***
Вэй Ин думает, что лезет не в свое дело, но если вместо настоящего Лань Чжаня в Гусу живет нечисть, то, наверное, стоит сказать об этом Лань Сичэню или Старику-Ланю. Разве можно оставаться в стороне? Когда правда вскроется, они же с ума сойдут от беспокоства за брата и племянника. Каждый раз Вэй Ин порывается рассказать об этом, но что-то его останавливает. Липкое чувство неправильности, иррациональности происходящего. Вэй Ину кажется, что его качает из стороны в сторону на хлипком плотике, а под ногами у него разверзся шторм. Вэй Ин не умеет выжидать и каждый скажет, что монотонные занятия - не его сильная сторона. Пришел на ночную охоту, увидел нечисть, победил ее - к чему лишние телодвижения? Вэй Ин никогда этого не понимал и старался избегать всеми возможными способами. Сидеть в засаде, когда это требовалось - сидел, но стенал потом о пережитых мучениях, словно о страшнейших пытках, еще сутки. Нежданно поселилась в нём зыбкая неуверенность. Быть может, дело было в том, что он не знал, что Лань Чжань за нечисть? Глаза у него как у оборотня или змеевидного монстра. Жабры - как у гуля. Зубы, - Вэй Ин невольно дернулся, припомнив их перед своим лицом, - напоминали зубы какой-то хищной рыбы. Только огромные, и в два ряда. А ещё он сумел притвориться вторым молодым господином Лань, опять же, как оборотень. Или же хули-цзинь. Теперь мысль о Лань Чжане в амплуа развратной лисички больше не смешила, как прежде, только добавляла головной боли и новый виток усталости на плечи. Вэй Ину бы классифицировать Лань Чжаня как какую-то морскую нечисть и успокоиться - морские виды, в отличии от речных и сухопутных, были самыми неизведанными. Странно, конечно, что монстр забрел настолько далеко от своей среды обитания, но каких только странностей нет в Поднебесной. Руки не-Лань Чжаня обладали нечеловеческой мощью. Кто-то бы сказал, что это признак того, что он сильный заклинатель, но Вэй Ин тоже был сильным заклинателем. И он знал, гуй подери, какой у заклинателей, даже самых сильных, предел возможностей. Даже если укрепить свое тело янской ци - сила не безгранична. Попробуй заклинатель поднять гору - он попросту сломается. Вэй Усянь был легче горы, как и тот неудачливый ланьский адепт. И сильный заклинатель сумел бы удержать двоих рослых мужчин, да. Если бы использовал ци. Вэй Ин готов был поклясться чем угодно, - Лань Чжань не использовал. Что было хуже всего - он даже не мог толком рассказать об этом, не прослыв завистливым придурком, который наговаривает на Второго Нефрита только потому, что сам так не может. Вэй Ин думал об этом, листал бестиарии, впервые использовав библиотеку Ланей по назначению, а не для переписывания правил, и никак не мог понять, что же не так. А потом у него в голове щёлкнуло. Разве Лань Чжань единственный сильный адепт у Ланей? От ужаса волосы стали дыбом. Вэй Ин покосился на спящего на соседней постели Цзян Чэна, наверняка уже видевшего третий сон, и от всей души ему позавидовал. Сам он сегодня заснуть уже не сможет. За окном стукнуло что-то тихонько, поскреблось неуверенно в дверь, и Вэй Ин вздрогнул. Ветер завывал на манер оборотня – громко разносился эхом, залазил в каждый уголок. Вроде умом он и понимал, что никакая ланьская нечисть к ним в комнату не вломится, а все равно жуть брала. Вэй Усянь потянулся за мечом, положив ладонь на рукоятку - так спокойнее - и принялся размышлять. Орден Лань был невероятно отстраненным. Странным и закрытым. Напрочь аскетичный и праведный Орден, в чьём благочестии не станешь сомневаться при всем желании. Все его адепты, - как на подбор, - красивы и нечеловечески сильны. Ночью, с девяти до пяти утра, когда самый разгул нечисти, в Облачных Глубинах комендантский час. Вэй Ин зажмурился, припомнив, сколько раз его нарушал, и тут же поклялся не выходить из комнаты с наступлением ночи. "- Ну, не жрут же они приглашенных учеников, - пробормотал Вэй Усянь, едва слышно сцедив смешок, - тут же все наследники, или вторые-третьи дети и племянники. Был бы прецендент - уже всё бы раскрылось." « - Идеальные заложники», - подумалось мельком, почти бессознательно. С мыслей о возможном поедании адептов Вэй Ин переключился на ланьский рацион в целом. Трава и пустой рис - и это при том, что, судя по зубам, нечисть из Лань Чжаня очень даже плотоядная. Как правило, нечисть не была настолько разумной, чтобы сидеть на диете. Если это было бы так - заклинатели не пытались бы ее уничтожить, а устраивали бы переговоры. Но нет - чтобы нечисть обрела хотя бы подобие разума, ей нужно совершенствоваться лет сто, и сожрать при этом уйму народу. В этом и вся опасность - нечисть не думает, действует на инстинктах и желаниях. Лань Чжань думал как человек. Как и остальные адепты Ордена Лань. Старик-Лань, если теория Вэй Ина верна, и он тоже монстр, и вовсе учил будущее поколение заклинателей. Вот, даже его за мысли о темной ци отчитывал. Эмоционально Лани были чуть менее развиты, чем люди – это точно. Но и это, как на зло, легко можно было оправдать строгим традиционным воспитанием. Лани были настолько обособленным Орденом, что все входившие в него адепты фактически исчезали со всех радаров. И как, в таком случае, прикажете отслеживать их дальнейшую судьбу? Вэй Ин вот не знал. Одно было понятно: если бы дядя Цзян или, точнее, госпожа Юй, знали бы про это - и ноги Цзян Чэна здесь бы не было. " - Схема у них явно отработанная, - усмехается невесело Вэй Ин сам себе, - скажи я дяде, что Лани на самом деле какая-то нечисть - тот запишет меня в безумцы." Такой праведный Орден, существующий уже которое столетие, просто не мог всё это время дурачить мир заклинателей. Люди ненавидят признавать себя слепыми и неправыми больше всего на свете - такова уж человеческая природа. Вэй Ин вдруг хмыкает вслух, и этот звук слабо разносится по их с Цзян Чэном комнате. Лани выдают себя за заклинателей? Хорошо, Вэй Ину не сложно сыграть по их правилам. Благо, что правил в Ордене Гусу Лань более чем достаточно.***
Традиционная ланьская тишина, напоминающая заледеневшее по зиме озеро, опостылела ему порядком, но если раньше Вэй Ин пытался этот лёд разбить, расшевелить, то сейчас - наоборот в него вглядывается. Пытается разглядеть, что же там под ним. Вода мутная - нырнуть бы с мечом в самый центр и посмотреть, что будет, но предчувствие орало благим матом, намекая, что на дне схоронилось нечто пострашнее гуля. Ему кажется, словно он притягивает аргументы за уши: подумаешь, глаза. Или зубы. Или жабры. Мало ли что там может привидеться под таким сильным влиянием тёмной ци, как в Бездонном Омуте. Лань Чжань вышагивает всё так же ровно, благопристойно, Вэй Ину он кажется холодным, будто бы мёртвым. Но сердце же бьётся, дышит же. Что-то в его голове явно не складывалось, и как же сильно это бесило! Какая бы нечисть ему ни попадалась, он всегда справлялся с ней на раз-два. Бывало, конечно, приходилось повозиться, или ранили сильно, но Вэй Ин знал: заклинательство - его суть. Уж в чём в чём, а в этом он хорош. Лучше многих. Что не так с Орденом Лань он не понимал, не доставало деталек пазла. Впервые он застрял, не зная как лучше поступить. Атаковать, заставив их раскрыть себя (спровоцировать политический конфликт), или просто доучиться, забыв о своих теориях (сдаться, позволить нечисти дурить заклинателей и дальше). Решил его дилемму, как ни странно, Цзян Чэн. Вэй Ин чувствовал смутную вину из-за того, что не рассказал шиди о своих догадках, оттого и избегал его всё больше, предпочитая его обществу ланьские бестиарии. В последних упорно ничего не находилось - ни малейшего намёка. И логично, какая нечисть будет хранить в общем доступе способ от неё избавиться? - Тебе тоже не по себе здесь? - Спросил Цзян Чэн однажды вечером. Вэй Усянь вздрогнул. - Вроде того. - качнул он головой неопределенно, - С Орденом Лань что-то явно не так. Цзян Чэн с облегчением кивнул. - Они странные. Неестественные. Вэй Ин задумался, в редком для него приступе серьёзности. Сказать или не сказать? Он знал, что Цзян Чэн хорош как заклинатель, но почему-то не подумал, что тот тоже будет мучиться от подобных переживаний. - Мне кажется, что они не люди, - Говорит Вэй Ин после секундного колебания. Это же Цзян Чэн, с ним можно делиться чем угодно, даже если в результате все эти подозрения окажутся глупостью. - Согласен, - хмыкает Цзян Чэн, - люди не могут быть настолько занудными. - А еще у людей нет жёлтых глаз, жабр и зубов в два ряда, - хохотнул Вэй Ин, с удовольствием прослеживая, как вытянулось лицо Цзян Чэна. - Гонишь, - говорит он мигом