Это будет хороший ноябрь

Влажный огненно-рыжий лист сахарного клена прилетел Билли прямо в лицо — это было настолько неожиданно, что он чуть не упал с велосипеда. Пришлось оторвать руку от руля, чтобы снять лист с лица и отпустить в объятия прохладного октябрьского ветра. Хорошо, что Билли додумался надеть куртку потеплее. Он громко свистнул, на ходу швырнул газету на обочину и, крепче вцепившись в руль, повернул за угол. В небе сгущались тучи, но Билли надеялся, что в ближайший час дождя не будет — оставалось целых два квартала. Гриффин сидел на крыльце, подогнув одну ногу под себя. Перед ним была огромная тыква — в два раза больше его головы, и такая оранжевая, будто только что выпрыгнула из детской книжки. Рассмотреть ещё что-то Билли не успел, проехал ещё немного, неаккуратно прислонил велосипед к ближайшему столбу и, заложив газету за пазуху, быстро пошел по дорожке. Гравий приятно чавкал под ногами, из-за чего Билли невольно прислушивался к звуку собственных шагов. Гриффин заметил его приближение краем глаза — отложил резак и улыбнулся, чуть приподняв голову. Как и всегда, Билли ощутил себя немного растерянным. Будто с утра не знал, что поедет развозить газеты и, конечно, остановится у дома Гриффина в надежде переброситься парой фраз. Гриффин был одет не подходящим образом — только шорты и футболка с длинным рукавом. В такой одежде его часто можно было увидеть на летних каникулах. Он сидел на открытом пространстве, но сегодня солнце совсем не грело. – Вот, – замешкавшись, проговорил Билли и протянул Гриффину газету. Негромко кашлянув, он кивнул головой в сторону тыквы. – Неплохо выходит. Пока у тыквы были только глаза: один в виде круга, второй больше напоминал полумесяц, из-за чего взгляд будущего фонаря казался хитро-прищуренным. Участок Стэгга не был украшен, как и многие в их квартале, но, похоже, вечером он собирался зажечь свечу. Билли мог себе представить, какой ужас такой фонарь наведет окружающих, мерцая в темноте на крыльце, словно заблудший призрак. – Спасибо, – Гриффин положил газету рядом с собой и вновь посмотрел на Билли снизу вверх. – Пойдешь сегодня ночью собирать конфеты? – Это же для детей, – фыркнул Билли, пристально рассматривая худые, острые коленки, торчащие из под коротких шорт. Дышать почему-то было трудно — будто в горле застрял ком ваты. – Тебе не холодно? – С чего бы? – с искренним любопытством поинтересовался Гриффин, перебросил ногу на ногу и несколько раз дернул носком теннисной туфли — будто колдун размахивал своей волшебной палочкой. Комок ваты в горле будто стал вдвое больше. Билли открыл рот, зачерпнул им холодный воздух, ощутил на языке сладковатый вкус опавших листьев. – Конец октября, – пробормотал Билли и, наконец, сумел оторвать взгляд от бледной, отмытой от загара кожи — в ту же минуту смутился, понимая, что Гриффин прекрасно видел, куда он смотрел. – А ты что, будешь собирать конфеты? Гриффин пожал плечами. Вернее, как-то странно поднял правое, будто хотел дотянуться им до уха. Билли ощутил, как дрожат кончики пальцев — хотелось дернуть Гриффина за руку, чтобы он поднялся на ноги и неуклюже впечатался носом в его грудь. Тогда Билли смог бы обнять его, уткнуться носом в льняные завитки волос. По спине прошла какая-то странная волна, будто ветер пощекотал затылок. – Мы всё равно можем погулять вместе, – заметил Гриффин. – Во сколько ты за мной зайдешь? Билли замешкался. – Гриффин, ты закончил с тыквой? Может, для разнообразия поможешь мне с уборкой? Голос миссис Стэгг, как всегда, прозвучал внезапно и пронзительно, словно удар тарелками. Она вышла из-за двери и резко остановилась, заметив Билли у крыльца. От её пристального взгляда Билли всегда становилось неуютно, будто он сделал что-то плохое и сейчас его обязательно отчитают. Даже сладкий запах тыквенного пирога, который миссис Стэгг принесла с собой, не успокоил тревожную резь в животе, появившуюся, как только Билли услышал её голос. – Билл, – произнесла она будто бы с легким удивлением, но в её интонациях скорее читался