Е.О.

«Пушкину А.С. Наше издательство вынуждено отказать Вам в издании книги «Е.О.»…» Я сжал челюсть с такой силой, что услышал скрип зубов, и остервенело отбросил помятую бумагу в сторону. Чёртовы законы предложения и спроса! Почему за какое-то дерьмо по типу «Мятной сказки» издатели хватаются так, словно это сумка с как минимум пятидесятой процентной суммой от их зарплаты… Я хотел продолжить сокрушаться над этой мыслью, пока не понял, что так и есть. Без «словно». Но откуда они заведомо знают, что та или иная книжонка точно выстрелит, а не полетит в мусорку после первой прочитанной страницы?! От такой несправедливости хотелось плакать и орать одновременно. Биться в истерике в одиночку казалось скучным занятием, тем более, сегодня старушка с нижнего этажа весь день дома, и потому не хотелось, чтобы она снова пришла ко мне, как в первый раз после получения «письма счастья», с просьбой вставить себе кляп в рот. Именно поэтому я написал короткое сообщение Ване, Ванюше, моему лучшему товарищу. саня: приём саня: мне нужно срочно куда-нибудь саня: я снова прое ivan: мой бедный малыш ivan: мне прихватить с собой носовые платочки? Иван не отказал, и я был в нём уверен. Он сам пописывал мелкие прозаические рассказики, правда, не ведя войну с литературными агентствами, а кидая сложенные по диагонали листы под стол, а потому не по наслышке знал о причинах моих страданий. По крайней мере, поддержка с его стороны была самой лучшей из всех мною услышанных. С товарищем я встретился возле метро. Он наотрез отказался ехать в переполненном, неприятно пахнущем автобусе в час пик и предложил более комфортный вариант. И не прогадал. Через тридцать минут мы уже выходили из подземки и заворачивали в переулок, в конце которого виднелась неоновая вывеска небольшого кафе с приличным названием «За чашечкой». — А я думал, ты уже готов на моря лететь, — под весёлый звон колокольчика, оповещающего о прибытии нового клиента, проговорил Пущин. — Но, слава Богу, всё такой же лох. Я буркнул что-то нечленораздельное в ответ и двинулся дальше, усаживаясь за свободный столик. Если бы он хотел достичь хоть каких-то высот в писательском деле, я мог помочь ему, а так… Писать неизданные шедевры в стол без какого-либо желания продвигаться — его выбор. — Что будешь пить? — Ваня хитро прищурился, глядя на меня поверх раскрытого перед глазами меню. — Не-не, не надо так на меня глазеть, — я раздражённым жестом пригладил уже успевшую развалиться на ветру укладку. — В моей памяти ещё свежи воспоминания с прошлых совместных посиделок. Друг хмыкнул, перевёл взгляд обратно. — Окей, я понял. Раз ты сегодня при трауре, то я возьму бокальчик просекко. — А мне кофе, пожалуйста — сказал я как нельзя кстати подошедшей официантке. — Самое крепкое, какое есть. Мне хотелось ощутить горечь поражения в буквальном смысле. — Чего такой кислый? — Пущин улыбался, я пытался держаться. — Ну не взяли твоего Онегина, это ж не повод руки опускать. Вон, Джек Лондон пятьсот раз пытался! Получилось же! — У меня свой путь успеха, — не совсем уверенно проговорил я. — Вот именно! — Я хотел, чтобы он был лёгким! — В нашей жизни ничего не даётся просто так, запомни, Александр! — Ваня заметно раскраснелся. — Значит, будешь пытаться семьсот, восемьсот, да хоть тысячу раз! Рано или поздно получится! — Я чувствую, что не получится, — я сжал челюсть, злясь на самого себя. — Если б понравилось, уже бы давно приняли в печать. Напротив меня теперь сидел ходячий помидор, и я норовил попасть под горячую руку очень вспыльчивого товарища. — Я тебе сказал… Разгорающийся огонёк потушила слегка взволнованная нашей перепалкой официантка. Она поставила напитки на столик, скользнула по нам