Пролог
Как потерять надежду?
Солнце садится не сразу. Сначала небо сияет ярко-оранжевыми красками: если мельком взглянуть на них, глазам будет чрезвычайно больно и неприятно, словно посмотришь на горящую лампочку. Попытаешься сомкнуть веки — перед глазами вновь появится белоснежное пятно, неприятно станут покалывать очи. Затем солнце станет медленно заходить за горизонт: глазам станет легче, теперь небо не такое яркое и, приглядевшись, можно рассмотреть россыпь бледных звёзд, которые вот-вот озарят небо своим свечением. Станет темно — можно будет разомкнуть веки окончательно, не боясь ослепнуть. Никогда не смотри на яркое солнце слишком долго, иначе не сможешь смотреть на тьму ясным взглядом. Истина, усвоенная далеко не каждым. Люди считают, что стоит замечать только свет, а тьму обходить стороной. Какое заблуждение… Твои глаза не смогут видеть так, как видели раньше, если будешь всё время смотреть на солнце, без возможности уйти в тень. Свету придают слишком большое значение, тщательно отвергая тьму. Учат детей быть послушными и хорошими, с детства лишают выбора и воли, желания быть теми, кем они хотят. Навязывают устаревшее мнение о том, что зло — это плохо, а добро — это прекрасно. Будь добрым, и станешь счастливым. Слишком глупо, слишком тяжело… Особенно тяжело это осознавать тогда, когда ты уже ступил на тёмную дорожку, когда понимаешь, что зло — это не так уж и плохо, а добро — не так уж и хорошо. Ты влюблён во тьму: передвигаешься в ней не наощупь, а уверенно переставляешь ноги, смело смотря в самую её гущу. И ты находишь выход. Всегда в конце туннеля вспыхнет такой ненавистный сердцу свет. Ты вновь закроешь глаза. Тогда уже придётся ощупывать стены, чтобы найти нужное направление. В лесу темно. Снег хрустит под ногами. Хрустит так, будто сапоги и впрямь могут ломать позвоночники бедным снежинкам, которые ковром стелятся по равнине. Света нет — она не привыкла выходить на улицу днём. Ненавидела день. Ненавидела свет. Ненавидела всё, что связано с добром. Слишком двоякое чувство: с одной стороны ненавидишь себя за то, что поддалась речам, подобным говору змея-искусителя, с другой же стороны гордишься собой — смогла бороться с навязанным мнением. Волшебная палочка приятно колет бок, даже специальная кобура не помогает, но женщина любит эту боль. Покалывание лучше, чем круциатус Господина, лучше, чем режущее врага, лучше, чем собственные воспоминания, которые изнуряют сознание не меньше пыточного. Зачем идти на свет, если можно передвигаться во тьме? Словно кошка незнакомка перепрыгивает с кочки на кочку, направляется к едва заметному силуэту покосившегося домика. В окнах нет света: хозяйка знает, что это отпугнёт гостью. Хруст ветки под ногой заставляет опасливо оглянуться, положить руку на кобуру, чтобы вовремя вытащить палочку и не упасть в болото от удара врага. Тишина. Слишком тихо для леса. Совы не кричат, птицы не поют свои заунывные песни, похожие на похоронный марш. Женщина делает шаг вперёд и, удостоверившись, что ничего и никто не мешает ей идти дальше, делает ещё несколько шагов вперёд, оказываясь на крыльце дома. Прогнившие от тухлой воды доски неприятно хрустят под ногами, и она тут же хватается рукой за ближайшее дерево, которое проросло сквозь непригодный материал. Костяшки пальцев ударяют в дверь ровно один раз: особый знак. Пришла именно она, никто другой. Снимает капюшон с головы, встряхивает каштановыми волосами и оглядывает тьму вокруг себя. Прекрасно знает, что хищники увидят её ярко-зелёные глаза, которые словно блестят в темноте, манят к себе, как маяки приманивают заблудившихся моряков. Её пальцы касаются ручки двери, и незнакомка хмурится. Слишком долго. Непривычно долго. В голову лезут неприятные