Приручи меня

Прохладная ночь не спеша опустилась на их лагерь, нагоняя усталость, а следом за ней – и сон. Слабый ветер игрался с языками костра, возле которого осталась только Тав. Отчего-то это было самым привлекательным для неё развлечением: любоваться пламенем в одиночестве, прогревая замерзшие в приключениях по подземельям, болотам и лесам кости. Она периодически вытягивала пальцы, так что жар едва ли не обжигал их, напитывалась теплом до пота и отползала подальше, остывая. Когда воздух снова укутывал её в свои холодные объятия, эльфийка придвигалась ближе, повторяя этот бесконечный цикл. Каждый в лагере успел заметить этот обряд. Кто-то любовался им, кто-то – просто раздражённо цыкал и закатывал глаза, кто-то – игнорировал или задерживался на несколько секунд, хихикнув. Но лишь одна пара глаз каждый вечер наблюдала за этим странным действом, снова и снова, словно что-то менялось. Сменялись лишь места их пристанища, её причёска и иногда одежда. Вампир и сам не понимал, почему он так часто смотрит на неё, поглощённую мыслями, потому что быстро уходил в свои собственные, и его глаза следили за незамысловатыми движениями автоматически, неосознанно. Она ощущала на себе его взгляд всякий раз: будучи опытным следопытом, сложно было не чувствовать, когда на тебя смотрит хищник. Разве что Тав не позволяла себе смириться с таким распределением ролей, извечно размышляя о том, что в её «неизвестно ком» от зверя лишь повадки. Такие же, как у её фамильяров. Для неё в животных не было ничего сложного: всё до боли просто и понятно, поэтому даже голодный кровопийца вызывал в ней скорее желание его воспитать, а не убить. Может, Астарион бы и поддался дрессировке так же ловко и легко, как… – Чёрт возьми, Тав, сколько раз я говорил не пускать свою вонючую псину разгуливать по лагерю! – со стороны послышалось знакомое возмущение, дёрнувшее уголки её губ. Тав тяжело вздохнула и повернула голову в сторону палатки, окружённой подушками. На стуле с максимально важным видом, закинув ногу на ногу, сидел недовольный эльф. Несмотря на то, как грациозно он опёрся спиной о стол, читая книгу, в его позе ощущалась неловкость. Не удивительно: рядом с ним стоял огромный волк. Жадно втягивая носом воздух, животное пыталось уткнуться мордой в руки мужчины, державшие книгу. По раздражению на бледном лице становилось понятно, что плотная обложка прилетит прямо между глаз зверя, если он сейчас же не прекратит. Тав сжала зубы, напряглась, и взгляды эльфов внезапно встретились – каждый со своим требованием. Девушка быстро поднялась с места и направилась к палатке, захихикав. – А Шкряба ты гладил с удовольствием, – ехидно процедила та, стараясь поддразнить его недовольство как можно сильнее. – Ты бы поделился с ним добычей, того гляди и подружились бы. Он просто чувствует запах крови. Сделав практически очевидное умозаключение, Тав улыбнулась и погладила волка по голове, медленно отодвигая его морду от вампира. Недовольство последнего постепенно угасло, оставив за собой привычную, самодовольную ухмылку: – Шкряб ведёт себя прилично и не лезет ко всем и каждому, когда ему вздумается. Тебе стоит лучше дрессировать всякую скотину, чтобы она не лезла к моей палатке. Послышалось тихо: «иди, Люпус», и животина испарилась из виду. – Такой же наглый щенок, как и его хозяйка, – белокурый эльф нахмурил одну бровь и ловким движением пальца положил свисающую с книги ленту на открытую страницу; тихий хлопок качнул кудрявую прядь. – Пожалуй, ты прав, – задумчиво проронила Тав, демонстративно обхватив подбородок, и уставилась в звездное небо. Сзади всё ещё приятно потрескивало пламя, из лесу доносилась трель сверчков, лагерь опустел, потому что в такой поздний час обычно не спали лишь эти двое. По крайней мере, они любили сидеть вне палаток. – Думаю, мне вообще стоит выгнать всех непослушных животных из лагеря, а начну я с наглого кота, который диктует здесь свои порядки, – лицо девушки резко изменилось, брови нарочито низко упали к переносице, а пальцы легли уже на чужой подбородок. – Что такое, котик, скажешь оправдательное «мяу»? Вампир не успел отреагировать ещё одной колкой фразой: он почти заворожённо уставился на неё снизу вверх, разглядывая внезапно счастливое лицо. Её пухлые губы растянулись в такой прелестной улыбке, что взгляд малиновых глаз застыл на ней на несколько секунд. «Астарион?» – мышцы лица эльфийки обеспокоенно дёрнулись, сбрасывая это обезоруживающее заклинание. – Мяу? – произнес он