взглядом и удалилась, а мы ещё пару минут сидели молча, не глядя друг на друга. Я был благодарен Ване и невероятно зол на себя. Сколько бы мне не твердили о моей окончательной победе над литературной буржуазией, каждый раз я позволял пучине пессимизма засосать себя в непроглядную тьму отчаяния. Это было неправильно. Я обесценивал адресованную мне поддержку, но не мог по-другому. Наверное, стоит сходить к психологу. — Ладно, — подняв чашку, я примирительно улыбнулся. — Всё нормально будет. Попробую завтра ещё раз. Пущин глянул на меня украдкой, но я заметил, как он изо всех сил пытается не отзеркалить мою улыбку. — За успех книги. Я рад, что снова помог тебе. Мы чокнулись, и Ваня прильнул к бокалу с искрящейся жидкостью. Я же решил растягивать удовольствие и расслабленно развалился на стуле. Следующие сорок минут мы разговаривали о пустяках. Товарищ заказал закуску (какой-то салат с овощами) и, оставив на тарелке две трети порции, хотел поделиться со мной, но я отказался, не ощущая голода. В воздухе до сих пор витал кофейный запах. Разошлись мы в девятом часу вечера у начальной точки. Пущин обещал позвонить завтра днём и пригласить в театр, и я клялся ждать его звонка. Как только друг исчез в полумраке подземки, я кинулся к дому. Всё внутри горело от желания поскорее почувствовать шуршание рукописи в руках и тепло только что распечатанных листов. Но мой организм решил иначе. Уже на пороге я почувствовал дрожь в ногах и тяжесть век. Скинул туфли и прошёл мимо рабочего кабинета с разбросанными листами на столе и помятым письмом на полу. Кровать приняла меня в свои объятия. Не знаю, сыграл ли злую шутку кофе на голодный желудок или это было последствием пережитого стресса, но то, что, как только мои глаза закрылись, тело стало настолько лёгким, а пружины матраса перестали впиваться в спину и я словно парил в воздухе, ощущалось слишком правдоподобно. Лишь свежий ветерок вернул меня на кровать, слишком мягкую, чем обычно. Было приятно, но холодно, и я перевернулся на другой бок, успев посетовать на то, что забыл закрыть окно перед сном, но тут же громкий шум откуда-то справа вырвал сознание из полудремы. Я вскочил и тут же натолкнулся на насмешливый взгляд краснощёкой девчушки. — Доброго утра, Александр. Я нащупал холодную простынь, потянул её на себя и выдал первое, что волновало больше всего: — Где я? Девушка засмеялась, и её звонкий голосок, казалось, облетел всю округу. — Сон был плохим, да? Вы в поместье Лариных. Рой мурашек табуном пробежал по спине. Я сглотнул. — Вы вчера после скачек сразу же уснули. — Это шутка? Смена эмоций на лице девицы была удивительной. Сначала она нахмурилась, потом приняла спокойный вид и наконец дружелюбным тоном произнесла: — Собирайтесь и выходите к столу. Завтрак уже подали. И выпрыгнула из комнаты. Я в панике огляделся, наткнулся взглядом на старинное убранство комнаты, добротное рояль в углу и тоненькие скукоженные цветочки в потемневшей вазе. Похоже, дела обстоят хуже, чем я думаю. *** Одевшись и собрав всю волю в кулак, я вышел в коридор. Сомнений в том, что я попал в собственный роман, больше не оставалось ровно с того момента, как в дверях, ведущих в столовую, я столкнулся с княжной. Алина выглядела так же, как я её представлял. В тёмном длинном платье, большой заколкой в волосах и сложенными на груди руками, она стояла передо мной и улыбалась. — Наконец-то вы вышли. Прошу к столу. Она позвала меня рукой, и мы вошли в просторную столовую. Я сел на свободный стул рядом с краснощёкой (уже знакомой мне) Ольгой, прямо напротив девушки с бледным лицом и тонкими изящными запястьями. Таня изредка бросала на меня обеспокоенный взгляд, а я тупо пялился на неё, удивляясь