Будь сильнее

Парень прикасается пальцами к подвеске в форме звёзды Давида под футболкой, судорожно сжав через мгновение. Острые края шестиугольной звёзды больно врезаются в кожу, но Даниэлю все равно: это ни капельки не отвлекает его от того состояния, что в последние несколько недель захватили душу полностью. Он закрывает резко другой рукой крышку ноутбука, прикрывая глаза. Но становиться ещё хуже: вместо черноты под веками всплываю разные картины того ужаса, что сейчас происходит дома. Перец чуть скатывается по стулу вниз, облизав чуть дрожащие губы. Шум в голове нарастает все больше, а чувство того спокойствия и безопасности, что было до того, как он сел читать новости, пропало окончательно. Нет, он конечно, озаботился, чтобы семья там была в безопасности. Он звонит если не каждые три часа, то раза четыре в день уж точно. Сердце никак не может быть спокойным, даже зная, что они живут дальше от места происходящего ужаса и он, после первых новостей, уже искал всем билеты прямым рейсом в Германию. Но мама ласково остановила его, сказав, что они в безопасности. По ее голосу было понятно: все очень напуганы. Но зная характер мамы, Даниэль даже сейчас наготове сам прилететь домой и забрать всех в безопасное место. Сестра в тайне от родителей постоянно строчит ему о том, что каждое утро они просыпаются от слышавшихся по близости с городом ударов и взрывов, и она, будучи уже далеко не подростком, плачет. Даниэлю приходится каждый раз объяснять, что он то готов забрать всех их разом к себе, но прилететь ему запрещает родители. Парень подумывает не говорить им ничего, просто взять, и прилететь, поставив перед фактом. Он доверяет родителям, если они говорят, что пока все в порядке, значит так и есть, но… Отвлекает его стук в дверь. Он открывает глаза и сглатывает неприятный комок в горле. Приходится пару мгновений ещё посидеть, так как из-за неудобный позы затекла поясница и ноги пережидают неприятные мурашки. Время достаточно позднее, для неожиданных гостей, но открывать придется, так как человек по ту сторону двери повторяет свой стук, имея настойчивое желание пообщаться в парнем. Он приоткрывает дверь слегка, чтобы его кудрявая голова смогла пролезть через эту щель и глаза смогут увидеть приглушённое освещение коридора отеля, в котором они остановились командой. На пороге стоит капитан, что сделал шаг назад, когда дверь открылась перед самым его носом. Вид у него обеспокоенный: серьезный взгляд светлых голубых глаз и плотно сжатые губы выдают его намерение на серьезный разговор. — Снова здравствуй, Даниэль. Не сильно помешал? Немец заглядывает в глаза, немым вопросом добавляя ситуации ещё более серьезный оттенок. — Все в порядке, Герр Нойер. Перец открывает дверь уже полностью, держась за ручку, как за спасательный круг сейчас. Ощущение, что сейчас будет крайне неприятный для него разговор, налетают на него, как прохлада воздуха коридора. Он отходит в сторону, чтобы капитан не стоял в дверях и прошел во внутрь номера. Мужчина сдержанно склоняется голову в немой благодарности, легко ступая по ковролину в глубь комнаты, пока Даниэль закрывает дверь, отрезая себе путь к отступлению. — Я присяду здесь? Перец проходит за ним следом в глубь комнаты и останавливаясь в середине, возле стола, на котором лежит ноутбук. Немец кивает ему на край собранной кровати и дождавшись слабого кивка, грациозно присаживается на матрас. — Как капитан я обязан поговорить с каждым из вас. Думаю ты понимаешь о чем я. Но как обычный человек, я абсолютно не хочу видеть этого… Даниэль отводит взгляд в окно и садиться тоже, но на стул, слегка нервно сложив руки на свои колени. О! Он прекрасно понимает, что именно не хочет видеть Мануэль. И Перец тоже мечтает, чтобы все это было просто сном. — Тогда можно как-то…ускорить разговор? — парень хмуриться, отводя взгляд с пейзажа за окном, на мужчину, что сидит с абсолютно серьезным лицом. — Тогда начну с главного. Читал, что некоторые наши сокомандники высказались по поводу всей этой ситуации? Не только читал, но и лично слышал. Даниэль