Дурная натура

Утро начиналось как обычно. После звонка будильника Юнги еще четверть часа повалялся в кровати, пролистывая ленту соцсети. Нехотя встал, махнул рукой — занавески поспешно прыгнули в стороны. Апрельское небо за окном было бледно-синим, припудренным белыми, тонкими, будто паутинными облаками. Еще одно движение — и кровать сама заправилась, ни одной морщинки. В такие утра, когда все на свете лень, Юнги особенно благодарен был своей серой магии. Светлым-то нельзя колдовать для своей выгоды, а ему — сколько угодно. И все благодаря папашиной темной крови, будь он неладен. Юнги никогда его не встречал, а мама не желала говорить на эту тему. Силы сына пугали ее. А теперь спросить оставалось разве что у ее могилы. Душ слегка вернул силы жить, а когда Мин появился на кухне, дрессированная посуда уже услужливо подавала завтрак. Юнги цыкнул на молочник, который только-только подобрался к чашке с кофе, и тот испуганно убрался обратно в холодильник. Он уже собирался выйти из-за стола, когда перед ним с тихим хлопком, заставив вздрогнуть, возникло серое облачко. Из него на стол медленно спланировал черный конверт, запечатанный серебристым сургучом — дань традициям. У Юнги дрожали руки, когда он вскрывал конверт. По оттиску в сургуче он уже ясно понял, от кого получил послание. И от этого было только волнительнее. Он погладил пальцем гербовый оттиск на плотной белой бумаге и вчитался в замысловатые буквы с завитушками. — Уважаемый господин Мин Юнги, — вслух прочитал он, будто все еще не веря в происходящее. — Мы имеем честь пригласить Вас на ежегодный Бал Тьмы, посвященный Вальпургиевой ночи… Он пройдет… это ясно. С уважением, Махаллат, заместитель великого князя Вельзевула. Юнги прижал листок к груди и запрыгал по кухне. Обычно такое поведение было ему вовсе не свойственно, но в этот раз он дал волю эмоциям. Не каждый день получаешь приглашение, которого добивался последние полсотни лет. Европейское бесовское сообщество с опаской принимало к себе новичков, особенно всяких выскочек из Азии. В прежние века Юнги не добился бы приглашения и за полтораста лет. Но нынче взгляды смягчились, и теневое сообщество вслед за людьми потянулось к разнообразию. Хотя все знали, что князья, хоть бесовские, хоть вампирские, не говоря уже об оборотнях, те еще консерваторы и бюрократы. До Вальпургиевой ночи, конечно, был еще месяц, но нужно было основательно подготовиться: что надеть, как добраться, как себя вести. Поэтому ближайшие недели Юнги провел в радостной суете, успев надоесть всем своим друзьям. При любом удобном случае Мин не забывал упомянуть, что будет невероятно занят в ночь на первое мая и не стоит его куда-то звать. Ведь его уже позвали! Сам Сатана! Да-да, Великий Козел, не удивляйтесь! Тридцатого апреля Юнги встал с кровати только к обеду. Нечего ему быть сонным в такую знаменательную ночь. Сборы отняли весь оставшийся день, и, когда наконец стемнело, он мановением руки поднял в воздух свой зачарованный коврик и вылетел в открытое окно. На этот коврик у него ушло больше всего времени при подготовке. Конечно, можно было выбрать метлу — с ней возни было бы меньше. Ведьмы посовременнее рекомендовали робот-пылесос: говорили, что он тоже легко поддается зачарованию. Но Юнги всегда ценил комфорт. Что он, дурак, что ли — весь долгий путь до Европы пытаться усидеть на пылесосе или елозить по жесткой метле? Конечно, нет! На ковре вон и лечь можно. Весенняя ночь была прохладной. На высоте ветер слишком сильно задувал в уши, и Юнги окружил себя теплым куполом. Можно было расслабиться: до Лысой горы лететь не меньше пары часов. Он поддернул из рукавов сюртука белые кружевные манжеты. Выбирая костюм, Юнги решил, что ничего лучше классики еще не придумали. Поэтому на нем были черные брюки и белая сорочка, жилетом он пренебрег. Зато черный сюртук по