Часть 1
6 ноября 2023 г. в 10:00
Тот факт, что Уилл последовал за Майком в ночную мглу, говорит о его преданности. Или о глупости.
— Ты собираешься меня убить, да? — спрашивает он, когда машина Майка дребезжит на очередном повороте. — Серьезно, ты бы сказал мне, если бы собирался меня убить, верно?
Губы Майка подрагивают, и он глядит на Уилла, приподнимая бровь. Уилл едва различает контуры его лица в тусклом свете подсветки приборной панели, мерцании звезд за лобовым стеклом и свете фар на грунтовой дороге. Он по-прежнему прекрасен даже в блеклых мерцающих лунных лучах, которые дают лишь нечеткое представление о том, кто перед ним. Это бесит.
— Конечно, нет, — спокойно отвечает Майк. — Это даст тебе время сбежать.
— Очень смешно, — бурчит Уилл. — Скажи уже, куда ты меня везешь!
— Это сюрприз! — Майк говорит это уже в четвертый раз, вновь ухмыляется и устремляет свое внимание на дорогу. Первый раз он сказал это, когда десять минут назад разбудил Уилла несколькими меткими ударами камешками в окно его спальни. Второй — когда Уилл сел в машину. И еще раз, когда Уилл вознамерился узнать, не собирается ли он его похитить, и… ну, не то чтобы Уилл действительно верит, что Майк может намеренно причинить ему вред, но он также знает, что Майк не способен принимать разумные решения после двенадцати часов ночи. В машине Уилла до сих пор пахнет отвратительным рвотным ароматом персикового шнапса. Майку и Лукасу пришла тогда в голову светлая мысль пробраться на вечеринку в колледже, и они позвонили ему в три часа ночи с просьбой подвезти их домой.
(Свидетельством преданности Уилла, а может быть, его глупости, является то, что Майк продолжает ему нравится даже после того, как Уилл всю ночь держал его за волосы и вытирал полотенцем с лица и шеи кусочки его дрянного ужина из фастфуда. Наверное, именно в этом и заключается разница между любовью и влюбленностью. Хотя у Уилла на уме около пятидесяти других сценариев, которые могли бы привести к подобному откровению.)
— Хотя бы намекни, — он продолжает пытаться и бросает взгляд на Майка, который сегодня выглядит совсем не так, как в ночь их с Лукасом студенческого приключения. Сегодня он сияет, его не трясет, и он не смотрит на Уилла жалобными остекленевшими глазами. Хотя, конечно, Уилл и тогда залипал на него не меньше, чем сейчас. Но Уилл уже давно убедился, что он идиот. Сегодня Майк улыбается, постукивает пальцами по рулю в такт музыке, тихо льющейся из радиоприемника, и Уиллу хочется его поцеловать.
(Другая печальная правда этого сценария заключается в том, что способность Уилла принимать решения после полуночи тоже страдает, и он боится, что его самоконтроль уже давно уснул).
— Нет, — говорит Майк с улыбкой на лице. — В любом случае, мы уже почти приехали.
Уилл вздыхает, скрещивая руки на груди. — Ты можешь хотя бы поставить музыку получше?
— Мне нравится эта песня!
Уилл хмуро смотрит на приборную панель. Он ждет. Потому что в последнее время он только тем и занимается, что проверяет, как быстро он сможет заставить Майка уступить ему в чем-угодно, не говоря при этом ни слова. Может быть, это немного манипулятивно с его стороны, и может быть, он плохой человек, раз хочет, чтобы это значило больше. Но когда Майк тихо смеется, протягивая руку, чтобы переключить станцию, пока The Cure не польется из колонок, ему… приятно. Приятно, что Майк знает его настолько хорошо, настолько заботится о нем, чтобы чувствовать, когда нужно прогнуться под него. В их отношениях идеальный баланс «брать-давать», но Уилл постоянно сдерживает себя от желания брать и ничего не отдавать взамен. Он позволяет себе упиваться заботой Майка, даже если это не совсем то, чего он на самом деле хочет. Эл бы сказала, что Уиллу замечательно удается быть наполовину счастливым.
— Лучше? — спрашивает Майк, слегка увеличивая громкость. — Вопреки всему его ворчливому недовольству, Уилл знает, что Майку тоже нравится эта песня. Или, по крайней мере, нравится, что она нравится Уиллу.
—Да, — хмурится Уилл, но понимает, что выглядит не особо убедительно. Улыбка Майка становится шире, и Уилл думает, что это того стоило. — Спасибо.
— Для вас все, что угодно, мой господин, — бормочет Майк немного рассеянно, и Уилл нещадно краснеет.
Он в полной заднице. Казалось бы, после трех лет подобного он мог привыкнуть, но не тут-то было. Если так пойдет дальше, то следующие четыре года он будет придерживать Майка за волосы после вечеринок в колледже, а после этого еще долго держаться за любую часть его тела, которая попадется ему под руку.
