***
Предки Эдварда Литтла почти поголовно были морскими офицерами. Тем не менее, с самого раннего детства Эдвард стремился не в море, а в небо. Он мечтал летать, притом как можно выше и чаще. В Королевских ВВС его желание исполнилось. Он был счастлив, преуспевал, стремительно поднимаясь по служебной лестнице, и делал то, чего всегда желал. А затем наступило первое сентября 1939 года. В тот день жизнь Эдварда, как и у многих других, необратимо изменилась. А следующим летом она изменилась вновь. «Битва за Британию» - так называли это в Палате общин. Те же, кто был в воздухе, называли это просто адом. Эскадрилья Эдварда была уничтожена, и когда пыль улеглась, его перевели сюда, чтобы он летал на бомбардировки под командованием капитана группы Крозье. Капрал Томас Джопсон был первым, кого он встретил по прибытии на базу. Улыбка Джопсона была подобна солнечному свету в пасмурный день, но когда он сказал: "Вы участвовали в битве за Британию", у Эдварда ёкнуло сердце. Все, кто б ни встречался на пути, хотели поздравить его с этим, похвалить за доблесть. Но поздравлять тут было не с чем, все эти дифирамбы были не нужны и не уместны. Эдвард воевал просто потому, что это был его долг. А выжил он только потому, что повезло. Вместо этого Джопсон заметил: - Вам, наверное, пришлось очень нелегко. Такого ему ещё никто не говорил. -Да. Вы правы. Эдвард потерял друзей, людей, которых считал братьями. Их было больше четырехсот. Он наблюдал своими глазами, как некоторые из их самолётов срывались по спирали в штопор, чтобы разбиться о землю. Других смертей он не видел. С иными сослуживцами он даже не был знаком, но их потеря все равно причиняла такую боль, что иногда Эдварду казалось, что от неё он готов сойти с ума. Конечно, он не мог говорить об этом вслух, даже этому человеку, первому, кто хоть как-то сочувствовал ему. Джопсон положил руку ему на плечо. Ненадолго растянув свой жест, Джопсон убрал её, продолжая рассказывать о расписании капитана группы и распорядке дня на базе. Этого было достаточно. Это закрепило уже сформировавшееся в сознании Эдварда мнение, что Джопсон отличается не только от других служащих ВВС, но и от всех людей, которых он когда-либо встречал. Эдвард ничего не мог с этим поделать. Иногда ему чудилось, будто Джопсон смотрит на него с таким же интересом, с каким он смотрит на Джопсона, но это ничего не значило. Эдвард был не из тех, у кого из интереса вытекают какие-то действия. Ему не доставало смелости, по крайней мере, смелости такого рода. Зато капитан группы Френсис Крозье отличался мужеством. Хотя при этом он представлял собой загадку. За ним закрепилась репутация пьяницы и мизантропа, но в то же время умного руководителя, великолепного стратега, талантливого пилота. За то короткое время, что они прослужили вместе, Эдвард понял, что, несмотря на наклонности капитана группы, он всегда будет рад, если Крозье будет прикрывать его спину. Они повторно обсудили порядок действий при выполнении бомбового налета, назначенного на следующий день. Для Эдварда это была уже четвёртая бомбардировка, и каждая из них внушала ему отвращение. Воздушные бои - это одно, а сброс бомб - совсем другое. В большинстве случаев они планировали свои действия как можно тщательнее, чтобы избежать гражданских целей, но Эдвард никогда не мог быть уверен, в кого именно он попадет. И осознавал, что такой уверенности никогда не будет. Тем не менее, таков был его долг. Уточнив план, он оставил Крозье работать и, вероятно, прикладываться к стакану с виски. За дверью Джопсон по-прежнему печатал на машинке. - Идёте на танцы сегодня вечером, сэр? - спросил он, когда Эдвард проходил мимо его стола. - Танцы? - неловко оглянулся Литтл. - В деревне. Их устраивает командир авиакрыла, подполковник Фицджеймс. В честь Нового года. Лишь теперь Эдвард услышал о каком-то празднике и призадумался. - Двадцать восьмого декабря. «Рановато отмечать...» - подумал он - и не стал даже себе объяснять, почему. - А. Нет. Нет, не думаю. Эдвард и танцы не очень-то сочетались. Как