Чаепитие.

Госсен Пексли - младший Пексли, был изгнан главой дома. Скитаясь по руинам, лесам, он не желал и вовсе возвращаться обратно. Им двигала некая обида и месть. В лице брата, он всегда видел какую-то надежду, он разрешал Госсену заниматься любимым делом - мастерству управления кинжалами. Так как у юного ассасина с магией было туго. Попав под взгляд злоумышленников, у них созрел прекрасный план, настроить младшего Пексли против главы дома, ведь разумом этого молодого глупыша было легко завладеть и манипулировать, когда тот взойдёт на пьедестал. Госсен же, запудрив себе мозги сам того не заметив, начал думать о голове брате, как о вещи, заполучив которую он сможет переделать глупые традиции дома Пексли. Ночь. От Абберлина исходил тяжёлый холод. Госсен ловко забрался по подоконникам наверх к нужному окну. Оно было открыто, на удивление... Его уже ждали? Госсен запрыгнул внутрь, без лишних звуков. Как только он оказался в комнате, глаза начали разбегаться, разглядывать, ибо Госсен никогда не был в покоях брата. На столе рядом с ним стоял фонарь, внутри которого свежая свеча. И зажгли её совсем недавно... Тут в коридоре послышались шаги, и появилась тусклая, длинная фигура в капюшоне. Госсен застыл, совсем забыв, что сейчас он должен сделать выпад, устремить свои клинки в шею своей "жертве" и быть таковым. Но наш ассасин встал как вкопанный. Эймон же снял свой плащ, спокойно повешав его на край стула, он ждал Госсена у себя в гостях, и знал о его намерениях, но вёл себя максимально невозмутимо. Ассасин немного отпрыгнул к стене как только раздался голос старшего брата. -может выпьем чаю, раз ты пожаловал ко мне? И на его лице растянулась улыбка. Эймон никогда не улыбался. Госсена передёрнуло. И пока он стоял и бездействовал, чайничек и две чашки появились на столе. Юноша было схватился за ножны, в которых были кинжалы, но Эймон сделал вид, как будто этого не видел, хозяйничая на столе, раставляя угощение, он обратился к Госсену. -не знал, что ты тоже станешь наёмным убийцей...как я. В глазах младшего потемнело, руки опустились. (Что? Убийцей? Неужели Эймон тоже...) Холодное лицо главы Пексли резко сменилось на дружелюбную улыбку, и он отодвинул стул от стола, предоставляя место Госсену. Тот же бесприкословно сел, ожидая от брата ответов, на свои не заданные вопросы. Будет жаль убивать его, не выведав интересного. Чашка с чаем коснулась его губ, Госсен и сам не замечал, как мысли ушли, и он спокойно начал уплетать всё что было на столе. Давно он, в простой, спокойной обстановке не пил чай. От этого появлялось некое удовольствие от такой посиделки. Эймон же сел рядом, помешивая сахар в чашке, наблюдал за действиями своего гостя. Госсен обляпал себе весь рот в шоколаде и крошках, что вызвало у старшего брата смешок. Взяв салфетку, он повернул лицо младшего брата к себе и начал вытирать ему губы, совсем как маленькому. Госсен хотел отвертеться, но что-то в этом было приятное, когда родная, тёплая рука касается твоей щеки, а вторая заботливо вытирает остатки сладостей на лице. Тут перед Госсеном всплыло его детство. Оно было скучным, ограниченным... Эймону наставляли учения секретной магии и обязанностям главы дома, так что у юноши было мало времени побыть со своим младшим братишкой. По этому у Госсена часто отбирали его "лучшего друга" ,с которым так весело было играть. Бедняга скучал в четырёх стенах, так же как и на улице. Его братья и сестры занимались садоводством, рисованием, пением, музыкой, обучались магии и ещё кучей занятий, которые не привлекали Госсена. Только Эймон разрешал заниматься Госсену любимым делом - мастерство обладания кинжалами. В доме Пексли запрещены подобные орудия, род должен был обладать исключительно магическими способностями, чего не получалось у Госсена. Шло время. Сёстры и братья поразъехались, найдя вторую половинку. Младшему же старейшины пророчили выдать в жёны Гвиневру. Но Эймону такой расклад на его брата не устраивал, и он отсрочивал их слепую "помолвку" как мог, а в итоге, изгнал Госсена из дома. Ведь это единственное, что он мог сделать для него. Подарить свободу. Но сам Госсен тоже понимал, что такая "свобода" без старшего брата, ему не нужна. С лица младшего потекли мелкие слёзы, попадая в чашку с чаем. Госсен опустил голову, и глаза скрылись под каштановой чёлкой. Эймон не совсем понял, что так резко расстроило его гостя. Встав со своего места, он подошёл к Госсену, поднимая его личико за подбородок, тот в порыве своей грусти, не сопротивился такому жесту. Эймон огладил щеку брата, большим пальцем смахивая его слёзы. Младший лишь всхлипывал, не смея посмотреть тому в глаза. Столь дорогой человек, стоит перед ним, столь желанный, которого он всегда ждал когда-то...