ТРИУМФ

Если бы Лайт мог, то объяснил бы Эл, как нестерпимо время простоя, когда ты молод и талантлив и лежишь на кровати, раскинув руки в ожидании своей – непременно особенной – судьбы. Свет солнечных лучей проникает сквозь тонкую кожу век, заливая всё вокруг золотом и хочется кричать от переполняющих эмоций… Хочется вечно быть молодым. Но Лайт знает, что не может сказать нечто подобное Эл – тот и без того его подозревает. Лайт гадает, что было бы озвучь он свои мысли?.. Что за эмоции проступили бы на лице Эл?.. Тот кажется мирным, сосредоточенно разделывая принесённое официанткой пирожное. Отстранённым настолько, что Лайт мог бы счесть это оскорблением, устройся они за столиком облюбованного им неподалёку от университета кафе впервые. Но нет – это уже начало становиться традицией… Лайт думал водить сюда девушек, а пришлось водить Эл. Который похоже решил сделать перерыв в расследовании посреди дня и находясь в его компании. Впрочем, Лайт не исключает варианта, при котором Эл лишь притворяется безучастным, а на деле внимательно следит за ним. Эл сказал, что горы сладкого нужны ему для поддержания работы мозга. Ложь, как и многое из того, что он говорит. Или вернее, полуправда. Эл отрывает взгляд от вычурного европейского десерта и сосредотачивает на нём. – Ты, похоже, задумался, Ягами. Глаза у него большие и круглые, черный зрачок обрамлён серой радужкой. Они наводят на мысли о глазках камер наблюдения и дулах пистолета и кому-нибудь другому, наверняка, стало бы неуютно. Кому-нибудь другому, но не Лайту. Ощущение опасности помогает ему чувствовать себя живым. Эл играет с огнем и Лайт очень хочет не сдержаться, но вместо этого, он улыбается безмятежно и говорит о ближайшей лекции по римскому праву… Существуй реинкарнация и в одной из прошлых жизней, Лайт непременно был бы римским императором, обернувшимся в алую тогу и изящным взмахом руки, выносящим единственно справедливый приговор. Эл оборванцем, восставшим против его власти. Быть может, Лайт не знал бы его лично, но Эл непременно погиб бы от рук его слуг. Истёк кровью под жарким солнцем южной Европы по его воле и, представляя эту картину, Лайт испытывает радость, грозящую прорваться наружу смехом. Лайт думает, что в своей нынешней жизни не упустит момента смерти Эл. Не упустит момента своего триумфа. Лайт так увлечён этими мыслями, что когда Рэм говорит ему – ради счастья Мисы, она согласна записать настоящее имя Эл в свою «Тетрадь Смерти», он не верит в то, что это действительно возможно. Должен быть подвох. Непременно. Ну, не может же Эл умереть так… так просто. Лайт садится за стол и включает настольную лампу. Рюк думает, он медлит с решением из-за того, что считает Эл своим другом, но это ерунда – Лайт придумал с десяток прошлых жизней и в каждой из них, всё заканчивалось смертью Эл. Лайт решает, что приведёт к нему Рэм на следующий же день и попросит её сделать запись. Вот только умереть Эл должен будет не сорок секунд и не несколько часов спустя. Двадцать три дня. Пусть Рэм отсрочит его смерть на максимально возможные двадцать три дня. Двадцать три дня, за время которых Лайт сумеет сполна насладиться своим триумфом. Лайт успел привыкнуть к обществу Рюка, но не к обществу Рэм. Она шагает следом, невольно заставляя его напрягаться. Лайт вынудил её сыграть на своей стороне и всё же Рэм, в отличие от Рюка, опасна тем, что непредсказуема. Рюк ни во что не станет вмешиваться до самого конца, а вот Рэм… Впрочем, Лайт знает – его защищает любовь Мисы. Рэм не посмеет ему навредить. Он заставляет себя расправить плечи и уверенно устремиться вперёд... Лайт ждёт появления Эл всю первую пару и не замечает главную красавицу и умницу университета Такаду, сидящую слева. Тогда, она решает о себе напомнить: – Ты ведь сам предложил мне встречаться, Ягами?.. Лайт переводит на неё взгляд и подтверждает. Он говорит, что беспокоится, как к их отношениям отнесутся остальные. Ведь он только поступил и уже стал парнем «мисс Тоо». Такада смущается и призывает его «не обращать внимания на глупые звания», но Лайт ей не верит. Он знает, что Такада, хоть и не показывает вида, но «глупым званием» гордится. Да и сам Лайт доволен, когда идёт вместе с ней по университетской дорожке. Он ощущает чужие взгляды и слышит перешёптывания студентов за спиной, а потом, видит на скамейке впереди Эл, уткнувшегося в книжку. И всё, что ему нужно сделать так это дать Рэм понять, что парень, окликнувший его по фамилии и машущий ему рукой, и есть тот самый гениальный детектив Эл. Рэм не дура и стоит только заговорить с ним… Появление Мисы с Рюком выбивается из стройного плана. Миса щебечет, что снимается неподалёку для журнала и сейчас у неё перерыв. – Я не смогла удержаться, Лайт! Он ожесточённо думает, какая же она дура и мрачным взглядом смотрит на Рюка. На его вечный оскал. А потом, тот растворяется во тьме… Лайт подскакивает, гремя цепью, и чувствует успокоение, понимая, что находится на семнадцатом этаже знакомого небоскрёба. Сидит на постели, уперев руки в покрывало и тяжело дышит. В кресле справа устроился Эл, привычно забравшись в него с ногами. Включённый ноутбук перед ним освещает комнату синим мерцанием. – Снова кошмар? Голос Эл ровен и ничего не выражает. Его немигающий взгляд сосредоточен на нём и Лайт чувствует себя неуютно. – Всё в порядке. – Он ложится обратно. – Не обращай внимания. Несколько минут, Лайт напряжённо ждёт, что Эл заговорит вновь, но тот, вместо этого, принимается чем-то хрустеть. Разумеется, это что-то сладкое. Звук монотонен и действует успокаивающе. Лайт вспоминает как же так вышло, что он оказался под круглосуточным наблюдением и пытается понять самого себя. Зачем он сказал Эл, что возможно, является Кирой?.. Чего добивался?.. Лайт помнит, как Эл сообщает ему об аресте Мисы – «Ты сейчас будешь