мысли, и женщина морщится от подобного. Неужели придётся делать всё самой? Толкает дверь, словно желая снять её с петель, и достаёт волшебную палочку, обхватывая ладонью рукоятку, шепча «Люмос». Яркий свет заставляет зажмуриться, но без него никак — в хижине слишком темно, не получится разглядеть детали, если потребуется, а она была уверена в том, что потребуется. Медленными шагами движется вглубь помещения, слегка повернувшись боком. Если будет возможность сбежать, она сразу ею воспользуется. Не привыкла рисковать жизнью, слишком дорого ей обошёлся этот подарок. Подарок под названием возможность почувствовать себя живой. Дышать, говорить совершенно свободно. Слишком долго этого ждала. Не отшатывается, увидев обезображенный труп. Не впервой. Даже знает, как именно и в каком порядке ломали кости. Знает, в какой момент выдавили глаза и вырезали язык, откинув его в сторону, словно желая предупредить. Было не жаль лежащую перед ней женщину. Она должна была прекрасно знать, чем закончит. Не стоило промышлять подобным в этом мире. В новом мире, построенном на костях недругов, нет места светлым магам. Но задание незнакомка не выполнила. Должна была сама разобраться с нарушительницей порядка. Знала, что последует за тем, как она вернётся обратно. Не хотелось вновь извиняться перед ним, вновь чувствовать на себе пыточное, вновь сдерживаться от желания упасть на колени от жгучей боли во всех суставах. Знала, какого это — внутренние органы словно скручиваются в узел, а кожа покрывается волдырями, как от сильнейшего ожога. Женщина садится на табурет, ждёт пару секунд, проверяя, не развалится ли под ней столь хрупкий предмет мебели, и задумчиво смотрит на труп, не выпуская из руки волшебную палочку. Пальцы едва заметно дрожат, но она не обращает внимания на такие пустяки. Наконец, откладывает палочку в сторону, но не говорит «Нокс». Не хочет оставаться с трупом в темноте. Придётся терпеть ненавистный свет. Достаёт из кармана сигарету и чиркает спичкой по краю коробка. Всегда носит их с собой. Кто знает, что может случиться с волшебной палочкой. Иногда приходится прибегнуть к помощи маггловских изобретений. Откидывается на стену, закидывая ногу на ногу, и смотрит в пустые глазницы трупа: — Хорошо, что ты умерла, — затягивается дымом и с наслаждением выдыхает его. — Тяжело. Ты не выжила бы в этом мире. Никто не выживет. Он не умеет организовывать работу в коллективе. Спросишь, почему я до сих пор не покончила жизнь самоубийством, чтобы избежать этой пытки? — усмехнулась, выразительно приподняв идеальную бровь. — Нет, уже не спросишь. Но я отвечу. Я хочу жить. Я всё ещё жажду, надеюсь, жду спокойной мирной жизни. А её нет. Есть только бесконечные задания и его вечная неудовлетворённость мной. Я стараюсь делать это хорошо, но у меня ничего не выходит. Ты подумаешь, что я сумасшедшая, — издаёт тихий смешок и качает головой. — Хотя нет, не подумаешь. Но да, ты права: я сумасшедшая. Поехавшая на всю голову, но жить нужно. Хотя бы пытаться жить нормально, так, как я себе это вообразила. Закрывает глаза, стараясь вспомнить что-то. Мысли разбегаются, и от этого она чувствует себя первокурсницей, собравшейся признаться в любви красивому парню. Оставляет попытки рассказать о чём-то и докуривает сигарету в полной тишине. Не хочет вспоминать. Не хочет ничего говорить. Так спокойно. Даже труп не смущает. Когда ты жаждешь спокойствия, тебе не смущает ничего. Раздражённо откидывает сигарету на пол, даже не желая тушить её. Какой смысл? Пусть всё сгорит к чёрту. Всё равно пытки обеспечены. Встаёт с табурета и обходит труп, рассматривая его так, словно увидела впервые. — Зачем ты сдохла? Я должна была убить тебя. Ты и сейчас принесёшь мне проблемы, — рычит волшебница