Последние несколько минут езды они проводят в уютном молчании. Майк напевает себе под нос «Boys Don't Cry», а Уилл улыбается, делая вид, что ничего не замечает. Майк ведет машину одной рукой, другая лежит на консоли между ними, и Уилл фантазирует, как бы протянуть руку и пропустить свои пальцы сквозь тонкие пальцы Майка, как бы под покровом темноты сохранить это в тайне, вычеркнуть из учебников истории, сделать так, чтобы это не считалось. Может быть, Майк обхватит руку Уилла, будет держать ее расслабленно и уверенно, запустит подушечки пальцев в ложбинки между костяшками пальцев Уилла, и никто из них ничего не скажет об этом, потому что для Майка это будет значить почти ничего, а для Уилла — почти все. И тогда при свете дня будет казаться, что этого вообще не было.
Однако Уилл знаком с реальностью не понаслышке и знает, что на каждую возможность того, что Майк промолчит, есть равный риск того, что он повернется к Уиллу с приподнятой бровью и спросит что-нибудь. Возможно, не «что ты делаешь?», не приказ «прекратить», потому что Майк редко бывает таким жестоким, и они в целом оба довольно тактильны друг с другом, но что-то более похожее на «ты в порядке или что-то не так?». Он может спросить, почему Уиллу нужно такое утешение. И Уилл не сможет объяснить, что творится у него в голове, ведь его ответ звучал бы так: Я просто хотел прикоснуться к тебе. Совсем чуть-чуть.
Он все еще представляет себе ощущение мозолистой руки Майка в своей собственной. Сжимает руки на коленях, как в призрачной фантазии, а может, пытается не дать себе дотянуться до руки Майка. Машина Майка с треском останавливается, а Уилл продолжает сжимать руки. Будто он физически может сдержать свои настойчивые желания. Будто его собственный мозг не является большей частью проблемы. Будто он уже не знает, что его невозможно сдержать никаким волевым сопротивлением.
— Ну что ж, — Майк выключает двигатель, вынимает ключи из замка зажигания, наматывает цепочку брелка на свои проворные пальцы и ухмыляется Уиллу в темноте. — Вот мы и приехали.
Уилл выныривает из своей отчаянной тоски и оглядывает окрестности, хмурясь. — Майк, это просто пустое поле.
Майк обиженно хмыкает, уже отстегивая ремень безопасности и открывая дверь. — Просто поле, — насмешливо тянет он, словно обращаясь к какому-то неизвестному третьему лицу. Уилл закатывает глаза. — Ладно, Уильям, я и не думал, что твои стандарты настолько высоки.
Майк выскакивает из машины. Уилл фыркает, отстегивая ремень безопасности. — Нет, — говорит он, — просто я не вижу смысла похищать меня посреди ночи, чтобы посидеть в поле. — Он уже собирается открыть дверь, но она распахивается самостоятельно, и вдруг перед ним появляется Майк с кривой ухмылкой на лице.
Уилл замирает, все еще не поднявшись с сидения, и Майк протягивает ему руку. Уилл некоторое время смотрит на нее, размышляя, не воплотил ли он каким-то образом в реальность свою безнадежную мечту. Майк прочищает горло, и Уилл хватает его руку: пальцы Майка впиваются в его запястье как раз там, где бьется пульс, а большой палец Уилла упирается в ладонь Майка. Майк делает шаг назад, увлекая за собой Уилла, и Уилл, используя его руку как рычаг, слезает с пассажирского сиденья.
Он ожидает, что Майк отстранится, но тот на мгновение задерживается, находясь в паре сантиметрах от Уилла, а их руки все еще слабо переплетены. — Так будет ощущаться иначе, — тихо отвечает он, глядя на Уилла сквозь ресницы распахнутыми темными глазами. Уилл видит, как в них отражается луна. — Ночью.
Уилл делает дрожащий вдох, не зная, что на это ответить. Не похоже, что Майк особенно нуждается в ответе. Но немного странно стоять друг перед другом вот так. Словно они находятся под водой. В подвешенном состоянии.
В один момент они отстраняются друг от друга. Майк отходит в сторону, его лицо расплывается в легкой ухмылке, а их руки расцепляются. — Кроме того, — говорит он совсем другим тоном и снова поворачивается к машине, доставая что-то с заднего сиденья. — Я не похищал тебя. Ты приехал добровольно.
Так и есть. И Уилл уже не раз терзался при мысли об этом, но сейчас он чувствует себя еще более незащищенным, застыв в оцепенении на том месте, где его оставил Майк, по-прежнему ошарашенный утраченной близостью. Майк так близко, что Уилл чувствует запах его парфюма, видит его влажные после душа волосы, может сосчитать веснушки на его лице даже при тусклом свете. Иногда он сам не понимает, как его завораживает человек, которого он знает всю свою жизнь. Но может быть, так и должно быть. Ведь это не так уж и удивительно, наблюдать за тем, как кто-то растет. Взрослеть вместе с ним. И восхищаться им.
