***
— Да ты влюбилась в него, что-ли? — Влюбилась, да как кошка... — конечно, про себя, но чёртовой следачке не следует об этом знать. — Да он же тебя использует! — Так же, как ты сейчас пытаешься использовать меня. — Конвой! Арестовать её. — Да как вы смеете, на каком основании?! — Вы подозреваетесь в укрывательстве опасных преступников. Можете признаться сразу, а можете посидеть в камере, подумать. По упрямому и злому взгляду было понятно, что никакого признания никто не получит. Конвойный отвёл девушку в одиночную камеру. — Встать, лицом к стене, — открыл дверь и снял с неё наручники. — Я умоляю Вас, дайте мне мой телефон позвонить... — Не положено, — нахмурился мужчина. Безмолвный со стороны, тихо исполняющий приказы, конечно, он тоже всё видел и понимал. Жаль было отказывать, хотя, может быть, стоит помочь девушке... — Вы же видите этот беспредел, вы же человек, пожалуйста... Я останусь у вас в долгу! Или... Я могу на колени встать, да! — с легким безумством шептала Дина, оседая на пол. — Прекратите! Хорошо-хорошо, я дам вам телефон, — от великой благодарности в её глазах служивый на мгновение растерялся, но кивнул головой в направлении двери и закрыл адвоката.***
— Миша... Миша, алло... Они закрыли меня, будто за укрывательство тебя... Мне страшно... — в отчаянии говорила она. — Боже, Дина, кто? Где ты? — он чуть не выронил телефон. Этого ещё не хватало. — Полякова! Миша, они точат зуб на тебя. Мне предлагали выдать всё, они хотят уничтожить тебя! Меня закрыли в изоляторе, — упрямо мотнув головой, девушка взяла себя в руки, вспоминая законы. — Я что-нибудь придумаю, держись, только не сдавайся. — Я ничего им не сказала... — Я верю тебе.***
Он метался по своему кабинету, словно раненый зверь. Всегда спокойный и собранный, сейчас хотел крушить всё на своём пути. Он даже не мог провернуть дело, как с Эриком, и отпустить Дину с помощью фальшивого постановления, так как задержали её пока неофициально. Ох, как же он мог подставиться, придя за ней... Сбрасывая сутану и надевая пальто, Михаил резко остановился. Нет, это не он. Нужно собраться, мыслить трезво. Мужчина аккуратно повесил судейские одеяния, красиво поставил стул, разложил документы и ручки, поправил галстук и твердым шагом направился на выход. В коридоре он улыбался и жал руки коллегам, поздравлявшим его с повышением. Господи, какой ценой... Он привычно показал яркое удостоверение на КПП и твердым шагом пошёл к кабинету следователей, но что-то его остановило. Замерев, несколько судорожно обдумав, Михаил повернул в другую сторону. К его удивлению, все открыли ему двери и пустили к заключенной под стражу. То ли авторитет работал на судью, то ли страх заставлял полицейских судорожно вставлять ключи в замочные скважины. Романов шагнул в камеру, и дверь за ним закрылась. Из полумрака, словно видение или призрак, появилась Дина. — Дина... — он сделал первый шаг навстречу, второй, третий и крепко обнял, радостно выдохнув. Она не пошла к нему, но сейчас прижималась, как к спасательному кругу, и наконец понимала, что никак не сможет предать этого человека. — Дина, Дина... Не плачь, пожалуйста. Я вытащу тебя отсюда, ты слышишь? Верь мне, Дина, верь. — Ты страшный человек. Как ты будешь с этим жить? Как, Миша? — захлебываясь в слезах, девушка не поднимала головы, а только крепче прижималась к нему. — Я не знаю, — самому хотелось взвыть на всю клетку, но он снова взял себя в руки, как полагается мужчине. — Уходи, я зря тебе позвонила, уйди же... Ты использовал меня, крутил, как хотел. Я верила каждому твоему слову безоговорочно. А теперь я тут. Твой сын в тюрьме. Ты не спасешь нас, а только унесёшь ещё больше жизней! Остановись, Миша... — Я тебя не брошу, прости.***
