Широкая, двухместная кровать с бордовым одеялом

Они забежали в спальню, захлопнув за собой дверь. Погоня наконец-то завершилась, преследователи оставили их еще несколько коридоров назад, заплутав в дебрях лабиринта монструозного в своих размерах замка. За долгое время в замочной скважине торчал ключ, и можно было передохнуть, не опасаясь того, что незваные гости – коими, в действительности, в этой ситуации были Леон и Эшли – нагрянут в самый неподходящий момент. Только напрягало то обстоятельство, что других выходов из комнаты не было, за исключением каменного балкона, дающего обзор на запустевший внутренний сад, где постоянно обитали кровожадные питомцы Салазара. И если все же пару здесь обнаружат, отступать будет некуда, придется давать ожесточенный бой в замкнутом пространстве и, что хуже всего, в безнадежном тупике. - Эшли, тише воды, ниже травы, хорошо? Немного передохнем и будем выбираться отсюда. Его безупречная физическая подготовка позволяла ему переживать такие погони раз за разом, практически без последствий ни для своих крепких мышц, ни для стойкой нервной системы, чего совсем нельзя было сказать об Эшли и ее хрупком теле. Крохотное сердечко бешено колотилось, тонкие ножки подкашивались, а девичьи губки продолжали всасывать воздух в надежде наконец-таки дать своей владелице отдышаться. Девушка устало кивнула Леону и задом плюхнулась на широкую, двухместную кровать, застланную бархатным, бордовым одеялом. Постепенно силы восстановились, восприятие прояснилось, и можно было оценить место, куда их теперь занесло непредсказуемое течение судьбы. И, признаться честно, спальная комната, в которой они были сейчас, была разительно лучше тех сырых катакомб и мрачных, угнетающих своими высокими потолками холлов, не говоря уже о давно покинутой ими деревне, где кровати были ничуть не лучше кучи грязной соломы. А тут был самый настоящий комфорт, пускай и холодный, как через заледеневшее стекло, дающее вид на потрясающе богатую роскошь, но совсем не пропускающую тепло… - Ле.. Ле… Апчхи! Ее чих звучал как мышиный писк, тонкий, но достаточно громкий для того, чтобы Леон его услышал. Повторно удостоверившись, что входная дверь закрыта, а балкон прикрыт и зашторен, он расположился рядом с девушкой на кровати и со скромной заботой положил ей руку на плечо. - Может, полежишь немного? Кажется, кровати здесь ничуть не хуже, чем в президентском номере… Он добродушно улыбнулся, случайно оказавшись мыслями где-то в своих воспоминаниях, когда по долгу службы ему самолично приходилось бывать в президентских номерах, пускай и всегда стоя на ногах с образцовой осанкой. Теперь изнурительные тренировки и ранние тяготы секретной службы казались ему ничем не обязывающей прелюдией в сравнении с тем, что происходило с ним прямо сейчас. Только Раккун-Сити мог сравниться с этим. Образ роковой женщины в элегантном красном платье возник в голове невольно, но вполне закономерно, как всегда сопровождающийся ни на что не похожим волнением и щемящей болью в груди. Возник и тут же растворился, когда девушка, не та, что была спутницей его меланхоличной ностальгии, а та, которую он должен защищать здесь и сейчас и на плече которой он держал руку, обвила ее своими аккуратными холодными пальчиками и уложила на слегка дрожащие коленки. - Эшли… Эшли, что ты делаешь?.. Только сейчас, вернув себе бдительность и сосредоточенность на настоящем, мужчина заметил, что ее обеспокоенные глаза устремились прямо на его лицо, кажется, то изучая, то набираясь смелости о чем-то попросить. - Кровати в президентских номерах хуже, потому что на них я всегда лежала одна… Леон… Согрей меня, пожалуйста… Тихий, дрожащий шепот сошел с ее маленьких, бледных губ. Почему-то именно сейчас рефлексы, старательно отточенные годами, дали осечку и позволили девушке приблизиться на критически близкое расстояние, нежно обвить шею руками и прильнуть к губам, лаская их так робко и нерешительно, но с такой страстью, какая может быть свойственна только впервые влюбившемуся подростку. Рефлексы, что неоднократно спасали его от смерти, продолжали молчать, а внутренний голос, что до этого шептал ему о