и слегка пинает обезображенное тело ногой. — Нельзя было подождать ещё час? Я же знаю, что тебя убили ровно час назад. Я знаю, кто сделал это. Вы решили, что так ты избавишься от мучений и избавишь от этого остальных, но вы не правы. Осматривает окровавленный пол и хмурится, обнаружив в луже крови почти растворившуюся в жидкости бумажку. Садится на корточки и подбирает бумагу, прекрасно зная, что написано на этом клочке. Сотни раз повторялась такая ситуация и сотни раз рядом с трупом лежала одна и та же записка: «Ты опоздала. Когда-нибудь опоздаю я, и ты останешься лежать рядом с трупом, если тебе, конечно, посчастливится прийти на нужное место быстрее». Сигарета уже вызвала тление, и она слышит тихий треск горящих досок, но выпрямляться не спешит, со злостью сжимает в руках бумагу, чувствуя, как по пальцам текут струйки крови. Вновь ему удалось обойти её. Но в следующий раз женщина будет проворнее, быстрее. Балка падает совсем рядом с ней, и волшебница, наконец, выходит из хижины. Запрыгивает на ближайшую кочку и наблюдает за тем, как сгорает последний оплот её надежды на поощрение Господина. Озлобленным взглядом скользит по пламени, морщась от яркого света. Её противник часто обращается к свету. В этом его слабость. И преимущество над ней. Чёрная ворона улетает из леса спустя несколько минут, и ярко-зелёные глаза птицы мелькают в кромешной тьме ночи. Сюда она больше не вернётся.《》《》《》《》
Всю жизнь слышала от матери одно: никогда не вставай на колени перед мужчинами. Но мать не знала, что дочь всё-таки выберет зло. Не приторное, похожее на сахар, от которого болят зубы, добро, а зло, тёмное, приятное взгляду и родное сердцу. Никто не говорил, что будет легко. Она знала, что не сможет рассчитывать на благосклонность Хозяина. Чем занимается Беллатриса? Она обязана удовлетворять его должным образом, чтобы он потом не срывал злость на своих подданных. Ни черта не справляется со своими обязанностями. Ровно также, как и незнакомка. И лишь Дьявол знает, почему она ещё жива, почему он ещё не убил её. Его мантия перед её глазами, он ходит тихо, словно ступает босыми ступнями по пуху. Его шагов не слышно, лишь эхом отдаётся тяжёлое от гнева и разочарования дыхание. Она не преклоняет голову, смело смотрит снизу вверх на него, не боясь света алых глаз. Рядом с ним всегда его спутница — Нагайна. Уж она-то знает, как правильно умаслить Господина. Ластится к его ногам, тихо что-то шипит. Женщина так не умеет. Да и не стала бы. Гордость всё-таки берёт своё. — И вновь вы здесь. Вновь не стоите с гордо выпрямленной спиной, не выслушиваете похвалу, а находитесь на коленях передо мной. Не надоело? — насмешливо шипит Повелитель, слегка наклоняясь ко ней, осматривая её бесстрастное лицо. Уже не страшно. Его облик не внушает ужас. Страшно становится от его слов, разочарованного вздоха. Знает, что последует за этим. Они всегда играют в эту игру перед пытками. Если не выдержит его напора, то станет жертвой пыточного проклятия. Будет извиваться на полу, как извивается его любимая змея у его ног. Но никогда не будет лежать у него в ногах. После пыток поднимется на ноги и смело воззрится в его глаза. Не боится последствий. Ей терять нечего. — Если бы надоело, я бы уже здесь не стояла, — криво ухмыляется, наблюдая за его перемещением по богато обставленной комнате. По периметру комнаты позолоченные канделябры, свечи в которых излучают такой ненавистный свет, на полу мраморная плитка с разводами крови. Видимо, кого-то пытали здесь до неё. На стенах дорогие обои, украшенные бурыми пятнами. Неудивительно. Именно этого она и ожидала. Повелитель подходит ближе и хватает её за подбородок, резко тянет вверх, заставляя взглянуть в его глаза, слышит приятный хруст в