Качели

Дверь захлопнулась чуть не ударив по лицу. Гарри замер и сместил глаза на кончик носа. Буквально в половине дюйма от него застыла капля грязно-коричневой краски. Дверь вообще выглядела отвратительно: вся в потеках, трещинах, сколах. Ещё бы, так ей хлопать. А Гарри что, он ничего же такого не хотел. Разве что только извиниться. Ну, может, чая попить вместе, ещё раз восхититься, полюбоваться, выдохнуть. Ведь тогда и сны перестанут мучить какое-то время, а то эта змеюка, кровь, ужас и сожаления заставляют просыпаться в холодном поту, и потом уже никак не заснуть. *** Грабли выглядели не очень. Старые, ржавые, щербатые. Но размеренные шварк-шварк отчего-то успокаивали. Тем более рядом слышались клац-клац секатора, которым орудовал смурной Снейп. Они не сказали ни слова друг другу. Просто молча работали в саду. Гарри вообще сам схватил эти грабли, чтобы чем-то занять руки, чтобы не прогнали сразу, чтобы просто побыть рядом. Это же огромная удача, что Снейпу нечем закрыться от него. Ну, кроме волос. И мантии. И этого допотопного секатора. Но монотонные клац-клац и шварк-шварк, словно дружеский диалог, умиротворяли и успокаивали. Гарри косился в сторону живой изгороди и, да… любовался, восхищался, выдыхал. *** — Пошёл вон, Поттер! Коробка с печеньем шлёпнулась под ноги, открылась, и коричневые кружочки раскатились по доскам пола, распространяя яркий аромат корицы. Гарри растерялся. Знакомо, но обидно. И не знаешь, как быть. То ли ползать и собирать, то ли оставить, как есть, то ли пнуть со злости. А сделать хотелось всё это и даже больше, но что именно — Гарри не знал. Он вытащил из кармана шоколадную лягушку, пристроил её на коробку и вышел. Дверь сама тихо закрылась за ним. *** Чайник мерно булькал на плите, над заварником пар скручивался в колечки и уютно укутывал ароматами трав и приправ, небольшая чашечка с голубыми узорами стояла перед Гарри, белея пока пустым фарфоровым нутром. Снейп хмурил брови, сводил лопатки, натягивая на плечах тонкий, мягкий на вид, свитер, странно суетился, доставал из шкафчика сахарницу, сливочник, ложечки и вазочку с хлебными палочками. Чайник наконец засвистел, нарушив уютный фоновый шум. Чашка грела руки, вкус чая восхищал, а Снейп сосредоточенно рассматривал свою ложечку в то время, как Гарри улыбался, любовался, выдыхал. Так близко, почти мирно, самую чуточку страшно и так волнительно… Снейп. И понятно, что это стало навязчивой идеей, и без Грейнджер ясно, что тут куча комплексов, нереализованных желаний, чувство вины, синдром спасателя и так далее и тому подобное… Но как же от этого было душно, немного подташнивало, внутри всё сжималось, пальцы сводило и… очень-очень торкало. *** — Вы уверены, что присутствие мистера Поттера необходимо? Возможно, внимание прессы ему льстит, но не при таких же обстоятельствах. Пусть хотя бы по судебным делам пресса напечатает что-то помимо прекрасных колдографий нашего Великого Победителя. Гарри обожгло обидой и накрыло разочарованием. «Ах так? Вот так вот, да? После всего? После…» — чего именно Гарри никак не мог сформулировать. Снейп всего лишь напоил его чаем. Это Гарри замирал от переполняющих ощущений. Это только он восхищался, это только он… И страшно признаться даже себе, но так хотелось… И вроде же всё налаживалось, и вот опять… *** В груди всё поджалось, замерло и лопнуло, разбрызгивая нереальное, тёплое, восторженное и возбуждающее. Твёрдые губы сминали, покоряли, разделяли на до и после, зажигали, заставляли захлёбываться в эмоциях и сильнее прижиматься к колючему пальто. Когда Снейп отстранился и провёл по лицу холодными пальцами, Гарри не мог понять, почему всё так расплывалось перед глазами. Он сильно смутился, когда горячая капля потекла по щеке. Слишком много, слишком долгожданно и слишком внезапно накатило счастье, чтобы сдерживать его внутри. — Ну же, мистер Поттер, — почти прошептал Снейп, стирая слёзы и нежно, да, нежно (!), смотря прямо в глаза. — Вас так расстроило, что не удалось блеснуть перед колдокамерами на пресс-конференции Визенгамота? Гарри помотал головой, потянулся выше и произнёс прямо в губы своего ожившего наваждения: — Я слишком доволен последствиями моего отсутствия на обложках газет. Можете защищать мою неприкосновенность от прессы всегда. Только обязательно с таким вот утешением. И никто, никто не видел, как посреди осеннего парка ещё долго целовались двое.