совсем другой, настойчиво требовал не останавливать, а только отвечать и отвечать взаимностью. Поддавшись на соблазн, Леон заключил Эшли в крепкие объятия и стал целовать в ответ, растерянно, но явно не без удовольствия. - Постой, Эшли, постой… Мы не можем так… Но тут голос долга, грозным эхом преследовавший его всю жизнь, перекричал голос вожделения, запоздало взял ситуацию под контроль, спешно разорвал объятия и разорвал поцелуй. Его пальцы сдерживали ее запястья, не смея надавливать, а только нежно удерживая, его глаза с трудом выдерживали растерянный взгляд напротив, а губы беззвучно складывались друг с другом, пока одурманенное гормонами сознание подбирало слова. - Эшли, между нами ничего не может быть… Ты дочь президента, а я… А я всего лишь солдат. Моя задача спасти тебя, только и всего. Ты мне нравишься, правда, только… Я так не могу. Девушка, успевшая пересесть в процессе на его тучные бедра, тихо вздохнула и прикрыла глаза. Она ожидала такого ответа, успев уже неоднократно удостовериться в принципиальности своего бравого защитника. Наверное, только такой и был бы способен пройти через все круги ада ради нее. Но она была просто не в силах воспринимать его как обычного телохранителя. Ее женская симпатия, возникшая как маленький, тусклый огонек еще тогда, во время первой встречи в церкви, разгоралась все сильнее и сильнее каждый раз, когда он кротко касался ее руки, когда крепко удерживал за запястье, уводя от очередной обезумевшей толпы, когда прикрывал и прижимал, спасал раз за разом от гибели. Теперь, каждая деталь его внешности, начиная от объемных бицепсов до челки, небрежно сползающей на лицо время от времени, каждое характерное движение и отзвук голоса не оставляли ее равнодушной, уже давно превратив крошечный огонек в безжалостное, сильное пламя. Даже сейчас, услышав разбивающий сердце отказ, но чувствуя его нежную хватку на своих запястьях, прижимаясь к его выпуклому, мускулистому телу, она согревалась теплом, которого никогда не испытывала в своей жизни. В голове проскользнула мысль, что наверняка никто никогда не поверит в то, насколько дети президентов могут быть одиноки. Она хотела что-то сказать, но поняла, что все ее эмоциональные силы уходят на то, чтобы сдерживать слезы. - Ах, к черту все… Теперь уже его губы делали сладостный первый шаг, а руки, освободив гладкие запястья, вновь крепко прижимали тела друг к другу. Он не знал, зачем он это делает. Может быть, соблазн, разогретый их телесной близостью и интимным созерцанием ее красоты, вновь взял вверх над Леоном, может быть, ему просто надоело находиться в тени той, кому он совершенно безразличен, а быть может, он просто хотел согреться так же, как и она. Это уже было неважно, руки уверенно продолжали свое движение, спускаясь ниже по спинке пиджака до краев юбки, а мысли в голове таяли, как сладко таяли их влажные языки, сплетшиеся вместе, они оба отдались моменту и теперь подсознательно вожделели, чтобы он длился целую вечность. Отныне не сдерживаясь, мужчина в первую очередь отдал все свое внимание ее прелестным ножкам в упругих колготках и прежде всего пухленьким бедрам, до этого лишь иногда соблазнительно выглядывающих из-под полов юбки. Сейчас же они были полностью в его власти, поэтому его пальцы со звериной хищностью сжимали и тискали, отчего девушка невольно тихо постанывала прямо в поцелуй. Подушечки скользили по колготкам, касаясь атласной кожи в тех местах, где они были порваны, возбуждая в сознании одержимые мысли порвать их еще сильнее и грубее, но пока что нужно было расправиться с пиджаком и шарфом… - Эшли… Томный поцелуй вновь был разорван, но теперь только для того, чтобы коричневый пиджак мог сползти на пол, а очаровательно белоснежная шея освободилась от темно-красного шарфа, до этого изящным узлом всегда висевшим над грудью. Леон вновь обвил ее бедра руками и поднялся с кровати, отчего Эшли удивленно простонала прямо над его ушком, впиваясь длинными ноготочками в его рельефную спину и ощущая, совсем не стремясь следить за происходящим, как она падает и ныряет в мягкий бархат, обволакивающий тело также, как легкая и нежная морская