холод. – Здравствуйте, миссис Стэгг, – пробормотал Билли, пытаясь придумать оправдание для своего появления. – Счастливого Хэллоуина. Под пытливым взглядом этой женщины Билли напрочь забыл, что прежде всего он — газетчик, а уже потом... – Билли принес газету, – быстро сказал Гриффин. Он бегло встал на ноги, на ходу поднимая газету, и улыбнулся. – Ты, кажется, хотела узнать прогноз погоды на ближайшую неделю. Миссис Стэгг взяла газету с таким выражением, будто Гриффин протянул ей дохлую крысу. Почему-то Билли был уверен, что не будь «Денвер пост» единственным печатным изданием в городе, публикующим самые достоверные новости, она бы уже давно начала выписывать что-то другое. – Тебе разве не семнадцать? – поинтересовалась миссис Стэгг. Билли удивленно вскинул брови. – По-моему газеты развозят дети помладше. Для таких, как ты, уже есть другая работа. – Я даже не думал об этом, – пробормотал Билли. Он не знал, почему его щеки вдруг покраснели. – Какую работу вы имеете в виду? – В нашем квартале живет мальчик твоего возраста, он работает в ресторане быстрого питания, – заметила миссис Стэгг. Билли ощутил легкую растерянность. Он развозил газеты с двенадцати лет и как-то не думал, что стал слишком взрослым для этого. Ему нравилось ездить на велосипеде, чувствовать всем телом упругий ветер, смотреть, как еле заметно меняются знакомые улицы, насвистывать песни себе под нос. В хорошую погоду за ним, виляя хвостом, бежал старина Купер. – Мне ещё нужно закончить с газетами, – быстро сказал Билли, стараясь не пятиться назад. – До свидания, миссис Стэгг. Увидимся, Гриффин! – на ходу добавил он. – Я буду у тебя в восемь. – До вечера, – крикнул Стэгг и помахал ему рукой. Забравшись на велосипед, Билли почувствовал себя лучше. Прохладный ветер быстро остудил горячие щеки, поднял вверх волосы, попытался забраться под куртку. Иногда Билли хотел быть крутым — но, конечно, не таким крутым, как Пинбольщик. Достаточно крутым, чтобы сказать матери Гриффина: «Сегодня я заберу вашего сына гулять на целый день, но, так и быть, верну не слишком поздно». Вечером улица приобрела таинственно-веселый вид. Тыквы-фонари украшали практически каждое крыльцо, окошки гостеприимно горели приятно-желтым светом. Кто-то даже приколотил к забору пугало — вместо лица у него была жутковатая гримаса. Дети, сбившись в кучки, обходили его стороной, и с веселым визгом стучались к соседям, выпрашивая сладости. На сей раз Билли пришел пешком. Гриффин уже ждал его у забора, заложив руки в карманы не по размеру большой куртки, из-за чего его ноги казались неестественно тонкими. Билли испытал смешанные чувства: с одной стороны, он был рад, что Гриффин оделся потеплее, с другой, разочаровался, что не получилось предложить свою куртку. – Ты не в костюме, – почему-то произнес Билли. – Я — мальчик-невидимка, – мимолетно улыбнувшись, ответил Гриффин и, схватив Билли за руку, увлек подальше от своего дома. Со всех сторон слышался детский гомон, в воздухе летали шуршащие обертки от конфет и причудливо шелестящие опавшие листья. Из дома в конце улицы доносилась музыка — не пугающая, веселая, разгоняющая в разные стороны леденящие ужасы ночи. Гриффин и Билли оказались в небольшом тупичке — отсюда, как маяк в темноте, было хорошо видно заправку и круглосуточный магазин. Быстро оглянувшись, Билли медленно провел рукой по мягкой, ещё не знающей щетины щеке, ненароком задевая вьющиеся волосы. Гриффин прижался щекой к его ладони, поднял взгляд на лицо Билли, почти вдавился лицом в его кожу. Сердце сладко кувыркнулось. Билли жил ради таких моментов. Он считал, что у него всё хорошо, но в мгновения, похожие на это, смотрел на свою жизнь по-другому. Он хотел, чтобы у них было тайное, укромное место, только для него и Гриффина. Место, где он всегда мог бы найти Гриффина, минуя его родителей. Целовать, если вдруг захочется. Играть с его волосами. – Я не нравлюсь твоей маме, – сказал Билли. Гриффин улыбнулся уголком губ. – Нет, не нравишься, – согласился он, отстранившись. – Почему? – спросил