и гала-концерты, званые вечера или любые другие общественные мероприятия, никак не связанные с самолётами. Джопсон наморщил лоб: - Очень жаль, сэр. Я уверен, что любая девушка в деревне была бы не прочь потанцевать с лихим командиром эскадрильи Литтлом. Я собирался попросить вас приберечь один танец для меня. У Эдварда чуть не отвисла челюсть. Он не в силах был сдержать волну жара, поднявшуюся к лицу и окрасившую его щёки – он был уверен – в ярко-алый цвет. - Я имею в виду, не отбейте там всех барышень, хоть одну мне оставьте, сэр, - быстро пояснил Джопсон. - Конечно. Лицо Эдварда похолодело, хотя желудок скрутило от нелепого разочарования. Он пробормотал невнятное, сбивчивое извинение – которое, вероятно, звучало странно и уж точно не подобало человеку его ранга, да и вообще кому бы то ни было. Он ретировался как можно быстрее. Эдвард был хорошим человеком. По крайней мере, он так считал. Он старался быть таковым. Он пёкся о своих подчинённых, делал для них всё, что мог, руководил ими, как умел. Но ему не хватало светской любезности подполковника Фицджеймса, благородства коммодора авиации сэра Джона Франклина, смелости убеждений капитана Крозье. Тех составляющих, что делают мужчину настоящим офицером. В душе Эдвард оставался простым пилотом. В воздухе ему было жить гораздо легче, чем на земле. - Хорошо выглядит, сэр, - произнёс старший лётчик Блэнки, когда Эдвард прибыл в ангар. - Всё готово к завтрашнему вечеру. Самолёт стоял перед ними красивый, как всегда. Истребитель-бомбардировщик "Спитфайр", на хвосте которого был нарисован когтистый белый медведь. Почему именно белый медведь, не знал даже Эдвард. Зато он прекрасно понимал, что нельзя допускать вольностей с талисманом эскадрильи, каким бы непонятным он ни был. - А можно сейчас полетать, мистер Блэнки? - Прямо сейчас, сэр? Эдвард кивнул. Блэнки поколебался, бросив взгляд в сторону, где двое его механиков трудились над другим самолётом. - Только недолго. Эдвард уже потянулся за шлемом. - Смотрите, аккуратней там! - крикнул ему в спину Блэнки. - Ясное дело, - откликнулся Эдвард и пристегнул кислородную маску. Когда Эдварду было пятнадцать лет, он отправился в свой первый полёт. За ручкой управления был друг его отца, пилотировавший истребитель «сопвич кэмел» во время Великой войны. Эдвард сразу же понял, что больше никогда не захочет заниматься ничем другим, кроме авиации. В воздухе Эдвард преображался. Всё, что его тревожило, всё, что мучило на земле, отступало. Растворялись неловкость, неуверенность, беспокойство. Его детская обида на капрала Джопсона. Раны, нанесенные ему войной, которых никто не замечал и о которых он никогда не посмел бы рассказать, опасаясь быть уличённым в слабости. За облаками всё это утрачивало значение. Здесь Эдвард был свободен. Будь его воля, он бы летал вечно. Но когда Эдвард вернулся на взлётно-посадочную полосу спустя всего полчаса, Блэнки уже раздражённо грыз свою трубку. Эдвард с неохотой разрешил подчинённым Блэнки забрать самолёт, хотя с удовольствием переночевал бы в нём, если бы представилась такая возможность. Подступал вечер, темнело. Велика была вероятность, что Крозье уже набрался до бесчувствия, но Эдвард в любом случае вернулся к себе в кабинет, чтобы ещё раз проверить планы, которые уже успел выучить наизусть. Придя туда, он застал Джопсона - тот задергивал тяжелые маскировочные шторы на единственном окне. - Идёте ли вы на танцы? - проговорил Эдвард. Джопсон, как обычно, улыбнулся ему. Он испытывал удовлетворение от своих действий. В его манере ощущался лад, и дружественность, и даже задор. - Боюсь, что нет, сэр. Не думаю, что вообще туда выберусь. - Вот как? - нахмурился Эдвард. Джопсон прозрачно намекнул на то, что Эдвард на редкость завидный кавалер, однако на самом деле именно Джопсон, скорей, был бы желанным партнёром по танцам для любой барышни. Эдвард даже ощутил ноющее сострадание к девицам, что хотели бы потанцевать с Джопсоном. - У меня много работы. - Как жаль. Следовало уточнить, на месте ли Крозье. В конце