осипшим голосом. - Это кто здесь такой красивый? - Лань Чжань же, - вздыхает Вэй Ин, замечая прорезавшееся недоверие в лице напротив. - Когда он за мной в омут нырнул, помнишь? Я думаю, что он какая-то разумная монстровидная нечисть. И его природа среагировала на тёмную ци омута, вот и обнажила суть. Не смейся! Цзян Чэн, конечно же, смеётся. Даже не так - ржёт как лошадь, придурок. Важные вещи обсуждают же. - Я вообще-то серьёзно, - тянет Вэй Ин почти обиженно. И всё-таки, он смутно благодарен за этот хохот. Сейчас, хорошенько посмеявшись, ситуация уже и не кажется такой уж страшной. Смех Цзян Чэна, вначале больше издевательский, теперь отдаёт истерикой. Вэй Ин падает рядом с ним на кровать и приваливается поближе. - Ты хочешь сказать, что Лань Ванцзи только притворяется заклинателем, а на самом деле нечисть? - Уточняет Цзян Чэн, отсмеявшись. Глаза его подозрительно поблескивали. - В это сложно поверить. - Но ты веришь, - констатирует Вэй Усянь. Он знает Цзян Чэна слишком хорошо, чтобы в этом сомневаться. Чуток помявшись, всё же добавляет: - Есть ещё кое-то. Заклинатели Гусу Лань не смогли бы так долго не замечать нечисть рядом. А все из старшей семьи слишком похожи на Лань Чжаня. - Иными словами, - медленно проговаривает Цзян Чэн, словно вдумываясь в весь этот театр абсурда, - ты хочешь сказать, что нечисть - это вся семья. А адепты, не вхожие в клан? Их покрывают? - Не знаю, - качает Вэй Ин головой. Он и сам понимал, сколько дыр в его теории. Такое только Цзян Чэну и рассказывать - остальные, повезёт, ежели не побьют за клевету в адрес старшей семьи. - Слушай, я понимаю, что всё это звучит как полная чушь... - Отчего же, - перебивает его Цзян Чэн, хмурясь. - Я читал, что древняя нечисть предпочитает маскироваться под людей и теряться среди них. Орден Гусу Лань существует больше тысячелетия. Уж можно было как-то приспособиться. Ух-ты, подумал Вэй Ин, разглядывая Цзян Чэна во все глаза. И почему он не рассказал ему о своих подозрениях раньше? С Цзян Чэном бояться всегда выходило веселее. Куда там Ланям, с ним даже собаки не такие страшные! - Я-то думал, с чего это ты в библиотеку зачастил, - качает головой Цзян Чэн, - Что ещё раскопал? Глаза Вэй Ина загораются ярко-ярко.***
В пещере Сюань-у темно и сыро, только криво сложенный костерок прорывается из общей атмосферы безнадежности. Вэй Ин жадно подается навстречу языкам пламени, не обращая внимания на то, что от жара начинает немного курчавиться чёлка. Одежду они с Лань Чжанем кое-как просушили, но она все ещё оставалась сырой и грязной, неприятно липла к телу. Постирать бы её нормально, но вода в озере черепахи полна крови и мертвой плоти - ханьфу только сильнее испачкается. А ещё, Вэй Ин ни за что на свете не повернулся бы к Лань Чжаню спиной. Не тогда, когда видел, что вовсе это не его беспочвенные подозрения, а суровая правда: не был Лань Чжань человеком. Тогда, в Облачных Глубинах, они с Цзян Чэном лично перерыли всю знаменитую ланьскую библиотеку, но так ничего полезного не отыскали. Только накрутили себя до того, что едва представился шанс уехать домой - побежали едва ли не вперёд цзянской процессии. В акте "освобождения" из Гусу пострадало только личико да гордость Павлина, но это ни Вэй Ин, ни Цзян Чэн за высокую цену не считали. А вот от госпожи Юй им обоим влетело порядочно: и сами не доучились, опозорили Орден, да ещё и помолвку сестры расторгли. Ругалась она тогда знатно, ещё и Цзыдянем прилетело не раз. Именно тогда, протирая колени в Храме Предков, они и решили, что все им наверняка показалось. Как бы они не пытались доискаться до правды, в душе все равно жила какая-то необоснованная вера в праведных и возвышенных заклинателей из Гусу. Чушь это все, в самом деле: дома весь их настороженный страх казался не более чем дуростью. Они всегда были легки на подъем и повсюду искали приключения - тысячелетний ланьский заговор казался приключением вполне себе достойным. Вэй Ин списал все на свое бурное воображение, Цзян Чэн - на свою привычку потакать его придумкам. На том и порешили. Дяде Цзяну они о своих подозрениях не заикались даже. Сами тоже, за два-то года, многое успели позабыть. А тут, вон оно как. Ничего ему не привиделось. Несчастную Сюань-у они все-таки зарубили, а после едва не передрались сами. В пещере, особенно после смерти проклятой черепахи, воздух сгустился из-за тёмной ци. Она вилась настолько плотным облаком, что хоть топор вешай. Неудивительно, что настоящее обличье Лань Чжаня прорвалось наружу, сквозь безупречную нефритовую маску. Это выглядело столь неуместно и неправильно, что Вэй Ина невольно пробрало холодом. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, что нужно бежать, но, как на зло, не мог сдвинуться с места или, хотя бы, оторвать взгляд. В следующее мгновение он с грубой чёткостью осознал, что бежать ему некуда. Изнуренный и раненный после победы над Сюань-у, он был заперт с ещё одним монстром. Гладкая белоснежная кожа пошла волной, словно рвалось из-под неё наружу что-то живое, нетерпеливое. Раздразненное вкусом крови. Оно выглядывало неосторожно, но все же не сбрасывало лицо Лань Чжаня окончательно: как малый ребёнок, играющий перед взрослыми, но не желающий, чтобы его обнаружили и отправили спать. Черты его лица сделались поддатливыми, как размякшая глина - можно вылепить что угодно. Только сейчас Вэй Ин осознал, что именно это и пытался сделать Лань Чжань: обуздать себя, скрыть от него свою настоящую внешность. Выходило у него паршиво: тёмная ци сбивала его концентрацию, и черты лица расплывались, размазывались, стекали грязными потоками. Ни разу так и не приблизившись к привычной холодной безупречности. Должно быть, Лань Чжань почувствовал его взгляд на себе и мгновенно обернулся – слишком быстро, как никогда не сумел бы человек. Он уставился на Вэй Ина жуткими змеиными глазами, явно выступавшими на потекшем, словно сбежавшее тесто, лице, и сразу же напал. Без предупреждения или обозначения причин: резко и целясь прервать жизнь. Как нападает нечисть, а не заклинатель. Вэй Ин только и сумел отмахнуться удачно подобранным тёмным мечом из панциря черепахи. И хотя сам он особых надежд на проклятый и затупившийся кусок железа не питал – это отчего-то сработало. Любопытство невольно подняло голову: неужели этот вид нечисти не выносил тёмную ци? Это во многом объясняло ланьскую нетерпимость. Вон, Старик Лань даже свитками начал кидаться от злости. Было что-то в тёмной ци для Ланей опасное, но что именно, Вэй Ин разобрать не мог: слишком устал, измотался. Его хватало лишь на то, чтобы кое-как оставаться в сознании и сжимать проклятый меч, чтобы были шансы отбиться. Странное дело: они с мечом словно держались друг за друга. Даже поверхностно касаться меча было больно, от темной ци ладони жгло так, словно он за угли держался, не за рукоять. Но в то же время это бодрило куда лучше холодной воды, заботливо выплеснутой Цзян Чэном прямо в его постель. К вечеру Вэй Ин понял, что его лихорадит. Было ли ему холодно из-за жара, или это настигло его осознание, что рано или поздно он заснёт и тогда его сожрут заживо - он не знал. Лань Чжань сидел напротив, следил за ним пристально через костёр, прожигал змеиными глазами. Вэй Ин уже знал, что в темноте они светятся тусклым потусторонним огнём. На каждое движение, каждый вздох, его узкие зрачки рефлекторно подергивались, выискивая малейший признак слабости. Несколько часов назад Лань Чжань всё же сумел кое-как выровнять свой нефритовый облик: кожа вернула свою напудренную белизну и лицо больше не подтекало, как дешёвая косметика, со всех сторон. Только золотые, звериные глаза, да заострившиеся хищно черты лица держали его настороже, не давали списать всё на галлюцинации, вызванные темной ци и лихорадкой. Нутро то и дело сводило от болезненного напряжения, а необходимость постоянно ожидать нападения изматывала сильнее, чем сражение. Они молчали, с опаской приняв перемирие неизвестно на каких условиях. Время тянулось невыносимо долго и тишина тяжко давила, опуская плечи. Вэй Ин всегда старался создавать вокруг себя какой-то шум – звук символизировал жизнь, молчат только мертвые. Вот почему замершие, немые Облачные Глубины так напоминали ему кладбище. Что ж, быть может, это место и впрямь станет кладбищем для кого-то из них. Они были в схожих условиях: тот, кто заснёт первым - умрёт. Вэй Ин пострадал сильнее физически, но Лань Чжаню явно вредит витающая повсюду тёмная ци. Ситуация была патовой: Вэй Ин не мог напасть первым из-за своей лихорадочной слабости; Лань Чжань тоже был