думает, что он практически герой, раз сдержался тогда от комментариев в раздевалке, из-за которых бы на лице красовались по мимо мешков под глазами ещё и синяки. — Пришлось. Разговор уже был, не беспо… — Я слышал этот разговор. Точнее монолог других. Твоего голоса я не слышал. Перец поджимает губы, хмурясь практически так, что глаза могут столкнуться с бровями. — Я не понимаю. — Почему ты смолчал, когда они высказались так…— Нойер старается подобрать более приемлемые слова, — агрессивно. Ты просто выслушал их и ушел. Даниэль устало вздыхает и поднимает на мужчину тяжёлый и грустный взгляд: — Потому что, если бы я начал высказываться, меня не было в команде на следующей же тренировке. — Ты имеешь ввиду, что тебя бы убрали из команды? — Все верно, Герр Нойер. А ещё я не вижу смысла оправдывать ни мой народ, ни настоящие и правдивые причины происходящего. Они все равно будут считать так, как считают, и навряд ли что-либо их переубедит. Мануэль сжимает свою переносицу, устало потирая ее: — Как капитан команды, в которой игроки разделились на два разных лагеря, я должен оставаться нейтральным в плане ситуации в мире. Но если это касается команды, в мои обязанности входит сделать хотя бы так, чтобы вы не перебили друг друга. Твое молчание среди них ставить тебя в положение тренажера для битья. Парень ведёт плечами: капитан озвучивает те, которые очевидны ему, Даниэлю, вещи. Хочется выговориться, узнать реальное мнение Нойера, понять что твориться у него в голове и увидеть сторонний взгляд на ситуацию. — Мое молчание стоит миллионы усилий и нервов. Я не хочу иметь конфликт со своими одноклубниками, но больше всего я не хочу, чтобы о моей родной стране говорили ужасные вещи. Теперь начинает хмуриться Мануэль. Он поджимает губы, облокотившись локтями на свои колени. Тяжело вздохнув, мужчина обращается вновь: — Я уже поговорил с остальными. Клуб же остаётся в стороне и не поддерживает никого. — Неудивительно…—Даниэль тихо бурчит, запуская ладонь в свои небольшие кудри, — Нас не понимают. И не поймут. Все это… Это ничего не изменит: мой народ ненавидят и будь продолжаться это делать. Я не хочу оправдываться. Хочу как обычный человек, чья семья сейчас имеет опасность оказаться в шаге от… Он облизывает губы. Нервная дрожь пробирает тело, но он старается сдержаться от того, чтобы не повести всем телом вслед за ней. — Даниэль. Позволишь? Перец понимает, что заговорился и уплыл в мыслях, потому что не заметил совсем, как перед ним стоит капитан, и выжидающе внимательно смотрит. Даниэль сконфуженно кивает, так и не поняв, на что соглашается. Брови ползут вверх и парень чувствует такой стыд от ситуации, когда Нойер аккуратно садится перед ним на корточки, ухватившись, то ли в качестве опоры, то ли чтобы сосредоточить парня на себе, за его открытые ладони. — Никто не хочет оказаться на этом месте. Даже и в страшном сне. Но так, к сожалению, бывает. И в некоторых моментах мы не может повлиять на это, — Мануэль сочувственно сжимает губы, слегка потирая чужие руки в свои, — Мы команда. И если у кого-то из нас проблемы, мы должны оставаться командой. Но как бы там не было, все люди. И каждый думает о всем по своему. Я понимаю как остальных ребят, так и тебя. И мне очень жаль, что вам приходится такое переживать. Даниэль не смотрит на капитана совсем. Глаза цепляются лишь за их сцепленные, ну точнее окутанные чужими, тёплыми и сильными, свои руки. Нойер расслабляет напряжение совсем лёгким массажем его пальцы, как учат всех вратарей, чтобы спазмы ушли во время матча, стараясь показать, что ему можно доверять. — Я надеюсь, что с твоей семьёй все хорошо. И будет тоже все хорошо. Это не вежливость, Даниэль. Это действительно мое искренне сочувствие. Перец силиться не сжать от эмоций руки, которые сейчас находятся в захвате чужих. Он не знает, что сейчас ответить, потому что за все это время—это первый человек не его национальности, который разговаривает с ним о всей ситуации не с обвиняющей стороны. Хочется выговориться. До скрежета зубов хочется. Но ведь это не