концов, капитан и являлся целью этого визита. Но Эдвард промолчал. Джопсон не взглянул на него. Он возился со шторами, но всё равно Эдвард ощущал любопытное трепетание в груди. То же самое он испытывал, когда находился в кабине пилота, на аэродроме, перед взлётом. Отчаянно пытаясь успокоиться, Эдвард вытащил портсигар. - Можно ли снова попросить у вас закурить? Ему действительно необходимо было восполнить запас спичек. - Без проблем, сэр. Наконец, Джопсон повернулся к Эдварду лицом. И это ничуть не успокоило. - Раз уж вы об этом заговорили, я, пожалуй, и сам выкурю сигарету. Подойдя к своему столу, Джопсон извлек из ящика спичечный коробок, подарок того канадца, и собственную пачку сигарет, зажёг одну и затянулся самым жадным, непривлекательным образом. Эдвард поднёс незажженную сигарету ко рту, ожидая, что Джопсон передаст ему спичечный коробок. Но вместо этого в глазах Джопсона появилось необычное выражение. - Подойдите сюда, сэр, - произнёс он, зажимая сигарету губами. - Я с удовольствием дам вам прикурить. Эдвард был командир эскадрильи, Джопсон - капрал. Но Эдвард не смог бы ослушаться этого вроде бы приказа при всём желании. Он сел за стол рядом с Джопсоном, смутно ожидая, что тот чиркнет спичкой и сам зажжёт сигарету Эдварда. Но этого не произошло. Вместо этого Джопсон придержал сигарету во рту рукой. Не вынимая её и не отводя взгляда, он прикоснулся концом своей сигареты к той, что была во рту у Эдварда. В этом не было ничего такого, за что их могли бы арестовать. В то же время это было самым эротичным моментом в жизни Эдварда. Всё внутри у Эдварда перевернулось, и он инстинктивно вдохнул, делая затяжку. На мгновение Джопсон прикрыл глаза, и на лице его появилась смутная улыбка. Не та яркая, фирменная улыбка, которую он дарил Эдварду каждый раз при встрече. Более тихая, более личная. И она толкнула Эдварда, без того стоящего на краю пропасти, за грань. - Джопсон. Прозвучало будто бы из уст человека, который знает, что делает. Но это было не так. - Лучше бы вам звать меня Томми, командир эскадрильи. - Тогда и вы зовите меня Эдвардом, - произнёс Литтл. Он вынул сигарету изо рта, выдыхая в комнату клубы дыма. Медленно, очень медленно Томми поднял руку и положил её сначала на плечо Эдварда, а затем, когда Эдвард не выразил никакого недовольства, коснулся его лица. И это касание было лёгким, а пальцы оказались нежнее, чем Эдвард мог бы себе представить, если бы позволил себе мечтать о чем-то подобном. Ничего не говоря, Томми всматривался в глаза Эдварда. Возникло ощущение, что он заглядывает ему прямо в душу. Как будто он видел все, все частички натуры, что Эдвард скрывал, притом некоторые из них - годами. Большую часть - со времен Битвы за Британию. Эдвард вовсе не воспротивился этому пытливому взору. - Эдвард. На этот раз голос капрала звучал твёрже. Томми потупил взгляд, затем снова взглянул на старшего по званию и поцеловал его. Небритая щека приятно задела кожу Эдварда. И он ощутил, как жаждал этих касаний и как будет жаждать их вновь. Он невольно обнял Томми, а тот положил руки ему на грудь. Томас нежно прижал кончик языка к губам Эдварда, и тот с удивлением услышал свой собственный стон. - М-м, - радостно пробормотал Томми в ответ, а затем чуть отстранился, чтобы взглянуть через плечо. Эдвард от этого спохватился и дёрнулся, как от удара током. - Крозье здесь? Он отпустил Томми, как будто тот горел в огне, и отступил назад, словно чумной. - Не стоит... При этом Томми вздёрнул брови причудливо, но не особенно обнадёживающе. - Не стоит беспокоиться насчёт капитана. Ему можно доверять. Он улыбнулся, но без обычной уверенности. - Чего бы ты хотел, Эдвард? Много чего. Окончания кровавой войны, например. Ужина с Томми наедине. Может быть, посмотреть кино, поехать за город, устроить пикник. Заполучить возможность узнать его получше. Но всё это невозможно в мире, где Новый год встречают двадцать восьмого декабря, потому что многие не доживут до него в течение следующих трех дней. - Хотел бы иметь в распоряжении больше