Майк оборачивается, а Уилл все еще не двигается с места, потому что в то время как Майк, кажется, полностью очнулся от временной грёзы, в которую он непреднамеренно их погрузил, Уилл все еще находится под водой. Тонет, тонет, тонет. — Я взял с собой вещи, — с гордостью говорит он, похоже, не подозревая о затруднительном положении Уилла. И Уилл благодарит кого бы то ни было, скрывающего под покровом темного неба, за то, что румянец, окрасивший его щеки, не заметен.
Он слегка трясет головой, пытаясь вывести себя из этого состояния физически, когда мысленно не получается.— А? — спрашивает он и гордится тем, как звучит его голос: тепло и дразняще, совсем даже не нервно. — Что за вещи?
Майк протягивает ему корзину и трясет ею. — Одеяла. Еда. Травка, если захочешь. Макс оставила ее в моей машине на прошлой неделе.
Уилл сморщил нос. — Я не сяду с тобой в машину, пока ты под кайфом.
— Ну, тогда нам придется остаться, пока она не выветрится, — говорит Майк так, будто это очевидно. — Вот, помоги мне расстелить одеяло.
Уилл подчиняется. Майк ставит корзину и расстилает одеяло в нескольких шагах от машины. — Это может занять несколько часов, — замечает он. — Да и на улице не очень тепло.
Уже наступил октябрь, и листья начинают опадать. Кошмары Уилла тоже возвращаются, и он мимолетно задается вопросом, не они ли причина, почему Майк привез его сюда. Возможно, это отвлекающий маневр для них обоих. Уилл знает, что Майку тоже иногда снятся кошмары, хотя узнал он об этом совершенно случайно.
— Здесь достаточно тепло, — отмахивается Майк и достает еще одно одеяло, явно украденное с его кровати, пушистое и теплое. Он бросает его Уиллу, и Уилл озорно улыбается, заворачиваясь в него. Оно пахнет Майком, и Уиллу приходится удерживаться от того, чтобы не уткнуться лицом в ткань и не вдохнуть его запах. — И в чем проблема, если мы зависнем здесь надолго? Куда-то торопишься, Байерс?
Правда в том, что да, он торопится, потому что, несмотря на то, что сейчас выходные, колледж по понедельникам никто не отменял. К тому же, если мама проснется и заметит, что его нет, она в считанные минуты организует поисковую группу, прочесывающую Хоукинс. Уилл оставил ей записку, которая должна быть вполне понятной, но он сомневается, что трех слов будет достаточно, чтобы сдержать тревожную и легко впадающую в панику маму. Но Майк уже сидит, растянувшись на одеяле, и Уилл видит открывшуюся полоску его живота там, где задрался свитер. Его руки сложены за головой, он смотрит на звезды, и Уилл осознает, что не только Майк не может ему ни в чем отказать, сам он в этом плане не лучше. И едва ли существует какая-нибудь сила, которая могла бы заставить его отвергнуть предложения Майка.
— Нет, — вздыхает он и устраивается на одеяле рядом с ним. Майк с ухмылкой наблюдает за тем, как Уилл плотнее укутывается в одеяло и откидывает голову назад, глядя на звезды. Надо отдать Майку должное, так приятнее — видеть бескрайние просторы неба, россыпь света на котором почти так же привычна, как россыпь веснушек на щеках Майка. — Но накуриваться с тобой я все-равно не буду.
Майк закатывает глаза. — Ладно, пусть будет по-твоему. Я просто предложил.
Уилл улыбается, теребя край одеяла. — Нам это не нужно, — тихо решает он, и это действительно так. Прохладный воздух, холодящий лицо, цветы, пробивающиеся из-под земли вокруг них, и Майк, лежащий рядом, как произведение искусства, которое скудные навыки Уилла в живописи никогда не смогут передать — этого достаточно. Кроме того, Уилл и в трезвом состоянии не склонен доверять себе рядом с Майком, да еще и поздней ночью. Ему не нужно добавлять к этому травку. Он боится того, что может сделать или сказать.
Майку не облегчает ему задачу, когда тянется, чтобы натянуть одеяло, которым укутан Уилл. — Давай, — бормочет он, и Уилл с готовностью откидывается назад, ложась рядом с Майком. Их плечи соприкасаются, и Уилл ощущает удар электричества даже через одеяло. — В корзине есть чипсы, конфеты и прочее, если ты голоден, — бормочет Майк.
Уилл слегка поворачивает голову в сторону и пытается справиться с учащенным сердцебиением, когда его глаза встречаются с глазами Майка, бескрайними в темноте. — Я думал, ты сказал, что принес еду, Майкл, — поддразнивает он, вскинув бровь.
— А еще есть бутерброды! — защищается Майк, уже сидя и протягивая руку к корзине. — Не будь таким неблагодарным, Уильям.
— Извини, — говорит Уилл, улыбаясь. Он все еще лежит на одеяле, уставившись в пространство, где только что было лицо Майка.