будет слабостью? Такой сейчас хоть раз в жизни желанной? Мануэль чуть с нажимом проводит по выступающей косточке запястья, привлекая внимание вновь: — Ты совсем пропадёшь в мыслях, парень. Но я понимаю. И хочу чтобы ты понял, что здесь есть люди, что могут дать совет и просто выслушать. Не быть на твоей стороне, но дать взгляд со стороны. — Герр Нойер, — Даниэль прочищает горло, все-таки чуть сжав чужие пальцы в своих, — У меня будет очень странная, но для меня очень важная просьба именно к Вам. Мануэль внимательно слушает сбивчивый рассказ, а после и просьбу, которую совсем тихо озвучивает еврей, так и не подняв на него взгляд. — Думаешь, что я смогу на них повлиять? Нойер не смотрит скептически или с не недоверием. Взгляд остаётся все таким же внимательным и серьезным, что даёт нужный эффект: парень понимает, что его не будут обсуждать, но и жалеть тоже, поэтому он отвечает более увереннее, чем до того, как озвучил просьбу. — Отец мечтал, чтобы я играл в таком великом клубе, как Бавария. Смешно звучит, но он доверяет Вам больше, чем мне или моей, его любимице, сестре. Разговор с Вами точно его убедит. А если согласиться он, то и мама с ним. Я буду безмерно Вам благодарен за это, Герр Нойер. Немец пару секунд задумчиво кусает внутреннюю сторону щеки, поднимая на ноги, неприятно морщась из-за того, что ноги немного затекли: — Давай свой телефон. Они хорошо знают английский? — Достаточно, чтобы понимать Вас. Но думаю, что рядом с ними находится сестра, которая отлично его знает. После продолжительного телефонного разговора между капитаном и главой его семейства Даниэлю становится намного спокойнее и легче. Нойер вздыхает, когда возвращает уже чуть нагревшийся гаджет обратно владельцу: — У тебя интересный отец. Приятный в общении. Думаю навык лёгкого диалога у тебя от него. — Спасибо Вам. Надеюсь, что он прислушается к взгляду любимого игрока. Мануэль улыбается, легко трепля по плечу: — В жизни может произойти все. И мы должны проходить эти испытания достойно, что не дать волю другим действовать еще агрессивнее. Надеюсь, что ты знаешь, к кому обратиться, когда будет сложно. — Тода раба, Герр Нойер. Перец сердечно благодарен Мануэлю за этот разговор. Ему стало чуть легче, но самое главное, он понял пару важных для себя вещей. Команда— одно целое, и если в ней конфликт, она не будет заранее на чьей-то стороне. Это позволяет дышать легче от осознания, что окружение не станет большой горой наваливаться на тебя с обвинениями. И на несколько мгновений парень задумывается, а почему вообще к нему должны быть претензии? Потому что он родился в этой стране и горд тем, кем он является? Слишком сложно для понимания. Хоть они и команда, это не отменяет факта, что они приверженцы разных мнений. И Даниэль ни капли не испытывает злость или отторжения к своим одноклубникам, которые так резко, надеясь, что под воздействием эмоций, выражают свою позицию. Нойер вздыхает, опять привлекая внимание парня на себя. — Я, если честно, в первые вижу эту звезду так близко, а не на флаге или фотографии. Чужие пальцы аккуратно подхватывают на груди подвески в виде шестиугольной звезды, внимательно ее разглядывая. — Звезда Давида. Эту подарили родители на Бар-мицву. А вот эту, — он указывает на другую подвеску в руках Мануэля пальцем, — Подарила сестра перед отъездом в Германию. Нойер как-то неожиданно ласково улыбается, опустив подвеску в виде пятипалой руки, где в середине красуется все та же звезда, сделанная из не яркого камня. — Эта очень красивая. И много значащая. Носи их с гордостью. — Я это и делаю. Мануэль хмыкает, отступая назад на пару шагов. — Моя миссия как капитана была выполнена. Доброй ночи, Даниэль. Парень закрывает за ним дверь тихо, чтобы не шуметь в спящем коридоре. Усталость от нервов, тренировок и этого прошедшего разговора нашлись так внезапно, что он практически волочился к кровати, звездой упав на застеленный покрывалом матрас. Звезда Давида мирно покоиться на мерно вздымающейся груди, охраняя, наконец, за последние время, спокойный сон ее владельца.