потрясён, Ягами». И Лайт и вправду был потрясён. Ему хотелось набросить на Эл и растерзать его подобно тому, как дикие звери терзали преступников на арене Колизея. Знал бы Эл, что его смерть снится Лайту каждую ночь и во всех этих снах он счастлив. Лайт смеётся и просыпается в холодном поту и в ужасе от увиденного. Эл считает, что он – Кира и, следуя за ходом его размышлений, Лайт натыкается на себя... Вчерашний старшеклассник, связанный с японской полицией. Человек, за которым следил Рэй Пэнбер и очень умный парень. Любовь Мисы, впервые увидевшей его двадцать второго марта в Аояме… Всё это он – он – ОН! И между тем, всё это ошибка, потому что он – Лайт – не Кира! Он знает об этом, он не лжёт. Он в кои-то веки не лжёт, а Эл ему не верит. Лайт пытается собрать вместе все причины ненавидеть Эл и понять достаточно ли у него оснований для снов со смертельным для него исходом… Утром Эл говорит, что часто видел кошмары в детстве и боялся засыпать. Они оба находятся в главном зале штаба расследования дела Киры. Сидят за мерно шумящими компьютерами. Лайт ищет зацепку, намереваясь поймать преступника, а Эл не делает ничего. Не так давно, он довольно чётко обозначил свою позицию в отношении расследования – Эл уверен, что уже поймал «первого Киру» – настоящего Киру. Он держит его на расстоянии вытянутой руки, но ничего не может с ним сделать. Это, по его собственному признанию, вогнало его в депрессию. Но Лайт знает, что Эл лжёт или вернее, говорит полуправду. Эл просто решил скинуть поиски «третьего Киры» на него и остальных членов группы расследования, а самому подумать над тем, как добиться от него признания, раздобыть доказательства… «Но ты не прав, Эл», – ожесточённо думает Лайт. – «Потому что я не притворяюсь. Я не лгу тебе, когда говорю, что я – не Кира». – Видишь ли, мои родители погибли, когда мне было очень мало лет. Эл бестрепетно продолжает тему ночных кошмаров. Лайт смотрит на него в упор. – А я думал тебя создали в секретных лабораториях мировой полиции. И возвращает внимание мерцающему экрану. Плохо, что он видит его мерцание. Кажется, что в глаза насыпали песок. – Увы, – пожимает плечами Эл. – Увы? – Ты не думаешь, что человеческие потребности мешают работе?.. – Эл принимается возводить пирамидку из кубиков сахара. – Мне хочется, как следует выспаться, – неосторожно признаётся Лайт и Эл мгновенно пользуется этим: – Любопытно насколько глубокий след способны оставить в нас события, о которых мы не помним. – Эл выглядит мирным, но его слова попадают точно в цель. – Вот, например, я совсем не помню своих родителей и то, что с ними произошло, однако… Лайт чувствует, как напряжение медленно, но верно переплавляется в ярость. Он понимает к чему клонит Эл – пытается заставить его усомниться в самом себе; доказать ему, что он – Лайт Ягами и есть Кира. – Тебе просто нужно признать, что ты ошибся, Эл. – Почему бы в таком случае тебе не раскрыть мне содержание своих ночных кошмаров, Лайт?.. Я готов их выслушать, как твой университетский друг. Друг. Как же! Лайт помнит взгляд огромных серых глаз точно в спину, признание Рюги Хидэки в том, что он Эл и «Я подозреваю, ты – Кира, Ягами» и собственный смех... Лайт помнит, как наслаждался компанией Эл, что странно, учитывая обстоятельства, он помнит огонь, разгорающийся внутри в ответ на его присутствие... Лайт смотрит на покачивающуюся пирамидку из сладких белых кубиков и вспоминает труды Фрейда. Он думает, можно ли рассматривать убийства Эл в своих снах в русле его теорий?.. Убийства, в которых он никогда не признается «своему университетскому другу», потому что Эл мгновенно сочтёт их доказательством своих ложных построений. Как будто у Лайта, не будь он Кирой, мало причин недолюбливать его! Да за один фантомный выстрел в голову, Эл можно ненавидеть – побледневший отец, бездна, в дуле пистолета, так похожем на глаза самого Эл, и пронзительный крик Мисы… Лайт даже не сразу понял, что жив. Как удивительно… Его вывернуло наизнанку немногим позже. Он хотел бы чтобы в этот момент рядом с ним никого не было, но рядом с ним был Эл. Гениальный детектив не желавший признавать своих ошибок. «Как можно думать, что я – Кира?», – Лайт искренне недоумевал. – «Разве я такой человек?.. Разве я не самый прилежный и старательный, самый умный ученик Японии? Разве не я мечтал посвятить себя служению обществу, бороться с преступностью, как это делает мой отец? Разве не я средоточие высоких идеалов и стремлений? Как можно думать, что я своими руками истребил около полумиллиона человек! Среди них ведь были не только преступники. Двенадцать агентов ФБР, наверняка, были достойными людьми. Из тех, что я ценил и уважал…» – Ты не прав, Эл, – с чувством произносит Лайт, смотря на него снизу-вверх. – Я – не Кира! Я никак не могу им быть! Его снова выворачивает, а Эл продолжает молча стоять – обвинитель по ошибке, заявившийся к нему. Лайт думает, что оба они в тупике. Эл со своей невозможностью доказать, что он Кира, и он со своей невозможностью доказать ему обратное. И цепь между ними, не дающая отойти на расстояние достаточное, чтобы об этом забыть. Лайт хочет сказать Эл, что убивает его в своих кошмарах каждую ночь и счастлив ощущением свободы, которую дарует ему его уход из жизни. Лайт готов целовать его закрытые веки, потому что наконец – наконец! – его дальнейший путь свободен. Всё вокруг заливает слепящий свет, и он просыпается. Просыпается… – Прости, Рюдзаки, но мы не настолько близкие друзья. Могу лишь заверить тебя, что мои ночные кошмары никак не связаны с делом Киры. Лайт знает, что Эл считает иначе, но он молчит. А затем, внезапно, предлагает ему одно из своих пирожных. Лайт с трудом удерживается от смеха – Эл, так превосходно разбирающийся в психологии людей, крайне неумело применяет свои знания на практике. – А всё