Pumpkin in black

Музыка вокруг настолько громкая, что начинает раздражать уже на десятой минуте пребывания здесь. Классика жанра – мелодии из ведьминского домика, песенка про страшного скелета и кривоватые бошки из тыкв, натыканные просто повсюду. На каждом столе, на палках и прилавках – везде грёбаные тыквы, и запах в воздухе стоит затхлый, кое-где разбавленный ароматами топлёной карамели и сладостей. Не самая приятная атмосфера для праздника. По крайней мере, в глазах Чимина всё выглядит именно так. Маленькие дети в костюмах драконов, непонятных зелёных чудовищ и летучих мышей носятся между столами, цепляют скатерти и моментально получают нагоняй за своё поведение. А потом продолжают бегать и надоедать гостям ярмарки своими счастливыми воплями. Вот кто тут уж точно истинная нечисть. Чимин ненавидит проводить время с детьми. Он не создан для роли сиделки и не готов оставаться в обществе маленького исчадия ада ни на секунду. Девочка с гигантской, кривоватой шляпой на голове наскается поблизости вот уже пять минут, и в какой-то момент ей, видимо, становится невмоготу, поэтому она останавливается прямо напротив и любопытно сканирует взглядом чёрный смокинг. – Какой у тебя костюм? – обращаясь напрямую к Чимину, она упирается маленькими кулачками себе в бока и выглядит крайне возмущённой тем фактом, что Чимин явился на ярмарку в костюме неизвестного персонажа. – Иди поищи свою маму. – Какой у тебя костюм!! – с нажимом повторяет ребёнок, и честно говоря, она слишком смелая для человека, пришедшего в этот мир относительно недавно. – Слушай, девочка, – оглядевшись по сторонам, Чимин любезно наклоняется чуть вперёд, – у меня костюм воспитателя в детском доме, поэтому я заберу тебя с собой, если ты продолжишь мне надоедать. Кыш отсюда! Нисколько не тронутый надутыми розовыми губками и блестящими слезами-бусинами, Чимин смотрит вслед удаляющейся девочке и выдыхает с облегчением. Он однозначно потребует моральную компенсацию за этот выезд. – Как поживаешь? Откуда ни возьмись, за спиной возникает довольное ебало напарника, который, вообще-то, должен был находиться рядом всё это время. Хотя от Юнги следовало ожидать чего-то подобного. Он лёгок на подъём, всегда весел и выступает в роли того самого доброго полицейского в их с Чимином дуэте. И конечно же, прямо сейчас он доедает огромное карамельное яблоко на палочке, с удовольствием пританцовывая, словно действительно пришёл сюда развлекаться. – Где тебя носит, агент М? – Не-не-не, – пережёвывая своё яблоко в процессе разговора, Юнги покачивает головой. Чимин хочет умереть или прибить кого-нибудь, пока не ясно – что больше. – Зови меня сегодня Граф Мин Юнги Дракула тринадцатый. – Я тебя сейчас ударю. – Какие-то проблемы, Чарли Чаплин? Веселящийся Юнги перебирает пальцами у себя под носом, имитируя усы, и Чимин удивлённо выгибает брови. Какое-то слишком откровенное ребячество для человека, работающего под прикрытием. Ему бы прекрасно подошёл костюм клоуна, а не вампира. Вокруг сгущается толпа, людей оттесняют подальше от покосившейся сцены, завешенной сатиновым покрывалом, и музыка становится ещё громче и нагнетает всё больше. Откуда-то доносится хриплый автотюновый вой, а потом по полу стелется густой дым. Чимин считает, что это идеальный момент для совершения преступления: сумеречная темнота; люди, стоящие плечом к плечу и ничего