в детстве. Но что он хотел? Убить его? Какой же вздор, да ни за что! Свеча в фонаре сгорела наполовину, озаряя раскрасневшееся от стыда лицо Госсена. Эймон мягко поглаживая его по голове, точно так же, как в детстве. Младший вздохнул, поджав губы и повернулся к брату лицом. Тот же снова касаясь его горячей от слёз щеки, приблизился и нежно припал к губам гостя. Госсен в свою очередь, хотел отстраниться, но приятное чувство не давало ему такого шанса, и приоткрыв рот, Эймон затянул его в более глубокий поцелуй, от которого у младшего залились краской даже уши. Руки Госсена невольно обвили шею старшего брата, что позволило быть им максимально близко. Воздух закончился, и они отстранились от друг друга. Поцелуй закончился, а страсть не утихла - как говорится. Отодвинув всё, что было на столе Госсен был взят и аккуратно посажен на стол. Теперь они были на одном уровне глаз. Глава Пексли не мешкая затянул его в новый страстный поцелуй, которому Госсен уже не противился (да даже если и противился, это особо не помешало бы планам Эймона). Фиолетовый шарф Госсена уже был снят и аккуратно уложен вместе с металлическим нагрудником на столе. Эймон принялся пуговку за пуговкой расстёгивать рубашку гостя. Перед герцогом предстал шикарный вид, худенького тельца, на котором были царапины и шрамы. Склонившись к шее и ключицам, опаляя их горячим дыханием, Эймон нежно проходился по царапинкам и на свободных местах оставлял яркие багровые пятна как бы "зализывая" свою вину, за то что не был рядом с Госсеном всё это время, оставив его совсем одного. Ведь старшие братья должны защищать младших, не так ли? Госсен держался за плечо брата, правой рукой прикрыв себе рот, для того, чтобы не издавать лишних звуков. Всё таки не хотелось, чтобы в Абберлине узнали, про "ночного гостя" их господина. Эймон спускался к груди Госсена, нежно обиходуя её языком. Прикусив бусинку соска Госсен приглушённо вскрикнул, эта реакция Эймону понравилась, и он проделал это несколько раз, слушая как братик измывается лишь бы не закричать во весь голос. Это даже стало похоже на пытку. На столике для чаепития стало явно мало места, да и он не соответствовал локации, нужной для осуществления плана на ночь. Госсен снова был подхвачен, и уложен на белые простыни кровати Эймона. Младшему сразу выбился в нос запах брата, столь сладкий и мягкий. Точно так же пахла его одежда, шея, руки, губы, волосы... Эймон начал освобождать нижнюю часть Госсена от одежды, оставляя его совсем нагим. Младший Пексли начал стягивать с Эймона его одежду, выражая протест. Юноша не сопротивился и снял с себя верх и низ, уложив всю экипировку на прикроватную тумбочку. Показав два пальца, Госсен нехотя приподнялся, взяв их в рот, начиная обильно смачивать слюнками, да бы не порвать себе очко. Эймон же наблюдал за этим с неким удовольствием, сопровождая данную процедуру тихим смехом. Когда было достаточно, Пексли надавил на торс Госсену, тем самым заставляя его лечь. Погрузив палец в партнёра, не мешкая туда устремился и второй палец уходя всё глубже. Госсен почувствовал лёгкий но терпимый дискомфорт, но послушно лежал, вздрагивая от движений пальцев. Наконец покончив с растяжкой, Эймон вошёл головкой в нутро Госсена. Дрожь словно электрический ток отдалась по всему телу. На уголках глаз младшего собрались слезинки. Эймон почувствовал, как внутри его сжали. Наклонившись к братишке он начал нежно целовать его, успокаивая. Габариты герцога входили всё дальше, наконец достигнув комка нервов внутри. Стоило задеть его, как Госсен не мог сдержать свой голос. Найдя нужный угол, Эймон принялся вбиваться в брата, выдавливая из него сладкие стоны. Госсен прикрылся рукой, стесняясь своего голоса в такой ситуации, но Эймона это не устроило и взяв его руку в свою, прижал к кровати. Шея старшего начала покрываться укусами Госсена. Либо это свидетельствовало о попытках "искусать до смерти" свою "жертву", либо бедняге явно нечем было себя заткнуть. Тогда младший уткнулся в плечо герцога чтобы хоть как-то заглушить себя, но у него плохо получалось... Теперь сладкий голос звучал прямо под ухом Эймона, что доставляло наслаждение. Госсен простанывал имя герцога, обрывисто выдыхая хватаясь за простынь. Эймон затыкал брата короткими поцелуями, воздуха им явно не хватало. Иногда поцелуи переходили на щёки, шею... Дело подходило к разрядке. Пара глубоких, сильных толчков закончили процесс. Госсен выдохнул, не в силах больше шевелиться, Эймон отдышавшись, накинул на себя халат, поднял своего ненаглядного братишку на руки, отправился в душ. Проходя мимо окон, заметил, что луна аккуратно спускается вниз - время уже за полночь. Сделав все дела, они вернулись в покои и улеглись спать, на мятую и взъерошенную простынь. Завтра Эймону на работу, опять эти бумажки, печати, чернила и письма... Зато на душе приятное чувство, что там, в покоях, на его кровати как котёнок свернувшись калачиком, спит его дорогой братишка. В безопасности, где их больше никогда не разлучат.