Сильнее любого медведя и выше подъёмного крана

Антон иногда думает, что это что-то большое. Как кит. Кит — это тридцать слонов же вроде. Весной Антон был в зоопарке с Позовыми, смотрел на слонов — их там было четыре — и пытался представить, а как это, когда слонов тридцать, они стоят друг за дружкой и вообще они не они, а один кит. В общем, что-то такое большое, что даже представить нельзя, референса нормального нет, только дурацкий слоновий. Весна со слонами осталась далеко, а большое никуда не делось. Оно, что странно, не давит, хотя должно. Вот сколько в слоне людей? Антон шмыгает носом и достаёт телефон, чтобы загуглить. Но поисковик не поддаётся, на запрос «Сколько людей в слоне» гугл сообщает, что слоны симпатизируют людям так же, как люди — щенкам. А на «Слон это сколько людей» выдаёт информацию о том, что живут слоны почти столько же, сколько и люди. Антон хмурится, пытаясь прикинуть, как бы так ещё сформулировать вопрос, чтобы всё-таки узнать соотношение людей к слонам или слонов к людям, как дверь открывается и на балкон заглядывает Арсений. — Шаст, ёк макарёк! — лицо и грудь — Арсений какой-то вампир в кожаных штанах и рубашке со шнуровкой и воланами, — у него мокрые, потому что он только что участвовал в совершенно дебильном конкурсе по вылавливанию яблок ртом из ведра с водой. Кроме него играли только дети, что уже говорит о многом. — Сколько можно курить? — Брысь, — машет на него Антон. — Мокрый весь, замёрзнешь. — Согреешь, — Арсений пожимает плечами. — Что гуглишь? — он смотрит на всё ещё светящийся экран мобильника и щурится — без очков сегодня. Наверное, потому что у вампиров идеальное зрение. — «Слон это сколько людей»? — медленно читает Арсений. — Гугл не отвечает. — Давай посчитаем. А то, молодёжь, если в интернете не написано, сами не сообразите. Тебя как интересуют люди в слоне? Горизонтально или вертикально? Или по весу? — Ну, как знаешь, в ките типа тридцать слонов, — неуверенно поясняет Антон. — А слоны как считались, по весу или росту? Или длине? — Арсений рисует пальцем на припорошенных снегом балконных перилах. — Это гугл не пояснил. — Ну вот слон, — Арс показывает на перила, и там действительно слон — толстенький, мультяшный. Он, наверное, детям так их рисует. — Люди должны вертикально стоять или их можно прям штабелями укладывать? Антон вздыхает и смотрит на Арсения, пытаясь мысленно передать, что он просто хочет знать, сколько людей в слоне, а как это именно будет рассчитано, его не волнует. — Да похуй, Арс, забыли. Иди уже внутрь, я ща покурю и вернусь. Арсений бросает ещё один взгляд на слона на перилах и возвращается в дом. В общем, сколько бы там людей в слонах ни было, оно совсем не давит. Большое и сильное, оно прекрасно сосуществует с Антоном уже много лет и никак не мешает. Названия ему Антон не даёт, да и зачем, никто же не ходит за ним следом и не говорит: «Скажи это, Белла. Громко!» Он докуривает и заносит руку, чтобы стереть слона. Слон смотрит на него единственным глазом-точечкой. * Антон ждёт Арсения, сидя на банкетке. Вокруг валяется обувь, в основном девчачья, некоторые девочки приехали в одном, а для самой вечеринки переобулись — кто в туфли, кто в тапки. Под вешалкой пристроились грязные резиновые сапоги, наверное, хозяйские, а рядом с ними — кроссовки Арсения. Этот, конечно, переобулся в тапочки сразу, как пришёл. Вампирам, сказал, плевать на лук, их беспокоит только чеснок. — Арс! — кричит Антон. — Ну алё, такси ждёт! — Иду! — кричит Арсений в ответ. — Всё, пацаны, всем пока, меня мамка зовёт. — Папка! — поправляет Антон. — Дэдди! — Арсений появляется, наконец, в конце коридора, но оборачивается