не слышно на расстоянии метра. Он вглядывается в лицо Юнги, но тот по-прежнему совершенно расслаблен и опять ест какую-то конфету на деревянной шпажке. На самом деле, никто из посетителей ярмарки скорее всего не догадывается, что среди них прямо сейчас находятся два агента секретной службы. Люди в чёрном – подпольная организация, контролирующая порядок исподтишка, как бы забавно это ни звучало. Поэтому по-хорошему, Чимин тоже должен был променять чёрный смокинг на праздничный костюм, но из принципа не стал этого делать. Мало ли в мире персонажей, одетых в классический костюм? – Эй, – внезапный толчок в плечо почти вынуждает принять боевую стойку, но это оказывается всего лишь Юнги. На голову Чимина криво ложится шляпка, а чужие пальцы ловким движением пачкают верхнюю губу чем-то липким и жутко вонючим. Всё это занимает ровно две секунды, и возможно никто из толпы даже не замечает, что происходит рядом. – Что ты, блядь, творишь! – шипит Чимин. – Сказал же, Чарли Чаплин. – Очень смешно. – Ничего смешного. За нами могут наблюдать, будь начеку. И когда лицо Юнги приобретает серьёзный оттенок... Чимин это обожает, правда. Порой он не понимает, как Юнги умудряется совмещать в себе стремление постоянно дурачиться и безусловный профессионализм. Одетый в плащ из магазина приколов, с шухером на голове, Юнги вдруг мимолётно исследует публику цепким взглядом и больше не производит впечатление местного дурачка, обьедающегося сладостями. От такой двойственности у Чимина кружится голова. А потом он осознаёт, что головокружение реально, и дело, скорее всего, в той самой дымовой завесе. Способ банален и стар как мир, но сука, действует ведь безотказно. Перед лицом начинают плясать круги и волны, и по телу разливается приятное, релаксирующее тепло. Как будто бы лёгкий морской ветерок обнимает за плечи и подхватывает на ручки, унося с собой в страну безмятежных облаков. Чимин перестаёт отдавать себе отчёт и больше не может нащупать землю под ногами. – Эй-эй-эй, агент Джей, ты куда собрался? – Юнги изо всех сил щелкает пальцами, шлёпает по щекам, но Чимина всё глубже и глубже затягивает темнота, плотно накрывая уши подушкой. – Давай, Чимин-а, поговори со мной, слышишь?? Между моментом, когда он ещё держится на своих двоих, и моментом, где уже лежит на сырой траве, Чимин не помнит ничего. Сатиновые шторы над покосившейся сценой разъезжаются в разные стороны, а холодный свет падает на ярмарскую площадку, усыпанную телами спящих людей. Хочется верить, что спящих. Прожекторы слепят, и Чимин, словно из-под толщи воды, едва ли может рассмотреть мутный силуэт женщины в тёмном вечернем платье. Из широкого разреза на бедре кокетливо выглядывает оголённая ножка, касаясь коленом микрофонной стойки, и чарующе низкий голос растекается песней на много метров вперёд. Картина как из старого культового кинофильма, выдуманного искалеченной фантазией режиссёра: поющая женщина извивается в плавном танце, держась за микрофон, а из-под её одежды лезут мерзкие щупальца. Горло сжимается в порыве удержать тошноту, и Чимин предпринимает попытку пошевелиться, но тело больше не принадлежит ему. Тыквенные головы рядом издевательски щерятся: теперь Чимин тоже похож на пустую тыкву без мякоти внутри, без плоти и разума. Хочется опустить веки, пустить ситуацию на самотёк и ни о чём и никогда больше не беспокоиться.

