О сыр, ты мир

      Романо шумно ругался по телефону и очень активно жестикулировал. Впрочем, как и всегда, потому что это была единственная доступная ему форма беседы — с криками и маханием руками.        — Ты совершенно сошла с ума, вот что я тебе скажу! — исступленно орал он в мобильник. — Это была последняя капля!        — Я сошла с ума?! — девушка на том конце не отставала от него в напоре. — Ты притащил домой эту мерзкую гадость, а в итоге сумасшедшая тут я?!        — Да, и ты сведешь меня в могилу! — продолжал кричать Романо. — Это мой дом и я имею право на то, чтобы делать в нем всё, что захочу, в том числе приносить домой, что захочу!        — Так ты хочешь приносить ЭТО?! Не спросив и не предупредив? Романо, тщедушная твоя помидорная душа, ноги моей больше у тебя не будет, раз для тебя ЭТО дороже!       Возможно, читателю стало интересно, по поводу чего у Романо и его второй половинки случился такой острый конфликт. Ответ до банальности прост — вонючий сыр. Мы не будем вдаваться в подробности, какой именно это был сыр и каков его сорт, но то, что он был вонюч — абсолютный факт, который были готовы подтвердить как любимая женщина Романо, так и его соседи. Одного Романо запах продукта не волновал.        — Ты ничего не понимаешь в сырах!        — Да это сыром не назвать! Я терпела Дор Блю в пицце, но пока вонь этого пущенного на сыр почем зря молока не выветрится, я к тебе не вернусь!        — Это Таледжио! — Романо разъяренно погрозил пальцем в воздух. — Ты, неотесанная провинциалка, и не слышала о таких деликатесах никогда! Он не воняет, у него пикантный аромат!        — От провинциала слышу! И если будешь есть его, не приезжай ко мне! Как представлю тебя-вонючку, слезы на глаза наворачиваются. От запаха!        — Ну и сиди у себя дома! Ешь дальше свою брынзу!        — А ты ешь дальше свою вонючку, счастья вам!        — Это не!.. — Романо мог бы продолжать полемику еще весь день, но девушка уже бросила трубку. Ругаясь, он бросил телефон в сторону дивана, но тот, отскочив, совершил кувырок и ударился об стену. Это вывело Романо еще больше и он продолжил ругаться — но теперь уже сам с собой. Хотя бы его любимый Таледжио был с ним — его запах уже распространился на всю кухню и скорее всего за открытое на ней окно.        — Никто мне не нужен! — чуть не плакал Романо, нарезая любимый сыр. — Хотя бы ты меня понимаешь, Таледжио.       Сыр тактично молчал, позволяя Романо отвести душу. Наверняка он не первый раз слышит такое мнение о себе, но это же не повод перестать существовать. Ведь всегда найдутся такие же люди, как Романо, которые будут любить его таким, какой он есть. Итальянец и сам это понимал. Сейчас он думал, что, скорее всего, они остались одни друг у друга, настоящие собратья по несчастью.       Шмыгнув носом, Романо поднес ко рту кусочек сыра. Таледжио уже так близко, его любимый вкус скоро наконец снова окажется у него на языке, но слова девушки, словно набат, звучали в его сознании. Парень резко одернул руку. Потом попытался еще раз. Но ничего не вышло — будто однополярный магнит, сыр не лез в рот.        — Да что ж ты будешь делать, — с досады сказал Романо, небрежно кинув кусочек обратно на разделочную доску. Он прислонился спиной к столешнице и ухватился за нее руками, грустно смотря перед собой. Он не мог и представить свою жизнь без той девушки, без их разговоров, встреч, прогулок. Как он мог быть так слеп и позволить какой-то минутной страсти к Таледжио испортить всё это?! Былого не вернуть, нужно двигаться дальше. Поэтому Романо сорвался с места, схватил ключи и, бросив последний взгляд на старого друга, ушел исправлять ошибки.       До её дома было недалеко — 15 минут пешком, срезая через дворы. По пути Романо купил ее любимые цветы и состроил самое серьезное выражение лица, показывая всю решительность своих намерений окружающим. Внутри же он чувствовал, что расплачется, если та даже не захочет его слушать. И чем ближе он подходил к ее дому, тем больше сжимались его губы и тем сильнее сдвигались друг к другу брови.       