I Have Made Mistakes

      — Я бы хотел, чтобы между нами всё наладилось, — замялся Уилбур. И, возможно, он говорит это всерьёз. Может быть, он хочет, чтобы это было правдой. Отблеск костра отражается в его зрачках, и они сияют алым цветом. Ники наблюдает за парнем со своего места рядом с ним, глядя вдаль. Ветер треплет её волосы, на мгновение закрывая обзор. Но она не отводит взгляд.       — Исправить что? — спрашивает она, делая вид, что ничего не понимает, но её голос очень чётко выдает притворную попытку. Она даже не пытается звучать достаточно убедительно. Она просто хочет услышать эти слова, слова, которые она повторяла себе, когда ночь за ночью письмо, сообщение на коммуникаторе или телеграмма оставались без ответа; каждую ночь, когда она спала одна, в своей пекарне, чувствуя себя небезопасно; каждую ночь, когда она смотрела на луну и мечтала, чтобы он пришел и спас её от этого кошмара.       — Всё, — отвечает он с осунувшимся голосом, как будто на его плечах лежит вся тяжесть мира. Его глаза ни на секунду не отрываются от горизонта, застыв в вечности; даже когда она отвела от него взгляд и смотрела на небо, усыпанное звёздами, каждая из которых хранит в себе тайну, ложь, свидетельство войны, историю, месть, предательство, нарушенные обещания, потерянную и не восстановленную дружбу. Их не счесть.       — Это всё? Именно так ты хочешь, чтобы всё закончилось? — сказала она наконец.       — Нет, — говорит он после долгой паузы, — Нет, я... нет, — и он поднимается на ноги, с бутылкой в одной руке и сигаретой в другой. И когда он слишком долго стоит, глядя прямо на костёр, Ники тоже встаёт. Медленно, но верно Уилбур начинает идти. Его ноги неуверенно пошатываются, и он чуть не спотыкается, но Ники ловит его.       Она всегда его ловит. Он смеётся про себя, вполголоса называя себя идиотом, но Ники прекрасно его слышит. И он всё по-прежнему не смотрит в её сторону. Он не смеет встретиться с гневом, злостью, яростью в её глазах. Он отдергивает её руку, и девушка позволяет им упасть вниз. Она стоит и смотрит, как живой труп человека, которого она когда-то знала, которым восхищалась, которого уважала и ради которого готова была убить весь мир, хромает к костру. На мгновение Ники замирает в нерешительности, она почти бежит к нему, ей почти не всё равно. Но затем оно исчезает так же быстро, как и появилось.       К её облегчению, он бросает бутылку в огонь, и тот вспыхивает с новой силой, угли взлетают к небу, как безмолвные желания, сливаясь со звёздами. От резкого движения он едва не вывихивает конечность и чуть не падает в огонь, но в последний момент успевает поймать себя. Из-за этого он теряет ориентацию и пытается восстановить равновесие, пытаясь отдышаться. Все попытки казаться ловким отбрасываются в сторону.       Через несколько секунд он затягивается сигарой, и она сгорает, как только разгорячённый язык ощущает вкус табака. Вместе с ней сгорает и душа Уилбура, или то, что от неё осталось. А потом он оборачивается, и огонь за его спиной отбрасывает на Ники тень в виде его тела, нависающего, доминирующего, оберегающего. Она вздрагивает от этой мысли, но не покидает своего места. Уилбур делает несколько шагов вперёд, и длина тени увеличивается вместе с ним. Ники не шевелится даже мускулом.       Уилбур останавливается. Парень поднимает глаза, и их взгляды встречаются.       — Я искренне сожалею обо всём, — наконец-то говорит он, и на этот раз нет ни лжи, ни обмана, ни фальшивых обещаний. Он не звучит извиняющимся. Он просто сломлен. В конце концов, он - человек, который отказался от всего.       — Правда? И это всё, на что ты способен? — она препирается, разочарование кипит в её душе.       — Нет, — продолжает он, — это не так. Я не собираюсь извиняться. Особенно перед тобой. Извинения не исправят того, что между нами произошло, — и он снова опускает глаза. Ники с трудом выносит наглость этого человека, её кулаки сжимаются до боли в пальцах. Она сдерживает слёзы, грозящие упасть на измазанную сажей щеку.       И всё снова как в ту ночь. Все те ночи, всё снова и снова. Она и огонь, и Уилбур, стоящий между ними. Может быть, позволить ему вторгнуться в её привычный ритуальный вечер у костра было плохой идеей.       — Мне нечего предложить. Больше нечего. И я не буду врать, что у меня что-то есть, как раньше. Я много лгал тебе. И многим другим. Я сожалею об этой лжи. Я сожалею о своих ошибках. Ты не была ошибкой, Ники, — и он снова смотрит вверх, но теперь пришло время Ники отвернуться. Зрение становится слишком размытым для неё, и она клянётся, что это, вероятно, глюк, поскольку она не может помешать руке утереть глаза, и несколько шальных слёз падают следом.       — Прости - это всё, что у меня есть, или, наверное, совсем ничего, если ты не собираешься принимать это. И это вполне справедливо, если не хочешь. Я не буду возражать. Я ведь ничего не добьюсь, возражая.       И он хихикает? Он, блядь, хихикает над собой. Само его присутствие вызывает у Ники отвращение. От этого ей хочется блевать.       — Ты закончил? — в конце концов, пробурчала она.       — Если ты мне скажешь, — говорит он.       — Тебе есть что сказать? — спросила она с явным сарказмом в голосе.       — Нет. Не особо. Но моё право говорить теперь в твоих руках.       — Почему?       — Почему что?       — Почему ты это делаешь? Мне... почему ты всё это сделал, мне.... и другим.... ПОЧЕМУ? — она окончательно начинает кричать, и её голос эхом отдаётся в ночи. Лес затихает. Лес слушает.       Ники не знает, зачем она вообще задавала этот вопрос. Когда-то она хотела получить ответы. Но со временем это желание притупилось, огонь внутри неё затих, превратившись в тлеющий осадок, и она долго-долго держала рядом с собой кувшин с ледяной водой. Она бы вылила её прямо в него, если бы не он. Если бы он только не воскрес из мёртвых.       — Хотел бы я знать ответ на этот вопрос, — и снова усталость в его голосе. Ники едва не предложила ему положить голову к ней на колени, чтобы она провела пальцами по его волосам и помогла ему заснуть. Как в старые добрые времена, в Погтопии, когда всё становилось слишком напряжённым и бывшему президенту было трудно заснуть.       Воспоминания нахлынули на неё так непроизвольно, что ей захотелось выпустить свои же кишки. Как она посмела? После всего?       — Уходи, — тихо говорит она. А когда это прозвучало недостаточно громко, она повторила, уже сильнее, смелее, решительнее, — Убирайся с моей территории и держись подальше от меня и моих друзей. Тебе здесь больше не рады. Ты никогда не был желанным гостем, - хочет сказать она, но это слово замирает на кончике её языка. Слёзы снова грозят пролиться, но она не поднимает глаз. Но огонь всё же выдает её: слишком уж сильно блестят её глаза на свету.       Уилбур не произносит больше ни слова. Он молча кивает и уходит от костра, тень медленно удаляется вместе с ним. Ники слышит, как хрустят листья и ветки под тяжёлыми шагами, как они удаляются вдаль, и когда ей наконец удаётся взять себя в руки и поднять глаза, его уже нет. Постояв ещё минуту, она обнаружила, что находится в полной тишине, если не считать редких тресков, издаваемых костром.       Лес вновь начинает издавать свои звуки в ночи. И впервые за долгое время Ники не чувствует себя одинокой.