***

Запах нашатыря с такого размаху бьёт по носу, что Чимин от души чихает, прежде чем откроет глаза. Мир вокруг прогружается постепенно: с каждой секундой словно пелена спадает с объектива, и лица становятся чётче, и события вдруг возвращаются на место. – Порядок? – спрашивает дежурный санитар и, получив удовлетворительный кивок, велит отдохнуть ещё немного. Повсюду сидят люди, накрытые пледами, а команда ЛВЧ уже прибыла на место, значит скоро будут проводить зачистку. Голова – огромный полый колокол, звенящий при малейшем движении. Чимину тоже хочется укутаться в плед и пожаловаться дяде в чёрном костюме, как он устал от этого дерьма. Но работа всё ещё официально не выполнена, поэтому он отряхивается и идёт на поиски главной звезды этого вечера. Наверняка, её уже запечатали в наручники. Как ни странно, Юнги не появляется за спиной ни с того, ни с сего; не давит лыбу, разгуливая как пингвин вразвалочку между пострадавшими, и больше не объедается конфетами. Выражение чужого лица по-прежнему выражает озабоченность ситуацией, и Чимин решает не отвлекать напарника от разговора, скромно пристраиваясь в стороне. Однако, Юнги возвращается к нему сам. – Ты как, нормально? – Ага, – слегка озябший, Чимин обнимает себя руками, пока Юнги тем временем отбирает плед у проходящего мимо сотрудника скорой помощи. – На, накинь. – Спасибо. Они какое-то время стоят в тишине, пока Чимин, честно говоря, мечтает оказаться дома, заварить острую лапшу и предаться страстному просмотру сериалов по тв. Сегодня он показал себя не с лучшей стороны, и червячок вины теперь начинает терзать душу, нагнетая с самыми плохими мыслями. Какой из Чимина профессионал, если его сломал обычный дым со снотворным? Очевидно, хуёвый. – Знаешь, – чуть поёжившись, Чимин грустно вздыхает, и его настроение становится очевидным буквально всему миру. – Я как будто лежал и наблюдал за всем со стороны. Хотя у меня даже не получалось пошевелиться, и я не мог ничего сделать, понимаешь? Всё происходящее было похоже на сон. – Ничего страшного не случилось, агент... – Нет, – отрезает Чимин, – это моя ошибка, и я признаю, что не был достаточно сосредоточен. Расскажи, что там произошло на самом деле? – Да ничего особенного. Одного выстрела из лазерной пушки хватило, чтобы поджарить голову этой хре́новой певице. – Так ты её убил? – Конечно нет, – Юнги поправляет свои часы на запястье, и это действие отпечатывается у Чимина в мозге как эталон сексуальности. – У сорняков бошки меняются с пугающей скоростью. Захочет – новую себе отрастит. Вот оно что. Значит, Чимин видел всё со стороны в полудрёме и почти не ошибся. Там, на сцене, выступал инопланетный паразит, который способен принять любую форму: хоть женщины, хоть единорога. А щупальца на самом деле были ростками, ползущими из-под платья наружу. Сами по себе сорняки не представляют большой опасности, но порой могут натворить дел, потому что мозг у них крошечный. Примерно такой же, как чувство собственного достоинства у Чимина сейчас. – Чего раскис? – проницательный, как любящая матушка, Юнги всегда замечает малейшие сдвиги в настроении любого человека. Ещё одна причина, по которой Чимин его втайне обожает. – Не бери в голову, – мнётся Чимин, – просто расстроился, что не смог поучаствовать в конкурсе на лучший костюм. – Тебе, кстати, усы стёрли, – Юнги хихикает, повторяя свою дразнилку с пальцами под носом, но теперь это вроде как даже смешно. Возможно, Чимина однажды уволят за превышение полномочий, но сегодня – ещё один раз, когда он готов воспользоваться служебным положением ради своего глупого влюблённого сердечка. Заранее продумывая тактику отступления, Чимин оглядывается по сторонам, а потом отважно хватает Юнги за галстук и целует так, словно они видятся в последний раз. Эти его мягкие губы, они сводят Чимина с ума, он готов целоваться с Юнги каждый день вместо обеда, завтрака и ужина. Можно ещё и в полдник, и в бранч – в любое время суток, в общем. Вот только когда эйфория проходит, счёт уже идёт на секунды, так что Чимину приходится с сожалением отстраниться, чтобы быстро надеть очки, залезть в карман и... и ничего не обнаружить. – Чёрт. Там, где всегда обязан лежать нейрализатор, сейчас находятся только воздух, карманная подкладка и фантомное заявление на увольнение одного Пак Чимина. Сегодня однозначно не