Дурная кровь

Было это в год, когда пьяница Хан повесился. Все дети Змеиного тупика знали добряка Хана — всегда пьян, зато может угостить конфетами или подарить болтик на счастье, да и сам Хан не слишком страдал от своей никчемной жизни. Пока однажды ночью у него не появился ребенок. Болтали про это разное. Что подъехала ночью шикарная черная машина, вышла из нее прекрасная леди на во-от таких шпильках, которая вела за руку бледного мальчика. Она чуть ли не взглядом открыла обшарпанную дверь ханова дома, завела туда ребенка и сразу уехала. — Чушь! Дерьмо собачье! — Джош, услышав от Рей сплетни, сплюнул через дыру от выбитого переднего зуба. Джошу было уже семнадцать, зуба он лишился коренного, а с доходами его многодетной семейки на пособиях вставить новый Джошу светило, только если начнет дурь толкать, а сам не сторчится. В общем, недоверчивый был Джош и в баб на шпилярах не верил. — Хану какая-то залетная шмара привезла подарочек и свалила. Видать, клиентов со спиногрызом особо много не насобираешь! О проститутках весь Змеиный тупик знал только теоретически. Городок располагался в стороне от нового оживленного шоссе, а на местных было работать невыгодно — по крайней мере открыто. Свои же бабы заплюют, рожу расцарапают и все космы повыдергают. Разве что тайно кто принимал у себя на дому. Однако кликуха «шлюхин сын» к отродью Хана прилипла намертво. Рей считала это несправедливым. Почему та, кто залетела — непременно шлюха, а Хан добряк и ни в чем не виноват? Впрочем, чужие проблемы ее волновали мало — со своими бы разобраться. В шестнадцать лет мир, такое ощущение, из одних проблем и состоит. Особенно если твои родители приемные. Рей не сказали, что случилось с ее родителями. Приемные что-то знали, но не говорили, и порой посматривали так странно, будто у нее, например, отец маньяк. Так-то к Платтам, приютившим ее в обмен на не слишком щедрое пособие, претензий не было — кормили, не били, за работу на семейной автомойке чуть доплачивали, полоскали мозги на тему важности образования. И еще у Рей была своя комната с, подумать только, щеколдой изнутри. Двухсотлетний дом Платтов напоминал жилище ведьмы и был местной достопримечательностью. На выходных сюда даже экскурсии возили — тогда Рей делала «смоки айз» и обсыпала лицо белой пудрой, надевала черное платье с кружавчиками и изображала Уэнсдей Адамс. Тоже, кстати, за плату. Знай себе засовывай малышне игрушечных пауков за шиворот и разноси желейных червяков с чаем. Иногда надо было играть призрака монахини (Рей была рослой девушкой в свои шестнадцать). Призрак грозился всех утащить в ад и дико кричал, детям и взрослым нравилось, хотя сама Рей в ад и демонов не верила, а о собственных актерских способностях была невысокого мнения. Никакой карьеры актрисы в светлом будущем, никакого жопотряса на потребу публике. Только технические специальности! И главное — никаких кредитов на обучение! Так что на карманные деньги Рей занималась математикой со своей школьной учительницей, госпожой Маз. Еще год — и можно ехать поступать в столицу! Не устроится сразу — пойдет работать и пробовать снова. Рей не слишком надеялась на успех и придумывала все новые планы, чтоб не играть Уэнсдей и монахиню до старости. Итак, пьяница Хан повесился всего через полгода жизни с сыном. Тому было лет, кажется, десять, в школу его не водили, и с местными мальчик не водился тоже. Хана похоронили на Старом кладбище за муниципальный счет, а за мальчиком приехала следить какая-то дальняя родственница, позарившаяся на неплохой дом и почти не ржавую машину. К несчастью, у родственницы были свои дети — четверо пацанов от десяти до пятнадцати лет. И нового «братика» они невзлюбили. Как в сказке прямо, да? Как-то Рей шла из магазина — руки нагружены свертками и пакетами, спину ломит. Господин Платт ей сказал: если сумеешь выгодно купить, сдачу оставь себе. А Рей на целую акцию попала, так что, хоть она и