времени, - ответил Эдвард, затягиваясь уже еле тлеющей сигаретой. - И хотел бы провести его с тобой. Он был не из тех, кто берёт на себя инициативу в подобных вопросах. Не то чтобы таких ситуаций возникало много. И уж точно не с таким прекрасным человеком, как Томми. Эдвард постучал сигаретой о край стеклянного подноса на столе, отправив столбик пепла в чашу пепельницы. Затем, оставив сигарету на месте, Эдвард свободной рукой одёрнул мундир Томми и осторожно притянул его ближе. Он почувствовал, как сердце Томми бьётся о его грудь, когда поцеловал его. Когда он отстранился, у Томми, к огромному удовлетворению Эдварда, перехватило дыхание, как и у самого Эдварда. - «Квинс Армс», - задыхаясь и сильно покраснев, выговорил Томми. - Это постоялый двор в деревне. Там можно снять комнату. На лице Эдварда проступил точь-в-точь такой же румянец, когда он с некоторым опозданием понял, к чему клонит Томми. - Дай мне полчаса, чтобы кое-что уладить, - продолжил капрал, - и поднимайся по чёрной лестнице. В конце фразы он повысил тон. Это был вопрос, а не требование. То есть, Эдвард мог бы и отказаться. Но это было бы глупо. - Полчаса, - повторил Эдвард, словно бы просматривая бумагу с приказом. Томас едва сдержался от официозного ответа: «Да, сэр». Полчаса – слишком малый отрезок, чтобы совершить нечто значимое. Однако казалось, что этого времени более чем достаточно, чтобы человек - по крайней мере, Эдвард - начал сомневаться в себе. Это ужасная идея, подумал он, направляясь к деревне. Что бы он ни предвкушал, его ждало разочарование. Он предвидел, что сам вызовет разочарование. Деревня казалась погружённой в зловещую тьму. Даже зал сельского клуба, в котором командующий крылом устроил свою вечеринку, был чёрен как ночь, отгорожен от мира занавесью. Впервые Эдвард поднялся по чёрной лестнице на этаж выше паба. Он увидел там три запертых двери. Эдвард растерянно сморгнул в непонимании, как же действовать дальше. Не успел он постучать наугад, как одна из дверей распахнулась. - Сюда. Томми был уже одет в майку и брюки, а его подтяжки сползли с плеч и болтались где-то у бёдер. Он не улыбнулся, но это и не требовалось. Трепет в груди Эдварда занялся снова, наарстая, становясь сильнее, чем когда-либо, вытесняя все нервные переживания. Прямо как в полёте, подумал Эдвард и шагнул внутрь комнаты, захлопывая за собой дверь. Некоторое время спустя Эдвард лежал на спине и смотрел, как дым от их сигарет поднимается к потолку. Поначалу он думал, не захочет ли Томми, чтобы он ушёл, когда всё свершится, но, судя по тому, как он прижался к Эдварду тогда и теперь, Томми по-прежнему хотел, чтобы он остался. - Эдвард, - произнёс Томми. Его голова лежала на липкой от пота груди Эдварда, а голос гулко отдавался в его удовлетворённом теле. - Вот. Он протянул руку, вжимая что-то Эдварду в ладонь. Тот опустил глаза и увидел спичечный коробок. «Болтовня топит корабли». - Оставь себе. Может быть, в качестве талисмана на удачу. По крайней мере, у тебя будут спички. - Спасибо. - А можно попросить кое о чём? - Да пожалуйста. - Будь завтра осторожен. Завтра. А ведь Эдварду почти удалось выкинуть завтрашний день из головы. - Я всегда осторожен. Томми тихонько рассмеялся. - Знаю я вас, лётчиков, дорогой мой. Дорогой. Слово было таким простым, но вызвало толчок нового желания и чего-то более мягкого, пронизывающего душу. - Нет уж, будь особенно осторожен. - Буду, Томми. Клянусь. Томми сдвинулся, приподнявшись на локте. Прежде чем Эдвард успел раздосадоваться от потери его тепла, Джопсон начал ласкать волосы на груди Эдварда. - И ещё кое-что. Когда все это кончится, ты покатаешь меня на своем самолёте? - С удовольствием. На самом деле, для Эдварда не нашлось бы большего счастья. Под окном разразилась какофония. Эдвард взглянул на часы, стоящие рядом с кроватью, - полночь. Через секунду шум превратился в нестройную песню Auld Lang Syne. Томми усмехнулся. - С двадцать девятым декабря, дорогой. Эдвард всегда был не мастак обращаться со словами. А сейчас они его совсем покинули. Вместо разговоров он перевернулся на спину, прижался к Томми, как будто это могло уберечь его, и поцеловал его, как будто это могло передать всю глубину его чувств.***