вороту был расшит серебряными узорами. Дорога промелькнула стремительно, впереди показались оранжевые точки — это уже зажгли традиционные костры. Из вежливости — хотя, по правде сказать, застеснявшись — Юнги опустился на землю в ближайшем леске и стал пешком взбираться на холм. Со всех сторон на вершину, до куда хватало глаз, также спешили ведьмы, демоны, бесы и темные маги, оборотни и всякие другие существа, которых Мин видел раньше только в бестиариях. Юнги с радостью отметил, что его наряд не выглядит чужеродно. Но это было не оттого, что у всех вокруг был такой же безупречный вкус, а просто темные существа вообще не утруждали себя каким-либо дресс-кодом. В такой разномасой толпе даже индейский вождь смотрелся бы вполне уместно. Были тут и демоны в костюмах-тройках, и бесы в набедренных повязках, и полуоборотни в кожанках и джинсах, демонессы в коктейльных платьях и ведьмы в темных балахонах. Юнги заметил в толпе даже парочку традиционных остроконечных шляп с широкими полями. Наконец, лес остался позади, и Юнги очутился на Лысом холме. Тут и там взметались в небо огромные костры, звучала веселая и неожиданно современная музыка. К некоторому разочарованию Юнги великий шабаш выглядел как обычная шумная вечеринка. Вокруг танцевали и пили. Щеголеватый маг, хвастаясь мастерством, запускал в воздух снопы магических искр, будто бы фейерверки. Молодые ведьмочки, обнявшись, делали селфи. Юнги поморщился, разглядывая закуски на раскладных столиках: слишком много сырого мяса, а в чан с пуншем явно добавили кровь. Мин принюхался, вроде бы не человеческую. Хотя сами столики показались ему более оскорбительными, Юнги рассчитывал увидеть… Он и сам не знал, что, но уж точно не пластиковые столы, будто тут не шабаш, а пикник на заднем дворе. В конце концов, Мин плеснул себе в пластиковый стакан чего-то крепкого и отошел. Он уселся на свой коврик, парящий в полуметре от земли, и стал наблюдать за толпой. Внимание Юнги снова привлекли молодые ведьмы, которые, взявшись за руки, отплясывали вокруг костра какой-то дикий неритмичный танец. Они хохотали и кружились все быстрее и быстрее, проносясь мимо Юнги, точно лошадки на детской карусели. Полы длинных одежд развевались и хлопали, обнажая бледные ноги. Огонь подсвечивал то чью-то тонкую ручку, вскинутую вверх, то изящную ступню в туфельке или босую. И вдруг, словно достигнув апогея, круг распался, рассыпался на звенья. И одно из них полетело прямо к Мину. Юнги только и успел подобрать ноги, как рядом приземлилась одна из молодых ведьмочек в длинном черном свободном балахоне и остроконечной шляпе. Под широкими полями Мин увидел только белые волосы до плеч. А когда ведьма подняла на Юнги глаза, оказалось, что это была вовсе и не ведьма, а вполне себе ведьмак, который произнес на чистом корейском: — Привет, — и улыбнулся так, что глаза почти исчезли. На вид он был очень молодой и очень пьяный. Юнги мысленно покривился — как неприлично, но все же ответил: — Привет. — Скучаешь? — осведомился ведьмачок, уже присаживаясь к Мину на коврик. Полы длинного одеяния распахнулись, обнажая белые сильные стройные ноги с тонкими лодыжками. На нем были массивные туфли на толстой прозрачной платформе с прозрачными же высоченными каблуками. — Эм… — глубокомысленно ответил Юнги, ощущая, как чужое горячее бедро касается его ноги. Изящная ручка, выпроставшаяся из задранного почти до подмышки рукава, обняла его за плечи. Огненные пальцы будто сыграли мелодию на его ключице. — Впервые здесь? — мурлыкнул незнакомец прямо на ухо. Юнги не мог оторвать взгляд от этих бесконечных снежно-белых ног. — Нравится? — Да, — кивнул он и все же немного отодвинулся. Но чужой язык уже коснулся ушной раковины, посылая миллиард мурашек в атаку. Они пробежали по телу от макушки до пальцев ног, заставив Юнги чуть едва слышно застонать от