пена. Она лежала на совсем уже сбитой кровати, а он был сверху, уверенно нависая. Только одни сумбурные мысли о происходящем и предстоящем сводили с ума, она, изгибаясь и извиваясь от вожделения, попыталась скинуть с ножек высокие кожаные сапоги, но не смогла, отчего нервно захихикала, раздвинула ножки пошире, выгнула спинку и, сгорая от смущения и возбуждения, промолвила: - Леон… Возьми меня… Пожалуйста… Возьми меня так грубо и сильно, как только можешь… Если бы голодного волка сорвали с цепи прямо перед своей беззащитной добычей, даже это не имело бы ничего общего с тем, что происходило между ними прямо сейчас и с тем, какая буря эмоций бушевала у него внутри. Он тихо и медленно выдохнул, чтобы не наброситься слишком рано, после чего приподнял края зеленой клетчатой юбки, ухватился за колготки и грубо разорвал их на том месте, где уже давно намокли узкие красные трусики. Их владелица, выразительно пискнувшая от окончательной порчи колготок, вновь кокетливо захихикала и задернула ножки на спину своему партнеру, делая их близкий телесный контакт еще более соблазнительным и теперь уже абсолютно неизбежным. - Ну же, Леон! Трахни меня! Трахни меня, прошу… - Знал бы твой отец, какая ты плохая девочка на самом деле… Он язвительно усмехнулся и томно выдохнул еще раз, стараясь придерживаться хладнокровия до тех пор, пока его пульсирующий член не окажется в ней, и тогда уже любые рамки будут бессмысленными. Он покончил с колготками, дорывая последнее с характерным треском, и наконец-то стянул насквозь промокшие трусики до сапожек, оголяя то, что до этого не представлял даже в самых смелых фантазиях. Еще осталось совсем чуть-чуть. Он расстегнул ремень, сдернул брюки, а вместе с ними и трусы, не скрывая то, о чем Эшли, в свою очередь, думала постоянно. - О-ох… Такой большой… Л-Леон… Я передумала… Можно я… Можно я сначала возьму его в рот?.. Краска на худеньких щечках сгустилась гораздо сильнее, а сама Эшли, совсем того не замечая, начала похотливо закусывать губки, облизываться и прикусывать ноготочек указательного пальчика. Ее одержимый взгляд не мог оторваться от его члена, размерами и красотой превосходящим любые ее ожидания, покрытый пухлыми венами и возбужденно подергивающийся на нее и ее молодое красивое тело. Ее киска, совсем не пожалевшая трусиков, теперь невольно терлась в мучительном предвкушении о поверхность одеяла, стремительно становившимся мокрым насквозь. Ответа не было. Как же долго не было ответа! Леон, храня изнурительное молчание, искушающее смотрел на нее, а она же, в свою очередь, умоляющее смотрела на него, с трудом удерживая плавающий взгляд то его на лице, то на его члене. Почувствовав, что она вот-вот сейчас умрет от жара и сексуального напряжения, Эшли прикрыла глаза и представила, как горячая, покрытая вязким предэякулятом головка касается ее пылающих губ, как она ложится на ее язык, как вся длина медленно входит внутрь, тая от слюны… Внезапно она громко простонала, полностью выгнувшись и туго поджав бедра. Он вошел в нее, заботливо и нежно, но, как бы то ни было, болезненно для той, кто является девственницей. Крупная мужская ладонь прикрыла ей рот. Их румяные лица вновь практически соприкасались друг с другом. - Тише-тише, мышонок, не забывай, где мы находимся… Почему-то именно «мышонок» показался ему очень милым, пускай и сама девушка располагала его к тому, чтобы он трахал ее жестко и без сожалений. - Обещай, что будешь вести себя тихо и, если ты все еще этого хочешь, я кончу тебе прямо в рот, договорились? Эшли, на чьих глазах выступили горячие слезы удовольствия, горячая сама, как в лихорадке, покорно кивнула и взяла большой палец в ротик, хотя бы так удовлетворяя свою потребность в оральных ласках. Она ласкала, посасывала и причмокивала, пока свободная рука мужчины стягивала наверх укороченный по рукавам свитер, за которым, как выяснилось, даже не было лифчика, а мягкая и упругая, совсем молодая грудь со светлыми, большими сосками, твердыми, как камень, была абсолютно свободной. - Маленькая шлюшка, даже лифчика не носишь. Как же твой папочка был бы тобой недоволен… Леон никогда не думал, что сможет