абсурдности ситуации и богатству своего воображения. — Так на сколько вы ещё у нас? — заинтересованная княжна перехватила моё внимание. Я замешкался. — Ненадолго. — У вас вчера был насыщенный день. Вы вернулись со скачек и сразу же уснули. Алина опустила взгляд на тарелку с недавно поданным тушёным мясом. — Имею честь попросить вас после завтрака прогуляться с Татьяной в роще за домом. Она совсем заскучала. Я чуть не поперхнулся. Чего? Отправиться на импровизированную прогулку с воплощением собственного персонажа? Мысль о том, что это нечто, очень странное и неизвестное, может не принять мой отказ, отрезвила мой готовый дать команду «нет» разум. Я кивнул головой, и остаток завтрака мы провели в молчании. После завтрака, дабы не тянуть время, я сразу же обратился к Тане, и мы двинулись в мини-поход. Всё — от пения птичек до порывов ветра, перебирающих пряди волос, — ощущалось очень остро. Мне было неловко и неуютно. Лёгкие прикосновения к руке, не подразумевающие под собой чего-то серьёзного (или всё же подразумевающие?), отвлекали меня от мыслей, но я был совершенно растерян для того, чтобы сделать какой-то шаг. Неизвестно, сколько точно дней прошло с моего «прибытия» сюда и как в это время разворачивались события. Я мог наделать глупостей, спровоцировав какой-нибудь коллапс вселенных, а меньше всего мне хотелось именно этого. Я держал дистанцию между собой и Таней, но чувствовал, что она хочет что-то сказать. Она словно ускользала от меня, как только наши взгляды встречались. Наверное, мне стоило лучше прописать её характер. На ум пришла неожиданная мысль. Может, стоит помочь сюжету развиваться так, как он хочет сам? Не зря ведь я оказался здесь, где-то на грани реальности и сновидений. Воодушевление наполнило меня. Нужно было действовать. Я, не говоря ни слова, свернул на тропинку, ведущую к небольшому ручью, спрятанному в тени высоких деревьев. Татьяна юркнула следом. Мы не дошли до последнего кустарника перед оврагом, как я, вконец осмелев, повернулся к девушке. — Я знаю, вы хотите что-то сказать мне. Она испуганно отшатнулась, а потом, глядя на меня огромными синими глазами, пробормотала: — Наш новый сосед, Евгений… — я еле сдержался от вздоха, а Таня продолжала нехотя: — Он, наверное, думает, что нас с вами что-то связывает… Её лицо покраснело, она сжала накрахмаленный платок правой рукой. — Не могли бы вы назначить встречу с ним? Она буквально попросила защитить её честь. Такого поворота событий я явно не ожидал. Если уж сюжет заходит настолько далеко, значит, стоит довести его до точки невозврата. Я заторможенно и слабо улыбнулся. — Он просто надумал, вот увидите. На обратном пути домой Таня вела себя намного увереннее. Она даже заулыбалась и задала мне пару нейтральных вопросов, но, подходя к дому, засуетилась и, невесомо коснувшись моей руки, смущённо пробормотала о том, что ей нужно отойти. Я неловко огляделся и двинулся к невысокой лавочке, спрятанной в тени дуба-гиганта. От мыслей о том, что придётся вызывать на разговор заядлого эгоиста (хотя, в этой интерпретации истории он не такой уж и эгоист), начинала болеть голова. А если он не согласится решать всё мирно, то придётся… Я вздрогнул. Но не от ужасающего продолжения умозаключения, а от того, что сзади меня послышался треск ломающихся ветвей. В следующую секунду на мои плечи легли чужие ладони, а над ухом раздался радостный возглас. — Саша! Я уж думал, ты уехал, ни слова не сказав! Я резко подскочил и развернулся, вперившись взглядом в худого и счастливого молодого человека с пылающим взглядом и жизнерадостной улыбкой, и, как ни странно, сразу же расслабился. — Какие планы на вечер? — Отдыхать, — ляпнул первое, что пришло на ум. — А