удовольствия. — Хочешь потрогать? — шепот, словно яд, проникал внутрь, разъедая оборону Юнги. — Давай. Мин осторожно положил ладонь на острое колено и медленно, чуть дрожа от собственной дерзости, провел ей вверх по бедру, ощущая под пальцами гладкость нейлона. Незнакомец расплылся в игривой улыбке и откинулся назад, опершись на руки. Он чуть шевельнул ногами, ткань балахона скользнула по ноге — Юнги увидел самый краешек чулочных кружев, похожих на морскую пену на белом песке. — Ну чего же ты застыл? Испугался? — Слушай, — Мин тряхнул головой, точно сбрасывая насланный этим ведьмаком морок. — Я тут не для этого. Я тут только ради торжественной части, ясно? Юноша фыркнул и захихикал, откинувшись на коврик. Юнги посмотрел на него с недоумением и недоверием — чего этот полоумный так заливается? Наконец, тот отсмеялся и переспросил: — Ты чего, серьезно? Ты из самой Кореи приперся ради… церемоний? Награждения там всякие, да? — Ну да, — пожал плечами Юнги, а юноша сочувственно, как обиженному карапузу, улыбнулся и сказал: — Оглянись вокруг, — он повел рукой по сторонам. — Сегодня та самая ночь. — Какая? — Да оглянись же! Юнги послушался, но не заметил никаких изменений: пили, ели, танцевали, немного колдовали, где-то успели поссориться и помириться, целовались… Много целовались… На самом деле у костров уже осталась, по прикидкам Юнги, лишь половина из прибывших. Зато лес вокруг наполнился звуками, шорохами, разговорами и недвусмысленными стонами. — Что… что это такое? — Праздник, — просто ответил незнакомец, обвивая его шею руками. Первый поцелуй был мягкий и приятный. Пальцы у юноши были нежные, почти девичьи, а губы — пухлые и чувственные. Язык незнакомца аккуратно вторгся в рот Юнги, принеся с собой горько-сладкий привкус алкоголя. Он позволил увлечь себя на ковер, успев шепнуть тому, чтобы поднимался выше. Секс на публике все же не входил в его планы. Они неторопливо поднимались вверх, оставляя под собой загулявшуюся нечисть, которой не досталось пары, огромные гудящие костры, а затем и деревья. Небо стало ближе, а звезды — крупнее. Незнакомец гладил Юнги кончиками пальцев по щеке и улыбался, глядя так, будто Мин грозил стать его последней любовью на свете. — Скажи хоть, как тебя зовут, — погружаясь в эти темные глаза, спросил он. — Ах, ну да! — рассмеялся юноша. — Тебе ведь нужно имя, которое я заставлю тебя выстанывать… — Какое самомнение, — закатил глаза Мин, пока ловкие ручки уже расстегивали на нем сюртук и тащили из штанов край сорочки. Юноша широко улыбнулся и дразняще показал ему розовый язык. — Вот увидишь, как ты, кончая, еще простонешь: Чими-ин, — он произнес собственное имя умоляюще, с придыханием, будто молитву. — Чими-и-ин. Он рассмеялся и притянул к себе Юнги для нового поцелуя, томного и тягучего. Юнги задыхался, но дыхание казалось менее важным, чем прикосновение к губам Чимина. Остроконечная шляпа полетела вниз, золотые волны разметались по коврику, словно нимб. Чимин сам расстегнул серебряный поясок на талии, а Юнги поспешно потянул одеяние долой, обнажая острые плечи, в звездном свете казавшиеся белыми и холодными, как зимняя Луна. Мин жадно приник к гладкой коже, покрывая ее поцелуями. Чимин раскраснелся, на щеках расцвели розовые маки. Теснота в брюках у Юнги стала совсем нестерпимой, когда маленькая ручка расстегнула пуговицу и молнию и проникла внутрь. Чимин раскрытой ладонью погладил бугорок у него в трусах. Он словил ртом легкий вздох Юнги, когда пальцы сжали там все чуть сильнее, чем следовало бы, и хрипло засмеялся. Поцеловал в губы, будто бы утешая. Чимин окончательно скинул с себя балахон, отшвырнув его куда-то в пустоту. Оказалось, что под ним на юноше ничего и не было, кроме чулок и туфель. Он провел руками по своим бедрам, впалому животу, груди и плечам, будто призывая Мина насладиться зрелищем. И Юнги с