Несмотря на обиженный тон, Майк осторожно передает ему аккуратно завернутый бутерброд с ветчиной и сыром и кладет его в ладонь Уилла вместе с пачкой конфет Reese's Pieces. Уилл слегка улыбается: Майк никогда не забывает о его любимцах. Он задается вопросом, может ли он чувствовать себя особенным из-за этого. Может ли он наслаждаться особым отношением Майка к себе немного больше, чем должен.
К большому облегчению Уилла, голова Майка опускается обратно на одеяло, и он вновь может наблюдать за его профилем, смотреть, как Майк разрывает пакет с чипсами, кладет одну чипсину в рот и протягивает пакет Уиллу.
Они едят в тишине, глядя на звезды, и Уилл заставляет себя не смотреть на лицо Майка слишком часто. В лунном свете он выглядит слишком бесплотным, словно не совсем реальным, словно это нечто, посланное на Землю с единственной целью — искусить предательское сердце Уилла. Ангел в облике его лучшего друга, постоянно заставляющий Уилла молить о большем. Это похоже на некое испытание, и Уилл с ним не справляется.
— Это странно, — наконец говорит Майк задумчиво и тихо. Он давно выбросил пакет с чипсами и теперь лежит совершенно неподвижно, если не считать пальцев, которые вырисовывают узор на ткани его собственного свитера в том месте, где он прикрывает живот. Уиллу отчаянно хочется заменить его пальцы собственными. — Каким большим все это кажется.
Уилл хмыкает в знак согласия, хотя и не уверен, что именно Майк имеет в виду. — В каком смысле?
— Я не знаю. — Майк придвигается к нему, и их плечи снова соприкасаются. Уилл вздрагивает и плотнее укутывается в одеяло, хотя холод тут ни при чем. — Может быть, это звучит слишком экзистенциально, но все эти маленькие белые точки в небе — другие планеты, галактики или звезды, и, возможно, некоторые из них существовали задолго до Земли и будут существовать после, и это почти как… как будто все, что когда-либо было в Хоукинсе, на самом деле не имеет такого значения, как представлялось ранее.
В его голосе звучит горечь, причем злобная, и Уилл снова бросает на него взгляд, нахмурив брови от беспокойства. Майк смотрит на созвездия над ними, словно может изменить их форму силой мысли. И если бы не нотки вызывающего отчаяния в его голосе, Уилл нашел бы это очаровательным. Люди говорят, что Майк упрям, но на самом деле он просто страстный и, может быть, немного отчаянный. Уиллу так хочется обнять его.
— Тебе не нравится так думать? — осторожно спрашивает он, наблюдая за тем, как пальцы Майка впиваются в свитер, перекручивая ткань между костяшками пальцев.
— Я не знаю, — снова отвечает Майк, что, скорее всего, означает, что в его мозгу слишком много мыслей, чтобы должным образом разобраться, каким из них он верит. Уилл хочет изучить его под микроскопом. Уилл хочет сжать его голову в ладонях, пока все плохие мысли не исчезнут. Уиллу хочется перевернуться на спину и поцеловать Майка, прижаться друг к другу, пока ни один из них не перестанет ощущать октябрьскую прохладу.
— Наверное, просто… — лепечет Майк, в голосе которого уже слышится досада на самого себя. По какой-то прихоти Уилл высовывает руку из-под одеяла и прижимает два пальца к локтю Майка. Пальцы Майка замирают, вцепившись в свитер, затем слегка расслабляются и отпускают его. Майк выдыхает, а Уилл вздыхает с облегчением от того, что поступил верно. — Наверное, иногда меня просто бесит, что из всех планет и всех альтернативных вселенных мы оказались в этой дерьмовой.
— О. — Уилл задумчиво кивает, поворачиваясь лицом к звездам, чтобы не видеть, как лицо Майка искажается, как это бывает, когда он пытается не плакать. Он сильнее впивается пальцами в руку Майка, пытаясь успокоить его, и получает в награду мягкий облегченный вздох с его стороны. — Я имею в виду… все же обернулось хорошо, не так ли?
— Да. — Майк беспокойно ерзает рядом с ним. — Но я все равно хотел бы не видеть, как твое тело вытаскивают из озера.
Уилл поджимает губы. — А я бы хотел, чтобы ты не прыгал с обрыва, — слабо возражает он.
Майк выдыхает. — Да.
Прошло около года с тех пор, как Майк наконец, рассказал ему об этом, проснувшись от кошмара во время одной из их ночевок. Майк плакал, рассказывая ему об этом. Уилл плакал еще сильнее, слушая об этом.
Уилл знает, что за этим что-то стоит. Возможно, Майк не верил, что умрет. Возможно, ему правда были так дороги молочные зубы Дастина. Возможно, где-то в глубине души он знал, что Эл спасет его. Это свидетельство его преданности, а может быть, просто глупости. И все равно в памяти не исчезает образ маленького юного лица Майка. Того самого лица, которое расплылось в широкой ухмылке, когда Уилл вернулся к жизни, которое осунулось от горя в тот день в подвале, когда Уилл боролся в траншеях собственного разума лишь за возможность взглянуть на него. Теперь, когда Майк злится, грустит, хмурится и отстраняется, Уилл может представить перед собой только это маленькое лицо, дрожащие губы, ноги, подталкивающие его к краю в безмолвном крике о помощи.