Вот и её дом. Вот и её этаж. И вот и её дверь со звонком. Шаги с той стороны услышались сразу же. Дверь открылась и Романо постарался морально собраться.        — Ты чего? Живот после сыра скрутило? — девушка встретила его без приветствия, с некоторым удивлением разглядывая его «серьезное» лицо.        — Я… хотел извиниться, — Романо изо всех сил старался не прерывать между ними контакт глаз. — Я был не прав с сыром… И решил, что ты для меня — важнее любого Таледжио… вот, — и протянул букет.       В его голове это звучало куда круче. Во-первых, он должен был с порога протянуть ей пышный букет, во-вторых, сказать красивые слова о любви и сырах, и в-третьих — тут же пригласить на ужин при свечах на берегу моря или типа того. Но стоило ему увидеть её глаза напротив, как вся эта бравада куда-то спряталась и пришлось говорить от сердца. А оно уже собиралось плакать вечером под равиоли с каким-нибудь мелодраматичным сериалом.        — Романо… — девушка выглядела растроганной. Видимо, послание от его сердца дошло до нее именно таким, каким он и задумывал. — А я хотела идти к тебе и есть этот сыр вместе с тобой, — она заплакала. — Я подумала… Подумала, что нам нужно быть вместе и в горе, и в радости, разделять вместе моменты с нормальными и вонючими сырами…        — А я, — Романо не сдержался и тоже заплакал, — Я тоже так подумал. Но если ты не захочешь есть Таледжио, или даже не захочешь меня обнимать и целовать, когда я съем Таледжио… Тогда лучше Таледжио не быть между нами! — он решительно махнул рукой.        — Нет, Романо! Ты же любишь Таледжио! Я не должна запрещать тебе есть то, что тебе нравится! — видя реакцию парня, девушка решила не сдерживать и свои эмоции.        — Ты для меня — драгоценнее любого Таледжио! — шмыгнул носом Романо. Он крепко обнял девушку, немного помяв цветы, которые она держала. — Ты — моя радость и моя жизнь, даже когда мы ругаемся и не можем решить, какой соус подойдет к пасте!        — Романо! — девушка судорожно вздохнула в попытке успокоиться от слез и крепче обнимая парня, — Я…        — Вы долго тут орать собираетесь? — к молодым вышла мать девушки, хмуро оглядывая их. — Шли бы разбираться в другом месте, развели тут драмы!       Слезы у обоих тут же высохли. Они медленно разжали объятье и удивлённо посмотрели на сердитую женщину. И мгновенно состроили свои самые серьёзные лица.        — Мама, не порть момент! — девушка взмахнула руками и сложила их на груди, прижимая к себе букет. Цветы выглядели помятыми, но меньше любить их от этого не стали.        — Сеньора, у нас важный и серьёзный разговор, мы сами разберёмся, — деловито сказал Романо, убирая руки в карманы брюк и смотря на женщину со всей серьёзностью, на которую был способен. Впрочем, его глаза все ещё были красными от слез.        — Два сапога пара, — женщина цокнула языком и, закатив глаза, ушла внутрь квартиры.       Пара же, уже не видя и не слыша остальной мир, счастливо взялась за руки и отправилась на солнечную улицу. И уже не важно, собрались они есть брынзу или Таледжио, заказывать пиццу «четыре сыра» без дор блю или брать сырный соус к картошке фри — они были уверены, что отныне ни один сорт сыра не встанет на пути их отношений, ведь они приняли вкусы друг друга и научились их понимать.       Они направились в центр города, самую красивую его часть. У Романо был план на этот счёт: он знал один ресторан, где подавали лучшую в мире пасту с лучшим по его мнению соусом, ведь помидоры для неё привозились с особенной фермы, которую он лично знал и чьи помидоры особенно любил.       Девушка уже по маршруту поняла, куда именно её ведёт Романо. Всë ещё держа его за руку, она обернулась к нему и спросила:        — Мы же не идём в «тот-самый-ресторан-где-сладчайший-в-мире-помидорный-соус»? У меня ощущение, что они просто добавляют туда много сахара.       Глаз Романо дёрнулся.