удовольствием подчинился, оглядывая совершенное тело, белевшее на фоне ковра. Он пальцем огладил границу кружевной резинки и алебастрового бедра. Почему-то его очень волновали эти чулки, хотя раньше Юнги не замечал за собой подобного. И эти массивные туфли на узких, хрупких ступнях… От них у Мина в голове что-то сдвигалось, как литосферные плиты, и магма, обжигающая и темная, как его желание, вытекала из разломов. Юнги несколько раз провел ладонями по его ногам, чуть сжал щиколотки, большими пальцами помассировал выпирающие косточки. Он видел возбуждение Чимина, видел закушенную губу и глаза, горящие предвкушением, но не спешил. Эти будто мраморные ноги были слишком красивы, чтобы так быстро о них забыть. Юнги прижался губами к высокому балетному подъему и, погладив мягкую приятную голень, добрался пальцами до ямки под коленом. Он забрался пальцами под резинку чулок с таким трепетом, будто делал что-то запретное. Словно бы Чимин еще не лежал перед ним такой открытый и доступный, будто последний рубеж не был пересечен. Юнги потянул за резинку, спуская чулок до самой щиколотки. Оставив влажный нежный поцелуй у Чимина под коленом — тот отозвался тихим вздохом — Юнги расстегнул ремешок на туфле и наконец обнажил прекрасную ножку до конца. Чимин аккуратно погладил его ребром ступни по щеке. — Твои ноги… — проговорил Юнги, целуя его лодыжку и проводя пальцами по подошве. Чимин хихикнул. — Что с ними? — Не знаю… сводят меня с ума. Мин потерся носом о другую ногу, такую же гладкую и сильную, с твердыми мышцами и стянул чулок и с нее. Он поцеловал внутреннюю сторону ступни, нежно разминая ее в пальцах, точно мягкую глину. Чимин смущённо засмеялся и обнял тонкими руками за плечи. Ему нравилось то, как Юнги обращается с его телом, будто бы с тонким, хрупким музыкальным инструментом, бережно прикасается к струнам. — Перевернись, — велел Юнги. — Что? — переспросил разомлевший от ласки Чимин. Ему вовсе не хотелось двигаться. Пусть бы этот незнакомец и дальше обращался с его телом так, словно оно драгоценно. — Коленно-локтевая, — коротко сказал тот. И Чимин понял, что прелюдия окончена, теперь его просто и без затей трахнут, как это и бывало обычно. В конце концов, все они такие — эти очень молодые, очень самоуверенные маги. Он послушно перевернулся, но не встал на локти, а припал к ковру грудью и щекой, прогибаясь в пояснице, как будто был из семейства кошачьих. Чужие руки погладили напряженные бедра снизу вверх и легли на розовые ягодицы. Чимин вздрогнул, ощутив легкий поцелуй на коже. Он вцепился длинными ногтями в коврик и охнул, когда мокрый язык вдруг прошелся по самой кромке сфинктера. Юнги еще раз, не торопясь, провел языком по сведенным мышцам, а затем мягко надавил, вторгаясь внутрь. Чимин судорожно вдохнул и тихо на выдохе застонал. Может, в этом была какая-то черная магия, что язык Юнги проникал в него так глубоко? И в тот момент, когда ноги Чимина почти превратились в желе, а он сам разнежился, Юнги скинул штаны и аккуратно вошел. Его движения были медленными и как будто очень бережными. Он сдерживался, делал паузы, давая привыкнуть. Все это было вовсе не тем, чего ожидал Чимин, когда флиртовал с юным магом, который выглядел таким потерянным на фоне разудалой вечеринки. В такие ночи никто не искал долгих связей, ни дружеских, ни любовных. В Вальпургиевую ночь нечисть веселилась, отдавая все на откуп телу, а не разуму. А этот смурной маг, похоже, ни к чему не мог относиться несерьезно. Магия его движений заставляла Чимина дрожать и выгибаться, глубже насаживаясь на член. Он судорожно скреб ногтями по ковру, оставляя в ворсе неглубокие бороздки. И что-то первобытное, унаследованное от его демонических предков, прорывалось рычанием и поскуливанием. — О, Дьявол! О, Дьявол! — всхлипывал Чимин в экстазе, словно призывал подземного владыку в