ранен, пусть и меньше – на нечисти всё заживает куда быстрее – к тому же, он не мог сопротивляться проклятому мечу. Вот и оставалось лишь выжидать, изматывая друг друга предверием нападения. Единственным, что могло заставить Лань Чжаня презреть опасность и напасть, не оглядываясь на последствия, был голод. По-правде, они оба были голодны, но если Вэй Ину не на что было надеяться в этом вопросе, то вот Лань Чжань явно намеревался полакомиться ним самим. Загрызть насмерть и свалить всё на Черепаху - проще простого. Его голодный взгляд чудился отовсюду, словно мысленно Лань Чжань уже примерялся с какой стороны лучше укусить. Он чувствовал себя так, словно пытался оттянуть неизбежное: лихорадка истощала всё сильнее, глаза так и норовили закрыться. То и дело Вэй Ин сжимал меч крепче, обжигая ладони тёмной ци - что угодно, лишь бы не провалиться в сон. Давно Вэй Ин не чувствовал себя добычей. Наверное, ещё с илинских улиц, когда приходилось удирать, что было мочи, лишь бы не загрызли. Бежать, даже ног не чувствуя, даже не зная куда бежишь и сколько ещё нужно бежать – бесконечная погоня с лишь небесам известным концом. В гребанной пещере бежать было некуда. Да и не смог бы он - Вэй Усянь искренне сомневался, что сумел бы хотя бы встать. Глаза Лань Чжаня бликовали от костра и на страшном, заостренном лице этот блеск отдавал жадностью, пробирал до костей. В глаза ему Вэй Ин старался не смотреть - боялся спровоцировать на ещё одну атаку. Цзян Чэн как-то говорил ему, что собаки нападают на него потому, что чувствуют страх. Говорил, что нельзя их бояться. Вэй Ин правда не знал насколько этот совет подходит для нечисти, но страха своего всеми оставшимися силами старался не выказывать. Хотя нутро его поджималось от гулкого, животного ужаса. Лань Чжань смотрел на него так же, как илинские псы – злые, от подводящего желудок голода – и как в детстве ему хотелось спрятаться. Все блага мира Вэй Ин бы отдал, лишь бы столкнуться с ещё одной Сюань-у, а не с ланьским неведомым монстром. Скорее почувствовав, чем увидев как Лань Чжань шевельнулся, Вэй Ин мигом выставил меч перед собой. Вкладывать в него светлую ци было больно, он и не вкладывал, но Лань Чжань, накинувшийся было, отскочил столь быстро, словно его обожгло каленым железом. Вэй Ин знал это чувство - пиздец какое болезненное - и он даже посочувствовал бы Лань Чжаню, не попытайся тот его только что съесть. Только сейчас Вэй Усянь понял, что на несколько секунд умудрился задремать. Сознание проваливалось в темноту, словно в пропасть - ему показалось, что он моргнул, закрыв глаза лишь на мгновение. А на деле что? Внутренности сковало холодом, с запозданием пришёл страх. Благо, он хоть меч из руки не выпустил - тот прирос к его ладони, словно впаявшись в кожу. Вэй Ин не был набожным человеком, но ему оставалось лишь молиться о том, чтобы первыми их нашли адепты Цзян, а не Лань. Гусу Лань были ближе, но их Орден сильно пострадал от нападения Вэней. Как бы сильно Вэй Ин не ненавидел последних, он не мог не задаться вопросом - знал ли Вэнь Жохань? Напал он для того, чтобы изничтожить логово нечисти, или была это простая жажда власти? Юньмэн Цзян были дальше, но зато их адепты были в порядке, а Цзян Чэн - Вэй Ин был уверен - сделал бы всё возможное и невозможное, чтобы поскорее вытащить его отсюда. Может, он и не помнил их расследования и подозрения о нечеловеческой природе Ланей, но Сюань-у была отличным поводом поторопиться. Если кому Вэй Ин и доверял свою жизнь, так это Цзян Чэну.***
- Тёмный путь вредит телу и душе, - настойчиво повторил Лань Чжань и Вэй Ин стиснул зубы от обуявшей его злости. Жгучее до невозможности желание убивать заклокотало внутри вкрадчивой трелью. « - Он – проблема, и он весь в твоей власти, - шепчет ему его новая сущность, - так избавься же от него!» Но избавляться было нельзя, политика – такая штука. В последнее время была у Второго Нефрита одна забава: выбирать место полюднее и приниматься за нравоучения. Раздражало до невозможности. Вэй Ин прекрасно понимал, что тот пытается сделать: очернить его репутацию настолько, что ежели он и раскроет ланьскую тайну – ему попросту не поверят. Где праведный Ханьгуань-цзюнь, а где отступник Ушансэ-цзунь? Беда была в том, что и за душой безупречного Нефрита водилась пара десятков грешков. Вэй Ин не выдержал и плеснул тёмной ци прямо в сторону ублюдка. Кто-то из солдат ахнул и возмутился, но лезть на рожон ради помощи Лань Ванцзи не осмелился. Вэй Ин с нескрываемым удовольствием проследил за тем, как спешно отскочил от него Лань Чжань. На мгновение алые, не человеческие глаза столкнулись со змеиными, разъяренными. Ну и пусть, что он на глазах у всех подтвердил, что он весь из себя неуравновешенный – пусть себе боятся, раз уж больше заняться нечем. Зато он чётко обозначил Лань Чжаню, за кем остался этот раунд. Тот опустил глаза, чтобы не светить прорезавшимися в узкую щель зрачками и, резко дёрнув головой в смутном подобии кивка, отправился в ланьскую сторону лагеря. - Опять задираешь Лань Ванцзи? – послышалось сзади хмурое и Вэй Ин улыбнулся. – Смотри, ещё кинется. - Просто показал ему, кто здесь самая сильная тварь, вот и все. – Цзян Чэн только скривился. На лице его было написано предостережение, отчего в груди робко свернулось нечто тёплое, будто пушистое – оно всегда приятно, когда за тебя волнуются. - Был бы ты осторожнее, - говорит Цзян Чэн, но Вэй Ин только отмахивается. Фразу «и ты не тварь» его брат с трудом проглатывает – обсуждали уже. Вышло, что тварь – да ещё какая! Уж покруче всех Ланей скопом! Но все равно Цзян Чэн переживал: помнил ещё, каким его нашли в пещере Сюань-у. В первую же ночь, как Вэй Ин очнулся, Цзян Чэн забрался к нему в целительский павильон и начал сбивчиво тараторить: – Лань Ванцзи вначале тоже забрали, чтобы подлечить, но я попросил его прочь, – на его хмуром лице виднелась тень вины. Явно же переживал из-за того, что не сумел привести помощь быстрее. – На твоём теле нашли следы укусов. Не похожих на человеческие, но и для Сюань-у размер маловат. Вэй Ин вздрогнул. Всё-таки он отключился первым и его начали есть. Тело захлестнуло страхом, запоздалым, отстраненным: будто и не с ним все это случилось. Вэй Ин ненавидел быть жертвой, куском мяса, который пытается урвать кто-то посильнее. Очутившись в Пристани Лотоса он уверился в том, что сумеет стать достаточно сильным для того, чтобы защитить себя, не от собак – для них есть Цзян Чэн – но от злых людей и от нечисти. И годы спустя осознает, что вернулся туда, откуда пришел: к слабому существу, годившемуся лишь кому-то в пищу. Он сильно зажмурился, стараясь изгнать из головы картинку склонившегося над его телом Лань Чжаня, но потерпел сокрушительное поражение. Тот, наверняка, нависал над ним с этим своим извечным прекрасно-нефритовым лицом, которого смертные беды не осмелились бы коснуться и кончиком ногтя. Издалека и не подумать, что тонкие губы вот-вот обнажат острые клыки, а янтарные глаза обратятся змеиными, с голодным, жаждущим крови блеском. А может, из-за близости проклятого меча, полного тёмной ци, по идеальному лицу Лань Чжаня шла неуверенная рябь, бесконтрольно вздымающая кожу. Вэй Ин ни за что не сумел бы это забыть: словно шёлковое покрывало накинули на полчище насекомых, так и эдак, пытающихся его приподнять, сбросить прочь. Проклятое подсознание подкидывало все худшие и худшие образы, пока Вэй Ин криво не усмехнулся, осознав: там Лань Чжаню не нужно было скрываться. К чему ему так усиленно держать свою прекрасную маску, если можно сбросить её прочь, опустившись до низменных звериных потребностей? Съесть, разорвать на части его, измотанного и беззащитного, полного такой маняще-сладкой янской ци. Перед кем там Лань Чжаню было стесняться, перед трупом Сюань-у? Пожалуй, его спасло лишь желание Лань Чжаня поиграть с едой да растянуть трапезу. Вэй Ин вдруг вспомнил запрет на Стене Правил, о недопустимости игр с едой, и не сдержал злой ухмылки: видать, кто-то из предков Лань Чжаня уже совершал схожую ошибку. Многочисленные правила внезапно представились ему с совершенно новой, куда более опасной, стороны. Кто её знает, эту нечисть? - Я сразу же вспомнил все наши догадки, - Цзян Чэн сжал кулаки крепче, так, что побелели костяшки, - И пока он ещё был здесь, я ни на шаг не отходил, так что он ничего больше не сделал. Цзян Чэн вздохнул и с тенью обиды продолжил: - Я...