области шеи сторонницы. Ищет в глазах хоть какой-то отблеск страха, но вновь терпит поражение. Она не боится. Гнев захлестывает его с головой. Не только гнев чувствует мужчина, но и интерес. Удивительная женщина. Никогда не преклонит голову перед ним добровольно, никогда не кричит во время пыток, никогда не упадёт к его ногам с мольбами не пытать её. Даже сейчас смело смотрит в его глаза. Дыхание её спокойно, словно она находится не в ожидании пыток, а жаждет поощрения. Повелитель скользит взглядом по лицу сторонницы. Любопытная особа. Заприметил её давно, когда она пришла сражаться с одним из его подданых, чтобы иметь возможность вступить в ряды Лорда Волдеморта. Сражение выиграла, но радости на её лице не было. Всё время стояла словно статуя из благородного мрамора: точёный профиль её лица преследовал его на протяжении всего собрания. Невероятная женщина. Никогда не скажет о его величии, как это делает Беллатриса. Далеко не глупая, но всегда всё делает всё назло ему. Её глаза прищурились, словно женщина почуяла неладное, попыталась отвернуться, но хватка Лорда сильна: его пальцы ещё сильнее сдавили её подбородок. Странная женщина. Все мечтают оказаться рядом с ним, говорить о его величии, но она лишь качает головой, слыша, как все восхищаются им. Его палец скользит по губам сторонницы, очерчивая их контур, слегка надавливая на мягкую плоть, словно приказывая приоткрыть губы. Она издаёт рваный выдох, дергается, но не отстраняется: понимает, что будет ещё хуже. Поднимает на него взгляд и смело, почти нагло, смотрит в его глаза, но губы держит сомкнутыми. Видит усмешку Господина и усмехается в ответ. Никогда не остаётся в долгу. Мужчина резко отпускает её подбородок и отходит к окну, взглядываясь во тьму. Не слышит движения позади и вновь оборачивается, ухмыляясь, говорит: — Уходи. Ты так сильно жаждешь пыток? — видит её недоверчивый взгляд и кивает головой на выход. — Быстрее, пока я не передумал. — Не нужно оказывать мне услугу. Я не выполнила задание и готова платить за свою невнимательность, — глаза гневно мелькнули в полумраке комнаты, заставив Лорда слегка удивлённо склонить голову. — Иди. Это приказ. Она не спорит. Поднимается с колен и выходит из библиотеки, с досадой хлопая дверью. Опять повелась на его уловку. Дала почувствовать себя главным. Словно он человек, который может решить её судьбу. На самом деле, так и было, но женщина никак не могла смириться с этим, именно поэтому пакостила, стараясь доказать, что над ней у него нет власти. Получалось отвратительно. И что за Дьявол надоумил прийти к нему? Уже сидя дома, в удобном кресле, трогает влажные волосы и откидывается на спинку кресла. Устало прикрывает глаза. Не хочется ничего. Раздражённо прикусывает губу, стараясь вспомнить, что пошло не так, почему именно в тот самый переломный момент своей жизни она решилась на этот отчаянный шаг: знала ведь, что станет его вещью. Глупая, глупая, глупая идиотка. Шипит, понимая, что сжала руку в кулак до такой степени, что на ладони остались кровавые отметины от ногтей. Оглядывает убранство комнаты. Роскошная позолота на обоях режет глаза, мраморный камин вовсе не радует взор своим великолепием, а мягкий ковёр кажется на таким уж и мягким. Взгляд останавливается на колдографии: на ней она молодая, глупая, не понимающая, что её ждёт. Берёт в руки волшебную палочку и призывает к себе стопку пергаментов и перо с чернильницей. Обмакивает наконечник пера в чернила, склоняется над столом и аккуратными буквами выводит дату: 09.09.1999. Бросает взгляд на стопку рядом с собой. На вершине красуется пергамент с датой: 08.09.1999. Такие же стопки лежат во всех выдвижных ящиках её стола. Они повсюду: под матрасом, заложены между страниц книг, спрятаны в тайниках, датируемые 1945 годом вплоть до 1999. Она всегда надеялась, что сможет продолжить записи, поможет остальным вовремя передумать вставать на путь служения Тёмному Лорду. Откладывает исписанный пергамент в сторону и тяжело вздыхает. Кладёт его поверх стопки, берёт ещё один чистый и изящно выводит надпись: Памяти Розеллы Айседоры Морриган.《》《》《》《》