же, Рюдзаки, тебя создали в секретной лаборатории мировой полиции. – Что заставляет тебя так думать, Лайт? – Твоя крайняя социальная неловкость?.. Думаешь угостишь меня пирожным, и я сразу сочту тебя достаточно близким другом для того, чтобы рассказать свои сны? – Я не вижу смысла в усложнении пути к поставленной цели. – Но, когда речь идёт о человеческих отношениях, ты не добьёшься успеха, действуя кратчайшим путём. – Мне кажется, Лайт, твоя девушка считает иначе. – Эл поднимает взгляд на верхний монитор... Миса в своём номере листает женский журнал, почёсывая скрытую полосатым чулком лодыжку. Она уже давно привыкла к наличию камер, а они к фоном идущей трансляции. Все они успели привыкнуть к присутствию друг друга и перестать его замечать… Мацуда сладко посапывает на диване, так что Моги пододвинул к себе его часть работы, а Айдзава говорит о важности поимки Киры. Несомненно, его речь – стрела, направленная в Эл, решившего отстраниться от расследования. Вернее, пойти своим путём. – Думаю, Миса лучше, чем можно решить после нескольких встреч, и твоими стараниями нам пришлось пережить длительное заключение и безжалостный спектакль, и сейчас… – Лайт махнул рукой в сторону экрана. Зазвенела соединяющая его и Эл цепь. – И всё же, я не могу сказать, что люблю её. Я бы солгал, если бы сказал так. – Однако, ты согласился с ней встречаться. Умение думать быстро всегда было сильной стороной Лайта: – То есть ты не хочешь становиться моим близким другом на самом деле. Лайт думает, что Эл каждый раз приближался к нему, достигнув тупика в расследовании. Уперевшись в неэффективность слежки, он рискнул появиться перед ним… представиться… симулировать дружбу… – Полагаю, Лайт, единственный способ для меня утвердиться в своих выводах – это попытаться узнать тебя получше. Но этот шаг выгоден и для тебя… «Единственный способ доказать тебе, что я – не Кира, да?» Вслух Лайт говорит: – Я не люблю сладкое, Рюдзаки. И в качестве угощения предпочту… чипсы. Тем же вечером Ватари приносит сразу несколько пачек с разными вкусами. – Чипсы? – оживляется Мацуда. – Это я их попросил. – Лайт протягивает руку за любимыми – со вкусом консомэ. – Это ты здорово придумал, Лайт! – хвалит его Мацуда, выбирая пачку чипсов со вкусом сыра. – И мне ещё хочется… – Ты можешь покинуть штаб в любое время, Мацуда, – обрывает его Эл, принимаясь за разделывание очередного шедевра европейской кондитерской мысли. – Да-да. Мацуда мысленно прощается с возможностью заказать всё чего душа пожелает, а Лайт мысленно хвалит Эл. Дай Мацуде волю, и он устроит вечер поедания пиццы. Лайт уверен, что пицца – это не то, что нужно их штабу расследования. Зацепка – это да. Лайт кладёт открытую пачку чипсов рядом. Чтобы работать и есть одновременно. Эл смотрит на его руку, исчезающую в красочной упаковке с неподдельным интересом... Лайт рад обнаружить чипсы со вкусом консоме в номере, который он вынужденно делит с Эл. – Это Ватари принёс? – Я подумал, тебе захочется больше одной пачки. – Здорово. Лайт садится на край своей постели. Шторы подняты и вершины соседних небоскрёбов освещает заходящее солнце. Потоки света разрезают сгущающийся сумрак. Лайт раскрывает пачку чипсов. Эл занимает место напротив. – А это правда?.. Насчёт твоих родителей, – спрашивает Лайт, оттягивая рассказ о собственных ночных кошмарах. – Да, – отвечает Эл без видимых эмоций. Он находится в тени проникающего в комнату света, а вот Лайт, напротив, им освещён. Он не хочет давать Эл возможность утвердиться в своих подозрениях, но Эл не из тех, кому легко солгать. – Может тебе снятся «Боги Смерти», Лайт? – подсказывает Эл. Лайт хрустит чипсами, думая, что Эл считает «Богов Смерти» ключом к разгадке сверхъестественной силы Киры. Он решает, что скажет ему правду. Эл ведь так не любит ошибаться в своих предположениях. – На самом деле, Рюдзаки, – Лайт заставляет себя подавить усмешку, – мне снишься ты. Эл молчит и Лайт с удовольствием отмечает, что сумел вывести его из равновесия. – И что же я делаю? – Умираешь. – Лайт пожимает плечами. – Вот только ты учти, прежде чем делать далеко идущие выводы, что у меня и без Киры достаточно поводов тебя недолюбливать. – Я не слишком нравлюсь людям, – неожиданно искренне признаёт Эл. Лайт удивлён. Едва ли Эл задело отсутствие симпатии с его стороны, а вот его ответ... Трактовать его можно было двояко, в то время как Эл стремился к однозначности. – Что ж… возможно, мне следует извиниться перед тобой, Лайт. – Извиниться?.. Ты часом не заболел? Лайт думает, что наблюдает редчайшее явление – раздосадованный Эл. – Иногда спать нужно и мне, – заявляет тот и в самом деле ложится на свою постель. Что ж Лайт подозревал, что иногда это всё же происходит. Некоторое время он молча хрустит чипсами… Лучи солнца за окном слабеют и покидают комнату, оставляя за собой выцветший полумрак. Эл лежит к нему спиной, подтянув колени к груди. Он даже спать собрался в этой позе. – Рюдзаки. Эл отвечает через паузу и довольно напряжённо: – Да? – Нужно перестегнуть наручник. – Лайт трясёт рукой, заставляя цепь звенеть. Всё было в порядке, когда Эл сидел в кресле слева, с ноутбуком, периодически впадая в забытье с открытыми глазами. (Однажды, Лайт, проснувшись посреди ночи, обнаружил его сидящим в кресле перед погасшим экраном.) Эл садится на кровати и поворачивается к нему лицом. Лайт объясняет смысл своей просьбы: – Я сплю на спине и получится, что цепь будет лежать на мне. – Ну хорошо. – Эл подаётся вперёд и протягивает руки к его скованным запястьям. Лайт смотрит на его склонённый вихрастый затылок, испытывая странную смесь чувств, застывшую где-то между желанием ударить и обнять. Чего хочется больше Лайт никак не может определить. Должно быть, Эл ему нравился до того, как надоел своими пустыми подозрениями. Эл сжимает его руки в