Пожалуй, впервые за долгое время Анна Сергеевна вздрогнула от неожиданности. Дверь громко стукнулась об стену, будто её хотели вынести напрочь. И впервые старший следователь видел настолько разъяренного судью. Прямо день открытий - сарказм не отпускал следователя никогда. — На каком основании находится под стражей Дина Андреевна Минаева? Мой сотрудник без объяснения причин закрыт в одиночной камере! Вы хотите, чтобы я взялся за вас? Вы хотите лишиться погонов, Анна Сергеевна? Вы совсем забыли, что служите закону? — Здравствуйте, Михаил Юрьевич. А вы не забыли, что представляете закон? Угрожаете? Мне? Интересно, с чего это Дина Андреевна ваш сотрудник? Несколько я помню, она уволилась и встала на путь адвоката. — Не надо юлить! — Романов хотел было ударить кулаком по столу, но остановился, только замахнувшись. Он сделал несколько глубоких вдохов и перешёл к профессиональному тону. — Дина решила вернуться на должность секретаря в суде, — меньше всего сейчас он был уверен, что сама девушка по-прежнему хочет с ним работать, — так на каком основании её держат? — Какая преданность делу, не находите, Михаил Юрьевич? Вам, должно быть, очень повезло, что вас окружают такие верные люди. Главное, помните, что все они такие досягаемые... — А вы, я вижу, не брезгуете методами некогда любимого. Или вы всё любите Разина? Может быть, и передачки ему носите? Давайте проверим, что-то мне подсказывает, что мы узнаем много интересного, — как только судья узнал, что дети Поляковой от криминального авторитета, тут же стал интересоваться. И уже нашёл, что Анна частенько наведывается в камеру с Разиным. Раскрыть такое поведение старшего следователя означало бы мгновенно убить его карьеру, но пока пусть всё остаётся как есть. — Конвой! — Полякова понимала, что кусать краевого судью опасно. Игры с неприкосновенной личностью всегда опасны. Она его обязательно уничтожит, просто позже. Облако неофициальной слежки готово опуститься на безупречного судью Романова. — Отпустить Минаеву. Развернувшись на пятках, Романов молча, не прощаясь, пошёл за конвойным. Сегодня он победил, но сколько же будет последствий. Осиное гнездо разворочено, оставалось ждать подвоха от всех без исключения. Только Дина мне верила так, как я не мог даже просить...***
— Минаева, на выход. Встать. Лицом к стене. — Да какой лицом к стене... — Романов прижал к себе девушку, так красноречиво глянув на надзирателя, что тот мгновенно испарился. — Идём, я увезу тебя отсюда. — Спасибо... — еле слышно ответила. — Прости меня, но в краевом суде свободно место секретаря, а я сегодня давил главным образом на то, что ты мой сотрудник. Раньше эта новость отозвалась бы бесконечным счастьем в душе и тянущим ощущением от радости в животе. Но всё изменилось. Что-то лёгкое, настоящее, как вера в людей и справедливость, надломились в ней. И теперь осталось только осознание, что Минаева крепко-накрепко связана с Романовым самыми худшими обстоятельствами в жизни. — Хорошо. Мне нравилось с тобой работать. Перейдем обратно на вы? — Не говори ерунды, только на людях. — Куда мы едем? — Ко мне. Нравилось? Теперь точно не понравится. За жизнь Антона в тюрьме я продался. Теперь любое дело может стать последним для меня, — сейчас, когда сын в местах отдалённых, он мог её спокойно привезти к себе. Им ещё многое стоило обсудить. — Дина... Спасибо тебе. Почему ты меня не сдала? — Господи, какой же ты дурак, Миша. — Прости. Я твой должник. — Считай, что рассчитался, когда вытащил меня из камеры. Теперь я понимаю, насколько это ужасное место. — Надеюсь, мне не придется еще хоть раз это делать. Полякова будет в ярости, я очень больно надавил. — Как ты резко стал таким страшным человеком... Он только печально посмотрел на неё. Перед глазами возникли силуэты убитого сына Разина и мертвой жены. — Смерть Эрика, смерть Олега и каждого простого человека из-за развязанной войны на мне. Я ответственен за них, и буду долго платить по счетам. И смерть моей жены стала отправной точкой. Знаешь, я был у Антона на свидании. Он мне рассказал про аварию впервые, как всё произошло на самом деле, — мужчине хотелось плакать, как ребенку. Уткнуться в