ощущала себя тонущей от перегруза баржей, в кармане позвякивали сэкономленные кроны. Августовский день выдался жарким. Обочина шоссе противно пылила под кроссовками, солнце припекало, а раздеться нельзя — порывистый ветер был уже вполне холодным. Ничего, еще две улицы, и можно будет отдохнуть. Внимание Рей привлекла возня под пожелтевшим дубом. Сначала она подумала — дети играют. Потом пригляделась: нет, не играют и даже не дерутся. Четверо били одного ногами, а тот лежал, свернувшись клубком, и только голову прикрывал ссаженными в кровь руками. — А ну стоять! — гаркнула Рей командным голосом (так Платт покрикивал на персонал). — В кутузку захотели?! — Вали отсюда, пока не дали, — проворчал старший. — Джоша давно видел? — ласково уточнила Рей, не торопясь класть покупки наземь — им вполне могли приделать ноги, мало ли сколько у этих придурков тут еще сообщников. — Знать не знаю, кто такой Джош, — старший показал ей средний палец. — Имел я его… «Новенькие», — поняла Рей. Джоша тут все знали, потому что кто знакомился с ним, тот потом забыть не мог. Сама Рей с Джошем дружила, и даже не романтически (Джош объяснил своим, что у нее сиськи мелковаты, но баба что надо, кто будет лезть — ноги оторвет). Вот что творят помощь в учебе и бесплатные конфеты на Хэллоуин — главный малолетний бандит ставит тебя под защиту. А еще она вполне могла ему пожаловаться на беспорядок на территории. Что Рей и сделала — прям взяла мобильный и написала ему в вацап: тут борзые залетные, Кленовая 9. А еще фотку скинула. — Эй, тварь, хули ты фоткаешь?! — вступил в «диалог» пацан поменьше. — Для памятника, — нагло сказала Рей. — Чтоб тебя со всеми прыщами там запечатлели, но с целым носом. А то сейчас расквасят. Она пошире расставила ноги, думая, чего делать с покупками — в принципе, возместить пропавшее в драке из накоплений она могла, но денег было до слез жалко. По крайней мере, эти залетные герои перестали бить мальчишку и сейчас переговаривались, как ловчее ее проучить. Однако нервничали — уж больно наглая девка, а они и правда новички «на раёне». Промедление стоило им победы — принеслась кавалерия в лице дежурных, Митча и Кидда, верхом на мопеде — резвом, но жутко воняющем выхлопами двухтактного двигателя. Пока противник получал тумаков, Рей наконец отложила сумки со свертками и наклонилась над мальчишкой, по-прежнему лежащем на земле. Кровь на лице и голове у него уже запеклась, черные волосы свернулись змеиными кольцами. — Эй, — Рей осторожно дотронулась до покрытой пылью щеки и достала свой термос с водой. — Сколько пальцев видишь? На нее уставились два темных глаза. — Какая… разница? — тихо спросил парень. Сколько ему, десять? Меньше или больше? Такой бледный, грязный, худой… — Ну либо у тебя отек мозга и надо узнать последнее желание, — пошутила Рей, которая толком про такое ужасное последствие не знала. — Либо простой сотряс, и тогда надо поблевать, попить водички, приложить холодное к голове и полежать в темноте. Шоколадку еще съесть можно. — Не знаю, — темные глаза закрылись. — Спасибо, но оставь так. Мне сегодня домой лучше не приходить. Что-то было в хановом сыне странное — Рей только сейчас его узнала, так как видела пару раз еще с отцом. Она почувствовала, как по телу бежит стадо мурашек от безотчетной тревоги. Но это не повод оставлять пацана без помощи. Так что она сумела убедить пацана попить воды и умыться, посчитать пальцы и вместе с «кавалеристами» доехать до отапливаемого сарая на границе участка Платтов. Там нашлись железная печка и старый необоссанный (просто пыльный) матрас. — Держи шоколадку, вернусь вечером, — Рей оторвала от сердца, точнее желудка, собственный десерт и отправилась работать. Заодно выспросила у госпожи Платт все, что известно о хановом сыне в городе. «Дурная кровь! — хмыкнула Платтша. — Учиться не смог, задирался, все его бьют. На надомное перевели. Отец его боялся, вот и наложил на себя руки. Еще