в гостиную, что-то ещё говорит, за чем следует взрыв хохота. Антон откидывается на стену — кепка сползает, закрывая лицо. — Шиз крейзи лайк э фу-у-л, — поёт Арсений и, судя по звуку его голоса, всё-таки идёт по направлению к Антону и выходу. — Вайлд эбаут дадди ку-у-ул. Дадди, дадди кул, — он приподнимает козырёк кепки Антона и заглядывает в лицо. — Не спи, нас такси ждёт. — Ты даже не оделся, — Антон тыкает его в плечо. — Резче давай. Арсений продолжает напевать, пока переобувается, выкапывает свою куртку из-под других и накидывает её на плечи. — Всё, пошли. Ребята, пока! — кричит он вглубь дома. Под нестройные прощания они выходят на улицу, где Антон останавливает Арсения и застёгивает молнию куртки до подбородка — его Арс послушно задирает, как в детстве, чтобы мама не прищемила шею. Руки в рукава так и не просовывает. — Мокрый весь, блядь, грудь голая, шея голая, — ворчит Антон. — Заболеешь — лечить не буду. — Вот интересно, какой это универсальный опыт, — говорит Арсений и идёт по дорожке к калитке, как одна большая нелепая гусеничка — пустые рукава мотыляются на ходу. — Родительские токсичные фразы. Есть ещё учительские, ну все эти «А голову ты дома не забыл». — «Лес рук»! — поддакивает Антон и придерживает калитку. — Лес-с-с-срук. Но чтобы начать транслировать учительские фразочки, надо учителем стать, наверное. А вот родительские из меня прут иногда, не в шутку, а на полном серьёзе. Странно так. Будто не я говорю, — он вздыхает. Антон ему на такое никогда ничего не отвечает. Чего ему отвечать? Он детей не планирует, ему родительские фразы только отыгрывать остаётся. — Вон наша, — он кивает на белый внедорожник, который уютно светится и пыхтит газами посреди дороги. Арсений обгоняет его, чуть не падает, потому что снег сегодня тает сразу, как касается земли, и под ногами уже скользкое месиво, на котором сложно удержать равновесие, особенно если ты человеческое буррито. Добежав, он наклоняется к двери и пытается подцепить ручку носом. — Бля, Арсений, не порть мне рейтинг, — Антон отодвигает его от двери и открывает её. — С себя вызывай, тогда и выёбывайся. А, подожди-ка, — он залезает следом за Арсом на заднее сидение. — Ты же никогда этого не сделаешь, потому что жлоб. — Здрасьте, — говорит Арсений водителю. — Вечер добрый, мужики, — кивает водитель. — Добрый, — кивает Антон, и Арсений беззвучно передразнивает его — хмурит брови, выдвигает челюсть вперёд. Это один из их разгонов про то, что у Антона есть специальный мужественный голос для всяких таксистов и грузчиков. Антон показывает ему средний палец, пряча руку за спинкой водительского кресла. От Горок до дома ехать минут сорок, Арсений очень быстро засыпает, чем Антон недоволен, потому что Арсений — это как кот, если ему позволять спать днём, то ночью он будет бесоёбить. Сейчас уже, конечно, далеко за полночь, но Антон Арсения знает — подремлет полчасика в машине, а потом дома будет скакать и мешать спать. Но растолкать он его всё равно не решается. Антон и котов спящих не будит. А если у них тени от ресниц то растягиваются от проносящихся мимо фонарей, то снова укорачиваются, то как вообще таких котов трогать? Поэтому человеческое буррито он трясёт, когда они уже подъезжают к подъезду. — Я не спал, — очень сонным голосом говорит Арсений и вываливается из машины, как будто десантируется в пабджи. Антон кисло улыбается водителю на прощание. — Арс, — говорит Антон, открывая входную дверь. — Только давай без этого, христом богом тебя прошу, заходим и ложимся спать. Через полчаса Арсений готовит шакшуку и поёт: — Санни, уан соу тру, ай ла-ав ю-ю-ю, — потому что если вспомнил одну песню