Билли с легкой обидой. Все считали его неплохим парнем — ответственным и порядочным. Даже в школе, несмотря на средние оценки, учителя отзывались о нем неплохо. Иногда он позволял себе шалости и пакости, но матери Гриффина никогда не грубил. Даже когда ему казалось, что она слишком сурова. – Она знает, что со мной что-то не так, – объяснил Гриффин. – Думает, что это можно исправить. А когда ты рядом, видит, что нельзя, – безмятежно заметил Стэгг, посмотрев на Билли через плечо. – Ей кажется, если ты будешь держаться подальше, может, ещё можно будет сделать меня нормальным. Сердце описало волнующе-радостный кульбит. Это было грустно, даже удручающе, но мать Гриффина сейчас была далеко, а он — рядом. Россыпь медных веснушек на носу, завитки светлых волос, на солнце напоминающие по цвету пшено... Билли выдохнул, порывисто обнимая Гриффина со спины. Прикасаться к нему, не видя лица, было намного проще, потому что когда Гриффин смотрел, Билли иной раз терялся от смущения. – Интересно, как это называется? – задумчиво пробормотал он. – Что именно? – поинтересовался Гриффин, заводя руку за голову, чтобы прикоснуться к волосам Билли. Дыхание перехватило, в груди поселилось приятное волнение. Несколько секунд Билли стоял, прикрыв глаза, наслаждаясь этим незамысловатым прикосновением. Ему почти хотелось, чтобы Гриффин потрепал его за ухом, как собаку. – Ну, когда парень с девушкой, то они вроде как путаются, – смущенно пробормотал он. – А если это два парня? – Не знаю. Но по-моему я с тобой путаюсь, – ответил Гриффин и захихикал. Его смех всегда звучал, как связка бубенцов на ленточке. Билли хотел бы держать её в кармане, чтобы доставать и звенеть, когда захочется. Много чего ему хотелось бы держать при себе, и всё это было связано с Гриффином. Он вспомнил, как впервые прокатил Гриффина на багажнике своего велосипеда — Стэгг крепко держал его руками за живот, прижался щекой к спине Билли, когда они съезжали с горки. Этот момент Билли долго прокручивал у себя в голове перед сном, боясь, что он больше не повторится. Но он повторился. У Гриффина был свой велосипед, но вниз по склону они всегда катались на велосипеде Билли. Накатил порыв, и Билли не смог с ним совладать — бегло поцеловал Гриффина в шею и сам испугался собственной дерзости. Гриффин засмеялся, слабо дернувшись в его руках. – Щекотно! – Неправда, – возразил Билли и снова поцеловал Гриффина в шею — уже смелее, с большим чувством. Гриффин невольно прижал голову к плечу, пытаясь спрятать чувствительное место от его губ, и засмеялся ещё громче. – Правда, клянусь тебе, – выдохнул он, чуть успокоившись. – А здесь? – спросил Билли, целуя его с открывшейся стороны. Ему казалось, он может так вечно — настолько это было приятно. Хихикая, Гриффин снова дернулся в обратную сторону. – Билли! Он обернулся, посмотрел на Билли сияющими глазами. Они всегда казались необычайно светлыми, когда он улыбался, словно окошки, показывающие небо погожим зимним днем. Билли застыл, рассматривая изогнутые в улыбке губы. Хотелось наклониться прямо к ним — аж сердце начало щемить. Но уже через секунду Гриффин обвил Билли руками, прижимаясь лицом к его груди. – Жаль, что мы уже взрослые для конфет. – У меня есть «Поп-тартс» с коричным сахаром, – рассеянно проговорил Билли, поглаживая Гриффина по спине. – Почему у тебя всегда есть «Поп-тартс» с коричным сахаром? – хихикнул Гриффин. Билли промолчал — очевидно, потому что Гриффин обожал печенье с коричным сахаром. И совершенно беззастенчиво слизывал крошки с пальцев. На следующий день Билли Шоуолтер поговорил с мистером Кинклом и, наконец, устроил своему велосипеду заслуженный отдых. Он всё равно собирался им пользоваться — хотя бы для того, чтобы скатывать Гриффина с горы, однако было что-то успокаивающее в том, что корзина теперь пустовала. Билли будто попрощался с частью своей жизни — его и по имени-то не называли, всё «газетчик» да «газетчик», и теперь пребывал в легком предвкушении. Он был готов познакомиться с собой. Узнать больше о человеке, которого