своих руках и Лайт подаётся иррациональному, спонтанно возникшему порыву… Лайт бегает быстро. Он без труда достигает двери и устремляется по коридору – прямиком к лестнице. Он не собирается спускаться и давать Эл возможность классифицировать свою выходку, как отчаянную попытку бегства. Только наверх. По пустым коридорам, мимо пустых номеров, как будто они одни остались в целом мире. Лайт думает, что выбрал бы в компанию Эл, который бежит за ним легко и быстро чего никак нельзя ожидать, учитывая его обычно неспешный шаг и согнутую спину. Но фора у Лайта есть, так что он успевает скрыться за углом огромной рекреации. Лестницы с обеих её сторон ведут на мост, соединяющий между собой двадцать пятый этаж и крышу. Лайт бросается на Эл, когда тот прибегает следом, и смеётся, когда они падают на пол, поднимая грохот, разбивающий тишину пустого помещения. Эл выругивается едва слышно, но отчётливо, а значит, всё же не мировая полиция изобрела его в своих секретных лабораториях для повышения эффективности борьбы с преступностью. Лайт продолжает смеяться, а мрачный Эл сообщает ему, что вероятность того, что он – Кира снизилась сразу на десять процентов. – Ты что обиделся? – Лайт этого не хочет – Эл из тех, кто непременно отомстит. – Кира никогда бы не совершил такой идиотский поступок, – отвечает тот, смотря на теряющийся в высоте и темноте потолок. Лежать на нём не слишком удобно, но Лайт не хочет подниматься. – А мне кажется, что только идиот мог взяться изменять мир, – чистосердечно признаётся он и опускает голову… Тишину разбивает лишь мерный стук чужого сердца. Расследование неуклонно продвигается вперёд и чем дольше Лайт анализирует действия Киры, тем больше соглашается с Эл, назвавшим его номером три. Он не тот, что прежде. Он другой. Не максималист, решивший изменить мир к лучшему, но мерзавец, выбивающий себе место под солнцем. Не идеалист, возомнивший себя Богом, но прагматик, жаждущий сделаться «хозяином жизни». Прежний убивал преступников, стремясь очистить мир от зла, нынешний прикрывает ими выгодные ему убийства. Лайт думает, что логика, согласно которой прежний Кира выбирал своих жертв, удивительно напоминает его собственную. Он бы тоже карал лишь тех, кто совершал преступления умышленно. Мгновенно избавлял мир от тех, чьи преступления были тяжкими и оценивал личность и количество рецидивов тех, кто не покушался на чужую жизнь, но стремился неправедным путём улучшить свою собственную. Но как же двенадцать агентов ФБР?.. Как же члены группы расследования дела Киры?.. Как же Эл?.. Мог ли он вступить на путь, который никогда бы не одобрила его семья? Лайт хочет знать, что могло заставить его сделать такой выбор. Почему он подобно лётчику-камикадзе решил отдать свою жизнь? Почему собрался подняться высоко, взлететь над всем человеческим и сгореть дотла, отдав весь свой свет во имя лучшего мира? Лайт ищет ответ, но не находит. Он думает, что им должно быть нечто величественное, достойное жертвы ценою в жизнь. Лайт хочет знать, страшно ли Эл? Ведь если он и в самом деле Кира… Но Эл отвечает, что ему грустно. Они оба находятся в своём номере. Лайт лежит, закинув руки за голову, а Эл сидит в кресле перед включённым ноутбуком. Читает скучные статьи... И Лайту внезапно тоже становится грустно. Он думает, что хотел бы сидеть на лекциях и ходить по университетским дорожкам в компании красавицы и умницы Такады. Но эти пасторальные картины насквозь пронизывает ложь. Лайт вспоминает Эл, сидевшего на лекциях за его спиной, тремя рядами выше. Ручку, скользившую по листу бумаги и улыбку готовую расколоть лицо. Эл напротив него за столиком кафе, и он подозревает, что Лайт и есть Кира и Лайт очень хочет им быть. Ходить по грани. «Скука», – понимает Лайт, – «Вот ответ». Именно скука могла быть «большим взрывом», лежавшим в основе мира, создаваемого Кирой. Лайту почему-то кажется, что скука на вкус должна быть как песок. Он говорит об этом Эл и Эл с ним соглашается. Он кидает в свой кофе шесть кубиков сахара и постукивает ложкой по тонким стенкам чашки. Лайт думает, что Эл поглощает столько сладкого потому, что он из детского дома, где никогда не бывает много конфет, а ещё потому, что в его жизни мало радостного. Эл подобно Кире принёс себя в жертву миру, по-своему избавляя его от зла. Лайт спрашивает, что будет делать Эл после того, как дело Киры будет закрыто и Эл отвечает, что возьмётся за новое. Лайт напрашивается ему в помощники, но Эл работает один. Лайт задет, но не собирается этого показывать. Что ему за дело до Эл?.. Пусть собирается и улетает в компании Ватари, который развернёт штаб расследования очередного дела и снабдит его горами сладкого, необходимого для работы. Быть может, Эл вновь потребуется помощь сторонних лиц, которых он без сожаления оставит позади, выявив преступника и передав его в руки официальных властей. Лайт спрашивает, нравится ли Эл такая жизнь, и тот отвечает, что всегда рад новому делу. – Возможно, это аморально, но отсутствие работы вызывает у меня ту самую скуку, о которой ты говорил. Лайт не удерживается от усмешки: – Так Кира твой личный враг. Эл бледно улыбается в ответ: – Да... Что-то вроде. Если смотреть на него с той позиции, что смотрит Лайт – снизу и влево – становится видно какие длинные и густые у него ресницы. Лайт хочет знать, рад ли Эл тому, что встретил его, потому что он сам рад их встрече. Пусть даже для того, чтобы она состоялась ему пришлось сделаться главным подозреваемым в массовых убийствах, которому грозит смертная казнь. – Думаю, мне будет не хватать тебя, Рюдзаки, – признаётся Лайт и закрывает глаза, собираясь спать. Он не сомневается, что вновь увидит один из ставших уже привычными кошмаров. В нём Эл непременно умрёт. Вот только Лайта это не радует так, как прежде. Он смеётся, но вместе с тем чувствует