Бонни Эм, надо срочно послушать все остальные. А шакшуку вообще Антон попросил, так что жаловаться вроде как и не на что. Но это Антону, Арсений всегда найдёт на что. — У нас нет петрушки? — Кто вообще покупает петрушку? — бормочет Антон. — А вот у Серёжи всегда была свежая зелень, — бухтит Арсений из недр холодильника. — Ты всегда можешь переехать обратно. — Мы же оба понимаем, что ты расстроишься, если я так и сделаю, — невозмутимо отвечает Арсений. Конечно, Антон расстроится. Жить с Арсением прикольно, вообще-то. Ну, когда он не говорит, что а вот у Серёжи всегда была свежая зелень и двадцать сортов чая. Ещё он может сказануть, что а вот Алёна всегда полотенца складывала в шкафчике в ванной и не надо было через всю квартиру идти в свою спальню, если вдруг забыл их взять. — Арсений, — говорит тогда Антон, — у меня даже нет шкафчика в ванной. — Ну а у Алёны был, — говорит Арсений. — Блядь, ну, поздравляю, — говорит Антон. — Купи шкафчик, поставь в ванной, сложи туда свои ебучие полотенца. — А чего ты сразу так реагируешь, будто это плохо? Может, это хорошо, что у тебя нет шкафчика в ванной? Может, это хорошо, что я голый и мокрый буду бегать через всю квартиру за полотенцем? — А тебе прям повод для этого нужен? Голый и мокрый Арсений никуда не бегает, конечно. И шкафчик не покупает. Они едят шакшуку, пересматривают первую серию «Клиники» и, очень довольные собой, расходятся по спальням. И куда он от него переедет, думает Антон, засыпая. * — К Стасу на Хэллоуин поедем? — спрашивает Арсений и падает на диван, врезаясь плечом Антону в рёбра. — Ай, сука, — воет Антон, отталкивая его от себя. Вот ещё — жить с Арсением, это периодически с ним драться. Наверное, так люди живут со старшими братьями. Антон правда подозревает, что в сорок и тридцать братья должны переставать пиздиться, но они-то с Арсением пропустили все годы до. Поэтому он без особых зазрений совести изворачивается и пинает его под жопу. Получается, правда, по пояснице, что, наверное, опасно в арсеньевском-то возрасте. Но помирать тот не начинает, хватает Антона за лодыжку и пытается стянуть с дивана на пол. — Да отъебись! — орёт Антон и отбивается второй ногой. — Отвечай, трик ор трит! — Арсений уворачивается от пятки, пытается схватить, но Антон уже ветеран таких боёв, быстро меняет направление и пинает его по коленке. — Едем к Стасу на Хэллоуин или нет? — он стягивает с ноги Антона носок и щекочет ступню. — Вторник же, — Антон старается не смеяться. — Я не боюсь щекотки. — Пиздун. Ну и чего, что вторник? — Ну куда? — он сжимает губы, чтобы не заржать, и резко дёргает ногу на себя, освобождаясь из захвата. — Не, в выходные съездили же уже на тусу, харе. Похуй мне на этот Хэллоуин. Дома останусь. А ты едь. — А с чего ты решил, что я хочу, — Арсений садится на другой конец дивана, но делает это так, чтобы ни на секунду не выпускать Антона из поля зрения. Правильно-правильно. — Я просто спросил, поедем или нет. — Ну я — нет. — Ну и я тогда — нет, — и тут в дверь звонит доставка, Арсений отвлекается, и Антон бьёт его диванной подушкой. * — Восемьдесят шесть, — говорит Арсений и громко хрустит огурцом. Как он в офисе, полном всякой хуйни, умудряется находить овощи — загадка. — Чё «восемьдесят шесть»? — спрашивает Дима, не отрывая глаз от монитора, — отсматривает запись. — Да это я ему, — Арсений кивает на Антона, Поз не смотрит, но всё равно говорит: — А. — Я тоже не ебу, что за восемьдесят шесть, если что, — говорит Антон и пытается откусить огурец Арсения. — Да ты!.. Уйди, огромный рот, — Арсений уворачивается. — Восемьдесят шесть людей в слоне, если по весу считать. Ну, примерный слон и