и невезучий — вон какая грымза приехала воспитывать! Так-то ей пацана бы не дали, но там какие-то связи. А чего ты интересуешься? — Да так, видела сынков этой… грымзы, — Рей с преувеличенной дотошностью начала оттирать фару кадиллака. — Дурные, тьфу! — Я ж говорю, дурная кровь, и невезучий еще. Все вокруг ломается, машина отца не заводится, да и у тетки его неудачи какие-то с ценными бумагами, говорят, — Платтша фыркнула, давая понять, что разговор закончен и пора за работу. Ханов сын — Бен его звали — прожил в сарае Платтов до конца октября. Рей делилась с ним едой, принесла одеяла и даже простыню, чтоб колючий матрас за зад не кусал. Обрабатывала ссадины, царапины, гематомы и порезы, Заставила его вымыться (притащила мыло и полотенце, нагрела воды, из простыни соорудила занавеску и поливала из выцветшей пластиковой лейки, не глядя). Бен не умел читать, зато считал как калькулятор, причем в уме. Рей притащила старые детские книги — сказки, рассказы о животных — и пыталась вдолбить в него алфавит. Обещала, что после большого праздника на Хэллоуин станет потише, и она сможет представить его Платтам, а пока надо собрать доказательства, что тетка Бена та еще сука. Фотографировать синяки Бен не разрешил. Зато Джош заснял на видео, как тетка ругается с кем-то в придорожном баре, пьяная в стельку (Джош выразился иначе — «бухая в жопу»), и так несколько раз. Это вполне тянуло на повод к пересмотру трат из наследства и статуса опекуна. Рей не слишком надеялась на добросердечие собственных приемных родителей, но, может, они позарятся на несколько полей, которыми Хан владел вместе с домом. А уж за самим Беном Рей присмотрит, пока не уедет восвояси. Ей по-прежнему было тревожно в его присутствии, но теперь еще и радостно, будто она родственника обрела. Бен так внимательно ее слушал, когда она читала! Так старался учить буквы — они даже до слогов и простых слов типа «кот», «кит» дошли. Правда, порой у него случались вспышки странного. Например, однажды Рей пришла — а кусок зеркала, который она недавно принесла, чтоб Бену было сподручнее причесываться, валяется разбитым на крохотные осколки, сам парень забился в угол и только что не рычит, как бешеный пес. — Зачем ты со мной возишься?! — начал он тогда с места в карьер, не дав и слова вымолвить. — Я уродец! Я неполноценный! И проклятый! — А я в проклятия не верю! — Рей сердито отмахнулась. — И не урод ты вовсе, просто еще не вырос. Мужики к тридцати годам вырастают, ясно-понятно? Про тридцать лет она наобум сказала, но это сбило Бена с толку. — А я, между прочим, бекон принесла, — Рей помахала упаковкой. — И маршмеллоу. Так что, если почистишь мне печку и прочитаешь три предложения, будет тебе не просто королевский, а прямо-таки императорский ужин! Бен, пока чистил печку, весь извозился и стал похож на чертенка, только хвоста не хватает! Рей так смеялась, что бока заболели. Бен опасно надулся и покраснел, как переспелый помидор, но быстро сник и притих, потому что Рей начала его отмывать, а он всегда тянулся за простыми бытовыми прикосновениями, как котенок за лаской. Насилу отмылись, поучились (в математике его ничему учить было не надо, он на лету схватывал сложные вычисления и идеи формул, поэтому Рей просто читала учебник вслух), поели. Стемнело, и Рей накрыла своим старым худи Бена, улегшегося тяжелой, словно чугунной, головой ей на колени. — Зачем ты со мной возишься? — спросил вдруг мальчишка. — Ты красивая. У тебя вон сколько может быть… — А я всегда мечтала о младшем брате и семье, — Рей пожала плечами. — Вот вырасту и узнаю, что с ними случилось. И денег буду зарабатывать. И уеду отсюда далеко-далеко… — И меня с собой возьмешь? — темные глаза, отражая багровые угли в печке, смотрели на Рей горько и недоверчиво. — Конечно! — соврала Рей, щелкая Бена по кончику носа. — Только не сразу. Сам понимаешь, поеду я в большой город с голой ж… в смысле, без денег. А ты еще