боль. Изнутри поднимается волна эмоций, он начинает задыхаться и, просыпаясь, с мимолётным облегчением, встречает взгляд немигающих серых глаз. Эл предлагает Лайту развеяться и навестить Мису. Он, разумеется, не оставит их наедине, но обещает сделаться максимально незаметным. Эл говорит, что слежка неотъемлемая часть работы детектива и подробностями человеческой жизни его не удивишь. Лайт не высыпается уже которую ночь подряд. Он смотрит на Эл, улавливая общий смысл, и думает, что тот быть может прав. Быть может то, о чём он говорит и в самом деле поможет ему сбросить накопившееся напряжение. Вот только Миса совсем не причём… Лайт затыкает Эл поцелуем, потянув на себя цепь, прервав его нудную речь о связи физики и психики. Соприкосновение губ сопровождается вспышкой. Лайту не слишком удобно – колени Эл упираются ему в грудь, – но всё это не имеет значения перед тем, что его с головой затапливает сияющая волна. Кажется, он слишком сильно сжимает запястье Эл и целует его откровенно и агрессивно. Для Лайта это нехарактерно. Прежде он всегда сохранял над собой контроль и действовал предельно корректно. Эл не сопротивляется и Лайт понимает почему лишь отстранившись. Эл выглядит умиротворённым, несмотря на болезненный укус и синяки, расцветающие на запястье. Лайт чувствует, как дрожат губы в предчувствии улыбки и старается унять эту дрожь. Закрывает и открывает глаза, возвращая в нормально состояние диспропорционально суженные зрачки. Он знает, что его рот испачкан чужой кровью. Эл, наконец, получил то доказательство, что так хотел. Убедился в правильности выбранного направления. Избавился от многозначности в трактовании его кошмаров. Лайт не сделал бы то, что сделал, убивай он Эл в своих снах из ненависти к тому, что тот подобно чудовищу из сказки вырвал его из нормальной жизни. Но он бы сделал то, что сделал будь он Кирой, желавшим убить его для того, чтобы утвердить свою власть. – Прости… Лайт понимает, что если он не Кира, то должен извиниться. Особенно, если он – Кира. Лайт вытирает рот тыльной стороной ладони, пачкая её разводами крови, и заводит нудную речь о влиянии длительного воздержания на молодой организм. «Но ты мне правда нравишься, Рюдзаки», признаётся Лайт, но Эл ему явно не верит. Хотя это единственное в чём Лайт не солгал. Эл говорит о необходимости посетить туалет и умыться до тошноты ровным голосом. Словно ничего особенного не произошло. Лайт думает о границах, за которые Эл не заступит, для того чтобы раскрыть дело. Он думает, есть ли они вообще. В туалете, когда Лайт тянет руку к потемневшей коже на запястье Эл, тот отдёргивает свою так резко, что цепь, стукнувшись о край раковины, громко звенит. Лайт спрашивает себя, может ли на это обидеться и с удовлетворением отвечает себе утвердительно... Несколько последующих дней они оба молчат. Лайт вновь и вновь ищет подтверждение своей теории – того, что третий Кира убивает преступников, прикрывая ими те убийства, что выгодны лично ему. Его неразборчивость вопиет об этом. Его не интересует тяжесть деяния и причины, толкнувшие человека преступить закон. Он хочет поскорее отделаться от раздражающей обязанности и ещё на одну ступень подняться по социальной лестнице. Лайт ждёт момента, когда он поднимется так высоко, что непременно себя обнаружит. У него под глазами наметились тени хронического недосыпа. Он явно похудел, потому что прежде карминный свитер сидел на нём иначе. Он думает, что вскоре станет совсем, как Эл и говорит ему об этом. Главный зал штаба расследования уже опустел, и только они не сдались и продолжают работу. – Для тебя бы это было удачным поворотом событий, – произносит Эл, не отвлекаясь от возведения башенки из кубиков сахара. – А ты не находишь, что внешность у тебя… – Лайт старается подыскать наиболее нейтральное определение: – довольно своеобразная? – Минус пять процентов, Лайт. – Эл тонко усмехается, не отвлекаясь от своего занятия. – Я говорю, что для тебя будет большой удачей стать Эл. На сей раз Лайт понимает его мгновенно: – Опять ты за своё… – тянет он обречённо. Должно быть потому, что слишком устал для того, чтобы злиться всерьёз. Лайт возвращает внимание мерцающему в сером сумраке огромного зала монитору. Он хочет убедиться в том, что Эл, сидящий рядом с ним настоящий... Лайт, словно невзначай, принимается перебирать звенья цепи, вынуждая Эл опустить руку. Конечно, тот может и не поддаваться, но ему наверняка интересно, что будет дальше. Лайт не знает, что происходит со шкалой подозрений, когда он касается пальцев Эл и сжимает его руку. Он думает, что, когда речь идёт о нём и об Эл слова только всё портят. Эл не пытается вырваться и смотрит на свой сахарный небоскрёб. Лайт тянет его за руку, заставляя наклониться... Он вообще-то не любит сладкое, но, пожалуй, готов сделать исключением одно. Эл прежде никогда не рассматривал себя в качестве субъекта или объекта любви. Разумеется, он знал, что это такое и даже питал бледную тень этого чувства к некоторым людям, местам и вещам. То была привязанность. Не слишком, впрочем, глубокая. Эл было достаточно воспоминаний о башенных часах, лучах солнца на вывеске «Дом Вэмми» и тех детях, что однажды должны были сменить его на посту стража мировой справедливости. Все они были смышлёными не по годам, а один из них так напоминал Эл самого себя, что ему становилось грустно. Он хотел сказать, что он не лучший пример для подражания, но Ниа так не считал. Эл даже завидовал его холодности, отстранённости и бесстрастности. Ниа был таким, а вот он – Эл, только казался. Воспоминания о рыдании детей из обычного детского дома, отсутствии сладостей и странные ночные видения ничто иное, как заводской брак, с которым приходится мириться. Эл – это легко. Он научился не фиксироваться на всём слишком человеческом внутри себя. Но