я сказал отцу, - Вэй Ин встрепенулся, - он не поверил. Он накрыл ладонь Цзян Чэна своей, безмолвно поддерживая, и задумался. Был ли способ переубедить дядю Цзяна? По нему не скажешь, но тот мог быть весьма упрямым, ежели считал себя правым. И всё же, Вэй Ин оценил, что ради него Цзян Чэн рассказал все отцу, даже зная, что если тот не поверит, он выставит себя не в лучшем свете. Одобрение дяди Цзяна было для Цзян Чэна столь же важным, сколь умение дышать. – Мы не ошиблись, - сказал Вэй Ин тогда, - Лань Чжань и вправду монстр. И он боится темной ци. Я так и выжил – отмахался проклятым мечом из панциря черепахи. Его, кстати, забрали, или он остался там? Вэй Ин хотел ещё добавить, что нечисть из Лань Чжаня всё-таки плотоядная, но вспомнив, чью плоть тот ел последней – передумал. И так понятно. - Остался, - пожал плечами Цзян Чэн, - Зачем эту гадость в Орден тянуть? Только печати в барьере пожгли бы. Не представляю, как ты тот меч вообще в руке удержал, от него же тёмной ци пасет за версту. Отец велел не трогать и выкинуть в озеро. - Так и спасся, что темной ци пасло, - пожал плечами Вэй Ин. Чистая правда, между прочим. - Твою руку от рукояти отдирали с палочку благовоний, - закатил глаза Цзян Чэн, пытаясь разбавить атмосферу. Вэй Ин хохотнул. Значит, даже на грани смерти меч он не выпустил. Отчего-то стало легче. Как будто бы меч перед ним не провинился, или он перед ним – глупости всякие лезут в голову. Наверное, ещё не полностью отошёл от ран. - А что шицзе? - Переживает, - вздохнул Цзян Чэн, - на силу уговорил пойти поспать. Вот у неё завтра радости будет! - Ещё бы! – Фыркнул Вэй Ин и поиграл бровями, - Вернулся же её любимый шиди! - Эй! – Вскинулся Цзян Чэн и дёрнул его за косу. Волосы ему, наверное, целители переплели, чтоб не мешались. Вэй Ин вернул ему тычок и они завозились на узкой кровати. Здесь, в целительских покоях Пристани Лотоса и с Цзян Чэном под боком он чувствовал себя – наконец-то! – в безопасности. Словно кто-то перерезал туго натянутую струну беспокойства и страха в его сердце. Цзян Чэн шипел ему что-то смешное в ухо и громко дышал, но трогал аккуратно, опасаясь растревожить раны. Глаза вновь слипались от усталости и брат, наверное, это понял, потому что обнял – непривычно легко – и замер. Греясь теплом его тела, и под звук его дыхания Вэй Ина тоже сморил беспокойный сон. Утром пришла шицзе с самым вкусным в мире супом, и жить стало совсем хорошо. Сейчас Вэй Ину кажется, что все хорошее в его жизни, как навеянное чьим-то злым проклятием, тотчас же уравновешивается чем-то плохим. Словно на роду ему было написано, что нельзя становиться счастливым, иначе осыпется счастье пеплом боли и горечи. Дядю Цзяна с Цзян Чэном так и не переубедили: сначала не нашли аргументов, после – уже некого было переубеждать. Псы-Вэнь за одну-единственную ночь стёрли Орден с лица Поднебесной. Уцелели они с Цзян Чэном, шицзе и те счастливчики, которых не было в Пристани Лотоса в тот роковой день. Редкие дети, которым хватило хладнокровия нырнуть в озеро и уходить тайными протоками, прямо под вражескими кораблями. Кого-то, как их с Цзян Чэном, бросали в воду родители – лишь бы прочь, подальше от кровавого побоища, в которое в ту ночь превратился их дом. Для Вэней-то вода выходом не казалась: дети гор и ущелий, которых укачивало в лодках; должно быть, реки и озера казались им ещё одним досадным препятствием, а не выходом. Вэй Ин видел из кого состоит нынешняя армия Цзян Чэна: пара старых учеников, наёмники, да наскоро обученные юнцы, набранные по ближайшим сёлам. Ещё мёртвые. Очень много мёртвых. Они с Цзян Чэном всегда дополняли друг друга: даже пока Вэй Ина не было, его брат упорно набирал учеников и восстанавливал торговые связи, словно знал, что вот-вот он вернётся и станет силой в его руках. Силой, достойной Великого Ордена Юньмэн Цзян. Вэй Ин вернулся - и стал. Потому, что было куда возвращаться: спустя каких-то три месяца Орден, пусть слабо и неустойчиво, но существовал. Шли через Мэйшань поставки оружия и еды, осваивали наскоро их стиль меча новые адепты, вспоминались довоенные долги и договора. В Мэйшане осталась щицзе – убеждала и настаивала, заставляла возвращаться переметнувшихся было к Вэням былых союзников, и обретала новых. Они трое стали силой, с которой должны были считаться, благодаря своей сплоченности, своей упорной вере друг в друга. Вэй Ин знал, что ему будет куда вернуться - Цзян Чэн знал, что он вернётся. Как знала и Цзян Яньли. Едва заслышав весть о том, что Вэй Ин нашёлся – она занялась делами ещё сильнее, не щадя себя. Ей осталось лишь дожать упертый Орден Шу, не желающий отдавать им свои ткани по сходной цене, и она тотчас же прибудет прямо на поле боя. Ни Цзян Чэн, ни Вэй Ин не осмелились бы ей этого запретить: Цзян Яньли не была избалованной молодой госпожой, чьё присутствие лишь помешало бы, но ещё одной опорой для их Ордена. Да и самое безопасное для неё место, как ни крути, всё же было здесь, рядом с ними. Уж они-то с Цзян Чэном вместе шицзе точно защитят! - Он сам нарывается, - фыркнул, отринув мысли о прошлом Вэй Ин, и потянулся навстречу дружескому тычку. Цзян Чэн на это только вздохнул – привык уже. Он теперь сделался ужасно голодным до всякого рода прикосновений: живое человеческое тепло согревало куда лучше, чем ханьфу. Должно быть, со стороны они представляли странное зрелище: нормальные люди не тянулись к подзатыльникам, а, напротив, старательно их избегали. Цзян Чэн и правда приноровился: если сначала вернувшийся ещё более тактильным, чем раньше, Вэй Усянь его только раздражал, то теперь он уже смиренно терпел и вкладывал понемногу ци с каждым прикосновением. Его, Вэй Ина, золотое ядро, смешавшись с чем-то исключительным, цзянчэновским, ощущалось ещё вкуснее, ярче. До Луаньцзан он и не предполагал, что у ци бывает какой-то вкус. А он был: пряный, чуть сладковатый, что так и тянуло попробовать. У Цзян Чэна пробовать было нельзя, разве что сам поделится. И у шицзе, с её свежим, чуть отдающим чем-то цветочным – тоже. От неё и ци тянуло совсем слабенько, не пьянило ароматом. Вот Цзян Чэн – другое дело. Его так и хотелось обнять, притереться поближе, чтоб вплотную, впаяться намертво, влезть под кожу. Стать не отдельной частью, а целым, неразделимым. Вэй Ин не раз задумывался, может ли это быть, что тёмная тварь, в которую он сейчас превратился, чует в Цзян Чэне что-то своё, вот и тянется к нему всем своим проклятым существом. К другим заклинателям, да и в целом к живым, тоже тянуло, но не так. У оставшихся Цзянов было сильное сродство со стихией воды, вот и ци их была лёгкой и свежей. Словно кружащее голову ароматом лотосовое вино, или как насыщенная, сочная мякоть локвы. Были у них клане и люди пресные, невзрачные на вкус: из выживших чудом родичей, настолько дальних, что потеряли в поколениях сродство со стихией, или из новобранцев – едва-едва вставших на путь совершенствования, и ещё не успевших его обрести. Цзини пахли чем-то горьковатым и Вэй Ин сразу решил, что, должно быть, это их клановое высокомерие. Было в их ци что-то непонятное, отдающее сладковатой гнильцой, - то ли проклятье фамильное, то ли слабый, размытый поколениями, отклик нечеловеческой крови - не разобрать. Откровенно говоря, Вэй Ин и не пытался – дела ему до Цзиней не было. А вот Вэни, что на запах, что на вкус, были что надо: яркие, жгучие, огненные. Их близость со стихией чувствовалась на подсознательном уровне и его тянуло к ним как мотылька на свет. Даже Вэнь Чао, самый неудавшийся из сыновей Вэнь Жоханя, и тот отдавал приятным теплом. Вэй Ин находил в этом некую иронию: заставить Вэнь Чао пожирать самого себя, чтобы после - уже самому выпить его ци до дна. Окунуть в оглушающую пустоту. Уж он-то, наверное, никогда не думал, что потеряет золотое ядро – не с Вэнь Чжулю, намертво привязанным к семье. И Цзян Чэн, всё видел, знал, что он сотворил с Вэнь Чао, и не сказал ни слова, не забоялся, как боялись Сжигающего Ядра что Вэни, что Чжао. Держать так рядом, почти вплотную, тварь, способную враз лишить и золотого ядра, в жизни не захотел бы никто, кроме, пожалуй, его брата. Это грело, лелеяло тёмную душу Вэй Ина: кем бы он ни стал, во что бы ни превратился, Цзян Чэн от него не отвернётся. Лани пахли чем-то неправильным, несъедобным, а вот Не, так же как и он, использовали тёмную ци. Это стало для них с Цзян Чэном действительно неприятым откровением: вот как в таком, как Не Хуайсан, или в кричащем о праведности и заклинательской чести Не Минцзюэ, заподозрить тёмных заклинателей? А вот оно как, оказывается. - Они не используют тёмную ци напрямую, - объяснял Вэй Ин Цзян Чэну своё открытие, - Пропускают её через сабли. А вот сами сабли - да, тёмные. И паразитируют