несовершеннолетний будешь и придется тебе учиться, хорошо учиться. А там и встретимся. — Ага, — длиннющие, как у девчонки, ресницы Бена дрогнули и закрылись, а слишком яркий для пацана рот наоборот приоткрылся в сне, демонстрируя белые-белые зубы, словно у него все еще молочные не выпали. В другой раз Бен сильно разозлился, когда Рей принесла ему остатки еды с дня рождения Джоша — между прочим, ненадкусанные, просто не всю пиццу съели. Джош напился, тыкался носом в майку Рей и звал стать его «старушкой». Говорил, что теперь совершеннолетний, что вписался в банду побольше, что будет круто зарабатывать, что вставит проклятый зуб, что не употребляет и не будет… Рей смеялась, вывертывалась из его рук и делала вид, что это шутка. Очень ей улыбалось застрять на всю жизнь в захолустье женой бандита, пусть Джош и был человеком с понятиями о чести. Некоторыми. Бен как будто учуял Джоша. Зашипел и кошкой взлетел на потолочную балку, как в том фильме про одержимого демонами. — Ты была с ним! — прям зарычал. — Слышь, спортсмен-верхолаз, — Рей запрокинула голову, отметив, что глаза мальчишки странно фосфорецируют, — я собираюсь съесть эту пиццу, неважно, одна или в твоей компании. А с кем я там общалась, тебя не касается, у меня вообще приятелей много. И она демонстративно подсела к печке, чтоб раздуть тлеющие угли и попробовать погреть пиццу на старой чугунной сковородке. Долго ждать не пришлось — сзади послышался шорох, как будто кто-то, пыхтя, сползал пузом по столбу, потом глухое «Бам!», и наконец сопящий пацан тихо присел рядом. — Слушай, это пицца с дня рождения Джоша. Это его парни отбили тебя у кузенов-выродков, — Рей погладила Бена по чудесным темным волосам, мягким, будто у ребенка, и при этом густым. Волосы росли так быстро, что Рей почти завидовала. — И заметь, я ношу тебе еду, а не ему. — Когда я вырасту, — Бен вскинул голову, его темные глаза блестели, — я буду носить тебе еду, одежду, драгоценности и все, что захочешь! — Вырастай поскорее, герой! — Рей засмеялась громче. — А ты меня дождешься? — глаза Бена чуть сузились, тело напряглось, он ждал ответа так, будто от этого вся жизнь зависела. — Конечно, — соврала Рей, не моргнув и глазом. Она уже в шестнадцать лет знала, что бывает ложь во спасение. Обычно таким занимался старенький пастор по воскресеньям, а вот молодой фельдшер пренебрегал. Ну что стоило сказать госпоже Майнтруд, что она еще всех невесток переживет, а не рубить правду-матку про рак в четвертой стадии? Впрочем, свое мнение Рей предпочитала держать при себе, врала редко и еще ни разу не спалилась. Еще Рей уже в последних числах октября украла у тетки Бена машину, которую так любил его отец. У старого серого «мустанга», который уже пошел пятнами ржавчины, оказывается, были вполне молодой мотор и собственная кличка — «Сокол». И не заводилась машина, потому что Бен отсоединил тайком проводок в руле. Ночью Рей, напялив на себя черную одежду и хоккейную маску вратаря, прокралась в сад тетки (формально сад Бена, конечно). В порядком обшарпанном доме, где несколько окон были забиты фанерой вместо стекол, громко работал телек. Лохматый пес на привязи гавкнул пару раз на незваную гостью, но с веранды послышалось визгливое: «Заткнись!» — а у Рей была с собой кровяная колбаса. И никаких вредных начинок, но такой шмат, какого надолго хватит даже самой большой собаке. Так что Рей беспрепятственно смазала петли у ворот, подсоединила проводок при свете телефонного фонарика обратно, подлила бензина. Немного подумала и решила: раз эти придурки собственного родственника били, то собаку точно не пожалеют, и отстегнула цепь с ошейника увлеченно чавкающего пса. Затем села в пахнувшую пылью и табаком машину и повернула ключ зажигания. Тачка взревела, как десяток очень злых демонов Преисподней, Рей вдавила газ и с ветерком выкатилась на улицу. А дальше поворот, поворот, грунтовая — и только ее и видели. Никто не знал