у тебя, Володя? Ленский непринуждённо махнул рукой. — Так же. Не хочешь прогуляться? Я удивился. Получается, с этим парнем моё второе «я» на дружной ноге? Значит, не нужно сворачивать с курса. — С радостью бы, но… — я сделал маленькую драматичную паузу, затем выдохнул: — У меня встреча намечена. С Онегиным. Лицо Ленского мгновенно вытянулось и перестало излучать жизнелюбие. — Что-то серьёзное? — его голос звучал не на шутку взволнованно. — Так, пустяки, — я поспешил перевести тему. — Ну так, завтра я могу зайти к тебе? Прокатимся на лошадях. Владимир мешкался. Его руки суетливо ощупывали края одежды, и тут уже я не на шутку встревожился. Чем вызвана такая резкая смена эмоций? Я словно зашёл в водоём, с чьим дном абсолютно не знаком. Наконец Ленский буркнул: — Ага. Шли мы в одну сторону, молча. Я уже забыл про Таню, но это не было смертельным, ведь теперь предчувствие чего-то по-истенне страшного в воплощении теней шло за мной по пятам до самого дома. Масло в огонь подливал угрюмый Ленский. Мне становилось не по себе с каждой секундой. Здесь всё было неправильно. И этот мороз по коже, и это почти траурное выражение лица, и эти люди в громадном доме. На прощание Ленский, будто не хотя со мной расставаться, сжал руку и пересёкся потемневшим взглядом с моим. Я слегка потряс его дрожащую руку и, вырвавшись, поспешил в поместье. Его лицо ещё некоторое время стояло перед моим взором. Очутившись дома, я узнал, что Татьяна давно в поместье. Для разборок по поводу того, была ли это проверка на прочность или глупая шутка влюблённой девушки, временем я не располагал, да и ко мне никто не приставал. Вежливо отказавшись от ужина, я заперся в комнате и принялся за письмо, адресованному Евгению, чёрт возьми, Онегину. Я перестал задавать себе вопросы по поводу того, что вообще происходит, с момента, как оказался в злополучной роще наедине с хрупкой и беззащитной дамой. Перепроверив писанину раз пять на соответствие канонам данного времени, я передал его через служанку и лёг спать. А на утро меня ждал сюрприз в виде ответного конверта на столе. Не знаю, каким образом оно попало ко мне в комнату, но этот не имело никакого значения по сравнению с тем, что меня ждало, когда я, на ватных ногах подойдя к столу, разобрал размашистый почерк. Меня вызывали на дуэль. Я сел обратно на кровать, ошарашенно глядя на смятое в руках письмо. Романтическая натура поэта рвалась наружу, а мозг кипел. Вероятно, я не умру, ведь происходящее всё сильнее напоминало затяжной сон, однако… Если б мне «посчастливилось» родиться в такое время, смог бы я бросить её? Девушку с глазами цвета лазури и скромной полуулыбкой, появляющейся каждый раз, когда я украдкой бросал на неё заинтересованный взгляд? Ответ очевиден. Весь дом ещё спал и я, с первым лучом рассветного солнца, осторожно вышел во двор, крепко решив, что, чем раньше всё это закончится, тем быстрее я проснусь. На душе внезапно стало спокойно. В чаще, где назначил встречу мой оппонент, птичьи голоса ласкали ухо, а утренний ветер, казалось, прилетевший с южной стороны, там, где слышится гул моря, приглаживал волосы. Должно быть, у стоящего напротив Евгения тоже было хорошее настроение, ведь он решительно улыбался и смотрел мне прямо в глаза. — Моё почтение, — не сказал, а промурлыкал. Я нацепил на лицо лёгкую улыбку, входя в кураж. — Это был единственно верное решение. Приступим. В ходе обсуждения деталей дуэли я дошёл до состояния блаженства. Похоже, именно это ощущали молодые люди в такие важнейшие, а может, и последние моменты жизни. И это не удивляет — за любимую девушку и умереть не страшно. Мы сделали восемь — критичных — шагов. Онегин неожиданно задумчиво улыбнулся. — А знаете, я