Гриффин с придыханием звал «Билли». Долго новую работу искать не пришлось — Билли увидел объявление и сразу же устроился в видеопрокат, расположенный недалеко от дома. Конечно, Билли предпочел бы работу на свежем воздухе, но платили в видеопрокате больше, чем на прежнем месте, к тому же он мог посматривать новые фильмы самым первым. В зависимости от смены, конечно. Первые два дня работал Билли, следующие — владелец проката. – Нам газеты теперь привозит другой мальчик, – заметил Гриффин, когда увидел Билли у себя на крыльце. Билли стоял, пряча руки в карманах, и немного стушевался, когда понял, что Гриффин смотрит на него с легким неодобрением. – Доставщиками газет работают только дети, – ответил Билли. Гриффин вскинул брови — его глаза стали больше и любопытнее. – В общем, я ушел. Теперь работаю в видеопрокате. У нас там есть и фильмы для взрослых, – добавил он скучающим тоном. У Билли не было ни малейшего представления, зачем он вообще это сказал. В глубине души он знал, что Гриффин не скажет: «Ух ты!» и не попросит принести ему такой фильм. Это было низменное желание мальчишки — показать себя круче, чем он был на самом деле. Гриффин закрыл рот тыльной стороной ладони, но по его глазам стало понятно, что он улыбается. – Почему ты не сказал мне, что больше не будешь работать разносчиком газет? – поинтересовался он, продолжая держать руку у рта. – Спонтанно получилось, – сказал Билл, медленно дыша, чтобы не краснеть. Гриффин слегка склонил голову в бок. Когда он смотрел так, Билли хотелось крепко стиснуть его в объятиях. И расцеловать. – Хочешь поиграть со мной? – Играть? – удивленно спросил Билли. – Во что? Вместо ответа Гриффин схватил его за руку и затащил в дом — Билли чуть не споткнулся о порог. Они расположились в гостиной — Билли бывал здесь редко, чаще старался скорее проскользнуть в комнату Гриффина, чтобы не мозолить глаза его родителям. Но Билли хорошо запомнил, что это самая большая и самая светлая комната в доме, что в ней просто огромный кремовый ковер, и что отец Гриффина перестал курить в доме после того, как прожег дыру на софе. Телефон, обычно стоящий на большой тумбе в коридоре, теперь лежал на полу. Рядом с ним лежала толстенная телефонная книга, открытая где-то посередине. В доме Билли была точно такая же — в детстве он ставил её на стул, чтобы дотянуться до верхней полки кухонного шкафчика, где мама прятала от него печенье. – Я сейчас буду звонить в бакалею, на углу, – весело сообщил Гриффин, одной рукой держа телефонную трубку, второй торопливо набирая номер. Билли подвинулся ближе, чтобы лучше слышать, что происходит на другом конце провода. Мистер Слэйт ответил немедленно — должно быть, ждал, что кто-нибудь из домохозяек попросит его собрать заказ, а потом пришлет за ним сына или дочь. – Алло? – Здравствуйте, – откашлявшись, проговорил Гриффин и быстро стрельнул глазами в сторону Билли. – У вас есть «Принц Альберт» в жестяной банке? – Конечно, – откликнулся Слэйт. – Почему бы вам не выпустить беднягу? – спросил Гриффин и, услышав, как Слэйт чертыхнулся, засмеялся, откинув голову. В груди приятно потеплело, на лице появилась широкая-широкая улыбка. Билли обожал, когда Гриффин смеялся. Чем громче, тем лучше. Он ничего не мог поделать с собой — когда слышал смех Стэгга, почему-то ощущал себя счастливым без особой на то причины. Гриффин с важным видом протянул Билли телефонную трубку. – Твоя очередь. Улыбка Билли стала рассеянной — он взял протянутую телефонную трубку, пытаясь придумать, кому бы позвонить. Зажав трубку между плечом и ухом, он перелистнул телефонный справочник. Гриффин смотрел на него с затаенным ожиданием, так что Билли ткнул пальцем наугад, и принялся набирать номер. Гриффин сел рядом, чутко прислушиваясь. – Похоронное бюро Пирса, чем могу помочь? – Здравствуйте, мистер Пирс, – проговорил Билли, стараясь звучать серьезно. – Сейчас у Вас должен быть мой поверенный, мистер М. О. Шонка, не могли бы Вы его позвать? – Конечно, одну минуту. Мистер М.