примерные люди. Антон ловит Арсения за запястье, подтягивает руку с огурцом к себе и кусает. — Не, ну это не то, — с набитым ртом говорит он. — У слонов же бивни дохуя весят, кости там. Не думаю, что кита со слонами сравнивали по весу. Наверное, по параметрам. — Ты меня бесишь, Шаст, — говорит Арсений. — Да я ж тебя не заставляю считать. Не считай, не бесись, в чём проблема-то? — Ва-а-ажней всего па-а-года в доме, — затягивает Серёжа и хлопает их обоих по плечам. — А всё другое су-е-та. — Ты тут, давай, не это, — фыркает Антон. — Сплавил мне его, а теперь поёшь про погоду в доме. — Я вам что, бревно, чтобы меня сплавлять? — возмущается Арсений и протягивает Антону огурец для ещё одного укуса. — Это был мой осознанный выбор. У Серёжи пожил, у Шаста пожил, Димка следующий на очереди. — Антоха, делай, что хочешь, но чтобы до меня не дошло, — говорит Поз. — А мне за это что будет? — Как что? — Поз поднимает всё-таки глаза от монитора. — Тебе за это будет Арсений. * Во вторник они заканчивают пораньше, потому что почти все едут тусить к Стасу и Дарине, Арсений уматывает на фотосессию, а Антон едет домой. Одному ему дома быть норм, но ему и с Арсением норм, нет ничего такого, что он не мог бы сделать, пока тот дома. Ну, может, не стал бы дрочить на диване. Но он и так на диване не дрочит. Даже и не сказать, что дома какая-то непривычная тишина, потому что Арсения всё-таки часто тут нет, иногда неделями. В общем-то Антону что в квартире одному нормально, что по жизни. Есть Арсений — хорошо. Нет Арсения — без разницы, что-то большое китовых размеров всё равно никуда не девается. Антон отмокает в ванне, когда вспоминает про китов и слонов, и пытается составить запрос на кривом английском. Но то ли слишком криво, то ли английский гугл тоже не знает, сколько в одном слоне людей. Он просыпается в остывшей воде, когда слышит, как в прихожей кто-то шебуршится. — Шаст, — Арсений проходит мимо и, кажется, пинает дверь ногой. — Ты тут? — Тут! — Антон поднимается и переползает в душ, чтобы согреться под горячей водой. А вот не пришёл бы Арсений, он бы утонул. — А где еда?! — кричит Арсений, и Антон делает напор воды посильнее. Когда он выходит, Арсений с суровым хлебалом проносится мимо — идёт встречать курьера из доставки продуктов, которая за пятнадцать минут всё привозит. Голодный, значит. Ну, упс, Антон хотел заказать, но уснул в ванне. Когда Арсений начинает делать бутерброды, Антон жалобно спрашивает: «А мне?», получает в ответ: «Рука в говне, блядь, Шаст, после фистинга», потому что голодный Арсений — это злой Арсений, но дополнительные куски хлеба он всё-таки отрезает. Антон уточняет, заказал ли Арсений нормальной еды и хочет ли поделать что-то вместе, получает утвердительные ответы на всё и идёт выбирать фильм. — Хочешь чё-нить хэллоуинское? — кричит он. — Биттлджуса! — орёт Арсений. Они минут за пять съедают бутерброды, Арсений не признает облизанные пальцы чистыми и гонит Антона «за твоими салфетками для дрочки», раз уж ему лень мыть руки. Сам он тоже руки протирает салфетками, но Антон человек более широких взглядов и на него не бухтит. Нормальную еду ждать ещё часа полтора, и они смотрят, как Лидия танцует, взлетая всё выше, и Арсений тоже пританцовывает, а потом заваливается обратно на диван, пристраивая голову на груди Антона. Антонова рука как-то незаметно для него самого стекает со спинки дивана и ложится на плечо Арсения. Большое и китовое моментально начинает развёртываться, и Антон старается дышать медленнее, чтобы сердце не разгонялось — Арсений прям на сердце где-то и лежит, услышит. От этих попыток кажется, что он скоро задохнётся, потому что