сеть местных дорог лучше Рей. Говорят, соседи вдоволь посмеялись над злющей теткой, когда та обнаружила пропажу, а полицейский и вовсе не поверил, что старое ржавое ведро с гайками кто-то угнал, да еще и собаку прихватил. Дело открывать не стали, но и не пересчитали детей по головам. А значит, вопросов, куда пропал племянник, не возникло. Машину пришлось прятать в лесу. Рей сделала той шалаш у заброшенной тропы, где можно было немного проехать вглубь леса. Пару раз катала ночами счастливого Бена (автоправ у Рей не было, но угадайте, кто буксировал машины клиентов автомойки и туристов до стоянки? Хорошо быть высокой и уверенной в себе, тогда и вопросов у окружающих не возникает). Один раз они даже рискнули доехать до заправки, при которой работала круглосуточная бургерная, и Бен получил огромный бургер, луковые кольца, молочный коктейль и пару пончиков, сама Рей удовольствовалась кофе, в основном из жадности — она очень экономила на себе, чтоб в будущем уехать. Бен выглядел еще более худым, ушастым и маленьким, чем обычно, из-за этого один пончик им перепал бесплатно. Но он держал Рей за руку и был так горд, словно у них свидание. Может, так и воспринимал всю эту движуху. Рей была не против — главное, что не лезет целоваться липкими от сахарной пудры губами. На обратном пути Рей настроила магнитолу и они всю ночь катались и слушали самые ее любимые песни. Классно иметь машину и жаль, что ей пока даже такое древнее чудище — с учетом страховки и бензина — не по карману. Снова спрятав машину в шалаше, Рей погладила еще теплый капот. «Держись, соколиха, — подумала про себя. — И еще покатаешь любимого хозяина!» И вот настал Хэллоуин — главный местный туристический праздник. С самого утра Рей была занята — как только нацепила маскарадный костюм, так и побежала развлекать толпу гостей. В этот день приемные родители всегда освобождали ее от занятий в школе. Кто еще поможет испечь пироги с тыквой, наделать леденцов и как следует напугать гостей? И спать Рей легла заполночь — пока не украсила весь «ведьминский» дом Платтов паутиной, пауками, летучими мышами и иссохшими скелетами, от нее не отстали. Потом она не раз вспоминала этот день — пыталась понять, почему, ПОЧЕМУ ее интуиция молчала? Почему она не сбегала проверить Бена в обеденный перерыв?! Почему в этот раз было так много гостей, а Платты нервничали вдвое больше? Только поздно вечером, когда туристы и дети местных смотрели фейерверк, Рей, даже не переодев костюм призрака монахини, поспешила в сарай, прижимая к груди смешную пластиковую корзинку-тыковку с угощениями. Вот Бен обрадуется, он ведь любит сладкое, он… Пластиковая тыква выпала из густо набеленных рук Рей, ударилась о крупный валун на тропе и разбилась, рассыпая конфеты в ярких фантиках. Рей завизжала — с душой, как не визжала во время представлений. Ворота сарая были нараспашку. Все, что внутри — печка, матрас, занавеска, сундук, посуда, таз — перевернуто, разбито, поломано или хотя бы продырявлено. А на стене, в неверном голубоватом свете телефонного фонарика, что прыгал в дрожащей руке Рей как живой, влажно блестели заглавные латинские буквы, написанные, кажется, кровью: DIT.SCO M.R. Конечно, вызвали полицию. Но только в фильмах приезжает усталый следователь с благородным лицом и печалью в глазах, он курит как паровоз и повидал много дерьма, и обязательно найдет пропавшего мальчика в конце. В реальности приперлись двое — один нервная жердина, второй лысеющий и пузатый, кажется, с восточными корнями. Они много ходили вокруг сарая, говорили «Мда-а-а» и «ну что за херня в конце смены». Опрос свидетелей ничего не дал. Кровь была человеческая, четвертой группы, резус отрицательный, свежая. Почему-то следователи не нашли никаких следов Бена, ни одного завалящего волоса, чтоб можно было сравнить ДНК. Мальчик просто растворился в воздухе. Новость о пропаже сначала была горячей, как утка из печи. Местные жители