самодовольно, почти издевательски, и поднялся с места, теперь возвышаясь над этой хрупкой, уверенной в своих силах охотницей. Его взгляд пробежался по лагерю за  её спиной и голос тут же перешёл в соблазнительный шёпот: – Твои умения в дрессировке меня безусловно поражают, бусинка, но я высшее звено пищевой цепи, недосягаемое даже для твоих… талантов, – широко улыбнувшись, он продемонстрировал свои великолепные клыки. Иногда Тав испытывала сильное желание залезть пальцами ему в рот и осмотреть челюсть, как любому другому животному, вот только её дорогому спутнику это вряд ли понравится. Так она и запихивала этот свербящий интерес коснуться его зубов куда подальше. Даже сейчас, когда это, как ей показалось, был одним из её «жутких» методов показать свою власть над ним. Власть у неё и правда была, как у лидера группы, к которому прислушивался каждый; который решал и распределял чужие цели и задачи, мирил и разнимал, помогал и решал. Как партнёр Астариона, Тав не желала иметь над ним какой-либо воли: она знала, помнила и лелеяла важность этой части жизнь и личности для него. Может, именно поэтому он так давно не перечил ей в приключениях? Тав в очередной раз вдруг утонула в его чертах лица: мелких морщинках возле глаз от его улыбки, белоснежных кудрях, обрамляющих его лицо и острые уши. Всё в нём казалось идеальным, даже слишком. Неудивительно, как ему удалось соблазнить так много людей. А ведь он ещё и мед в уши льёт умело и щедро. Перед зелёными глазами настойчиво щёлкнули пальцы, развеивая мысли и вынуждая рефлекторно отодвинуть лицо – вампир буквально отразил её реакцию пару минут назад в своём немом беспокойстве. Но, заметив, что он в очередной раз себе что-то надумал, повеселел, используя привычную интонацию: – Что такое, дорогуша, никак не можешь налюбоваться? Я уже подумываю брать с тебя плату за это, хотя бы комплиментами. Между ними повисла пауза. В ней не было неловкости: их глаза с уверенностью встретились, без слов одобряя этот равный обмен. Жадные взгляды бродили по чертам их лиц, каждой впадинке и возвышению, словно они не видели друг друга вечность. Всё было куда прозаичнее – познание. Впервые они щупали любовь или то, что может так назвать неопытный скиталец жизни. Лицо, запах, тело, голос и поступки – каждый раз они делали небольшой шаг навстречу познания друг друга, стараясь спрятаться от лишних глаз. Почему-то ни один из них не любил этот пронзительный, любопытный взгляд Гейла. Может, потому что он так раздражающе хмурился и цокал языком после этого? – Мне начать с твоих прелестных ушей? – Тав улыбнулась и потянулась рукой к его уху, но её запястье перехватили в мгновение ока. Они оба теперь говорили полушёпотом, сохраняя интимность своего разговора. После признания Астариона девушка всякий раз разбивала свою палатку рядом с его, будто не могла удержаться от того, чтобы гордо заявить каждому: «это моё». Эльфийка склонила голову на бок, и её волнистые пряди цвета выгоревшей пшеницы свалились с едва укрытого плеча. Взгляд малиновых глаз рефлекторно зацепился за оголённую кожу и тут же вернулся к полному скептицизма лицу, разглядывая надутые губы. Вампир нахально улыбнулся. – Я уже говорил, что ты и твой волк похожи..? – Что, уже и мне тебя трогать нельзя? С каких пор? – Все коты любят личное пространство, милая, или твоих знаний и для этого не хватает? Тав только фыркнула, сжав руку в кулак и дернув его с достаточной силой – его хватка была неподвижна. Конечно, что лучница может противопоставить почти сытому вампиру? Будто прочитав её мысли, мужчина облизнулся. Резко потянув запястье вверх, он прижал её к своему прохладному телу – это был единственный холодок, что не вызывал в ней желание вернуться к костру – и тихо засмеялся. – Тебя так легко смутить, – белокурый эльф практически мурлыкнул и нырнул носом в её шею, отпуская руку и перехватывая следопыта за талию. – Так что, хозяйка, когда ты уже продемонстрируешь мне свои жалкие попытки командовать? – было заметно, как он замялся при обращении, словно его язык внезапно онемел на этом слове. Тав дёрнулась от щекотки, но не желала отстраняться: кончик его носа, скользящий по её нежной коже, вызывал трепет в каждой мышце тела. Она сдержанно выдохнула, ощутив мягкий укол внизу её живота. Было это чувство вины или возбуждение? Взбудораженная его пальцами, крепко вцепившимися в податливый бок, она не могла отличить даже чёрное от белого. – Когда я сказала тебе, что у нас всё до смерти серьёзно, это не значило, что