на заклинателе, пока не окрепнут достаточно, чтобы его сожрать. - Клановое искажение ци! – Воскликнул Цзян Чэн. Внезапно, так многое стало понятным. – Вот почему Не Хуайсан так и норовит свою саблю выкинуть! Вэй Ин только пожал плечами. Должно быть поэтому. Его больше напрягало другое: - Если Не так тесно взаимодействуют с Ланями, при их-то давнем союзе, то они не могут не знать об их природе. Они с Цзян Чэном мрачно переглянулись – орденская политика представала в совершенно новом свете. Впору было завидовать Дяде Цзяну, он-то в такие откровения не был посвящён. - Это может быть опасно, - вздохнул Цзян Чэн. На него свалилось слишком много всего: восстанавливать Орден почти что с нуля и не в военное-то время задачка не из лёгких. А сейчас, так тем более. Они с шицзе всеми силами старались помочь, кто во что горазд. Вэй Ин – на поле боя, Цзян Яньли – заботясь о солдатах. Даже с таким искалеченным недо-орденом за спиной она оставалась прекрасной хозяйкой и знала в чём люди нуждаются, чтобы припасы можно было закупить в нужных количествах. Ещё она успевала готовить на весь отряд, руководить целителями и приглядывать за своими непутёвыми братьями. Порой Вэй Ин почти видел святой ореол над её головой – он отказывался принимать реальность, в которой его шицзе не вознеслась Богиней Милосердия. – Смотря для кого, - оскалился Вэй Ин зло, – для них - так точно. Они может ещё не поняли, но я могу устроить всем им искажение ци разом. Цзян Чэн посмотрел на него мрачно. - Это и опасно, - сказал он медленно, - что рано или поздно они это поймут. « - И накинутся толпой, - додумал он про себя.» - Не волнуйся, Цзян Чэн, - улыбнулся он старательно, - пока я жив – Орден не тронут. Цзян Чэн посмотрел на него тогда странно, будто он глупость какую сморозил и махнул на него рукой. Вэй Ин вдруг встрепенулся, прислушавшись к себе. - Что-то случилось? – Спросил Цзян Чэн, мигом насторожившись, и по-особенному сжав руку в кулак. Так, чтобы за секунду можно было перехватить рукоять Цзыдяня. Война научила их осторожности: с мёртвыми часовыми стояли живые, а вэйусяневы сигналки и охранные контуры опоясывали весь лагерь. Это было сложно и тратило много времени впустую: лагерь разбивали не больше, чем на несколько дней, а щиты Вэй Ин ставил поначалу крепкие, осадные. После первых двух раз Цзян Чэн велел ставить сигналки, которые тянули меньше ци. Боялся, что Вэй Ин надорвется, исчерпав на талисманы свою дурную непонятную силу. Сказал, что в бою он выйдет ценнее, но мёртвых часовых, не нуждающихся в воде, питье и отдыхе, всё же приказал оставить. Вот и сейчас Вэй Ин чувствовал, как обрываются тонкие нити связи между ним и его армией – кто-то напал. Он не успел ответить, как Цзян Чэн уже призвал Цзыдянь, перехватив рукоять удобнее - наверное, прочитал что-то в его глазах - тревожное, опасливое. - Где? - На севере, из-за холма, - отвечает Вэй Ин сухо, лаконично и подносит флейту к губам. Взлетевшая тревожной птицей мелодия завихляла, то поднимаясь, то падая, созывая своих вечных солдат. Она переплелась где-то над деревьями с ланьским тревожным колоколом. Кто-то закричал: «Нападение!» Для армии Юньмэн Цзян - и живой, и мертвой - тревожным колоколом были звуки флейты, но Лани таскали с собой настоящий в мешочках-цянькунь. Упорно устанавливали каждый раз в центре лагеря. Два раза били на общий сбор, один на подъём рано утром. А вот перед боем колокол надрывался непрерывно, впиваясь своим не по-ланьски немелодичным звуком в голову. - Сколько? – Цзян Чэн нахмурился, прикидывая, как им лучше поступить. - Чуть больше сотни, - помедлив, ответил Вэй Ин, - и ещё я чувствую кого-то с ланьской стороны. – Берут в котел, - констатировал Цзян Чэн угрюмо и окликнул пробежавшего мимо них Цзян Шули: – от сестры - ни на шаг. Цзян Шули спешно поклонился и побежал уже в другую сторону, к палатке Цзян Яньли. - Давай я своих мальчиков кину на тех, что с нашей стороны, а в сторону Ланей ты направишь живых послабее. Цзян Чэн только кивнул и закричал спешно выстроившимся адептам, отдавая приказ. На стыке двух лагерей было безопаснее всего, а живых, действительно, стоило поберечь. «Мальчики» Вэй Усяня же были отрядом самопополняющимся. – Кинь сестре в охранение ещё этих твоих, - буркнул Цзян Чэн и встал на меч, протягивая ему руку, чтобы тоже забрался - Вэй Ин послушно вскочил рядом. С меча поле боя видно лучше всего. Когда они брали Надзорные Пункты, он забирался на крышу повыше – мельтешил мишенью на радость вэньским стрелкам, - ругался Цзян Чэн - но в лесу крыш не наблюдалось. «Эти твои», были призрачными девами-невестами и убивали они так, что загляденье. Вот только выглядели на редкость непристойно. Чем и выводили Цзян Чэна. Что из его шиди война не выбила – так это смущение перед полуголыми женщинами. Не важно, живыми или мёртвыми. - Для шицзе – все самое лучшее, - усмехнулся Вэй Ин и его глаза полыхнули алым. Цзян Чэн нёс их быстро, так, что под ногами, рассекаемый мечом, свистел ветер. Они спешили на звуки криков, на лязг мечей: Вэни уже успели столкнуться с его мертвой армией и пытались загасить своих же мёртвых шиди и шисюнов огненным потоком. Чэньцин взвизнула, как цишаньская кошка, и Вэй Ина повело: от запаха крови, от вкуса вэньской ци, которую они, не жалея, расплескивали повсюду. Его мелодия всё набирала обороты, поднимая недавно убитых и поддерживая поднятых уже давно. Она дурманила разум и вызывала ужас в сердцах, обещая скорую, неизбежную смерть. Люди – смертны, и он напоминал об этом так заботливо и вкрадчиво, что у слабых заклинателей невольно поджимались коленки. « - Правильно, - мурчало его тёмное, искажённое естество, - никто не должен уйти. Смертным – смерть.» Цзян Чэн сбил очередную стрелу ещё на подлете – псы-Вэнь уже знали в кого нужно целиться. - Где тебя высадить? – Спрашивает Цзян Чэн и Вэй Ин коротко кивает на дерево рядом с вершиной холма. Тоже высоко, неплохо. Цзян Чэн не мог оставаться с ним вечно, ему нужно было вести в бой своих людей. « - Образцовый Глава Ордена, - с гордостью подумал Вэй Ин в который раз, - не бросает их, не отсиживается трусливо в безопасности, как Цзинь Гуаншань.» Мертвые выкашивали большую часть псов-Вэнь, но единицы всё-таки ускользали – нельзя было им позволить прорваться в лагерь. Вэй Ин прижался к брату напоследок, попадая в крепкое ответное объятие, и остался стоять на дереве. Сейчас он был прямо за спинами псов-Вэнь и они об этом знают. « - Стреляйте сколько угодно, - думает Вэй Ин и усмехается. Его глаза светятся от нетерпения. – Всё равно не сумеете попасть. А отступать вам теперь некуда.» Вэни и правда стреляли, кто мог – посылали мечи. Мало у кого из них остались свои, духовные: у большинства были либо простые, не из проводящего ци металла, как у обычных солдат, или трофейные, едва ли подходящие. Скованные под чужую руку. Даже у Цишань Вэнь, возвышавшегося колоссом над остальными Орденами, запасники оказались не бесконечными. Приятно было знать, что не только их оружейные опустели. Несколько раз уклонившись – и едва не свалившись с ветки – Вэй Ин уже приготовился призвать одну из невест. Её одной бы хватило, чтобы защитить от шальной стрелы или меча. Спину вдруг закололо холодом - тревожным предчувствием, предверием беды. Вэй Ин резко обернулся, - всё внутри натянулось в ожидании удара, - прямо на него летел Лань Чжань. Губы сами по себе растянулись в жестокой ухмылке. Удар меча он отбил собственной флейтой – его закаленная тёмной ци девочка была куда крепче, чем все вокруг считали. – Нападаем на союзников? – Пропел Вэй Ин, когда Лань Чжань занёс меч ещё раз. В голову пришла идея. – Союзникам нужно помогать, второй молодой господин Лань не знал? Пальцы быстро пробежались по флейте. Зачем ему призрачная невеста, если есть Лань Чжань? Маленькая дружеская помощь, ничего такого, верно? Волю Лань Чжаня было продавить сложнее, чем обычных заклинателей: тех оберегали лишь ритуалы, успокаивающие душу, проводившиеся в каждом ордене, чтобы их достопочтимые предки не изволили вставать после смерти, да собственное, оставшееся прижизненным, упрямство. У Лань Чжаня защита была другая, не человеческая. Судя по специфическому душку, ещё и закаленная поколениями кровавых ритуалов. - Ай-яй-яй, - покачал головой Вэй Ин, - как не красиво. Но как бы ни была эта защита хороша, её все ещё можно было сломать. Вэй Ин почти наяву услышал этот треск – Бичэнь резко пал вниз, так и не настигнув свою цель, а сам Лань Чжань застыл на месте. Как воздушный змей с оторванной катушкой, безвольно и неизбежно опадающий на землю. Он мог бы прямо сейчас изменить Лань Чжаня по своему нраву: обнажить его истинное, искажённое, словно у монстра лицо. Вэй Ин досадливо вздохнул, выбивая из флейты ещё одну трель, подзывая своего особенного солдата, приказывая ему себя защищать. В следующее мгновение тот уже мягко приземлился на ветку рядом, отбивая мечом целящую прямо в сердце стрелу. Вэй Ин мягко коснулся чужой щеки, заглянул в замутненные подчинением змеиные глаза и провел от скулы к уголку губ в нежной, чувственной ласке. Идеальная, ровная, словно нефрит кожа приятно холодила пальцы. Коснись он её своей тьмой чуть более ощутимо, – эта красота развеялась бы, вернув свой истинный облик. - И всё же грех портить такое личико, - сказал он отчего-то вслух. Лань Чжань ожидаемо не отреагировал. Вэй Ин с силой стиснул щеку до красноты, и тут же отпустил, почти отталкивая. В таком состоянии Лань Чжань не реагировал на боль – лишь на его приказы. Скучно. Он снова поднял флейту и Лань Чжань выставил меч в идеальной ланьской стойке. Только на этот раз уже против псов-Вэнь, их общих врагов. Взвизгнув, Чэньцин скомандовала: «в бой!», и мыслей не осталось. Только холодная, расчетливая жестокость.***