— Обещай, — прошептал он той ночью, крепко обнимая Майка и круговыми движениями массируя его спину (он решил, что в ночи кошмаров можно нарушать правила). Он больше ничего не сказал, только это — обещай мне, Майк, пожалуйста, — но Майк понял, потому что, конечно же, как же иначе. Уилл считает, что именно поэтому он так долго не рассказывал ему о том дне, потому что знал, что попросит от него Уилл, когда он расскажет: обещай, что останешься со мной.
Рука Майка сдвигается под кончиками пальцев Уилла, и теплая ладонь скользит по его собственной. Он не берет руку Уилла, не так, как Уилл представлял себе в машине, а позволяет своей ладони расположиться на запястье Уилла прямо над точкой пульса.
(В ту ночь, после того, как они оба выплакались, и Майк трижды дал ему обещание, он так и заснул, сжимая в своей руке запястье Уилла, потирая большим пальцем то место, где сердцебиение Уилла билось о кожу. Уилл устроился на его груди, слегка прижав ухо к месту, где слышалось сердцебиение Майка. И Майк не сказал об этом ни слова, просто протянул свободную руку вверх, чтобы провести пальцами по волосам Уилла. На следующее утро они не говорили об этом, ни о чем из этого, но без слов стали делать подобные вещи все чаще и чаще — протягивать друг другу руки, прикасаться, убеждаться, что другой — реальный, настоящий, живой).
— Я просто чувствую себя маленьким, — шепчет Майк через минуту. — Находясь сейчас здесь.
Уилл хмыкает. — В хорошем смысле или в плохом?
— Думаю, и то, и другое, — бормочет Майк. Его пальцы подрагивают на коже Уилла, словно что-то невысказанное, словно молитва. — Приятно думать, что вещи имеют меньшее значение, чем мне кажется, когда я зацикливаюсь на всякой ерунде, но я также… я не хочу думать, что я имею меньшее значение, понимаешь?
Уилл смотрит на это немного иначе: для него облегчение — иногда чувствовать себя незначительным, когда он так долго ощущал себя незащищенным, ходячей мишенью, красным пятном на спине. Но Майк прав: жизнь обоих заставила чувствовать себя маленькими. Страшно подумать, что так оно и есть.
И все же:
— Это не так, — шепчет Уилл, переворачиваясь на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с Майком, наблюдая, как выпирает адамово яблоко Майка, когда он сглатывает. — Не так.
Майк бросает на него неуверенный взгляд. — Нет? — спрашивает он, дрожа и сомневаясь.
Уилл в растерянности прикусывает губу. Он не знает, как объяснить, что веснушки Майка образуют гораздо более интересные созвездия, чем любые мерцающие над ними светила. Не знает, как объяснить ему, что его голос действует на Уилла сильнее, чем сила притяжения, что его конечности, раскинувшиеся на одеяле в темноте, прекраснее любого расстилающегося горизонта. Что даже здесь, на лугу, где вокруг них прорастают цветы, деревья простираются в небо, а над ними — галактики, единственное, на что Уилл хочет смотреть — Майк.
Он не знает, как выразить свои мысли словами. Ты важен — недостаточно. Я люблю тебя — верно, но упрощенно. Ты — это все — самое близкое, что способен придумать Уилл, но слишком нелепо для того, в чем он так уверен.
— Нет, — выбирает он, потому что так проще, легче, а Уилл слишком боится собственного сердца. — Ты очень важен, Майк.
Этого даже отдаленно недостаточно, но лицо Майка все равно расплывается в улыбке, застенчивой и милой. — Спасибо, — шепчет он, и его большой палец снова проводит по запястью Уилла. — Ты же знаешь, что я люблю тебя, да?
Уилл с трудом выдыхает, заставляя себя не отрывать взгляда от неба. Он действительно знает: в последние дни Майк старается говорить об этом даже чаще, чем в ночь, когда ему приснился кошмар, и его признания не могут не волновать. Слова, которые он часто воображает услышать из уст Майка, произносятся наяву, сотрясая все вокруг, пока Уилл не возвращается в реальность и аккуратно не возвращает все в нужное русло. Он привык так делать. Так лучше для всех. — Я знаю, — бормочет он, желая думать только о его признании, а не о его смысле. — Я тоже тебя люблю, — тихо отвечает он и делает вид, что для него это значит ровно столько же, сколько и для Майка.
— Мм, — удовлетворенно хмыкает Майк, и они снова погружаются в молчание, его пальцы скользят вверх и вниз по запястью Уилла.
Затем:
— Как ты думаешь, существует ли вселенная, в которой мы не вместе? — спрашивает Майк, продолжая возиться с краем рукава Уилла, как будто даже не знает, что делает это.
Уилл замирает.