свидетели. В момент пика он выгнулся, упираясь макушкой в коврик, и на несколько долгих секунд сжался. Отчего Юнги, утробно рыкнув, излился внутри него. Несколько сладких судорог прошли по телу, и Мин обмяк, повалившись рядом с Чимином. Тот пододвинулся ближе и погладил его по мокрым волосам на затылке. Грудь ходила вверх-вниз, а сердце Юнги стучало, как сумасшедшее. — Ты гораздо искуснее, чем я думал, любовничек, — через несколько минут, наконец отдышавшись, заметил Чимин. — Дай мне еще десять минут, и мы сможем продолжить, — хвастливо парировал Мин. — Неужели? И он действительно исполнил угрозу. В эту ночь коврик так и не вернулся на землю. Юнги пропустил появление князей ада, раздачу новых титулов и чествование заслуг. Говорили, что сам Вельзевул поднялся из глубин в виде огромной золотисто-черной мухи. А демонессы танцевали свои самые развратные танцы. И много всего еще происходило, пока Юнги утопал в объятиях Чимина, о чем, признаться, вовсе не жалел. С рассветом они вместе вернулись к Юнги, отсыпались, а завтракали, когда уже опять стемнело за окном. И Чимин остался на ночь, а следующим вечером вернулся вновь. И как-то так вышло, что уже и не уезжал. И на полке в ванной появились его шампунь и средства для кожи, а в шкафу — стопка худи и футболок. Юнги раньше ни с кем не жил, но пребывание Чимина в доме казалось комфортным и даже… привычным, будто бы он только этого всегда и ждал: когда появится человек, который может заполнить недостающие фрагменты в его жизни. Юнги никогда не замечал, чтобы Чимин занимался магией. Сам он был настолько увлечен магическими науками, что мог просиживать над всякими задачками, не замечая, как один день сменяется другим. Чимин колдовал мелко, по-бытовому: тарелки мыли сами себя, а грязная одежда переползала в стиралку, когда в корзине уже не было места. Иногда он что-то шептал перед зеркалом, и мелкий прыщик на лбу исчезал, а волосы ложились будто после часовой укладки. Чимину магия досталась вместе с родительской ДНК, и он относился к ней не серьезнее, чем к любому бытовому прибору. И тем страннее было для Юнги то, что случилось однажды ночью. Он проснулся внезапно, будто бы что-то толкнуло под локоть. По комнате гулял прохладный ветер, хотя, засыпая, Юнги думал, что по ночам становится душновато. Не открывая глаз, он перевернулся в кровати и зашарил рукой, чтобы прижать к себе Чимина, но рядом оказалось пусто. Юнги открыл глаза и оглядел чужую примятую подушку, приподнял одеяло, словно Чимин мог потеряться в складках. Занавески были раскрыты, лунный свет квадратами проливался на пол. Юнги, кряхтя, нашарил под кроватью тапки и пошел искать Чимина. Может, он вышел в туалет? Или попить? Странно, что простынь успела остыть. Юнги обошел квартиру дважды, прежде чем окончательно уверился, что Чимина нет ни на кухне, ни в ванной. Его ботинки стояли на коврике в прихожей, а куртка висела на вешалке. Если он и ушел гулять по ночному городу, то в пижаме и босиком. Мин вернулся в спальню и лег. Он намеревался дождаться блудного сожителя и выпытать, где же тот был. Но стоило только опустить голову на подушку, как сон, тяжелый и темный, накрыл его, словно кто-то опустил занавес и резко погасил свет. А утром все было как обычно: Юнги поздно проснулся, когда из кухни уже звучала какая-то попсовая песня и доносился запах свежего кофе. Чимин сидел на своем привычном месте, закинув ногу на ногу и листая новостную ленту в телефоне. Большая кружка очень черного кофе с ударной порцией кофеина дымилась на столе. Юнги недовольно цокнул языком — Чимин без конца оставлял по всей квартире чашки с темными кругами на дне. Благо, что требовалось лишь одно его короткое движение бровью, чтобы все они испуганно спрятались в посудомойку. — Привет, — Юнги приложился сухими губами к чиминовой щеке и спросил как бы невзначай. — А где