Муравьеду и не снилось

      Чаще, чем Юра слышит «я не виноват, ничего не делал» на очередном допросе, в СИЗО или на месте преступления, Миша с совершенно невинным выражением лица между поцелуями и взглядом в самую душу говорит ему: «Я хочу попробовать кое-что. Веришь мне?» Как известно, любопытство сгубило кошку, а Юру — это самое доверие. Нет, он знает, что Миша точно выучил все его рамки, границы и загоны, но всё же… Пока что ни разу он не делал того, что Юре хоть сколько-нибудь не понравилось, наоборот, после каждого Мишиного «веришь» следовало воплощение в жизнь его очередной крышесносной идеи, оставляющее абсолютно вымотанного оргазмом Юру и не менее довольного Мишу рядом.       Просто Миша едва успел вернуться откуда-то из недр Васильевского острова, пропахший соленой водой и немного рыбой, но довольный успешным задержанием скрывавшегося преступника: они с Комаровым там только что не ночевали. Поэтому Юра видел Мишу либо поздно вечером, если тот всё-таки заваливался домой, либо в Управлении. Но теперь преступник был задержан и его дальнейшая судьба с Мишей никак не была связана, а у самого Шибанова появилось время на отоспаться и прийти в человеческий вид. Вот он и спал без задних ног, не дернувшись даже, когда Юра утром уходил, и поэтому никаких особых надежд не испытывал. Но двенадцати часов Мише определенно хватило, и уже в середине дня Юре прилетело сообщение в мессенджер, заставившее его покраснеть кончиками ушей и оглянуться, не видит ли кто. Только из-за этого Юра не то чтобы очень уж рассчитывал на секс: с их образом жизни нельзя загадывать больше, чем на пару часов, но определённые планы на вечер имел.       В эти планы определённо не входил Миша, жадной пиявкой присосавшийся к Юриной заднице. Нет, Юра не против, ни в коем случае. Он попытался, конечно, возмутиться, когда Миша, устроившийся между его разведенных ног, широкими мазками языка остудил пылающую кожу, щедро вылизывая Юру от копчика до чувствительного места под яйцами. Юра попытался было взбрыкнуть, но Миша придержал его крепко, бесстыдно вытер слюнявый рот и подбородок о Юрину ягодицу, посоветовав лежать и получать удовольствие. Голос у Миши при этом был на несколько тонов ниже обычного, чтобы Юра подавился возражениями и предпочел прикусить угол подушки, чтобы не пугать соседей. Сейчас это помогает слабо: кто бы мог подумать, что всегда собранный и холодный следователь Брагин будет скулить от языка в заднице, как корзинка с новорожденными котятами. Юра не знает, сколько уже длится эта сладкая пытка, он снял часы, и с каждой секундой терпеть становится все сложнее, от позвоночника к паху у него прокатывается жаркая волна всякий раз, когда Миша напористо лижет мокрые от слюны складки и чувствительную кожу ягодиц.       Юра все пытается потереться о простыни, додавая себе столь необходимых прикосновений, чувствуя, как щедро течет, пачкая постель, но Миша не намерен так быстро всё закончить: он заставляет Юру приподняться и бережно устраивает его член вдоль Юриного же бедра, лишая такого нужного трения. Минутами ранее Юра бы возмутился громко, но теперь он глушит новый стон подушкой, чья наволочка уже пропиталась его слюной. Юры много даже для него самого, эти метр девяносто собственного роста сейчас ощущаются практически как два метра безвольной дрожащей массы, понятия не имеющей, куда девать руки и ноги.       Он вообще мало что может: потирается влажным лбом и щекой о простынь, цепляется отчаянно пальцами за край кровати и едва сдерживается, чтобы не прихватить Мишу за едва отросшие волосы на макушке, вжимая в себя и умоляя ускориться. Потому что Миша абсолютно никуда не торопится: лижет Юру так, словно он величайшая сладость, ласкает сокращающиеся мышцы входа, то и дело заменяет язык пальцами, щедро вымазанными сладко пахнущей смазкой. Их-то Миша проталкивает куда глубже мягкого скользкого языка, заставляя Юру подаваться навстречу и мысленно надеяться на большее.       