Он понимает, что Майк имеет в виду. Майк в совершенно нормальном, платоническом смысле рассуждает, существует ли мир, где они никогда не встречались, где они не друзья. Но на самом деле ответ на вопрос Майка — да, потому что именно в этой вселенной они не вместе. Не так, как хотелось бы Уиллу.
Он сглатывает, внимательно смотрит на звезды и не двигается, боясь толкнуть Майка или сделать что-нибудь, что заставит его перестать так играть с его рукавом. Он чувствует призрачные прикосновения пальцев Майка сквозь ткань рубашки. — Ну, не знаю, может быть.
Майк издает неодобрительный звук, придвигается чуть ближе и перекатывается на бок, глядя на Уилла сквозь ресницы. Он словно оголенный провод. Взгляд Уилла тут же отрывается от звезд на небе и обращается к нему. — Мне это не нравится, — капризно говорит Майк, наморщив нос, и это зрелище настолько мило, настолько невинно, что у Уилла кружится голова.
— Да, наверное, мне тоже, — говорит он и слегка смеется, когда Майк придвигается ближе, прижимаясь к нему боком. Уилл чувствует его щекочущее тепло, проникающее сквозь свитер, резко контрастирующее с прохладой осеннего воздуха. Одеяло Уилла давно скатилось с плеч, без него он вдруг чувствует себя незащищенным. — Впрочем, разве это имеет значение? — хрипит он, чувствуя, как Майк прижимается к нему уже грудью. — Раз уж… ну, ты знаешь. Мы в этой вселенной. — Он сглатывает, в горле пересыхает, и он старается не придавать значению тому, как глаза Майка отслеживают это движение. — Вместе, — добавляет он хриплым голосом.
— Да, — так же мягко шепчет Майк, и это почему-то пугает еще больше. — Наверное, Майку в этой вселенной повезло. Даже несмотря на все те дерьмовые вещи, которые произошли.
У Уилла перехватывает дыхание, он поднимает бровь. — Ты думаешь?
Улыбка, расплывающаяся по лицу Майка, вызывает привыкание. — Да. Да, я действительно так думаю.
— О, — растроганно шепчет Уилл. Возможно, ему просто показалось, но, похоже, лицо Майка стало ближе. Если бы Уилл чуть-чуть приподнял подбородок, они бы…
Нет. Может быть в другой вселенной. Майк из этой вселенной может считать себя счастливчиком, но Уилл таким похвастаться не может.
— Уилл, — бормочет Майк, опустив глаза, и… ладно, теперь он определенно близко. Их носы соприкасаются. Едва-едва. Майк уже наполовину на нем. — Как ты думаешь…
Он прерывается, задумчиво глядя на него снизу вверх. Зрачки расширены, на щеках румянец.
Уилл заставляет себя дышать. — Что?
— Я… — Майк едва заметно качает головой, нос слегка задевает нос Уилла. — Неважно. Это глупо.
Он начинает отстраняться, но что-то похожее на панику пронзает Уилла, и его рука устремляется к шее Майка, стремясь удержать его на месте.— Нет, — говорит Уилл, высоко и придушенно, — скажи мне.
— Ну… ладно, — шепчет Майк и снова опускается на Уилла. Их груди теперь прижаты друг к другу, а Майк нависает над ним, опираясь на локти. — Я просто… подумал, — говорит он, немного запинаясь, пока Уилл с трепетом смотрит на него, — что… как ты думаешь, может быть, существует вселенная, где мы вместе?
Уилл медленно моргает, чувствуя себя вялым и заторможенным. Время перестало существовать для него примерно в тот момент, когда Майк выключил двигатель своей машины. — Что ты имеешь в виду? — пробормотал он, рассеянно проводя рукой по руке Майка, просто потому, что сейчас можно, потому что Майк так близко, и Уилл с легкостью может выдать свои действия за непринужденную платоническую привязанность. Может быть. Возможно. Его самоконтроль давно уснул, так что он не знает. — Я думал, ты просто рад, что мы вместе в этой вселенной.
— Так и есть, — соглашается Майк, выглядя немного растерянным. Его глаза мечутся по лицу Уилла. — Но я имел в виду… скорее, эм… в другом смысле.
Уилл вновь моргает. Их носы сталкиваются. Майк так близко. — Я… что? — выдавливает он из себя охрипшим голосом. Этого не может быть — не может быть, чтобы Майк имел в виду…
Майк выглядит потрясенным, но не отстраняется. — Как ты думаешь, существует ли вселенная, — повторяет он медленно и дрожаще, — где мы с тобой… ну, ты понимаешь.
— Майк, — говорит Уилл, почти с отчаянием, но слишком дрожащим тоном, чтобы полностью передать гложущие его эмоции. Он чувствует, как колотится сердце Майка напротив его собственного. — Мне нужно, чтобы ты сказал это.
— Я хочу тебя поцеловать, — лепечет Майк, ошеломленный и взволнованный. Они так близко, что как только прядь волос падает Майку на глаза, Уилл чувствует, как та щекочет его щеку. Уилл застывает под ним, уставившись на него. Дыхание полностью останавливается. Он не уверен, на что Майк намекал раньше, но это похоже на резкий поворот в разговоре, и… и что за хрень, вот в чем суть.