ты был вчера ночью? — Ночью? — переспросил тот, не переставая качать ногой в такт мелодии. — Нигде. Спал рядом с тобой. «Неужели приснилось?» — растерянно спросил себя Юнги. — «Но все было так реально». Он удержался от дальнейших вопросов, но следующей ночью вновь резко проснулся. Юнги зашарил рукой по постели, но она была пуста. Все было как и в предыдущую ночь: мятые простыни и холодная подушка, приоткрытое окно, а ветер колыхал легкую занавеску. Мин обошел квартиру, не включая свет, все вокруг казалось сине-черным. Впервые он ощущал себя так неуютно. Юнги вернулся в спальню и уселся в кресло с твердым намерением дождаться Чимина. Но и в этот раз сон сморил его за несколько секунд. «Что это за чары?» — только и успел подумать Юнги, проваливаясь в глубокий черный омут без сновидений. Утром, когда Чимин как ни в чем не бывало говорил о предстоящем дне, предлагал кофе и завтрак, Мин даже спрашивать ни о чем не стал. Он терпеливый, он дождется ночи и получит все свои ответы. Часы отбили половину первого ночи, и Юнги поднялся с постели. Здесь должно было быть какое-то колдовство. Он встал и, закрыв глаза, развел руки. Один долгий медленный выдох, и засветилось тусклым серебристым светом замысловатое плетение заклинания, наложенного на всю комнату. Юнги огляделся, дернул одну из нитей и присвистнул. Никогда он не видел ничего подобного — слишком сложно, слишком искусно для простого заклятия на глубокий сон. Будь на его месте кто-то другой, то никогда бы и не заметил ничего. Юнги потянул за одну из нитей, аккуратно вытаскивая ее из плетения. Если бы все было сделано по-дилетантски, то заклятье тут же бы рассыпалось. Но сетка оставалась прочной. Он принялся расплетать нити одну за другой, гадая, когда же оно все-таки распадется. И чем дальше Юнги погружался в плетение, тем сильнее убеждался, что очень и очень недооценивал Чимина, если конечно это его рук дело. Наконец, последняя ниточка с легким звяканьем, точно состояла из металла, оборвалась. Юнги выдохнул и стер влагу со лба. Он бы мог просто смять это прекрасное заклинание — это было бы гораздо быстрее. Но Мин не хотел рисковать: кто знает, какие на нем были охранные чары? Юнги ушел на кухню, словно обиделся на комнату, которая так легко дала себя оплести чужому заклинанию. Казалось, будто бы спальня его предала. Разумеется, он и сам виноват, что никогда не ставил никаких защит, но Мин и не думал, что кому-то понадобится его околдовывать. — Да, — протянул он, заливая «поганый», как выражался Чимин, растворимый кофе кипятком. — Осталось только выяснить, зачем же было так стараться… Ждать пришлось долго, и много чашек кофе было выпито. Юнги вернулся в комнату, попытался читать, но все время отвлекался, потом пытался колдовать, но тоже безуспешно. Только бродить по квартире сомнамбулой и вздыхать у него получалось отлично. Он, не переставая, поглядывал на приоткрытое окно, но, конечно же, вышел в кухню, когда послышался неясный шум и проклятья. Юнги остановился в дверях. Чимин в уже знакомом балахоне на голое тело и высоких черных сапогах на каблуке сидел на подоконнике и старательно затаскивал за собой помело. Обычное такое ведьмовское помело. Метла цеплялась за раму то черенком, то прутьями. Чимин ругался сквозь зубы, периодически икая. По тому, как его покачивало, Мин заключил, что Пак пьян, причем совершенно по-свински. — Какого Дьявола ты делаешь? — ледяным тоном спросил Юнги. Чимин обернулся, изумленно похлопал глазами, будто увидел не своего сожителя, а грозного Архангела Гавриила, еще раз оглушительно икнул и с грохотом повалился на пол. Метла проскользнула в окно и испуганно забилась в угол спальни, старательно прикинувшись веником. Ладонь Юнги встретилась со лбом. Он чеканно прошагал через комнату и стал поднимать Чимина, который барахтался и бился, запутавшись в собственной