О. Шонка, Вам звонит Ваш доверитель! Мистер Мошонка?! – Билли прыснул, прикрыв рот рукой, но мистер Пирс его услышал. – Ах ты мелкий паршивец! Не звони сюда больше! Отклонившись назад, Гриффин захохотал, постукивая себя кулаком по колену. Билли не занимался подобным очень давно, но сейчас, наблюдая за Гриффином, пожалуй, пришел к мысли, что мистер Пирс не слишком пострадал от его выходки. – Здорово получилось, – сказал Гриффин, отдышавшись. – А я думал, ты скажешь, что тебе нужен мистер Г. Н. Илой. – Я подумал, что Пирс наверняка привык к таким звонкам, поэтому Гнилого точно не позовет, – улыбнувшись, ответил Билли. – Ты так играешь весь день? – Я разозлил уже пятнадцать человек, – похвастался Гриффин и слегка откинул голову назад, будто красуясь. – Неплохо для невидимки? Билли так и не понял, почему окружающие не обращают на Гриффина внимание. Он вовсе не был незаметным — по крайней мере, для него. Билли сразу его увидел. Точнее, услышал — это был тот самый бубенцовый смех, который Билли хотел держать при себе и воспроизводить по зову сердца. – Если честно, мне даже нравится, что ты невидимка, – проговорил он негромко. – Почему? – полюбопытствовал Гриффин. – Я бы, наверное, ужасно себя чувствовал, если бы ты путался с кем-то другим. Признание далось ему с трудом — Билли чувствовал себя глупо, хотя и сказал чистейшую правду. Гриффин тихо засмеялся — не ехидно, а как-то по-детски радостно. Он вдруг закинул на Билли свои худые ноги, заставляя Шоуолтера удивленно замереть. Взгляд Билли теперь был прикован к острым коленкам. Он хотел посмотреть и выше, и ниже, но хватило и того, что бледные колени были прямо перед его глазами. Сердце стучало слишком громко. Билли не знал, куда деть свои руки, поэтому рискнул положить их на ноги Гриффина, будто так и должно было быть. Гриффин еле заметно дернулся, еле слышно хихикнув. Он был очень чувствительным. – Мне нравится, как ты смеешься, – тихо заметил Билли, скользнув ладонями чуть выше, но всё-таки не доводя их до края шорт. Гриффин выдохнул как-то очень уязвимо, и Билли вдруг ощутил странное предвкушение в теле. – Только специально не щекочи, – попросил Гриффин. – Почему? – спросил Билли, быстро пробегаясь пальцами по его ногам. Такое Гриффин выдержать не смог — захохотал, откинувшись назад. Его ноги еле заметно дергались — так, чтобы не задеть Билла слишком сильно, но всё-таки не давая Шоуолтеру возможность пощекотать его снова. – Что вы делаете? Билл взволнованно напрягся, в миг ощутив себя пойманным на месте преступления разбойником. Ему казалось, всё более чем очевидно. Гриффин уперся одной рукой в пол, медленно поднял взгляд на маму — миссис Стэгг стояла в дверях, держа в руках сумку с покупками. Она вошла совершенно незаметно. – Мы говорили по телефону, – сказал Гриффин, кивнув на лежащий на полу аппарат. Смерив Билли неблагосклонным взглядом, миссис Стэгг покачала головой и прошла мимо, подхватив телефонный справочник. – Прекращай или я расскажу твоему отцу, – сказала она, скрывшись в коридоре. Сердце Билли ухнуло вниз. О чем миссис Стэгг могла рассказать своему мужу? О том, что они немного пощекотали друг друга на полу? Что ж, его собственный отец такое бы точно не одобрил. – В прошлом месяце папа сильно рассердился из-за счета за телефон, – сказал Гриффин еле слышно — у Билли немного же отлегло от души. Конечно, мотать родительские деньги — тоже проступок достойный наказания, но не хотелось думать о других, более страшных вещах. – Слушай, Билли. – Что? – спросил Билли, отвлекаясь от своих мыслей. – Это будет хороший ноябрь, – уверенно проговорил Гриффин, глядя куда-то в сторону. Билли проследил направление его взгляда — за окном холодный ветер гонял золотисто-оранжевые кленовые листья, пожелтевшие травинки, мелкие камешки. Он подумал о том, сколько печенья «Поп-Тартс» можно будет съесть, сколько раз прокатить Гриффина на багажнике своего велосипеда, сколько прикосновений украдкой разделить, сколько звонков в соседнюю бакалею сделать... – Да, – согласился он, сжимая ладонь на колене Гриффина. – Это будет хороший ноябрь.