коротких неглубоких вдохов не хватает. Зато Арсений не догадается. Это ж очень важно, чтобы Арсений не догадался. «Это» вообще такое секретное, что Антон сам не до конца уверен, что оно такое. Он только знает, что оно большое очень. Больше никакой информации ему не сообщали. — Давай на следующий Хэллоуин я буду Лидией, а ты — Биттлджусом? — говорит Арсений и двигает плечом, от чего рука Антона чуть скатывается. Движение получается ласковым. — Парный костюм? — бормочет Антон и осторожно скользит ладонью от лопатки обратно к плечу. Вообще, конечно, он его гладит по спине. Но будет думать, что скользит. И если Арсений спросит, тоже ему так скажет. Перемещает руку по плоскости. — Не, я буду Лидией Юрьевной из бухгалтерии, — говорит Арсений с паузами, останавливаясь, чтобы послушать реплики с экрана. — А ты прям Биттлджусом. — Так нас никто не раскроет, — соглашается Антон и переползает с арсеньевского плеча на бицепс. Под пальцами покалывает, будто Арсений постоянно бьётся током. Мышцы, сначала расслабленные, напрягаются. Антон съезжает ладонью к локтю, обхватывает пальцами сустав, и только где-то здесь понимает, что Арсений это всё ему сейчас позволяет. Сразу хочется убрать руку, но Арсений не склонен делать что-то, что ему не нравится, и если он продолжает лежать под Антоновыми прикосновениями, то, значит, его это как минимум устраивает. Устраивает ли это его самого, Антон ещё не определился. Мужское тело — чужое мужское тело — непривычное. Твёрдое, мускулистое, с острыми углами и почти полным отсутствием чего-то, что можно пожамкать. Антон скашивает глаза — он знает, где у Арсения есть что пожамкать. Он возвращается к плечам, подбирается пальцами к шее, мягко, но уверенно — чтобы не было щекотно, — проводит под челюстью, прижимает подушечки, чтобы почувствовать пульс. Ага, учащённый, попался, думает Антон, обводит большим пальцем ушную раковину, и Арсений под его рукой тихо выдыхает. Антон накручивает на палец прядку волос, отпускает её и возвращается к спине. Прикольно, что спина широкая. Это какая-то глупая мысль, но почему-то ширина спины Арсения ему очень нравится. Бля, доходит до него. Антон, это ж просто мужик. Тебе нравится, что он мужик, с широкой спиной, мышцами всякими твёрдыми и всем прочим совершенно определённо маскулинным. «Скажи это, Белла», — проносится в голове, но Антон гонит эту мысль прочь и проводит ладонью по арсеньевскому позвоночнику. На пояснице останавливается. Можно же, наверное, и жопу потрогать. Но это кажется окончательным пересечением всех границ, и Антон медлит. Границ-то нет нихуя и никогда не было, во всяком случае со стороны Арсения. У Антона есть просто изведанная территория, и есть неизведанная, покрытая туманом войны, как в играх. Жопа Арсения точно пока в тумане войны. — Двадцать четыре, — говорит Арсений. — Чего? — Если считать по площади, то в слоне примерно двадцать четыре человека. Не тебя и меня, конечно, но вот двадцать четыре Димки — вполне. Чё остановился, Шаст? Белле блестящий вампир говорит: «Скажи это». Антону достаётся: «Чё остановился, Шаст?» от Арсения, который поправляет на носу очки. — Арс, — говорит Антон и убирает с Арсения руку. Голос не срывается, но кажется, что вот ещё чуть-чуть и да. — Знаешь… — Да знаю, — перебивает его Арсений. — Нормально всё. Гладь давай. Антон иногда думает, что это что-то большое, размером, получается, примерно в семьсот двадцать людей, тридцать слонов и одного кита. Как оно помещается в одного Арсения, он не знает. — Не я придумал эти правила, — кричит с экрана Биттлджус. — У меня вообще правил нет! — Во, да, — говорит Арсений, и Антон возвращает руку на его плечо.