тебе нужно добавлять сложностей в наши отношения. – Не понимаю, о чем ты… – продолжил Астарион в привычной для него манере и оставил пару поцелуев чуть выше ключицы. – Пожалуй, тебя стоит воспитывать не как животное, а как маленького ребёнка. И начать мне следует с хорошего шлепка по твоей вечно молодой заднице, как думаешь? – несмотря на попытку пошутить, в её голосе чувствуется нотка раздражения. – Я знал, что нельзя судить книгу по обложке, – мужчина выпрямляется, удерживая руку на тонкой талии; его голос всё больше напоминает патоку, – но не думал, что маленькая эльфийка, оказывается, имеет такие грязные увлечения. Тав не выдерживает очередной нападки и неловко взмахивает рукой. Её ладонь приземляется на упругую ягодицу, обтянутую плотной кожей, с отвратительно тихим шлепком: мелкая ручонка скользнула под неправильной траекторией. В груди следопыта нарастают неловкость и разочарование. – Бьёшь, как девчонка, – клыки снова дразняще выскальзывают из-под верхней губы. Она не говорит больше ни слова – толкается своей грудью в его, уместив между его ступней свою, и без сопротивления заставляет шаг за шагом пятиться в палатку. Их взгляды воинственно пересекаются, но они всё ещё молчат. Власть командира неоспорима, даже если это небольшое приключение до спального места. Оказавшись внутри, Тав победно улыбается и надавливает белокурому эльфу на плечи, но он вдруг становится неподвижен, словно скала. Она пытается снова, встретившись с тем же, хмурится и встает на цыпочки, чтобы дотянуться до губ того, кто непозволительно высоко задрал свой нос, чтобы создать ей помеху высоты. Его нежная кожа мягкая и податливая, словно очень спелый фрукт. Как и он в этот момент: опускает голову и подтягивает её за талию вверх, умело отвечая на поцелуй. Ей хотелось впиться в него, но Тав сдержанно жмёт на его плечи вновь – и он опускается вместе с ней на лежанку. Она встает на колени между его ног, возвышаясь, и толкает вампира на его предплечья – Астарион послушно опускается. И как его можно сравнивать с диким котом в такие моменты? Их можно ставить со Шкрябом в один ряд. Эльфийка смотрит на него сверху вниз, ликующе, но недолго: вплоть до того момента, как её зоркий глаз замечает в его лице что-то, напоминающее тоску или даже испуг. Тав сжимает губы и падает на свои ягодицы, доверив вес тела ладоням, практически копируя его позу, чтобы не занимать личное пространство. – Ты что делаешь? – он вскидывает бровь, на его лице всё это время была дежурная наглая улыбка. – М-м, меняю роли? Не знаю. Я всё вижу, Астарион, хватит прятать это от меня. Я же говорила, что… – её голос звучит неуверенно. Он не любил подобные темы, всегда старался сбежать, словно зверь, загнанный в угол. Но куда ему бежать из собственной палатки, верно? – В такие моменты я задумываюсь, почему не сбежал от тебя через пять секунд после начала наших серьёзных отношений. Он улыбнулся и в несколько мгновений навис над Тав. Его голос едва заметно дрогнул, точно так же, когда он назвал её хозяйкой. Несколько секунд назад ласковый и нежный эльф вдруг хищно ухмыльнулся. Она удивлённо вскинула брови и применила рабочий козырь – их губы вновь соприкоснулись в ловком поцелуе. Начальная нежность перетекала в нарастающую страсть. Вампир любил целовать её жадно, покусывая, но без крови, будто надламывал покрытую коркой рану, не сдирая – Астарион дразнил себя больше, чем её. Она быстро легла спиной на лежанку, раздвинув ноги, предоставляя ему в распоряжение полностью уязвимое тело. Вампир не спешил: он навис над ней в десятке сантиметров, и его ладонь с давлением опустилась на живот. Его пальцы справились с завязками на корсете так же быстро, как с очередным замком, и скользнули вверх по рёбрам, заставляя загоревшую кожу охотницы покрыться мурашками. Она задрожала от щекотки и возбуждения, вынуждая его, заметив эту провокационную волну, резко сжать её грудь. Сквозь ткань   над корсетом торчали  набухшие соски. Он зажал один из них между пальцами и вдруг замер, вздрогнув. Рука Тав с не меньшей, чем его собственная, ловкостью скользнула к его уху. Кончик указательного пальца мягко огладил длинный хрящ, вызывая мурашки по бледной  коже. Эльф закатил глаза и опустился чуть ниже, прижавшись пахом к её бедру, непроизвольно позволяя ощутить его полную реакцию. Девушка ухмыльнулась и повела пальцем дальше, поглаживая заострённый кончик – рука на её груди снова сжалась, вынуждая закусить губу. – Тав, блять… – шипит, но не сопротивляется, его