дело Киры вывело его из равновесия. Заставило покинуть тёмную комнату, единственный источник света в которой мерцающий монитор. Открыться другим людям. Действовать интуитивно, потому что привычные и проверенные – рациональные – методы дают сбой. Лайт Ягами сидит напротив него в кафе, и он не из тех, кого Эл удастся оставить в дураках. Значит, нужно действовать иначе… – Лайт – мой первый друг, – безмятежно сообщает Эл, намереваясь посмотреть на его реакцию. Он понимает, что, провоцируя его, играет с огнём, но это единственный выход из тупика, в который зашло расследование. Это и появившийся второй Кира. Эл ликует, когда в его руках звонит телефон Мисы Аманэ. Подозрения становятся знанием. Эта девушка второй Кира, которому для убийства нужно лишь увидеть лицо своей будущей жертвы. Лайт – первый и звонит он ей сказать, что его сокурсник – нелепый парень в мешковатой одежде, тёзка суперзвезды Рюги Хидеки никто иной, как гениальный детектив Эл, возглавляющий штаб расследования по делу Киры. Эл – от которого им нужно избавиться. Тень разочарования от того, что Лайт солгал, утверждая, что тоже считает его своим другом исчезает в лучах триумфа. Впрочем, недолгого. Потому что прямых доказательств, как не было, так и нет. Потому что неясно, как они убивают. Аманэ сперва молчит, а затем начинает нести бред. Она в смирительной рубашке и с повязкой на глазах. Надёжно закреплена в станке для фиксации опасных маньяков. Остальные утверждают, что это уж слишком, но Эл отмахивается от их слов, как от жужжания назойливых насекомых. Эта девушка убила никак не меньше сотни человек по самым скромным подсчётам. В свете этих обстоятельств и неясности способа убийства, Эл считает свой действия оправданными. «Разумные меры предосторожности», – так он говорит. Следом за Аманэ бред начинает нести Лайт, требуя отпустить его и утверждая, что всё происходящее ошибка и он никак не может быть Кирой! Эл смотрит в его широко распахнутые, в тот момент такие честные глаза и ощущает нечто похожее на грусть. Ошибка в самом деле произошла. Вот только потому, что Лайт и есть Кира. Потому, что он стал им в какой-то момент. Эл хочет спросить: «Почему, Лайт?», – но всё это слишком патетично и отдаёт дешёвой мелодрамой. Эл тянется за очередными кубиками сахара, собираясь бросить их в чашку, но первый же скатывается с пирамиды, полностью поглотившей кофе. Эл придерживает рукой второй. Он думает, что если Лайт и Аманэ не притворяются, то значит они каким-то непостижимым образом лишились своей силы и потеряли все воспоминания о ней. Но Эл не верит в то, что Кира мог бы всё так закончить. Он смотрит на изображение Лайта на мониторе – тот лежит на полу – и пытается понять, что тот задумал. Нет не так. Что задумал Кира. Отсутствие ответа на этот вопрос делает будущее как никогда туманным. Лайт устраивает дурацкие догонялки по зданию и Эл лжёт, что теперь будет подозревать его меньше. Это правда, что Кира никогда бы так не поступил, но он мог бы так поступить, не будучи Кирой. Не опасаясь раскрыть себя. Лайту снится его смерть и что это как не истинное желание Киры? Но здесь есть лазейка – у Лайта немало причин ненавидеть его и лишь когда он затыкает его поцелуем, Эл уверяется в своей правоте. Подлинная агрессия прекрасно маскируется фальшивой страстью. Лайт прокусывает ему губу и оставляет чёрные синяки на запястье, а затем списывает это на буйство подростковых гормонов и длительное воздержание. – Но ты мне правда нравишься, Рюдзаки. Эл разумеется не верит ему и отдёргивает в туалете руку, уходя от прикосновения. Он знает, что Лайт хочет его убить. Лайт притворяется обиженным и молчит несколько дней подряд, а затем говорит, что вскоре сделается неотличимым от него. И Эл думает, что для Киры это будет большой удачей – стать Эл. Должно быть этого он и добивается – избавиться от подозрений и занять его место. Вот только сперва нужно вернуть себе силу… Третий Кира – это ключ. Эл чувствует, что Лайт тянет цепь от наручников на себя, и с секунду помедлив, опускает руку. Его толкает на это интерес и ещё нечто трудноопределимое. Словно внутри него забила крыльями стая птиц. Неуместное волнение... Эл недоволен собой и происходящим, потому что оно слишком похоже на правду. Ощущение чужой руки и поцелуй, в котором он ничего не смыслит. Это почти, как если бы они не были детективом и серийным убийцей, прикованными друг к другу наручниками, запертыми на двадцати пяти этажах небоскрёба, покинуть который живым сможет лишь один из них. Эл отстраняется, когда Лайт подаётся вперёд и говорит, что ему не следует надеяться на то, что подобные действия заставят его изменить направление расследования. Лайт в ответ обзывает его дураком, что, разумеется, не соответствует действительности. Эл перечисляет доказательства до тех пор, пока и сам не начинает ощущать себя дураком. Тогда он замолкает, а когда заговаривает вновь, то сообщает Лайту, что с высокой степенью вероятности один из них вскоре умрёт. Эл полагает, что при таком раскладе им не следует ничего начинать. Лайт полагает, что при таком раскладе им следует поторопиться... Эл знает, что целуется с ним в тёмном углу пустого коридора вовсе не потому, что это может как-то помочь расследованию. В последнее время Эл кажется, что расследованию уже ничто не сможет помочь и всё что ему остаётся это фиксировать происходящее в ожидании неумолимой развязки. Надеяться, что ещё представится шанс сделать свой ход. Надеяться, что он не представится никогда. Пустота и тишина вокруг заставляют цепляться друг за друга. Эл обнаруживает себя вцепившимся в рубашку Лайта. Он слышит стук сердца – свой или его – и знает, что вскоре он должен будет прерваться. Но в тот момент, когда Лайт целует его вновь, наступает странный феномен – разумное уходит в сторону и путаясь в простынях