прониклись чужой бедой и слезами Рей по местному телевидению, собрались в поисковые группы и… ну, не то чтобы прямо прочесали местные леса, но у опушек побродили. Тетку Бена выпнули из дома за «отсутствие заботы о подопечном», пришлось ей собрать свою голосистую ораву и проваливать, потому что люди на улицах плевали вслед — да-да, те самые люди, которые не обращали внимания на вечно избитого мальчишку и называли его «дурной кровью». Джош попробовал поискать по своим «каналам» — сказал, что сект с жертвоприношениями тут нет и маньяков залетных тоже. Разве что свой расчехлился. Потом попросил прощения, что не может больше ничем помочь. Рей все равно его поблагодарила и принесла пирог с тыквой (она на них теперь смотреть не могла, а туристы требовали угощение «как в день пропажи мальчика», эта история послужила хорошей рекламой «Ведьминскому дому» Платтов). Однако Рей на пороге свежеокрашенного дома Джоша — он теперь вставил зуб и жил отдельно от матери — встретила хмурая блондинка, и по ее взгляду Рей поняла, что внутрь не пустят, а пирог окажется в помойном ведре. Ладно, дружеский долг выполнен. Так прошло еще два года. Рей немного помучилась кошмарами, но больше — чувством вины. Ей казалось, что если бы она сразу забрала мальчика в дом, трагедии бы удалось избежать. Однажды, погожим летним днем, Рей встала утром и поняла: пора. Приняла душ, принарядилась в новые джинсы и футболку с логотипом любимой группы, вынула из-под кровати давно собранный чемодан и проверила, все ли документы лежат в рюкзачке — паспорт, аттестат, договор об открытии банковского счета (вместе с картой). Она спустилась вниз и наткнулась на Платтшу, которая мигом все поняла. Рей думала — ее уговаривать будут, немного шантажировать, но приемная мать вдруг обняла ее и прижала к своей рано высохшей груди (она была худой, как палка, а ее муж скорее пузырь напоминал). — Я надеялась, ты останешься, — вздохнула та. — Хочу посмотреть мир, — Рей обняла ее в ответ, но от своего намерения отступать не собиралась. — Ладно, иди, — ее отпустили. — Вон, попей кофе на дорожку и вчерашних булочек возьми. Муж до обеда по делам, нечего ему видеть, расчувствуется еще, надерется, упрашивать начнет… Сильно там не гуляй, в городе-то, и в подоле не нам приноси. А впрочем сама все знаешь, ты умная. С этим напутствием Рей вышла из дома и погромыхала на автобусную остановку. — Подвезти? — рядом остановилась черная БМВ, не новая, но полированная так, что аж глазам больно. — Привет, Джош, твоя девушка будет недовольна, — Рей улыбнулась. — Похрен. Будет возникать, вылетит вслед за прошлой, — Джош тряхнул отросшими светлыми волосами, — садись давай. Обещаю за коленки не лапать и подержаться за член не предлагать. Перешучиваясь, они доехали даже не до вокзала, а до железнодорожной станции аж в соседнем городке, откуда уходил чистенький удобный экспресс до столицы. Джош сам купил Рей билет и шоколадку с соком, хлопнул ее по плечу: — Знаешь что, обустроишься — пошли мне открытку. Только не возвращайся. Пусть хоть кто-то свалит из нашей дыры, чтоб жить долго и счастливо. Через шесть часов Рей оказалась в большом городе. И пусть первый шаг в неизвестность был легок, последующие вышли куда тяжелее. Рей теперь часто вспоминала ту сказку, где русалочка, отрастившая себе ноги, ходила по земле будто по острым ножам. Вот и для Рей самостоятельная жизнь оказалась минным полем. Она провалилась на экзаменах, не добрав каких-то жалких трех баллов из пятидесяти, ее дважды грабили прямо у банкомата, на первой работе не выплатили премию, на второй хитро оформили и при малейшем несогласии уволили одним днем. А когда Рей работала уборщицей, сломала себе руку, но все равно вынуждена была выходить на работу, снимать лангетку и делать вид, что с ней все в порядке. Однако мир не без добрых людей, и хорошего тоже оказалось немало. Так, древняя старушка пустила ее за символическую плату жить на