сказать нечто подобное в постели. Но сейчас натура хищника возобладала в нем, и каждое грубое слово, срывавшееся с губ, возбуждало его еще сильнее, как и возбуждало Эшли, успевшей оставить на одеяле как небольшую лужицу крови, так и огромное липкое пятно… - Ох, сейчас ты мой папочка, Леон… Продолжай… Пожалуйста… Продолжай… Вожделенные стоны не прекращались, как и ее мольбы о том, чтобы они уже наконец-то слились в экстазе. Мужчина хитро улыбнулся и дал понять, что всяческим томительным ожиданиям пришел конец. Он аккуратно взял девушку за ее золотистые волосы, ухватил другой рукой за спинку и позволил члену войти гораздо глубже, что было сопровождено протяжным, приглушенным стоном в пухлую подушку. Одно глубокое проникновение следовало за другим, Эшли, теперь державшая подушку в руках и зубах, каждый раз громко стонала и сжималась, обволакивая член Леона своей и без того тугой киской, пульсируя и с наслаждением закатывая глаза тогда, когда головка доставала так глубоко, как только могла. Ее пухлые, дрожащие бедра прижимали его к себе, закидывая ноги на спину, ее руки, совсем лишившиеся контроля, в какой-то момент отбросили подушку и вцепились острыми ноготочками в мужчину, в его волосы и в спину, ее зубы прикусывали губы до крови, чтобы каждый продолжительный стон не поднимал тревогу во всем замке. Его руки, неустанно прижимавшие Эшли к нему, переходили от шеи и крепкой, удушающей хватки до ее лица и груди, до нежных ласк и грубых сжатий, до ягодиц и снова к груди, он сжимал ее волосы, ее грудь и ягодицы, он наслаждался всем ее телом так, словно она была величайшим произведением искусства, пожирал ее губами и зубами так, словно она была вкуснейшим блюдом в его жизни. Это был долгожданный экстаз. - Эшли, я сейчас… - Да, милый, да, я хочу этого, я хочу! Заполни мой рот своей спермой! Пожалуйста! Она вновь представила его горячий, содрогающийся член в своем рту и кончила в этот же момент, укусив свою руку, чтобы не закричать, фонтанирующей струей пройдясь по кровати и Леону, выгнувшись, как профессиональная гимнастка. Продолжая дрожать от конвульсий с закатанными глазами, девушка почувствовала, как что-то очень большое и влажное вошло в ее рот, а после он наполнился до краев густой и вязкой, горячей, как утреннее разогретое молоко, жидкостью. Теперь они кончили оба. - Ох, Эшли… Вспотевший Леон невольно взял ее за волосы и согнулся сам, вталкиваясь в рот до самого основания так, чтобы ее мокрые губы касались его лобка. Влажный язык обволакивал и слизывал, а глотка тщетно пыталась проглотить то, что еще никогда не пробовала до этого. Вскоре, не без труда, Эшли справилась со своей задачей и теперь удовлетворенно ласкала мужское достоинство язычком, очищая и массируя ручкой, наслаждаясь тем, чего она так страстно ождала. - Хорошая девочка, хорошая… Черт возьми, я трахнул дочь президента… Он тихо постанывал от такой заботы к его члену и нежно поглаживал по золотисто-пшеничным волосам девушку, которую он должен был защищать от смертельных опасностей, с озабоченностью наблюдая за тем, как сильно ей нравится то, чем она занимается, и думая о том, что ему с этим делать в дальнейшем… - Между прочим, ты еще и в первый же раз довел дочь президента до сквирта… А я в это же время, к слову, трахалась с лучшим тайным агентом США, хех. Неплохо мы провели время, да? Со скрупулезностью служанки, убирающей дворец своего хозяина, она почистила член от спермы и, наконец, вызволила его изо рта, прокашливаясь и облизываясь, после чего игриво улыбнулась и аккуратно провела ноготочками по всей длине, внимательно наблюдая за реакцией Леона. - Это точно, мышонок… А теперь давай одеваться и убираться уже отсюда, нам еще вакцину искать и Луиса. Закономерная дрожь пробежалась по его бедрам, и он, напоследок оставив горячий поцелуй на лбу девушки, поднялся с кровати и быстро надел брюки, вскоре вернув себе боевой, пускай и заметно растрепанный вид. Внезапно озабоченный голос Эшли раздался из-за спины: - Леон… - М? - Колготки… - Что колготки, Эшли? - Ты порвал их. Порвал мои единственные колготки, Леон. ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ НОСИТЬ?!