Дьявол побери эту женщину. Исчадие Ада. Равнодушная ко всему вокруг неё, статная, словно творение Микеланджело Буонарроти. Никогда не засмеётся, не заплачет, не закричит от боли, лишь с досадой сомкнёт алые губы в тонкую, словно окровавленную, нить, и воззрится самоуверенным до невозможности взглядом на того, кто посмел нарушить её покой такими мелочами, как пытки и задания. Он привык к тому, что в её доме редко горели свечи. Всегда двигался на шелест пергамента и скрип пера, но перед дверью, словно назло, произносил шёпотом «Люмос» и светил нарочно прямо в лицо лучиком света. Она кривилась, словно от пощёчины, но взгляд не отводила — не хотела уступать. Две личности с горящими от ненависти ко всему светлому сердцами находились в одной комнате и, видит Мерлин, не переносили могущества друг друга. Её губы, наконец, растягивались в самодовольной улыбке, и женщина закидывала ногу на ногу, являя взору Повелителя комбинацию изумрудного шёлкового халата и практически белоснежных стройных ног. Нарочито соблазнительно приподнимала бровь и тут же поднималась с кресла. Любила дразнить. Понимала и принимала последствия. Знает ведь, что её не тронут, знает, что ему нравятся её игры, знает, что оба никогда не решатся на что-то большее. Предполагает, что он вернётся в поместье Лестрейнджей, чтобы утолить жажду, но в порыве страсти будет шептать имя другой женщины, вовсе не той, которая лежит под ним и наслаждается его милостью. Розелла знает зачем он пришёл. Уже с пониманием протягивает ладонь, ждёт, когда Господин вложит в её руку схему очередного здания, на которое планируется рейд. У неё есть немного времени до завтра, чтобы закончить схему и отдать её Тёмному Лорду. Мужчина уходит быстро, и она понимает, почему. Он никогда не прикоснётся к ней, потому что они играют по её правилам, и ему это нравится. Нравится осознавать, что кто-то готов бросить тебе вызов, даже если носит на своей руке чёрную метку. В этом мире нет места для страха. Леди Морриган осознала это давно, и теперь знает, что нужно делать для того, чтобы всегда иметь хоть немного власти. Но ей не нужна власть над Магической Британией. Ей нужна власть над ним. Если она обретёт желаемое, то станет непобедимой. И она знает, что он это знает. И Волдеморт знает, что она знает то, что он знает о её намерениях, но мужчина продолжает ухмыляться, держать в тонких пальцах ножку бокала с кроваво-красным вином и представлять, как в будущем он оставит на её шее такого же цвета отметины, как они будут прекрасно контрастировать с её цветом глаз. И эта страсть не угаснет никогда. Но две сильные личности не могут жить в мире и понимании. Они слишком амбициозны, слишком умны и изворотливы. Его факультет Слизерин. Цвета его сочетаются с блеском её очей, и осознание этого даёт ему покой. Всё-таки, их хоть что-то связывает. Не нравится ему лишь то, что Розелла слишком хитра. Морриган не похожа на когтевранку, Волдеморт отвергает эту мысль как можно тщательнее, но реальность не обманешь. Она та, кем является. И никогда не станет другой. Но, несмотря на это, ему слишком сильно хочется увидеть, как Розелла Айседора Морриган будет впиваться взглядом своих изумрудных очей в его алые глаза, ощутить, как её длинные изящные пальцы торопливо отбросят его бархатную мантию в сторону и, наконец, почувствовать, как они оба рухнут на её шёлковое покрывало.