— Что? — хрипло спрашивает он, наверное, уже в пятый раз за сегодняшний день. — Ты… что?
— Извини, — говорит Майк, не дождавшись, пока Уилл закончит говорить. — Извини, я не хотел… Ну, я хотел, но… Я просто подумал о том, что если есть другие вселенные, где мы не знаем друг друга, то, возможно, есть и такие, где мы ведем себя иначе друг с другом. И я подумал о том, что, может быть, есть вселенная, где мы…— Он прерывается, с каждой секундой, все больше ужасаясь самому себе, и Уилл быстро моргает, пытаясь воспринять весь словесный поток Майка сразу.
— Где мы… целуемся? — пищит он, внезапно остро осознав каждую грань соприкосновения между ним и Майком: их сердца бьются напротив друг друга, локти Майка, расположенные по обе стороны от него, упираются в его плечи, ноги сплетены.
Майк выглядит так, будто его вот-вот стошнит, но он кивает, сглатывая. — Да. И я хотел… я думал, может быть… мы могли бы и в этой вселенной.
— О, — доходит, наконец, до Уилла. Он… спит. Ему, должно быть, снится. Или, может быть, он все-таки под кайфом. Звезды слишком яркие, трава слишком зеленая, а Майк слишком близко. И всё выглядит так реалистично. Ладно. Такие хорошие вещи не случаются с такими людьми, как он. — О, я…
— Извини, — снова навязчиво перебивает Майк. Однако он все еще не отстраняется, и Уилл по-прежнему не может относиться ко всему серьезно. Это точно сон.
— Перестань говорить это, — задыхается Уилл. Его рука все еще лежит на шее Майка, и он осторожно разгибает слегка подрагивающие пальцы, решаясь провести ими по коже Майка, ныряя под воротник его рубашки и поглаживая большим пальцем ключицу. Майк резко выдыхает, его глаза расширяются, и он наклоняется чуть ближе к Уиллу.
— Можно? — шепчет Майк, глядя, как пальцы Уилла благоговейно проводят по его молочной коже, теплой и освещенной звездами. — Я… Уилл, можно мне…
— Да, — дышит Уилл, уже сам потянувшись к нему. Вверх, вверх, вверх. — Да, пожалуйста…
Майк ловит его губы своими, запустив одну руку в волосы Уилла, чтобы обхватить его затылок и притянуть к себе. Будто Уиллу когда-нибудь понадобится, чтобы его так удерживали, — думает он в бреду, ощущая, как губы Майка нежно прижимаются к его, сладко скользя по ним. Будто все его мечтания о том, чтобы уехать куда-то еще, быть кем-то еще сбылись, и… и, может быть, все, через что ему пришлось пройти в этой вселенной, стоит того, что происходит с ним сейчас.
Теплое дыхание Майка овевает его подбородок, нос утыкается в щеку, а губы едва заметно прижимаются к губам Уилла. И тогда Уилл решает, что этого недостаточно, что они могли бы быть еще ближе. Он тянется вверх, обхватывает Майка за шею и притягивает его к себе, открывая рот и наслаждаясь тем, как Майк задыхается от прикосновения, наслаждаясь новым ощущением, когда губы, покрытые слюной, расходятся и вновь соединяются, когда язык впервые касается языка.
Он молниеносно раскаляется добела, молнии пробегают по позвоночнику, звездная пыль стелется по его коже, когда Майк прикасается к нему. Ему кажется, что он создан из света, что они вдвоем светятся даже ярче, чем звезды над ними, что они — отдельная вселенная или планета. Майк утыкается носом в его щеку, прижимаясь губами к изгибу его губ, выпивая его до дна. В его движениях чувствуется нежная пылкость, такая милая, невинная, любящая, что Уиллу хочется то ли смеяться, то ли плакать, то ли раствориться в прохладном воздухе, уносящем с собой все заботы. Он зарывается руками в волосы Майка, прижимая его к себе, теряя себя в нем, и думает, что, возможно, его устраивает быть маленькой частичкой в бесконечной вселенной, если Майк занимает такое же бесконечно малое пространство.
Майк, видимо, разделяет его мысли, потому что рука, которую он не использует для опоры, оказывается под свитером Уилла. Одеяло, которое он ему дал, давно сбилось, и его пальцы обводят грудную клетку Уилла так же, как ранее он делал со своим свитером, только в этот раз менее тревожно, более трепетно. Как будто он запоминает его изгибы, как они в детстве запоминали созвездия. Его язык проводит по губам Уилла нерешительно, словно боясь переступить какую-то неизвестную границу, будто у Уилла вообще были границы, когда речь шла о Майке. Уилл успокаивающе проводит рукой по его спине, и Майк вздрагивает от этого движения, еще больше опускаясь на Уилла и опираясь на локоть, опущенный на одеяло.