его вечер. Тыквенные бошки вокруг опять издевательски улыбаются, и хочется пнуть от досады хотя бы одну тыкву, но люди всё-таки старались, вырезали. Работа Чимина – людям помогать, а не вредить, и в целом он неплохо справляется, ибо перманентно вредит только себе. – Ты хотел меня отщёлкать, Чимин? Поднять голову страшно, а заговорить – миссия и подавно невыполнима. Очень стыдно перед Юнги за своё ужасное поведение, хотя многие на самом деле позорятся перед своими влюблённостями, но Чимин в последнее время делает это слишком часто. – Извини, – мямлит, – я возможно зашёл слишком далеко, но ты мне правда нравишься, и я боялся тебе признаться. Поэтому... вот. Раньше прокатывало. – И как часто ты такое проворачивал? – Не часто, – надувшись и глядя под ноги, Чимин ощущает себя провинившимся школьником, и сейчас больше всего хочет нейрализовать себя собственного. – Раза три. Может, четыре. – Ты же в курсе, что за такое можно присесть? – судя по голосу, Юнги сильно доставляет вся ситуация, и вместо того, чтобы злиться, он забавляется. Как и всегда, в прочем. О, Чимин ещё как в курсе. Хотя в истории ЛВЧ уже были сотрудники, переходившие черту, они использовали служебную технику для совершения серьёзных преступлений. А агент Джей использовал её, чтобы целоваться с парнем своей мечты, и если так будет написано в его личном деле, Чимин отчётливо представляет, как громко будут хохотать все, кому не лень. – Выходит, ты должен мне четыре поцелуя. Раз уж я не помню их по твоей милости. – Ну и зачем? – Костюм твой понравился. Выглядишь очень секси с усами, – прежде, чем Чимин успевает вытянуть многострадальческое "о-о-о боже", он оказывается в плену у самых красивых рук на планете. По правде сказать, Чимин давно подозревал в глубине души (или, по крайней мере, скромно надеялся), что его чувства взаимны. За столько лет напарничества бок о бок, постоянной поддержки и взаимовыручки, ни один человек не смог бы остаться равнодушным. По крайней мере, Юнги любил Чимина платонически, а Чимин мог себе позволить рассчитывать на большее, и этого было достаточно до определённого момента. А потом – поцелуй, паника, нейрализатор, и маленькая шалость постепенно начала превращаться в плохую привычку. Только какое значение теперь имеют пагубные привычки, пока Юнги так вкусно и сладко целуется, а Чимин плавится в его руках как пришелец, подстреленный из огнемёта. У людей в чёрном своя ебанутая романтика, и чувство юмора иногда оставляет желать лучшего, зато в смокинге Чимин ежедневно чувствует себя на все сто. А если рядом Юнги, тогда вообще – на тысячу. – Как долго ты собирался молчать вот об этом всём? – имея в виду, вероятно, тот факт, что они сейчас стоят посреди места преступления и трогательно обнимаются, Чимин обводит рукой пространство вокруг. – Не знаю. Ты был рядом, мне этого хватало, а чтобы поговорить, пришлось бы собираться с духом и прочей ерундой. Мне было лень. – Каждый раз ты позволял мне себя щёлкнуть и никогда не пытался остановить. – Ну, – Юнги беспечно пожимает плечами, – если тебе требовалось время, я был готов подождать. Но мне нравилось целоваться с тобой. Плохо только, что теперь я нихрена из этого не помню. Один раз у меня вообще возникала мысль стащить у тебя нейрализатор и дождаться, пока ты снова полезешь ко мне. – Ты кретин, – резонно замечает Чимин, в противовес своим словам, однако, прижимаясь щекой к груди Юнги, чтобы постоять так ещё немного. – И я кретин тоже. – Ты знаешь, что некоторые наши коллеги поспорили на то, как много времени нам понадобится, чтобы сойтись? – Как же похуй. – Вот тут уже перебор, агент Джей. Это моя фраза. К Юнги возвращается его вечно позитивный настрой, и будто бы даже воздух вокруг становится чище, и дышать сразу приятнее. Тёплое и трепетное чувство плавно разливается внутри, пока Чимин пытается ещё чуть-чуть построить из себя жертву, прежде чем вернуться к работе, где его, скорее всего, ждёт выговор за утерянное имущество корпорации. Мин Юнги – настоящая тыквенная пряность, от которой Чимин страстно мечтает оттяпать хороший такой кусок, но самому Юнги пока не обязательно знать всех подробностей. Этот красивый, круглый нос и так постоянно смотрит высоко вверх, а Чимину всё ещё нужен хороший напарник вместо назойливой язвы, даже если язва чертовски профессионально сводит его с ума.