чердаке, при условии, что Рей будет кормить всех местных котов и голубей (корм старушка тоже предоставляла). Рей прожила у пожилой леди почти шесть лет, до самой смерти той. Жаль, наследники были не столь бескорыстны и плевать хотели на голубей, котов и условие в завещании про бесплатное проживание. Рей все-таки поступила на следующий год, пусть и на другую специальность, да еще и вечерние занятия. Зато она могла работать, да еще и на жилье экономила. И, как и хотела, обошлась без кредитов — что-то покрыл «сиротский» грант, а что-то — ее заработки официанткой, курьером, секретаршей, баристой, библиотекарем, сисадмином, мойщицей окон на высоте (это еще называется промышленный альпинизм), полировщицей машин на автосервисе, натурщицей в художественной мастерской и живым трупом в иммерсивном спектакле. Несколько раз Рей даже слала открытки Джошу — со столичными достопримечательностями, с подкармливаемыми котами, но без обратного адреса и без полной подписи, чтоб ревнивые девушки их не рвали. Подписывалась «Друг». Наконец за пару месяцев до защиты диплома Рей съехала в крошечную студию (без голубей и котов). Смущал только район — вроде новые дома, но на отшибе, соседей мало — еще не все заселились, инфраструктуру никакую не построили, и много слухов ходило об ограблениях. Но в связи с «жилищным кризисом», как это называли газеты, Рей ничего лучше на свой доход найти не могла, а делить проживание с кем-то (кроме голубей и котов) ей претило — слишком привыкла к одиночеству. Ничего — ее уже ждут со свежим дипломом в фирме, где Рей стажировалась на каникулах. А там и зарплата повыше, и субсидируют жилье. Тем вечером, в канун очередного дождливого Хэллоуина, интуиция разве что не кусала хозяйку — Рей была как на иголках. Шла от остановки, нервно оглядываясь, держала баллончик с перцовым газом наготове. И шестое чувство не подвело — дверь в студию оказалась приоткрыта, внутри — беспорядок. Рей осторожно толкнула дверь, отмечая про себя, что замок выломан, огляделась — вроде тихо. Она бы сразу вызвала полицию, но на этаже кроме нее пока никто не жил, а телефон, как назло, разрядился. Сжав баллончик и выставив руку с ним, как с пистолетом, Рей сделала шаг, другой внутрь. И тут что-то толкнуло ее в спину, что-то — ударило по руке, а дверь позади захлопнулась. — Я ж говорил, тут баба живет одна! — глумливо протянул татуированный лысый качок, подпирая дверь стулом. Его зрачки были расширены — вмазался чем-то. — Ну что, оприходуем? — второй, гнилозубый и прыщавый, поднял с пола баллончик Рей. — А потом пшик-пшик во все места, если стараться будет плохо? — Швабру ей в зад, если хоть рыпнется, — качок сделал шаг вперед и протянул к Рей свои клешни с ногтями в траурной рамке. К глазам Рей подступили злые горячие слезы. От такого только головой вниз с пятнадцатого этажа. Или попытаться их обмануть, задобрить — и проскочить? Одного только Рей не хотела — терпеть. Потому что уже углядела у лысого «дорожки» из уколов на руках. Там хорошо если один ВИЧ в коктейль входит. — Я больна, — рискнула сказать, отступая. — Смертельно и заразно. — Мы тоже, — гнилозубый радостно осклабился. — Как бы хер в тебе не потерять, сама понимаешь, последний шанс, то да се… Качок, воспользовавшись ужасом и замешательством Рей, ухватил ее за плечо. Рей хотела завизжать, но получила такой подзатыльник, что в ушах зазвенело. Внезапно в дверь постучали. Три раза, громко, раздельно и как будто бы даже нагло. — Нахер иди! — качок рванул блузку Рей. И тут дверь начала медленно раскрываться, причем стул, которым ее подперли, чертил в дешевом ламинате борозды в полпальца глубиной, как будто внутрь хотел войти пауэрлифтер. Гнилозубый выхватил нож, залихватски покрутив его вокруг кривых пальцев. — Ну привет, — на пороге появилось новое действующее лицо. Это был очень высокий мужчина неопределенного возраста, на взгляд Рей лет примерно тридцати. Его длинные темные волосы