Их тела смещаются, твердые и неподатливые, и Уилл издает дрожащий стон прямо в рот Майка, прежде чем отстраниться и посмотреть на него, чувствуя полное и абсолютное оцепенение, словно гравитация на минуту перестала на него действовать.
— Майк, — шепчет он, отчаянно молясь о том, чтобы все, что происходит сейчас с ними, оказалось реальным. Не было сном. Хочется перечеркнуть все, о чем он думал в машине: о темноте, о правдоподобном отрицании и о том, что все исчезает при свете дня. Он хочет этого снова и снова, и снова. И ему нужно знать, что он это получит, что это не ускользнет от него с первыми полосками солнечного света на горизонте.
Майк сглатывает, ошарашено обводя глазами лицо Уилла. Он выглядит таким же разрушенным, каким чувствует себя и Уилл. Его щеки пылают красным, и Уилл может разглядеть румянец даже в тусклом свете, а его волосы, в которых запутались руки Уилла, беспорядочно растрепаны. Уиллу хочется сказать ему, что он прекрасен, что он — вся полнота его ничтожного существования, что все, чего вселенная не может дать Майку, Уилл восполнит в десятикратном размере. Он открывает рот, чтобы попытаться сказать хоть что-то из этого, хоть что-то, лишь бы выпустить чувства наружу, но единственное слово, которое могут произнести его распухшие губы — Майк. Снова его имя. Но Уилл повторяет его с таким благоговением, что это хотя бы наполовину передает то, что хочет выразить его влюбленный разум.
Майк долго смотрит на него, жаждуще выискивая что-то, а затем опускается и снова целует его, сладко и медленно. Уилл тает в этом поцелуе, наслаждаясь тяжестью тела Майка, прижатого к его телу, двумя мирами, переплетающимися между собой, кометой, упавшей в море. Большой палец Майка проводит по его груди нежно и заботливо, а затем он отстраняется и смотрит на Уилла горящими глазами.
— Уилл, — шепчет он запоздало, и имя Уилла звучит в устах Майка так сладостно, как молитва. Уилл задается вопросом, не находится ли Майк в таком же положении, как и он, не в силах выразить свои эмоции иначе, чем именем, срывающимся с губ. Как отпущение грехов.
Уилл целует его снова, быстро и целомудренно, просто потому, что он может. Затем проводит губами по щеке Майка, прижимаясь губами к его веснушкам, словно впитывая их тепло.
Когда он отстраняется, Майк улыбается ему, застенчиво и радостно. — Я, — шепчет он, выглядя немного растерянным, — я… спасибо.
Уилл прищуривается. — За то, что я тебя поцеловал?
Майк издает прерывистый смешок, и они по-прежнему так близко, что его дыхание вновь касается лица Уилла. — Нет, я имею в виду… ну, да. Но я больше имел в виду, что… Что позволил мне разбудить тебя посреди ночи и отвезти сюда просто потому, что мне было одиноко и… я не знаю. С тобой все становится лучше, Уилл.
— О, — дрожаще отвечает Уилл, его лицо нагревается, и он борется с желанием уткнуться лицом в край одеяла и спрятаться. — Правда?
— Мм. — Майк устраивается на нем как следует, упирается подбородком в грудь Уилла и безмятежно смотрит на него. — Ты мой самый любимый человек, — бормочет он, наполовину зарывшись в ткань свитера Уилла.
Уиллу кажется, что все его тело светится. — А ты мой, — тихо отвечает он, потянувшись вниз, чтобы убрать волосы Майка с его глаз. — Почему тебе было одиноко сегодня вечером?
— Мм, — хмыкает Майк, закрывая глаза, пока Уилл продолжает гладить его по волосам, — я не знаю. Просто день был длинный. Я скучал по тебе.
Уилл смеется, и Майк снова хмыкает и поворачивает лицо в сторону, прижимаясь щекой к свитеру Уилла. — Вчера же виделись.
— Скучал по тебе, — повторяет Майк, не оставляя места для споров.
Уилл улыбается. Вообще-то он улыбается уже давно, с тех пор, как губы Майка прильнули к его губам. Он нащупывает дополнительное одеяло, натягивает его на себя и Майка и целует Майка в макушку. — Хорошо, — шепчет он, — хорошо. Я тоже.
Майк издает довольный звук и прижимается к нему, теплому и крепкому, и уже засыпает, судя по отвисшим уголкам губ и ритмичному дыханию. — Уилл, — невнятно шепчет он через некоторое время.
— Хм? — рассеянно отвечает Уилл, глядя на звезды и проводя пальцами по волосам Майка.
— Обещаешь мне? — спрашивает Майк и замолкает, но Уилл все равно слышит. Он спрашивает так же, как в ту грустную тихую ночь, когда Майк дрожал в его руках и рассказывал о своей боли, но в этот раз в более приятной обстановке, хотя в голосе сквозит неуверенность. — Обещай, что останешься со мной.
— Обещаю, — говорит Уилл, когда Майк прижимается к его груди ближе.
В небе над ними Уилл наблюдает за проносящейся мимо падающей звездой. Впервые за долгое время ему не нужно загадывать желание.