голова поддаётся её движениям. Свободная рука следопыта ложится на его затылок, зарывается в мягкие пепельные кудри и массирует кожу головы, взъерошивая хаотичную причёску – Астариону уже всё равно. Они тянутся друг к другу для очередного поцелуя, раздробленного в короткие, жадные сражения губами, из которых периодически доносятся звуки, похожие на стоны. Бледная ладонь скользит вниз по хрупкой женской фигуре, но стоит пальцам опуститься под штаны – Тав тянет его за волосы, почти болезненно, вынуждая остановиться и удивлённо вскинуть брови. – Что-то не так? – он звучит обеспокоенно, почти виновато. – Твоё поведение сегодня. Хватит. Успокойся, – нервно отвечает она. Его эрекция упирается в её бедро – это безошибочно точно, но он определённо не знает, чего хочет на самом деле. И она изначально не собиралась вести к тому, чего вампир сейчас добивался. Он замер, всматриваясь в её зелёные глаза, словно провинившийся щенок или отбившийся от матери оленёнок – испуг и вечная доля печали. – Я не хочу секса, которого не хочешь ты, – её слова звучат как приговор их вечера. Астарион хочет подняться, чтобы позволить ей уйти, но тоненькие пальцы в его волосах остались мёртвой хваткой, вынуждая вновь с непониманием замереть. Девушка тяжело вздыхает, моргнув. – Можно ласкать друг друга и без секса, – пояснив, она вновь проводит пальцами по его уху, и прижимает внутреннюю часть бедра к его подвздошной кости. – Мне нравится, когда ты просто меня трогаешь. А тебе? Он заметно замялся – малиновые глаза опустели вместе с тем, как он провалился в размышления. Тав замерла, не двигаясь, ожидая ответа. Заметив, как его взгляд оживился, задержала дыхание. Он заглянул в сияющий неуверенностью изумруд её глаз и мягко улыбнулся, кивнув. Его рука вновь вернулась к тонким рёбрам, одарила каждую грудь своей цепкой хваткой, прежде чем сосредоточиться на более изощрённой, медленной ласке. Эльфийка задрожала, выгнувшись в спине, её трясущиеся пальцы касались лишь его головы и ушей, но Астарион, кажется, испытывал не меньше удовольствия. Ему нравилось иметь контроль над ситуацией, нравилось владеть ею целиком и полностью, когда он может в любой момент изменить ход событий так, как ему вздумается. Это было его маленьким проклятьем и одновременно исцелением: Тав позволяла ему быть сверху, доминировать, управлять. Даже когда он сомнительно резко проявлял лёгкую грубость или садизм, требовал просить и… умолять? Она с очевидным трепетом реагировала на все прикосновения и действия уже давно. Непонятно было, кто первым поддался этой искре между ними, но ясно оставалось одно: оба тонули с головой в этом болоте из проблем и травм. Поддаваясь ему в «постели», она получала необычайно послушного воина в приключениях и бою. Каждый раз при принятии решения его направляющая язвительность будто исчезала. Так же быстро, как боевой дух Тав, когда вампир демонстрировал настойчивость в поцелуях. Снова прильнув к её губам, Астарион нежной дорожкой спустился к её шее, выдавливая непроизвольный стон из её груди. Эльфийка прикрыла глаза, убрав руку с его уха на широкую спину, и вытянула шею. Он не спрашивал разрешения. Не сейчас, не в этот момент, когда она должна послушно выполнять то, что хочет он. Острые клыки пронзают тонкую кожу, и она вздрагивает, вновь застонав, пытаясь заглушить эту смесь удовольствия и боли сжатыми губами. Кровь льётся в его рот, на вихляющий в ласке язык, беспрепятственно быстро, утоляя не столько голод крови, сколько любви – обладания, если быть точнее. Астарион успел насытиться кабаном – что и почуял волк – но он, как и каждый вечер, ожидал десерта. Этого знакомого вкуса крови разумного существа, опьяняющего и насыщающего. Сейчас она полностью его, такая уязвимая и податливая, готовая на всё ради него. И он тоже готов. Как ни хочется признавать, но его беспокоит почти любая мелочь, если она касается Её. Даже лишний глоток крови, если на следующий день в бою она может получить ранение из-за слабости. Он облизывает место укуса, ласкает губами, собирая кровь, пока она не остановится. А затем приподнимается над ней, улыбаясь и облизываясь. Заглядывает в зелёные глаза и видит в них собственное отражение. Оба возбуждены и увлечены друг другом. И оба потеряны в этой чувственной, страстной ночи, где всё же нет места сексу – только любви. – Так что, когда ты уже начнешь меня приручать? – слышится ехидный голос и смешок, прерванный немного высоким стоном; кажется, кого-то сильно дёрнули за волосы.