Вэй Ин вытянул два пальца вертикально и замер, прислушиваясь к чему-то. - Нормально, - сказал он наконец довольно и опустил руку, - есть там речка, чуть выше по склону, и рядом с поселением ещё есть вода, просто нужно раскопать колодец. Вэнь Цин выглядела удивленной. - Ты всё ещё можешь использовать цзянские техники? – Спросила она и Вэй Ин пожал плечами, мол, как видишь. Он не понял что именно она имела ввиду: отсутствие золотого ядра, то, что он не был кровным Цзяном, или что Цзян Чэн изгнал его из Ордена. По-хорошему, он не должен чувствовать воду по любой из этих трёх причин, но было так, как было. В Ордене Цзян учили управляться с водой даже тех, кто не связан кровью со стихией: у кого-то выходило лучше, у кого похуже. После потери золотого ядра Вэй Ин и вовсе думал, что утратит эту способность, но оказалось, что на тёмной ци она тоже работает, хоть и не так эффективно. Приходилось тратить больше времени, ощупывая землю вокруг тьмой, в поисках воды, вместо того, чтобы послать одну резкую волну светлой ци. То, что медленнее – тоже не плохо. Зато, основательнее, глубже. Светлая ци была быстрее, но поверхностнее. Тёмная же давала возможность докопаться до самого слабого подземного течения, как бы глубоко он ни был. Так что, Вэй Ин не жаловался. Наверное, для любого, кто вырос в Пристани Лотоса, связь с водой всегда будет особенной. Дети там учились плавать едва ли не раньше, чем ходить, а воздух могли задерживать на целую палочку благовоний. Стихия меняла людей под себя с каждым поколением всё сильнее и Вэй Ин представлял, посмеиваясь, что когда-нибудь потомки Цзянов тоже станут какой-нибудь водной нечистью. Правда, посимпатичнее гулей. Мальчишкой дядя Цзян принял его не только в Орден, но и в клан, в семью, так что воду Вэй Ин чувствовал лишь немногим хуже Цзян Чэна. Тот, со временем, наверное, сумеет даже запускать водяных драконов – громоздких и разлетающихся на радужные брызги, стоит лишь показаться солнцу – совсем как дядя Цзян. Шицзе, пусть и не была одарена на заклинательской стезе, казалась ему самым настоящим воплощением водной феи: подобно реке, она была спокойной и стойкой, её нельзя было задеть злобой – она лишь спокойно отвечала своим мелодичным, словно упавшая капля, голосом. Как по воде, по ней могли пройтись волны, поколебав её покой, но она неизменно выравнивалась, разглаживалась – успокаивалась сама и усмиряла окружающих. И точно так же как и в озере, в шицзе нельзя было не утонуть: в её заботе, любви и доброте. Окунувшись в воду – выйдешь мокрым, неся на себе её отпечаток – так и Цзян Яньли меняла людей к лучшему, задевая их сердца. Как и положено Цзянам, воду он тоже любил, но не спокойную, а быструю, живую. Чтобы весело было играть в озере, где каждый пытается незаметно сжульничать и направить ци так, чтобы плеснуло в глаза противнику. Или как если спускаться по быстрому, извилистому горному ручью. Совсем как в Цишани, с этими их низкими, узкими лодочками, - оббитыми со всех сторон, чтоб не развалилась от удара о камни, - в которые только ложиться. Вэй Ин и сам был текучий и непостоянный, как горный ручей. Может ли быть, что именно умение заклинать с помощью воды так изменило его характер? В любом случае, он был ужасно рад, что лишившись ядра, не лишился возможности оставаться Цзяном – не по крови, но по умениям. Теперь, для всего мира, ещё и не по принадлежности к Ордену. Прошла уже неделя с тех пор, как они с Цзян Чэном разыграли показательную дуэль, после которой они не менее показательно расплевались. Вэй Ин, запихивая кишки обратно в брюхо, где им и место, ушёл покупать картошку, а Цзян Чэн, со сломанной в двух местах – ну правда случайно! – рукой картинно улетел на Саньду. Кто знал – тот знал, что кровным ритуалом Цзян Чэн его не изгонял, он всё так же оставался частью семьи. Вэй Ин бы даже не удивился, если его и из реестра адептов не вычеркивали – с Цзян Чэна бы сталось. В который раз он утверждался в том, что что бы ни случилось – Цзян Чэн его не бросит. Правда, ругаться ему это не мешало от слова «совсем». А это дело Цзян Чэн не только любил, но и мастерски умел: за Вэней Вэй Ину прилетело так, как отродясь не прилетело и от госпожи Юй. Впрочем, при госпоже Юй он и не убивал надзирателей дружественного Ордена, чтобы увести чужих каторжников - Цзян Чэна можно было понять. Бедный-бедный Глава Цзян, в то время как Цзян Фэнмяню приходилось отваливать в серебре за фазанов и лотосы, Цзян Чэну пришлось улаживать огромный политический скандал. - Вали всё на меня, - предложил ему безотказный, ещё со времен госпожи Юй метод, Вэй Ин, за что был бит неудачно подвернувшимся под руку его же прототипом компаса зла. - Ага, чтобы завтра твою голову насадили на пики Башни Кои? – Рявкнул Цзян Чэн, заехав компасом ему куда-то в ухо и Вэй Ин замахал судорожно руками, мол, «сдаюсь!» - Нам нужно придумать, как замять все это дерьмо, чтобы потом тебя вернуть обратно. Я не собираюсь закапывать тебя окончательно, даже если ты – этих…! И продолжил ругать его за Вэней. Впрочем, ругать нечисть за былые долги – пустое дело, и Цзян Чэн это понял довольно быстро. - Сиди тут, не отсвечивай, - добавил, подумав: Я прикажу Цзян Шули и Ян Су, чтобы они принесли тебе еды и вещей. Не лезь в разборки и Цзиней больше не убивай! - А Ланей можно? – Уточнил Вэй Ин просто на всякий случай. Что примечательно, перед тем, как рявкнуть оглушительное «нет!», Цзян Чэн, казалось, задумался. Лани допекли их обоих. Нет, те не раскачивали лодку, как Цзини, просто из раза в раз били в спину, пытаясь устранить угрозу. В тот раз, когда Вэй Ин впервые подчинил Лань Чжаня своей воле, они с Цзян Чэном так и пошли к Цзэу-цзюню, не отпуская контроль. Лань Сичэнь мягко улыбался, но глаза его смотрели холодно, зло. За его светлыми глазами скрывалась такая же змеиная опасность, как и у Лань Чжаня. Вэй Ин это чувствовал, как будто это знание, раздражающее, навязчивое, щекотало ему нос. Как бы ему хотелось содрать безупречно-красивую человеческую маску, вскрыть ногтями кожу, выдавить глаза… Но в отличие от Ордена Гусу Лань, Цзяны пока не могли себе позволить такое вероломное нападение в открытую. - Я полагал, что мы с Орденом Лань – союзники, - цедил Цзян Чэн сухо, чеканя каждое слово. Казалось, словно он не говорит, а тыкает Лань Сичэня носом в этот инцидент, как котёнка. – Возможно, Глава Лань не знает, но союзничество не предполагает нападений со спины. Вы можете это как-то объяснить? Лань Сичэнь выдохнул сквозь зубы и извинился, настаивая на том, что произошло недоразумение. Вэй Усянь лишь улыбался. О, он чувствовал, как забился Лань Чжань, в попытках вырваться, стоило ему увидеть брата. И эта беспомощность, когда Вэй Ин из раза в раз подавлял его сопротивление, заводила его все больше. « - Чувствуешь, - спрашивал он мысленно, не меняясь внешне в лице, - какого быть слабым? Кто теперь чья игрушка, а Лань Чжань? Тебе нравится?» Лань Чжань молчал. И это молчание с каждым мгновением становилось все отчаяннее. Вэй Ин улыбнулся довольно: тогда, они с Цзян Чэном разыграли излюбленную Ланями карту – пришли допекать Цзэу-цзюня на людях. Лань Сичэнь даже не осмелился потребовать снять контроль, иначе он вынужден был бы признать, что его брат уже мёртв. Или одержим – как бы иначе он попал под влияние Ушансэ-цзуня? Это было несравнимое, восхитительное, ощущение победы. Впервые Лани дали им