завивались в кольца вокруг бледного лица, темные глаза смотрели с холодной насмешкой. Рукой, унизанной серебряными кольцами, он оперся о косяк. Еще Рей отметила черный кожаный плащ и тяжелый ботинки, такие предпочитают рокеры. — Иди-ка… лесом нахер, — проговорил качок. — Помогите! — отмерла Рей. — Вызовите полицию! — Разборка голубков, воркуем помаленьку, ур-ру, — хохмил гнилозубый. — Давай, вали, мужик! — Я их не знаю! Я… — и тут Рей зажали рот. Незнакомец поднял четко очерченную бровь и его ухмылка стала шире. — Интересные методы общения с женщиной, — он демонстративно огляделся, — и наведения порядка. — Вали его! — качок потерял терпение. Второй грабитель бросился вперед. Он оказался юрким, быстрым — может, из-за наркотика. И вдруг, запнувшись о вываленные из ящика одеяла, упал — прямо на брошенный ножками вверх второй стул. — Ы-ы-ы, — Рей округлила глаза, глядя, как две металлические ножки, будто колья, пробили легкое и живот и вылезли из спины. Гнилозубый хрипел, булькал и дергался, словно насаженный на две булавки разом жук. — Впечатляюще, — незнакомец беззвучно поаплодировал. — А что сказать-то хотел? — Агхр-р-р, — грабитель испустил дух. Тогда качок отшвырнул Рей на кровать и выхватил из спортивных штанов маленький пистолет. Дуло уставилось на гостя, и рука грабителя не дрожала. — Уверен? — на этот раз незнакомец показал в ухмылке клыки, которые были, конечно, не как в фильме ужасов, но все-таки выделялись. Вместо ответа качок нажал на курок. Раздался грохот выстрела, но пуля, вместо того чтобы влететь в лицо жертвы, разорвала ствол вместе с рукой. — А-а-а-а-а!!! — завопил грабитель, потрясая культей, из которой хлестала кровь. — Извинись-ка перед дамой, — непонятно было, говорит незнакомец всерьез или насмехается. Качок бросился на Рей, но, судя по налитым кровью глазам и зрачкам размером с очки, извинения — это последнее, о чем он вообще думал. И вдруг нога в видавшем виды грязном кроссовке поскользнулась на крови — и качок влетел головой в кухонный шкафчик Рей со стеклянными дверцами. Раздался звон стекла, тело задергалось, ломая кухонную столешницу, и затихло. — Кажется, ему осколок стекла в глаз воткнулся, — самым заговорщическим тоном обратился гость к Рей, пока бесцеремонно перешагивал порог. — Мы знакомы? — Рей села на кровати, потерла ноющее плечо. Наверняка синяк будет. Новый гость ее не пугал, наоборот, уж слишком красивым выглядел. — Все человеческие души знакомы между собой, — тот улыбнулся, — а потом мы рождаемся и забываем друг о друге. — Ты сосед и пришел помочь? — рискнула предположить Рей. Она с ужасом подумала, что не сможет объяснить, почему влезшие к ней грабители внезапно самоубились сами — САМИ! — Можно и так сказать, — похоже, гость не любил конкретику. — В любом случае неплохо бы привести себя в порядок, выйти отсюда и вызвать полицию. А еще рассказать, что вот приходит хозяйка домой, а в доме трупы! — Точно! — Рей повеселела. Действительно, можно сказать, что она не участвовала. Просто пришла, а у нее тут оргия самоубийц! — А, м-м, господин… Вы не могли бы… — Ты, — гость улыбнулся. — Мне больше нравится, когда такая красивая девушка называет меня на «ты». Конечно, я выступлю свидетелем. Но мне кажется, для верности надо бы обеспечить алиби. Камеры на этаже все равно не работают. Поэтому сначала мы сходим попить кофе, а потом сделаем «ого-го». Как план? — Надежный, как швейцарские часы, — процитировала Рей и оба засмеялись. Гость протянул ей руку, чтобы помочь подняться с испорченной кровати (матрас вскрыли ножом). И тут Рей вспомнила о правилах вежливости: — А как тебя зовут? — Б… Кайло. Да, Кайло. Кайло Рен. Правда, дурацкие имя и фамилия? — гость снова улыбнулся так обаятельно, что у Рей аж в груди заныло. Ну ладно, не только в груди. — Звучит так, как будто ты только что их выдумал! — парировала она, ощущая необъяснимый восторг пополам со смутно знакомой тревогой. — Угадала!