ведь не люблю её. Конечно, я знаю. Я сам так решил. — Отчего же вы решились на этот шаг? — подыграл я ему, сдерживая смешок. — Из-за скуки, — легко пожал плечами этот удивительный малый и взглянул на меня хитро-хитро. — Начнём же. Я ещё раз проверил, заряжен ли пистолет, и вытянул руку. Но выстрелить мне не дал крик со стороны тропинки, ведущей на скрытую поляну. — Саша! Саша! Ленский притормозил между мной и Онегиным, и я, не веря своим глазам, отпрянул. — Не устраивайте кровопролития! — вскричал он не своим голосом. Ком в горле не дал выпалить ни слова, и я тупо уставился на Владимира. За меня начал возмущаться Евгений. — Не лезьте в не касающиеся вас дела, — его гримаса раздражённо исказилась. — Уйдите и дайте начать дуэль! Ленский, бледный как смерть, дышал часто и прерывисто, его обезумевший взгляд метался. — Я…Я не сделаю этого, Онегин, — голос Володи срывался, — я не позволю твоему эгоистическому нутру забрать жизнь моего… Единственного дорогого человека. По ощущениям воздух заканчивался, словно это остановившийся на мне взбудораженный и полный боли взгляд забрал его. Я до сих пор не мог вымолвить ни слова, лишь беззвучно открывая рот. Кода мне удалось заговорить, я ужаснулся собственной скрипучести: — Владимир, отойди… — Нет, Саша, нет, — Ленский до бели в костяшках сжал кулаки и кинул испепеляющий взгляд на Онегина. — Уж лучше я умру от рук бездушника, чем буду нести на себе груз вины всю оставшуюся жизнь… — Так, у меня терпение выходит, господа, — взревел Евгений, вновь вытягивая руку с заряженным оружием. — Я стреляю, Ленский. — Стреляй! Стреляй! Следующая секунда осталась в моей памяти как искра, вспышка, ослепившая сознание. Послышался выстрел, уши мгновенно заложило, я зажмурился, готовый к резкой боли где-нибудь в районе живота, но почувствовал лишь тяжесть… Заслонившего меня тела. Через мгновение, будто через километровую толщу воды, до меня донёсся новый крик, заставивший открыть глаза. В паре метров от нас в какой-то замедленной съёмке бежала Таня, за ней Алина, Ольга и ещё-ещё люди… Казалось, всё семейство Лариных собралось на шум. Затем я перевёл взгляд на Онегина, глядевшего на меня пустыми глазами и, наконец, на тёплую алую струйку, стекающую по моему запястья вниз, на совсем светлые, словно светящиеся в солнечных лучах, цветы. Помутневшие глаза Ленского остановились на мне, он жадно хватал воздух и хрипел, а я чувствовал его обмякшее тело на коленях, и мне казалось, что этот сон никогда не закончится. — Мне… Жаль… Что ты… — Владимир облизал побледневшие губы. Его взгляд уже смотрел сквозь меня. — Так и не видел… Ленский замер, а его рука, тянувшаяся ко мне, упала в траву. Кроме его остекленевших глаз и криков Татьяны где-то сзади я не видел и не слышал ничего. Мне вдруг стало страшно, неприятно и грустно, и этот водоворот чувств завертел с такой силой, что я без раздумий поддался ему, закрывая глаза и проваливаясь в бездну. Уже знакомый скрип пружин старого матраса я услышал чётко и тут же неприятно прилипшая к спине футболка заставила меня приподнять затёкшее тело с кровати. На улице только-только светало, но глазам всё равно было больно смотреть на слабый свет за окном. Перед взором стояла ужасная картинка убийства Ленского, и я вздрогнул. Если про этот путь говорил мне Иван, то уж лучше я до конца жизни буду собирать копейки и жить впроголодь. Хотелось выпить кофе или чего покрепче, но, проходя мимо рабочего стола, взгляд зацепился за разбросанные листы романа и маленькую записку на одном из них. Затаив дыхание, я аккуратно подцепил послание и вновь ощутил лёгкое головокружение. Размашистый почерк вещал про то, в чём я и сам был уверен. «Теперь ты знаешь, что делать».