Миши много, очень много. Его самого потряхивает от возбуждения, Юра это кожей чувствует, но занятия своего Миша не прекращает, совсем наоборот: добавляет смазки, которую льет прямо на сокращающиеся мышцы входа, и ещё больше раскрывает Юру пальцами, между которыми пропихивает язык. Юра вяло думает, что смазка должна быть съедобной — вряд ли Миша с таким удовольствием слизывал бы откровенную химозу. Но проверить Юра не может: Миша вдруг останавливается и жарко дышит ему между ягодиц, так хорошо сгибая внутри пальцы, массирующие переднюю стенку и простату, что это заставляет Юру застонать и податься назад, умоляя о большем. Его члену Миша внимания не уделяет, и Юра при этом чувствует мокрое пятно у бедра от естественной смазки. Миша толкается ещё несколько раз, от чего у Юры бессильно поджимаются пальцы на ногах, а в паху горит, и снова замирает. О, как много Юра мог бы высказать, но Миша явно ждет от него другой реакции, и Юра, не сдержавшись, тянется рукой за спину, нащупывая сначала потное Мишино плечо, горячую шею, а потом и влажные завитки едва проклюнувшихся кудряшек и несильно тянет, беззвучно умоляя продолжать.       К Юриному удивлению Миша не только не отстраняется, сбросив ладонь со своей головы, но ещё и довольно хмыкает, прижимаясь ещё плотнее, и обводит языком вокруг растянутых на пальцах мышц. Наверное, он готов и вечность провести с лицом между Юриных ног, но самого Юру это не приближает к оргазму ни на миллиметр, заставляя его беспомощно простонать «пожалуйста» и уронить горящее лицо в подушку, когда Миша вытаскивает пальцы и немного смазки следом. Юра только сейчас в полной мере ощущает, какой он раскрытый, вылизанный и так хорошо растянутый, очень мокрый от тягучей смазки и Мишиной слюны. Сам Миша за Юриной спиной щелкает раскатываемым презервативом: они оба чистые и проверяются регулярно, пусть и не имеют других партнеров, но Юра уже получил опыт долгого скрупулезного вымывания спермы из собственной задницы, после чего они с Мишей сошлись во мнении, что презерватив просто обязан быть третьим в их постели.       Миша хлопает по Юриному бедру, без слов попросив приподняться, и Юра подчиняется, послушно выпячивая задницу, ощущая, как еще немного, и его член прижмется влажной головкой к животу от дикого возбуждения. Вот-вот Миша перестанет его мучить языком и пальцами и наконец-то окажется внутри.       По такому количеству смазки Миша входит без всякого дискомфорта, вырывая Юрин облегченный стон, и пару раз даже лениво толкается, накрыв Юру всем собой, целует его в выступающие позвонки, в шею, в затылок, зарываясь носом в волосы. И Юра готов рыдать: от этой неспешной ласки, от «господи, как я тебя люблю», которое Миша бормочет ему в самое ухо на грани слышимости: по-другому в постели не умеет, заставляя каждый раз вслушиваться в жаркий шепот. Юра даже начинает верить, что, возможно, и сможет кончить от редких толчков, но у Миши — внезапно, — и здесь другой план.       Миша чуть отодвигается, насколько может, не выходя, и подхватывает Юру под дрожащий впалый живот, тянет на себя, заставляя прижаться спиной к груди, кожа к коже, оказываясь буквально нанизанным на член. Юра поворачивает голову, насколько может, чтобы столкнуться губами с Мишиными и утонуть в этом жадном, собственническом поцелуе. Юра внезапно для себя не задумывается, где до этого был Мишин язык — да, после себя не противно, во рту всё равно остается только сладковатый привкус смазки. Когда Миша отрывается от него, Юра точно знает, что уголок губ и нежная кожа на подбородке у него стерты шибановской щетиной и будут приятно саднить ещё несколько дней, напоминая о том, с кем Юра проводит ночи. Миша гладит Юру по мокрому от смазки животу и легко проводит по члену, пока только намекая на ласку, и слегка толкается внутрь: Юра стонет, от этого болезненного возбуждения, не находящего выход, у него бегут редкие слезы. Миша собирает их губами, выцеловывая Юрину щеку, висок и шею, старательно сдерживаясь, чтобы не оставить больше следов.       