случайной комнаты кажется, что они бессмертны и никогда не умрут. Лайт спрашивает, что они станут делать после того, как поймают Киру. Его усилия по поискам оного, наконец увенчались успехом. Теория подтвердилась. Конкуренты компании «Йоцуба» погибают один за другим последние три месяца. А ведь как раз тогда и появился третий Кира. Как раз тогда акции компании «Йоцуба» медленно, но верно поползли вверх. – Не думаю, что с поимкой третьего Киры, мы сможем закрыть это дело, – отвечает Эл. Откровенно говоря, он в этом уверен. Но Лайт всё равно указывает на необходимость закончить институт и вспоминает о своей семье. Он полагает, что в свете этих обстоятельств им следует остаться в Японии. Эл честно признаётся, что не приучен к пустому фантазированию. Он уедет, как и говорил, даже если Лайт и не окажется Кирой. Потому что работа не ждёт. Лайт скрывает, что задет услышанным и отмечает, что с помощью Киры, он вскоре может остаться вовсе без работы. Но тогда ведь останется сам Кира… Эл чувствует, что они на финишной прямой и Лайт, что бы он там не говорил чувствует тоже. Когда он ударяет его затылком о борт кровати, Эл вспоминает с кем имеет дело. Тогда, они почти дерутся и падают на пол. Эл думает, что риск того, что кто-нибудь из штаба расследования их увидит не идёт ни в какое сравнение с риском того, чем всё в очередной раз закончится. Мацуда отчитывает их за бесконечные драки. Господин Ягами указывает на важность их расследования и призывает прекратить «эти детские выходки» и только Моги сосредоточенно смотрит в бумаги. Значит, он видел. Эл знает, что многое видел Ватари, но он молчит. Да и что тут скажешь?.. Эл и сам понимает – его отношения с Лайтом никогда не должны были начаться. Он хочет прекратить их, но расстояние между ними несколько метров цепи и когда Лайт берёт его за руку, всё начинается по новой… Айдзава покидает их штаб в начале октября. Он признаётся, что ни Эл, ни его методы никогда ему не нравились на что Эл бестрепетно расписывается в симпатии к таким людям, как Айдзава. Лайт хочет знать, значит ли это, что он сам не нравится Эл. Эл отвечает, что ему сложно разобраться в своих чувствах к нему, так как однозначности в них нет. Нет однозначности и в тех чувствах, что испытывает к нему Лайт, но он угадывает, что у всех у них есть общий знаменатель. Лайт не произносит слова «любовь» даже про себя, продолжая дрейфовать между желанием убить Эл и просто желанием. Расстояние между ними не слишком велико и у их отношений ни шанса продлиться долго. Лайт задумывается, почему, когда он с Эл, ему так легко перейти грань и видит ответ в том, что он и в самом деле Кира. Вот только ничего не помнит и не знает, как поступить. Он сперва злится на самого себя, а затем успокаивается, потому что уж себе-то он точно верит. Происходящее с ним сейчас часть его собственного плана. Разве что только его отношения с Эл в их нынешнем виде не входили в него, но они ни на что не повлияют. Всё, что происходит в этом небоскрёбе останется в нём. Лайт уверен – нужно поймать третьего Киру. Неожиданно, ему помогает Мацуда. Его дурацкая выходка позволяет сократить количество подозреваемых до восьми человек. Мацуда слышит обрывок их разговора в конференц-зале и рискует жизнью, обнаружив себя. Эл называет его «идиотом», но спасает. Мацуда говорит, что слышал слова «Кира» и «смерть». Их штаб раскалывается надвое. Отец за то, чтобы арестовать всю восьмёрку и прекратить убийства. Эл считает, что важнее понять, как именно они происходят. Он уговаривает Мису помочь им в расследовании. Она понимает, что это опасно, но готова отдать за Лайта жизнь, а он думает, что хотел бы услышать нечто подобное от Эл, потому что для Эл это означало бы спасение. Но тот настроен довести дело до конца и вот уже Миса радостно улыбается и даёт им прослушать запись с чистосердечным признанием Хигути. Он признаётся, что он и есть Кира, и обещает в качестве доказательства перестать убивать преступников. Они придумывают план по его захвату и решают выждать неделю, прежде чем претворить его в жизнь. Для того чтобы убедиться. Лайт спрашивает, считает ли Эл, что после поимки третьего Киры, он сам станет им вновь. Но Эл молчит в ответ. Лайта захватывает мысль, что он его непременно оставит. Поступит, как должно. Лайт знает, что также поступит он сам и когда «Тетрадь Смерти» оказывается в его руках, он кричит от нахлынувших воспоминаний и точно знает, как должно. Лайт разминает пальцы, думая, что в том, что желание убить Эл переплавилось просто в желание нет ничего удивительного. Агрессия нашла выход в страсти, он этого не ожидал, но его личная жизнь за последние несколько месяцев никоим образом не повлияет на дело. Лайт вновь собран, холоден и расчётлив. Он вновь Кира. Он вскоре Бог. Наручники падают и Лайт старается игнорировать то, как неуютно становится без них. Без Эл в поле зрения. Впрочем, он всего лишь боится неожиданных действий с его стороны. Не более того. Эл вынужден отпустить Мису и Лайт порывисто обнимает её и, убедившись, что камеры наблюдения не зафиксируют его артикуляцию, говорит ей, как следует поступить. Миса возвращается с Рюком и глазами Бога Смерти. Прежде надёжно спрятанная «Тетрадь» у неё и всё идёт по плану. Лайт призывает Мису возобновить казни преступников. Он точно знает, что Рэм начнёт волноваться за неё. Он точно знает, что Эл даст ей повод. Эл сидит над «Тетрадью» и задаёт вопросы. Рэм отвечает уклончиво и Лайт слегка злится из-за того, что она избегает безоговорочного «нет». Эл говорит, что он получил свободу, но никуда не выходит и его свидания с Мисой длятся не дольше десяти минут. Его голос до отвращения ровен и спокоен. Эл ведёт себя так, словно между ними никогда и ничего не было. Или, что вернее, словно, что бы там не было, а каждый из них остаётся при своём. Лайт