подушку, протяжно подвывать. Романов вел машину и боролся с наступающими слезами. Его душу тоже надломило. — Антон наврал? — удивилась Дина. Она была уверена, что всё произошло так, как рассказал мальчик, кроме участия отца. — Не совсем, — оставшуюся дорогу до дома судья молчал. А Минаева и забыла, что едут они к нему домой. Жуткая история ещё не закончилась. Теперь они будут обязаны жить так, словно ничего не произошло, но постоянно опасаться за свою жизнь. Приехали. Романов, как обычно, открыл дверь Дине и протянул руку, чтобы помочь. Девушка вложила свою ладонь в его. Не задерживаясь дольше положенного, он повёл её в дом и первым делом налил коньяк себе. Словно очнувшись, глянул на Дину: — Будешь? — Давай, — так, не раздеваясь, они сползли по стенке и с рюмками уселись прямо на пол в коридоре. — Антон рассказал, почему моя жена покончила жизнь самоубийством. Сынок Разина пришёл ко мне домой и изнасиловал её, как раз перед судом отца. Хотели добиться минимального срока или оправдания, не знаю. Антон увидел изнасилование, но не смог напасть на парня. А потом увидел его на мотоцикле... — Миша, он же... Мертв! — Я убил его. Застрелил из пистолета. Зря он смог выйти из больницы. Зря он пристал к моей семье. Я уничтожу всех Разиных, Полякову. Они поплатятся за всё. Всё, что было мне дорого исковеркано, растоптано и уничтожено. Ещё и тебя в это втянул... Она положила голову ему на плечо. Никто так и не выпил. А он впервые честно выложил все карты на стол, Минаева теперь чувствовала, что это правда. — Ты всё ещё любишь её? Не отпускаешь? Ответом стала тишина. — Я хочу тебе помочь. И буду рядом: тут, в суде, где угодно. Это и моя война тоже. И да, я принимаю твоё приглашение на работу в краевой суд. — Представляешь, нас могут однажды расстрелять, как моего предшественника, — горько усмехнулся судья. — Чёрт с ней, с Поляковой, я разберусь. Тебе опасно быть рядом со мной даже на работе, не говоря ни о чём больше. В любую минуту даже сюда может нагрянуть толпа разинских. А ты про войну, про суд и про все что угодно, глупая. — Прекрати. Поздно пытаться меня защищать. И помочь я тебе прежде всего хочу из-за Эрика. Я постоянно ощущаю его кровь на себе... Он мне снится практически каждую ночь. Михаил уткнулся носом в её макушку, поглаживая плечо и слегка покачиваясь, словно убаюкивая обоих. Это настоящий пир во время чумы, но сейчас он был невероятно рад, что Дина рядом. — Миша, мне нужно в душ. Такое ощущение, будто ко мне прилипла вся эта атмосфера заключения. Если меня однажды будут судить, то ты станешь моим адвокатом, и я разрешаю тебе делать что угодно, только бы не попасть туда снова. — Не попадёшь, до суда у нас не дойдет точно. Душ наверху, там слева комната для гостей. Сейчас посмотрю, что с постельным. Он поднялся, помог встать Дине, снял наконец пальто и проводил её до ванной комнаты, а сам пошёл проверить гостевую и убедился, что всё подготовлено. После обысков полиции он долго ещё наводил порядки: легавые поработали качественно, перерыли буквально всё. Так в раздумьях его и застала Дина. В одном полотенце она неловко вошла в комнату. Её взгляд зацепился за напряжённую спину, приглаженные волосы, немного помятый пиджак. Нахлынули воспоминания, как она фантазировала о нём прямо на заседаниях суда, слушая едкие и справедливые замечания в сторону обвинения или защиты. — Прости-прости, я ухожу, Дина, — вскочил с кровати, намереваясь уйти, но тут же остановился, когда она попросила. — Останься. Просто рядом, пожалуйста. — Хорошо. Она юркнула под одеяло, он, не раздеваясь, лёг рядом. Необыкновенное чувство - знать, что ты кому-то нужен, что кому-то важны твои слова, присутствие, поддержка. Романов никогда не смотрел на Дину иначе, как на подчиненного сотрудника, но видел, как смотрит на него она. Как улыбается на заседаниях, как радуется справедливым решениям. Интересно, будет ли она такой же радостной в наших новых обстоятельствах...