- Что-то я сомневаюсь. Тревожный голос Томми транслировался через рацию в шлем. Казалось, что звучит он прямо в голове, что оказалось бы вполне уместно, полагал Эдвард. Именно там этот голос и жил последние пять лет, даже в те времена, когда война разлучала их. Этот голос подбадривал Эдварда, когда он не был уверен в себе, успокаивал при подавленности, выражал любовь, когда Эдвард нуждался в ней больше всего. - Я полегче, - ответил Эдвард, сознавая, что в эфире они не одни. Он надеялся, что Томми тоже помнит об этом. Похоже, что так оно и было. Вместо того чтобы сказать что-то вроде: "Разве не то же самое я сказал тебе вчера вечером?", он просто замычал в знак согласия, пока Эдвард продолжал вести самолёт. В войну им обоим пришлось тяжко. Разумеется. Но они выжили. Эдвард ценил это как дар. Он также ценил то, что, несмотря на всё это, он по-прежнему любил летать. Когда они набрали высоту, Эдвард услышал вздох своего пассажира, сидящего сзади. - Замечательно, не правда ли? - с улыбкой произнёс Эдвард. Он ждал этого момента пять лет. Пять лет ожидания во имя того, чтобы соединить две великие любви всей его жизни. Сквозь треск помех прорвался голос Томми: - Это самое прекрасное, что я когда-либо испытывал. Эдвард не осознавал, что нервничает, пока не услышал этих слов - только тогда сполна понял. Он боялся, что Томми не оценит полёта, не ощутит влюблённости в небо, как Эдвард - но всё свершилось. Это же Томми. И он идеален. Эдварду хотелось бы протянуть руку назад и прикоснуться к нему. Вместо этого он спикировал, слегка рисуясь, но не настолько, чтобы Томми стошнило прямо в маску. Он уж точно не хотел, чтобы первый полёт Томми стал для него и последним. Томми не принадлежал к ВВС, точнее, не совсем. Он ещё не решил, кем хочет быть. Теперь, когда война закончилась, он был демобилизован и возвращался к гражданской жизни. Это означало возвращение домой, в Лондон, на обычную работу, которую он ранее выполнял на службе. Но того Лондона, который Томми знал, больше не было, и у него, как он сказал Эдварду, не осталось желания служить кому-либо. - Если только это не ты, конечно, дорогой. Тебе я готов служить до конца своих дней. Эдвард готов принять это всем сердцем. - Так бы и провёл в небе весь день, - вздохнул Томми за спиной Эдварда. - Хотелось бы жить небесами. Вы ведь можете мне это обеспечить, капитан группы Литтл? Эдвард улыбнулся: - Только если ты хочешь пропустить вечеринку Крозье и Фицджеймса. Лично Эдвард не возражал бы, но Томми с нетерпением ждал этого события уже несколько недель. На этот раз это была настоящая новогодняя вечеринка, в самый канун Нового года, в доме двух друзей, которые удивили всех, поселившись в одном доме в период «просушки» Крозье сразу после войны. Во всяком случае, большинство испытывали изумление. А Томми не удивился. Он не удивился и тогда, когда сообщил Эдварду, что они вдвоем приглашены на ночёвку после новогодней вечеринки. В той же гостевой спальне. В одной кровати. Эдвард не был уверен, как он относится к такому бесстыдству, пусть даже на глазах у Крозье и Фицджеймса, но он не собирался отказываться от возможности провести ночь с Томми. Это никогда не могло утратить новизны. - Чёрт, - проронил Томми. - Ну, тогда тебе просто придется пообещать, что ты будешь приводить меня на эти посиделки постоянно. - Когда захочешь. Эдвард сказал это так же уверенно, как и в обещаниях, данных им в ту первую ночь, давным-давно. Он был осторожен, и спичечный коробок до сих пор лежал в его нагрудном кармане, там же, где и последние пять лет. И болтовня больше не топила корабли. - У нас уйма времени. Эдвард был уже не тот человек, что до войны. Его жизнь никогда не могла стать такой, как до первого сентября 1939 года. Но это не значит, что я не могу наслаждаться ею, напомнил он себе, беря штурвал на себя и унося Томми за облака, далеко в голубое небо.