чувствует себя задетым его равнодушием и отвечает немного эмоциональнее, чем ему бы хотелось: – Но ведь преступники продолжают погибать, Рюдзаки. Я не считаю дело Киры оконченным. А если я тебе здесь мешаю, так ты мне так и скажи! – Да нет… – Эл тянется за очередной сладостью. Лайт жалеет о последнем слишком эмоциональном выпаде, но потом думает, что он должен снизить уровень подозрений Эл и что ему следует вести себя с ним так, как он вёл себя прежде. Когда они сталкиваются на одном из пустых этажей небоскрёба и выясняют, что им в одну сторону, Лайт пользуется ближайшим поворотом для того, чтобы прижать Эл к стене. Руки Лайта по обеим сторонам от его лица и Лайт точно помнит, что именно делал прежде. Но когда он наклоняется, Эл отворачивается от него. Лайт утыкается в его мягкие, но непослушные волосы, пахнущие чем-то сладким. Он кривит губы в усмешке, которую Эл всё равно не увидит. – Зря ты так, – произносит едва слышно и уходит. Звук его шагов единственное, что разбивает тишину коридора... Лайт обнаруживает, что в одиночестве ему не спится в первый же день без наручников. Спустя неделю он садится на постели и трёт собственное запястье. За окном на тёмном небе сияет луна, взошедшая над сияющими небоскрёбами. Тишина вокруг отгоняет сон, рождая ощущение неправильности. Его бывший с Эл номер тремя этажами выше, но там никого нет. Эл обнаруживается внизу в главном зале штаба расследования перед мерцающими мониторами. Тусклый свет, затерявшихся в высоте потолка ламп, не даёт представления о дне и ночи. – Ты почему не спишь? – спрашивает Лайт. – Проверяю данные, – не оборачиваясь, отвечает Эл. Лайт подходит ближе и садится в кресло. – Нашёл что-нибудь интересное? Эл предлагает ему присоединиться к работе: – Ты можешь мне помочь. Лайт упирает локоть правой руки в стол и подпирает ею голову, нажимая пальцами левой на кнопки мыши. Списки жертв возникают перед глазами. Эл слева грызёт кубик сахара и Лайт и сам не замечает, как проваливается в сон… Мацуда утром говорит о подрыве здоровья трудового коллектива, вызванного ненормированным режимом работы, установленным Эл. Лайт улыбается и уверяет его, что всё в порядке. Ему не спалось, и он сам спустился и предложил свою помощь. – Не слишком я, впрочем, помог… У него болит правая рука и на щеке остался красный след от ладони. Он думает, что дело не в Эл, как таковом, а в ощущении чужого присутствия, к которому он успел привыкнуть. Сгодится и Рюк, хрустящий яблоками, и Миса, сопящая во сне. Эл больше не пристаёт к Рэм с расспросами, и она тоже молчит. Остальные боятся с ней заговаривать, и Рэм стоит, остов вымершего чудовища, предчувствуя дальнейший ход событий. Предчувствует его и Эл. Он признаётся, что ему грустно, потому что они вскоре расстанутся. Они вдвоём сидят на лестнице и Лайт хочет ответить, но звонок телефона не даёт ему этого сделать. Мацуда сообщает Эл, что всё получилось. Что именно получилось, Лайт узнаёт в главном зале штаба расследования. И ему даже не нужно изображать потрясение, потому что он и вправду потрясён, когда на экране загорается сообщение об удалении всех данных. Эл добился разрешения на проверку «Тетради Смерти». Он собрался доказать ложность правила тринадцати дней и лишить Лайта, а вместе с ним и Мису безоговорочного алиби. Он возобновит расследование в отношении них и так как Миса карает преступников… Рэм не стала ждать. У Лайта что-то замирает внутри, когда из пальцев Эл выскальзывает ложка и падает вместе с ним. Он успевает подхватить его и всё должно было закончиться именно так и никак иначе. Он должен был победить Эл. Эл должен был умереть, как в одной из тысячи его фантазий, как в одном из его снов. Вот он момент его триумфа! Слёзы на лице сменяет улыбка, глаза Эл закрываются и Лайт понимает, что нужно действовать дальше. Он кричит и бросается искать пропавшего из вида Бога Смерти. Ему нужно найти «Тетрадь Смерти» Рэм, бывшую «Тетрадь Смерти» Рюка. Теперь его и только его. Лайт достаёт её из кучи серого песка, в который обратилась Рэм, отряхивает и прячет под рубашку, а затем зовёт остальных. Он вдохновенно обещает отомстить за Эл. После чего все они возвращаются в главный зал штаба. Моги переносит тело Эл на диван и всё выглядит так, словно тот решил прилечь и поспать немного, как часто делал Мацуда, устав посреди ненормированного рабочего дня. Впрочем, для того, чтобы в такое поверить нужно было совсем не знать Эл. Лайт садится на пустой стул. Мацуда звонит в скорую, а отец сообщает по внутренней связи, что Ватари – мёртв. Лайт думает о том, что хотел сказать Эл там на лестнице пока врач возится, констатируя смерть, и поднимается с места, когда санитары укладывают тело Эл на носилки. – Подождите. – Лайт… – сочувственно тянет отец, а у Мацуды на глазах выступают слёзы. – Уносите тело, – велит врач. – Подождите… Лайт не может броситься вперёд, потому что Моги хватает его за плечи со спины. – Подождите! Позади них проносят носилки с телом Ватари. – Эл... ЭЛ! Но никто его словно не слышит. Санитары ускоряют шаг. Лайта волной захлёстывают эмоции… А потом наступает тишина. Лайт ненавидит Рэм так сильно, что её спасает лишь то, что она уже мертва. Он вспоминает, что должен быть счастлив и нужно действовать, нужно продолжать действовать. Спасать этот несовершенный мир. Делать его лучше. Лайт отказывается идти на похороны, ссылаясь на необходимость скопировать систему для их нового штаба. В котором именно он будет исполнять роль Эл. Лайт предусмотрительно делает себе чашку кофе, но всё равно чувствует сонливость спустя несколько часов. Он говорит, что копирование системы занятие ужасно скучное. Эл отвечает, что работа детектива на девяносто процентов состоит из скуки. Лайт слышит его голос очень отчётливо… Он тянет руку в правую сторону, но находит там только пустоту.