одежде. — Ты… — промямлил он с пола, отталкивая руки Юнги. — Ты, да ты… — Что? — Мин железной хваткой взял его за плечи, слегка тряхнул и поставил наконец на ноги. Но стоило ему разжать руки, как Чимин вновь поехал вниз, испуганно и тонко воскликнув: — Юнги! — Да стой ты уже на своих ногах, черт тебя дери! Или у тебя они отнялись от паленой алкашки?! — взорвался Мин. — Ты… — заново начал Пак и осуждающе покачал головой. — Что «я»? Что?! — Не поминай имя подземного Владыки всуе! — грозно велел Чимин и обнял Юнги, повиснув у него на шее. Мин вздохнул, усадил пьяного на кровать и наколдовал ему стакан воды, поманил с полки пузырек с отрезвляющим средством. — Ну и дурной же ты, — ласково сказал он, наливая несколько капель в стакан и помогая Чимину пить. — Кто тебя так напоил? — Встретил пару знакомых ведьм, — уже гораздо осмысленнее ответил тот. — Позвали потусить на небоскребе. А ты же знаешь, как я люблю высоту… — А в какой момент ты накидался до поросячьего визга? — Не помню, — буркнул Чимин, утыкаясь носом в собственные колени. — Ммм… а от тошноты у тебя ничего нет? — Нет, — отрезал Юнги. — Ложись спать, завтра поговорим. И не смей делать вид, что ничего этого не было. — Ага, — отозвался Чимин, собираясь забраться в кровать прямо в сапогах. Юнги пришлось ловить его ноги, чтобы разуть. Сапоги были высокие, лаковые, чуть поскрипывающие. У Юнги дрожь прошла по телу. Он расстегнул длинную молнию, стащил сапог и оставил мягкий поцелуй на лодыжке, на внутренней стороне. Чимин в полусне замычал от удовольствия. Он лежал на кровати раскинув руки, золотые волосы нимбом окружали голову на подушке. Юнги поморщился: было очень обидно, что Чимин сейчас не может ему ответить, и еще обиднее было то, что тот скрывал такие чудесные сапожки. Юнги вздохнул, накрыл уже похрапывающего Чимина одеялом и ушел отсыпаться в кухне на диване. Следующее утро началось поздно: Юнги открыл глаза, когда Чимин мимо него прошаркал в ванную. Солнце уже вовсю заливало квартиру, распугав ночные тени. Вода в душе шумела так долго, что Мин стал подозревать: не собирается ли Пак утопиться таким странным способом. Наконец, когда свежесваренный кофе основательно остыл, а рис в пиале стал засыхать, Чимин появился на кухне. Он с ногами забрался на стул и цапнул со стола свою кружку, кивнув Юнги в знак благодарности. — Ну! — требовательно сказал тот. — Что? — хрипловато спросил Чимин. — Ты обещал не делать вид, что ничего не было. — А я и не делаю. Ты хотел спросить что-то конкретное? Спрашивай. — Что это было? Зачем ты меня зачаровывал? И куда ты ходишь по ночам? — Как много вопросов, — покачал головой Чимин. — Ну хорошо… Для начала: прости, что накладывал на тебя чары. Я думал, что ты ничего не заметишь. Смертные никогда не замечали моего колдовства, но ты не такой… Ты же помнишь, где мы встретились? Юнги скрестил руки на груди, демонстрируя, что его задело чиминово «смертные», но кивнул. У него вообще был очень недовольный вид, точно он собирался выносить Паку приговор, и только поэтому ему предоставили право последнего слова. — В Вальпургиевую ночь кого только не встретишь, — начал Чимин, словно собирался рассказывать сказку. — На Лысой горе собираются не только демоны и ведьмы. Много всякой нечисти: духи, призраки, оборотни. — Чего ты тянешь? — возмутился Юнги, вскакивая с места и меряя шагами кухню. — Хочешь сказать, что я в тебе ошибся? Что ты не просто ведьмак? — Когда ты так решил, — грустно улыбнулся Чимин, катая в ладонях кружку, — я не стал тебя разубеждать. Ведь знаю, что к таким, как мы, даже в темном сообществе относятся с подозрением, а у нас с тобой неожиданно так все хорошо складывалось. Я испугался, Юнги, что ты… узнаешь, кто я, и прогонишь. — Хватит тянуть кота за хвост! Ты скажешь мне, кого я пустил к себе в дом, в постель и в… — Мин хотел сказать: «в