повод так открыто пройтись по своей репутации. Когда Цзян Чэн тоже вдоволь насладился чужими расшаркиваниями, Вэй Ин снова коснулся подбородка Лань Чжаня. Ему вдруг нестерпимо захотелось покрутить его голову в разные стороны, словно молодая госпожа, бесцеремонно осматривающая своего слугу. Или просто, вот так, придерживая подбородок в якобы слабом жесте, и вовсе провернуть голову, чтобы сломалась шея. А может и вовсе перерезать ее острым потоком тёмной ци. Но тогда, чтобы удержать голову в руках, ему пришлось бы обхватить Лань Чжаня за щеки. Нет, нет, если он коснётся Лань Чжаня тёмной ци – все испортится. « - Возможно, я мог бы одолжить у Цзян Чэна Саньду, - Вэй Ин вдумчиво провел ногтем по шее, - и срез вышел бы ровнее.» Тёмная ци могла быть острой, но раны оставляла исключительно рваные. Совсем не красиво. Почему-то, то, что должно было быть нелепой, проходной мыслью, внезапно сильно его заинтересовало. Вэй Ин почувствовал тычок в бок и оглянулся на Цзян Чэна. Тот одними лишь глазами передал весь спектр того, что сейчас о нем думает. Значит, не сегодня. Жаль. Цзэу-цзюнь замер, боясь пошевелиться, думал, небось, что он хочет раскрыть их прямо сейчас, но Вэй Ин лишь огладил на прощание чужое лицо и отнял руку. - До свидания, Глава Лань, - вежливо улыбнулся он и пошёл прочь, бок о бок с Цзян Чэном. С каждым шагом он отпускал контроль все сильнее, пока Лань Чжань, наконец, не вырвался. Спину ему пробуравили злые змеиные глаза. Голодные от того, что не вкусили его крови. « - Как смешно, Лань Чжань, - подумал Вэй Ин с улыбкой, - теперь моя жажда крови куда сильнее твоей.» Рваные укусы под ханьфу защипало. Как нечисть ставит на своих жертв проклятые метки, так и Лань Чжань его отметил. Казалось, ему совсем не нравилось, что его добыча теперь сильнее его самого. Вэй Ину тоже хотелось испортить его, отметить хоть малостью: пропороть кожу, оставить шрамы, болезненные, глубокие. Чтобы знал, никогда-никогда не забывал, кто ему их оставил. Каждый раз его что-то останавливало и Вэй Ин даже сам толком не мог понять, что именно. Остатки человечности? Давнее сентиментальное желание подружиться? В голову лезли одни глупости. Он вдруг вспомнил, как в Облачных Глубинах дразнил Лань Чжаня, пытаясь сдвинуть, пусть и против воли, чужую холодность. Почему-то тогда ему казалось, что под его благопристойной маской скрывается нечто весёлое, любопытное. Теперь он уже знал, что именно там скрывалось и это было даже любопытнее, чем он осмелился бы тогда предположить. Вэй Ина всегда тянули к себе такие вещи: развлечения, ночные охоты и чужие тайны. Сейчас, что первое, что последнее ему было недоступно – какие развлечения и тайны на горе Луаньцзан? Зато вся жизнь, как одна сплошная ночная охота. - Ты голоден? – Спросила Вэнь Цин и он удивлённо моргнул. На самом деле да, он был. По хорошему, нечисть может питаться и трупами, но самого Вэй Ина отчего-то не тянуло на человеческую плоть. Ни на живую, ни на мёртвую. - Не очень, - в любом случае, отбирать еду у Вэней, которые нуждались в ней гораздо больше, он не собирался. Зачем, если он мог обойтись? Вэнь Цин закатила глаза и ушла. Её спина – ровная, гордая, не согнулась даже сейчас, после стольких бед и лишений. Какая-то часть Вэй Ина не могла ею не восхищаться. Спустя палочку благовоний она вернулась с миской похлебки. В ней плавала какая-то крупа, ещё оставленная Цзян Чэном, а сама миска была крепкой, пусть и грубого обжига. Посуду Вэни делали уже здесь, на месте. - Я же сказал, не надо, - Вэнь Цин с гулким звуком поставила миску на каменную плиту и стукнула его по лбу ложкой. - Ешь, - приказала она, - кто нас будет защищать, если тебя от голода сдует ветром, а? Вэй Ин невольно прыснул и все-таки взял ложку. Похлебка была неплохой – Вэнь Нин и правда хорошо готовил. В голове пронеслась ироничная мысль, что стоило его пробудить хотя бы ради того, чтобы перестать есть ту полезную рисовую бурду, от Вэнь Цин. Перца было маловато, но бульон все равно приятно согрел изнутри. - Спасибо, - сказал Вэй Ин рассеянно. С Вэнь Цин было легко. Что-то в ней, такое знакомое, привычное, отзывалось ему домашним теплом. Они часто разговаривали: о теориях и экспериментах, о травах и заклинательских техниках. Главное, чтоб не о войне. Лишь однажды речь зашла о его нынешнем состоянии. - Это как следующий уровень мутации, - пояснила она, - ты все ещё человек, просто твоё тело, вместо того, чтобы умереть под действием темной ци, адаптировалось к ней. Следующий уровень мутации – как же много это ему объясняло! - А может ли нечисть, - спросил он вдруг, неожиданно даже для самого себя, - адаптироваться под заклинателя? Скажем, развить ядро, управлять мечом? Вэнь Цин посмотрела на него неожиданно въедливо. - Ты говоришь о ком-то конкретном. – Её слова не казались вопросом и Вэй Ину только и оставалось, что согласно кивнуть. – Ты имеешь ввиду Гусу Лань? - Ты знаешь? – Удивился Вэй Ин и Вэнь Цин закатила глаза. - Конечно я знаю! Ты думаешь, почему я не возражала против нападения на Облачные Глубины? Все же не дело, когда нечисть разгуливает среди заклинателей. Она горько покачала головой. Что ж, её можно было понять: пока нечисть все так же разгуливала на свободе, остатки её Ордена прятались от всего мира на забытом богами могильнике. - Почему же тогда напали на Юньмэн Цзян? – Спросил он отстранненно, неуверенный, что готов выслушать ответ. - Лань Ванцзи, - бросила Вэнь Цин знакомое имя с непривычной тяжестью. – Вы приютили его после побега из лагеря перевоспитания, и дядя решил, что вы поддерживаете Гусу Лань. Кулаки Вэй Ина сжались сами собой. - А потом из Луаньцзан вышел я, весь такой красивый, со следующим уровнем мутации, - хохотнул он не весело, - и Вэнь Жохань только уверился в том, что поступил правильно, так что ли? Вэнь Цин кивнула. Больше о войне они не говорили. Вэй Ин знал, что кто-то из её дядюшек воевал, но не в юньмэнских боях: у пятого дяди не хватало ноги, а второй был слеп на правый глаз. Вместо глаза, у последнего красовался разлапистый шрам, точь-в-точь, как остаются после ланьских техник смертельных струн. Наверное, повезло, и задело лишь мельком. Он видел, как заклинал Лань Чжань своим гуцинем: боевые мелодии взрывали тела противников изнутри, чуть ли не снимая заживо кожу. И как только такая жестокость могла называться праведной? От ланьских техник Вэни умирали смертью, далёкой от милосердной, но Вэй Ину это нравилось. И тем, что люди, уничтожившие его Орден, получают по заслугам, и тем, что Лани проявляют свою грязную, звериную суть. Он смотрел на них, смотрел на себя и на Не, и думал, сколько же разных тайн в Поднебесной. Казалось, все уже давно разложили по каталогам, классифицировали и разобрали, но нет. Мир отказывался ложиться в бестиарии чёткими и понятными описаниями. И не Вэй Ину его туда укладывать. Впрочем, он все равно упорно писал новейший каталог тёмных тварей, где выделил их происхождение и то, как разные виды ци влияют на человека. Вэнь Цин это тоже было интересно: она видела его исследования со свежей, медицинской точки зрения и охотно дополняла, поясняя некоторые вещи. Обсуждать с ней это было, конечно, весело, но куда как чаще они решали более важные вопросы: как вытянуть из земли тёмную ци, чтобы пророс гуев редис, как сохранить в их хлипких домиках тепло зимой, как накормить полсотни человек, когда риса, выделенного Цзян Чэном, почти не осталось. Много у них было вещей, о чем подумать, куда как более насущных. На то, что их действительно интересовало, времени не хватало. Должно быть, они представляли собой жалкое зрелище: великая целительница, не имеющая ресурсов для исцеления, да заклинатель, не способный более заклинать. В своей области каждый из них так или иначе считался гением, но теперь одна боролась с простудой, как со сложной опухолью, ведь сложно лечить без трав. А второй, вместо исследований и поднятия трупов, пытался хотя бы прорастить не-лютый редис, чтобы было чем поужинать. Редис, впрочем, активно сопротивлялся, из-за чего Вэй Ин подспудно подозревал, что что-то у него все-таки пошло не так. Жизнь на Луаньцзан шла своим чередом и казалось, что они это переживут. А если переживут – то все наладится. Через год у него родился племянник.***