Юра едва может двигаться: устал, хотя, казалось бы, с чего уставать: это же его задницу Миша обхаживает, а не наоборот. Но двигаться откровенно нет сил, Юра ведь живой человек, имеет он право в кои-то веки не проявлять никакой инициативы и только надеяться, что Миша там сам как-нибудь разберётся.       И Миша разбирается: прихватывает-таки зубами Юрино плечо и поддаёт бедрами снизу так, что Юра едва не падает лицом в подушки, но его держат крепко. Юра даже не пытается поймать ритм Мишиных толчков и двигаться навстречу, его так размазывает, что он только удерживает свое нелепое большое тело на разъезжающихся коленях и заходится громкими стонами. Зато все соседи теперь точно его услышали, проносится у Юры в голове и тут же улетучивается, когда Миша, шумно дышащий ему в шею, становится более плавным в своих толчках, тоже, видимо, подустав, и решает компенсировать это, обхватывая Юрин член прямо под головкой, потирая большим пальцем тонкую кожу. И Юра первым осознанным за весь вечер движением толкается ему в кулак, и на Мишины пальцы стекает немного предэякулята, который немедленно размазывается по всему стволу всей ладонью.       Миша кончает первым с коротким глухим стоном — он вообще довольно тихий в постели, — вжавшись лбом в Юрино плечо и сильно сжав руку у основания его члена. Юру коротко встряхивает: он был так близок, а Миша одним движением оттянул его маячащее совсем рядом удовольствие. Юра уже думает, что Миша сейчас выйдет из него и, может быть, доведет его ртом или руками, но тот даже не думает отстраниться: Миша, чуть отдышавшись, снова толкается коротко, но сильно, сильнее, чем до этого, сразу под нужным углом, попадая по набухшей простате, и Юра кончает, подавившись стоном, застрявшим в горле. Миша не отпускает его, ласкает широкой ладонью мокрый от семени и смазки член, пока последняя белесая ниточка не остаётся на животе у дрожащего Юры, бессильно откинувшего голову Мише на плечо. Мышцы на Юриных худых бедрах никак не могут перестать беспорядочно сокращаться от непривычной нагрузки, и Юра обмякает в Мишиных руках, пока тот осторожно отпускает его на кровать, не позволяя рухнуть лицом во влажную простыню, и устраивается под боком, убирает влажные Юрины волосы у него с лица, пока Юра судорожно пытается восстановить дыхание.       Во рту сухо, горло першит из-за бесконечных стонов, но Юра пока помалкивает: Миша же сразу подорвется за водой, а Юра хочет просто с ним тихонечко полежать. Оказывается, лежать и получать удовольствие, как и сказал ему Миша, не менее выматывает, чем активно это самое удовольствие доставлять. Юра мог бы, наверное, и заснуть на разворошенной постели, наплевав даже на то, что они с Мишей оба потные, липкие от смазки и спермы, и все это подсыхает неприятной коркой, а Миша прижимается к нему всей кожей, и они просто слипнутся к утру без всякого суперклея. К Юриному счастью, неприхотливый в обычной жизни Миша — единственный, кто не позволит им просто взять и заснуть таким склеившимся, разгоряченным беспорядком, пусть он сейчас и сопит сосредоточенно Юре в ухо, словно уже видит седьмой сон. Миша, как всегда, бдит вполглаза, словно они в незнакомом или опасном месте, пусть в своей спальне им может угрожать только разлить вдобавок смазку по всей кровати. И Юра может позволить себе устало прикрыть глаза, зная, что максимум через полчаса его выдернут из густой дремы ласковыми поцелуями в шею, нежными пальцами на предплечье и заботливым шепотом «вставай, мой хороший».