Мысль

Даниле хочется напиться до потери памяти в засранном дешевом клубе с её якобы "друзьями", чтоб потом блевать в ссаном туалете, выкручивая себе желудок. Скурить целую пачку сигарет за один раз, которую она обещала себе растянуть на подольше, ибо с деньгами в последнее время туговато, поэтому нужно экономить. И, наверное, исчезнуть — неплохо на ближайшие несколько дней, желательно на пару месяцев, а в идеале на всю оставшуюся жизнь. Только бы избавиться от желания навязчивого образа смуглого тела, наверняка очень мягкого, горячего — Данила не знает, какого точно, и надеется, что ей удастся остудить голову быстрее, чем она сорвётся и вопьется короткими ногтями в большие бедра, царапая до покраснений, пока чужие татуированные пальцы зарылись бы ей в рыжие локоны. Блядство. Надо от этого как-то избавляться: от этих всех глупых дум, представлений и надежд. Это ебанный смех, вызванный всепоглощающим ощущением непонимания и осуждением в свою же сторону — как Кашина только могла так погрязнуть из-за неё? Не из-за кого-то... Более подходящего ей. Более адекватного. Ну или же просто кого угодно, но, блять, не из-за Русланы. Только не из-за Русланы: скандальной, какую можно было бы использовать для заголовков громких статьей о звёздах, стервозной до натиска зубов, хоть зубы эти и выбивай, лишь бы не мучатся, требовательной, желающей, чтоб всё было идеально и именно так, как она хочет, и никак иначе. Но засматриваться на свою соседку, пока та делает себе макияж перед выходом, наблюдая со стороны, беззаботно сидя на диване, Данила особо не красилась куда-либо и вместо цветастых теней предпочитала мешки под глазами, а посмотреть на процесс всё равно интересно, и это становилось довольно затягивающем занятием, когда подобным занимаются столь умелые руки, но как только дело доходит до губной помады, — до блядского алого цвета, скользящего по пухлым губам, — в башке так и трезвонит, несмотря на внешнее спокойствие: несмотринесмотринесмотри А Кашина не может сопротивляться чему-то внутри себя. Не получается отдернуться, пока чужая рука не закончит вести линию, вычерчивая форму уст. И только тогда, ощущая, как дышать становится одновременно тяжело и легко: воздух желанный затаился на мгновение камнем, а затем обжёг лёгкие изнутри, у Данилы выходит отвернуть голову куда-то вниз, на ковер, старый, потрёпанный, ковыряя носком дырку, лишь бы не увидеть глаза-червоточины, которые возможно её спалили. Узнали, что Кашина пялилась, и знали куда, поняли тайну, из-за чего не может спать спокойно уже некоторое время девушка, и смотрели на неё, как на что-то побежденное, как на трофей. Кашина неосознанно облизывает собственные пересохшие губы, когда пытается не думать о чужих, вбивая себе мысль: "Надо срочно что-то делать с этим"