сердце», но вовремя ухватил себя за язык и сдержался. Он только гневно раздул ноздри, а Чимин посмотрел на него снизу вверх огромными и больными глазами, как у побитой собаки. Он пожевал нижнюю губу, вздохнул, и вдруг за спиной у него появился длинный полосатый хвост. — Дьявол, — растерянно протянул Юнги, плюхнувшись на диван. — Ты — кумихо? — Неа, — помотал головой Чимин, глядя в пол. Золотые волосы закрывали пол-лица. Его щеки и уши пылали красным. — Я не лиса… Я — кошка. Он нервно дернул хвостом, и в воздухе вспыхнули огненные искорки. Чимин испуганно сжался и притянул хвост к себе, защищая. — Кошка… — тупо повторил Юнги, пытаясь выудить из памяти хоть что-то о демонах-кошках. Но кроме того, что они могут поджечь все вокруг своим хвостом, что уже показал Чимин, ничего не припомнил. — Демон-кошка… — Да, только видишь, у меня один хвост, а не два, — Чимин заискивающе улыбнулся и вновь махнул кончиком хвоста. — Я людей не ем и мертвецов с похорон не ворую. Да и огненного дыхания у меня нет. — Но ты колдуешь, — не спросил, а констатировал Мин. — Научился кое-чему за долгие годы. К тому же так легче маскироваться под обычного колдуна или ведьму, чем объяснять всем вокруг, что я не ворую их ци и не хочу откусить им головы. — Ведьму? Ты можешь превратиться и в женщину тоже? — Конечно, — теперь в улыбке Чимина появилась игривость. — Часто я принимаю облик женщины. Но тебе ведь нравится, как я выгляжу сейчас, да? — А имя? Как тебя зовут на самом деле? — Честно говоря, — улыбка его погасла, — я уже и не помню, как меня звали в самом начале. Наверное, это было какое-то простое кошачье имя. Только через полвека после рождения я впервые назвал себя сам. Разве тебе не нравится имя «Чимин»? — Оно тебе подходит. Но ты не сказал мне главного: почему ты убегал по ночам? — Ну я ведь кошка, — пожал плечами Чимин, словно эти его слова все объясняли. Но Юнги вопросительно вскинул брови, и тогда Пак снова заговорил: — Это все моя натура, и мне никак ее не изменить. Я никогда не остаюсь в одном доме надолго и ни к кому не привязываюсь. Я гуляю, где хочу и когда хочу. Но… — он облизал губы, — к тебе я очень прикипел, Юнги. Но мне нужен глоток ночного воздуха и свободы, чтобы не сойти с ума. — Так ты просто уходишь… гулять? — Вроде того. Иногда гуляю по крышам — заглядываю в чужие окна, иногда сплю где-нибудь под звездами или пугаю поздних прохожих, они такие смешные. — Хулиганишь? — усмехнулся Юнги, и Чимин почувствовал, как подтаяла его ледяная защита. — Немножко, это тоже часть моей сути, ничего уж не поделаешь, — он подошел к Юнги и, опустившись на колени, положил руки ему на плечи, мягко по-кошачьи боднул лбом в плечо. Мину показалось, что он слышит мурчание. — Не могу не дразнить смертных. — И что же ты, киска, так и будешь сбегать и возвращаться? — Если ты позволишь, — ответил он и лизнул его щеку. Юнги не отодвинулся, и тогда Чимин, осмелев, взобрался к нему на колени, повозился, пристроил голову на плечо. — Но… — Что «но»? — Мин погладил его спину, пересчитывая пальцами выпирающие позвонки, а потом провел ладонью по хвосту. Мурчание зазвучало громче. — Однажды… — ластясь и выгибаясь под руками Юнги, проговорил Чимин, — не вернусь. Прости. Не завтра, а, может, даже и не через год или дюжину лет, но я уйду. — Такая твоя натура, да? — Юнги прижался губами к его лбу, очевидно, слишком горячему для человека. На сердце было и больно, и сладко. — Кошачья, — подтвердил Чимин. — Сколько ты проживешь, Юнги? Вы, колдуны, живете по сотне лет? Если повезет, то двести. А я буду жить бесконечно долго, пока кто-то достаточно умный и кровожадный не захочет прервать мое существование. Я бы умер от тоски, если бы не научился вовремя уходить. Хочешь — прогони. — Оставайся, киска, сколько сможешь или сколько захочешь. Только больше не усыпляй меня. — Как скажешь, хозяин.