года.