Вэй Ин скалится, вскидывая Стигийскую печать и земля Луаньцзан содрагается. Внутри него нет ярости, нет злобы и, что страшнее всего, совсем нет надежды. Вэнь Цин и Вэнь Нина сожгли, его шицзе мертва, а Цзян Чэн... Цзян Чэну он сам не готов взглянуть в глаза. Вэй Ин не знает чего он боится больше, того, что Цзян Чэн привёл своих людей, чтобы убить его, или напротив, что они пришли сюда для его защиты. И то и другое режет его опустевшее от боли и разочарования сердце, разрывает те остатки его сознания, которые не повредила горечь потери. Один за другим, дорогие ему люди уходили из жизни ради него и вопреки его желанию - так как же удержать свою душу от неизбежного раскола? Вэй Ин, вот, не удержал. Вэнь Цин ушла и теперь люди за его спиной - его люди. Его люди, обреченные на смерть, как и его ребёнок. Бедный малыш А-Юань, его Сянь-гэгэ мог защитить его от любой нечисти, но не может уберечь от рук заклинателей. Он надеется, что если Цзян Чэн пришёл сюда не убивать, то присмотрит за ребёнком, ставшим ему сыном. Он сжимает печать сильнее, так, что заполированные гладкие бока прорезают кожу до крови. Не проклятым металлом, но тёмной ци. На миг он словно переносится в пещеру Сюань-у, парализованный бессилием, только и способный сжимать меч. Вместо рукояти меча, он держится за печать, а ее тёмная ци, сотканная из сотен тысяч погибших мучительной смертью душ, впивается в него в ответ. Ему кажется, что они срослись, сцепились между собой и Печать разделяет его страдания, а он разделяет её. Они держатся друг за друга и Вэй Ин вдруг вспоминает: мучительная боль по краю раны, стекающая по бокам щекотно кровь, тяжёлое, загнанное дыхание рядом с кожей и яркие змеиные глаза, нависающие над его лицом. Он чувствует нежные касания когтей, от которых пробирает дрожь и смаргивает это воспоминание, как страшный сон. Проблема не в том, что он не может убить всех заклинателей, ступивших в его Курганы, желая зла, проблема в том, что он не хочет. Оставаться невыносимо, убивать невыносимо, невыносимо видеть, как проливается кровь и совершенно невыносимо жить ещё один день. Он сказал Вэням, что им стоит уйти сейчас, но они не пошли. В благодарность за отсроченные им два года, они остались умирать вместе с ним. Какая-то одинокая, испуганная его часть радуется, что ему не придётся умирать одному. Потому, что умирать одному страшно. Тем не менее - это то, чего он жаждет больше всего на свете. Он знает, что после смерти наступает загробный мир и долгий путь искупления, прежде чем переродиться, но он надеялся, что с его расколотой при жизни душой, он просто окажется в пустом, обезличенном забытье. Должно быть, он просит слишком многого: разве может такой грешник как он рассчитывать на то, что исполнится его желание? Он хотел, чтобы все прекратилось. Он больше не может это контролировать, гуй задери, он просто не может этого выносить. Ему слишком, слишком, больно. Разве сердце луаньцзанской твари может так болеть? Разве оно у него ещё осталось? Вэнь Цин говорила, что он не нечисть - просто адаптировавшийся человек. Но Вэнь Цин - мертва. И в качестве последней, маленькой уступки себе самому, Вэй Ин хочет думать, что она не права. Он хочет быть неведомой тёмной нечистью, он хочет заслужить свою казнь. Нежелание более проливать кровь мешается с остатками его растоптанной гордости, когда Вэй Ин понимает, что хочет умереть на своих правах. Потому, что такая нечисть как он, не должна спускать заклинателям смерть своих людей. И, раз уж она неизбежна, он заранее им отомстит. Он даже знает как. Неделей ранее, в Безночном Городе, он снова подчинил себе Лань Чжаня, заставив того защищать его от собственных же Старейшин. Он заставил ранить их и убивать, заставлял истязать их тела боевыми мелодиями. Вэй Ин узнал одного из них, Старейшину Лань Мао, его Лань Чжань особенно не хотел убивать. - А теперь сыграй для него, Лань Чжань, - Вэй Ин усмехнулся от потрясающей иронии. Когда-то именно Старейшина Лань Мао обучал Второго Нефрита игре на гуцине. - Самое время для проверки знаний. Он с жадностью проследил за тем, как звуковая волна ци вонзилась в чужое тело: кожа вздулась, полопалась и из образовавшихся трещин потекло. Это нельзя было назвать кровью, нет: внутренности почтенного старейшины словно прошли сквозь мясорубку, и теперь, вытекали наружу. Глаза Лань Мао остекленели. Он не пытался защититься от своего ученика: не верил, наверное, что тот действительно нападет. - Какая разница? – Шептал Вэй Ин сухими губами, то и дело проваливаясь в безумие. Оно захлестывало, подавляло его сознание. Где он вообще? – Нечисть, заклинатель или простой человек, не способный совершенствоваться? Заклинатели и нечисть убивали и пытали с равным желанием, с равной страстью. Вэй Ин не был заклинателем и не был простым человеком. Он даже не был уверен, что был нечистью. Но его ненависть, его обида, его боль, была такой же как у них. Кажется, он сошёл с ума. Ему не хотелось убивать, но он хотел, он жаждал убить их всех. « - Но не Цзян Чэна, - слабо напомнило ему подсознание. Он согласился с ним мягко: Не Цзян Чэна.» Кого угодно, но не его. Вэй Ин сжал покрепче Печать. В итоге он остался с ней он хотел умереть с ней, не один, только не один, не снова. Он уже умирал в одиночестве и это было так плохо, что он возненавидел это. А теперь, место былой смерти – его разгромленный дом, его последнее пристанище. Заклинатели громили дома, топтали его с таким трудом пророщенный не-лютый редис и срывали фонарики на дверях. Он посмотрел на один из них: скроенный из самой дешевой бумаги, опрокинутый на землю, испачканный грязью и сажей – он потух. « - Не так уж и темно», - думал он полгода назад, глядя на фонари. А теперь, они потухли. Тёмная энергия высвободилась наружу, едва половинки печати слились в единое целое. - Орден Лань совсем не учится на своих ошибках, - пробормотал он вслух и тёмная ци печати накрыла его с головой. – Тише, моя хорошая, тише. Печать не отозвалась, не подчинилась: она знала, что этот бой такой же последний для неё, как и для него. Они умрут вместе и это хорошо. Правильно. Печать повисла в воздухе прямо перед ним и Вэй Ин заиграл на Чэньцин. Мы скоро умрём, пела его мелодия. Умрём вместе. А потом, он сорвался на ноты резкие, высокие, неблагозвучные – болезненные, израненные. - Вы радуетесь, что мы умрём? Но ведь вы тоже умрёте! Первым человеческий облик утратил Лань Цижэнь, за ним Лань Сичэнь. Кто-то из уцелевших Старейшин Лань тоже исказились, видать, кровные родичи. Лань Чжаня на поле боя не было и это отчего-то укололо Вэй Ина разочарованием. Он хотел бы, чтобы Лань Чжань был здесь, вместе с ним. Он уделил бы ему все свое внимание перед смертью. А потом, выпил бы его жизнь до дна. Но Лань Чжаня не было и это было обидно. Почему его нет, неужели, он его предал? В ладонь ткнулась Печать – да, она никогда его не предаст. Она рядом. Рядовые адепты Лань отшатнулись прочь – видимо, о маленькой тайне своих господ им не было известно. - Лгать запрещено, Лань Чжань, - усмехнулся Вэй Ин и вдруг вспомнил, что Лань Чжаня здесь не было. Трупы рвали всех подряд, кроме тех, на ком был колокольчик Юньмэн Цзян. Эти – его. Их нельзя трогать. Он помнил, что нельзя – единственное, что он помнил уверенно. Монстры из Ланей вышли – просто загляденье: Лань Цижэнь двигался быстро, но рвано, с нехарактерной для обычного себя прытью. Он перемещался высокими прыжками и вгрызался в свою добычу зубами, вырывая из шеи тёмные от крови куски плоти. Лань Сичэнь был деликатнее и больше работал длинными, - длинее, чем у лютых мертвецов – когтями. Как же ему нравилось видеть Ланей: возвышенных, благопристойных и праведных - такими. Бездумной, жестокой нечистью, которой они и являются. С них он содрал маску безжалостно, не колеблясь. На них ему было все равно. Так пусть же все увидят их истинное лицо! Мелодия флейты замерла, только чтобы вернуться низкими, вкратчивыми нотками. Он хотел, чтобы пролилась кровь, но не хотел её больше проливать. А потом, он увидел перед собой Цзян Чэна и все вокруг замерло. Он увидел его обеспокоенное, испуганное, лицо и как на яву услышал: - А-Сянь, прекрати, - голос шицзе. И он вспомнил, вспомнил, вспомнил, как же ему бесконечно жаль. Точно, он не хотел проливать кровь. Потому, что шицзе не хотела проливать кровь. Потому, что шицзе попросила его остановиться. - Вэй Усянь! – прокричал Цзян Чэн так громко и испуганно. Он был слишком близко. Он был слишком далеко. - Лови, - кричит ему Вэй Ин и кидает брату Чэньцин. Цзян Чэн ловит. Как ловил тысячи раз до этого, брошенные ему локвы, коробочки лотосов, ножны от меча. Цзян Чэн всегда ловил, почему же этот раз не должен стать исключением? Вэй Ин сжимает Печать крепче. Она против, она ещё не наигралась. Он её ломает и она разрывает его своей темной ци в ответ. Умирать больно, но это ведь ненадолго. - Вэй Усянь! Нет! Скоро все закончится.