Крэмондский дурак

      В день моего двадцать шестого Хэллоуина ярко светила полная луна, окрашивая деревья и поля вокруг поместья Шос серебром. Было красиво, слегка жутковато, будто море слилось с рекой Алмонд и расплескало её по всей земле, пока никто не видел. Я сидел в кабинете, погруженный с головой в чтение, когда юная Изобела Леннокс, одна из кухарок, пришла и встала у двери, тихонько постучав, оповещая о своём присутствии.       — Господин Бэлфур, — довольно застенчиво сказала она — девушке было всего семнадцать, и смотрела она на меня так, будто мне было в два раза больше лет, чем на самом деле. — Я и остальные слуги надеемся, что вы не будете против, если мы будем тянуть стебли сегодня вечером, на Хэллоуин. Старая традиция, понимаете? Всего пару стеблей, сэр, и мы оставим их на завтрашний обед, — она мяла фартук в руках, пока говорила, и я задумался над тем, не попалась ли ей короткая соломинка, знак того, что именно ей суждено сделать это предложение.       Хотя традиция тянуть капусту на Хэллоуин, чтобы узнать, какова твоя будущая любовь, была довольна распространена в Шотландии, я знал немногих людей из Эссендина, которые её практиковали, а сам и вовсе никогда ничего подобного не делал. Но большая часть моих слуг — кроме поварихи — были примерно моего возраста, и для них запрет на исполнении традиции стал бы большим упущением.       — Миссис Белл согласна? — спросил я, поскольку повариха также была и экономкой. Эту роль она исполняла так, будто я был королём, полуразрушенный Шос — дворцом, а её огород — центром владений.       — Да, сэр, — сказала Изобела.       — Очень хорошо, — сказал я. — Делайте, как хотите, пока огород миссис Белл остаётся в подобающем состоянии.       — Спасибо вам, сэр, — сказала Изобела с проблеском улыбки. Она уже собиралась уходить, но остановилась и снова на меня посмотрела.       — Не желаете присоединиться, сэр? — спросила она, и я с удивлением взглянул на неё. Подобное предложение не было совсем не к месту, поскольку я правда чувствовал себя неуютно на позиции главы дома и ранее просил прислугу о том, чтобы они относились ко мне как к родственнику. Действительно, никого из близких родственников у меня не осталось после того, как три года назад почил мой дядя, и они стали для меня семьёй, сверх того, я им за это платил. Я нередко мог обедать с ними вместе — эксцентричная привычка, что пусть и с неохотой, но была принята. Миссис Белл всегда хмурила брови, когда я предлагал что-то подобное, и относилась ко мне, как к капризному ребёнку. Тем не менее, она была очень ко мне привязана, поскольку при мне Шос был приведён в порядок, я давал им большие деньги, не приставал к кухаркам, как многие юные господа, и к тому же регулярно посещал церковь.       Я на секунду задумался о предложении Изобелы. Было по-детски глупо участвовать в подобном обычае, тем более, я не был заинтересован угадывать имя будущей жены, о которой я даже не задумывался. Но в голосе Изобелы было что-то приятное, а в открытости её души сквозило тепло, так что я согласился и последовал с ней на кухню.       Меня встретили взоры остальных юношей и девиц. Элзи и Дженни, ещё две горничные, сидели за кухонным столом с чем-то, что по запаху и виду напоминало кувшин с глинтвейном. На каминной полке красовалось на тарелке вырезанная из брюквы голова, и это ухмыляющееся лицо заявляло на весь мир, что сегодня — Хэллоуин. С девушками сидел Уильям Патон, конюх, парень двадцать одного года от роду, нежно обожаемый Изобелой. Они все озабоченно подняли взгляды, когда я вошёл, но она спокойно села рядом с Уильямом и жестом пригласила меня присоединяться.       — Господин Бэлфур согласился к нам присоединиться, — удовлетворённо сказала Изобела.       — Хорошее решение, сэр, — сказал Уильям, широко улыбаясь и наливая мне глинтвейн. — Не терпится узнать, кто станет следующей леди Шоса?       Над этим я посмеялся, а мои щёки покраснели.       — Не думаю, что она появится в скором времени, — сказал я и спешно сделал глоток.       — Понимаю, — сказал Уильям, и в его глазах блеснуло что-то необычное. — Была, да пропала, не так ли?       Я поставил стакан на стол, и вино пронесло тепло по моему телу.       — Вроде того, — ответил я.       — О, какая жалость, — сказала Элзи, самая старшая из нас. — Мы все согласимся, что любая девушка, согласившаяся отпустить парня с таким славным лицом, как его, будет круглой дурой, — тихий шёпот одобрения пронёсся среди присутствующих, и моё лицо покраснело ещё сильнее.       — Что ж, — сказала Дженни, поднимаясь из-за стола, — скоро пробьёт полночь. Господин Бэлфур, если вы будете столь добры, мы бы хотели, чтоб сначала вы и Уилли нас проводили, а после, если вы хотите, мы окажем вам эту же услугу.       Я согласился. Все три девушки, завязав глаза платками, смеялись, врезаясь во всё вокруг, пока пытались помочь друг другу. Я взял за руки Дженни и Элзи, позволяя Уильяму взять Изобелу, и мы вышли через кухонную дверь в огород, где, подобно воинам, аккуратно и гордо росли ряды капусты.       — Мы пришли, — сказал я, подведя девушек к грядкам, и они освободили руки, наощупь выбирая стебель, хихикая от этой нелепости. Уильям, я обратил внимание, отвёл Изобелу чуть дальше и продолжал держать её руку, пока второй она выбирала стебель. Меня умилила его забота. От зрелища меня отвлёк женский визг, и я, повернувшись, увидел, что Элзи поскользнулась, пока искала стебель. Я сразу же помог ей встать, и она засмеялась, но потом смутилась и начала отряхивать землю с юбок.       — Мне же не придётся забирать смятую, не так ли, сэр? — спросила она. — Иначе будет очень плохо — навредить своему мужу, ещё его не встретив!       — Нет, — ответил я, улыбаясь. — И ни слова Миссис Белл, не переживай.       Она снова засмеялась.       — Вы милейший человек, господин Бэлфур, — сказала она и продолжила поиски, шелуша капустой, пока не нашла того, что искала. Вскоре вернулись остальные, тоже более чем довольные: юбки Элзи с одной стороны были чуть испакчаны, лиф Дженни был в земле, а Уильям всё ещё держал Изобелу за руку. Настала очередь меня и Уильяма. Дженни завязала мне глаза, трижды меня повернула и так сильно толкнула меня в капусту, что я чуть не упал. Прощупывая себе путь с такой неуверенностью в ногах, будто я был пьян, я наконец нашёл стебель, что пришёлся мне по нраву, и выдернул, чувствуя, как на ботинках остаётся земля, пока я тяну его. Я начал размышлять над тем, какое же у него будет значение; будет ли его оно действительно совпадать с реальностью или предсказание будет ложным?       Громкий крик ужаса от Изобелы одёрнул меня, и я спешно убрал повязку.       — Что случилось? — спросил я, торопясь подойти к ней — она была бледна, как покойница. Одной рукой она показывала на ограждающую огород стену и лес за ней; ветви его деревьев были похожи при свете луны на тёмные руки с вытянутыми пальцами.       — Я что-то… Я что-то видела, сэр, — сказала она и прижалась к Уильяму, трясясь от страха. Лицо между деревьев, чёткое и бледное. Боже мой! — она уткнулась лицом Уильяму в плечо, и он приобнял её. — Моя мать всегда говорила, что вся нечисть сегодня гуляет, — добавила она в полуобмороке.       — Сэр, — сказал мне Уильям, гладя Изобелу по волосам. — Сэр, давайте отведём девушек в дом.       Я всмотрелся в темноту, надеясь увидеть то, что мелькало вдалеке, будь то разбойник или же гоблин, но ничего не заметил. Собрав капусту, мы поспешили обратно в дом, и я закрыл дверь на засов.       — Вот и всё, — сказала Элзи, облегчённо вздохнув, сжимая стебель в руке. — Проходите, господин Бэфур, давайте посмотрим, кто же ваша суженная.       Как только мы сели за стол, Дженни налила всем ещё портвейна, и мы начали осматривать стебли. Уильям объявил, что его будущая невеста будет низкой и худой, если смотреть по размеру стебля, а поскольку стебль был прямым, то она будет честной женщиной, но не очень богатой, судя по количеству земли на корнях. В этот момент Изобела побледнела и сжала руки на коленях — она была родом из бедной семьи фермеров поблизости, и за душой у неё было не так много.       — Мне всё равно, будь она хоть гола как сокол, — сказал Уильям. — Если это девушка предназначена мне, я её всё равно буду любить.       — И, — добавил я, — когда любой из здесь присутствующих надумает играть свадьбу, он или она сыграют её с подарком, чтоб начать совместное хозяйство.       Обещание было более чем щедрым, и Изобела улыбнулась и посмотрела на Уильяма с нежностью.       Избранник Изобелы оказался среднего роста. Он был честный и верный, тоже не очень богатый. Она удерживалась от того, чтоб посмотреть на Уильяма, но сама краем глаза ловила его взгляды, пока говорила.       — Не очень богатый, говоришь? — спросил Уильям, кладя их стебли рядом. — Если им суждено сойтись вместе, как думаешь, будет ли у них достаточно денег? — на это Изобела ответила, что если оба они честны, верны и любят друг друга, то их обязательно ждёт счастье.       Капустный жених Элзи был высоким и честным, деньги у него водились (судя по земле, по крайней мере), и только успела она это вымолвить, как Дженни толкнула её в бок и громко прошептала ей имя Роберта Мейтлэнда, одного из моих юных арендаторов, на что Элзи покрылась румянцем. Что насчёт стебля Дженни, её был короче, и слегка изогнут, на что она лишь улыбнулась.       — Значит, быть ему разбойником, — сказала она с пламенной улыбкой. — Если он будет верным и красивым разбойником, я не возражаю.       Настала моя очередь. Элзи удивлённо пискнула при виде моего стебля — короткого, погнутого, с едва видимым следом земли на корнях. Низкая и бесчестная суженная, совсем не богатая.       — О, сэр, не берите в голову такие мелочи, — сказала она, будто я был её младшим братом, которого непременно нужно было утешить. — Это лишь повод для сплетен таким глупым созданиям, как мы, а не для людей вашего происхождения.       Я улыбнулся, и задумался над тем, насколько же хорошо стебель угадал, что было у меня на сердце.       — Замечательно, — сказал Уильям, вставая. — Стоит ли нам вешать этих малышей над дверью?       Под этим он имел в виду стебли растений, которые следовало обрезать и повесить над входом, и первый, кто пройдёт под ними, разделит судьбу с обещанным суженным.       — Мы не будем их пробовать? — спросила Дженни, поскольку традиция пробовать сердцевину стебля, чтобы узнать характер человека, действительно существовала. Все покачали головами.       — Дженет Сетон, — сказала Элзи, прикрывая рот рукой, — если ты так хочешь, то дерзай, но ты, как и все мы, знаешь, что они горчат, как желчь.       С этим Дженни согласилась, и мы повесили «малышей» над дверью, пока они не высохнут. Следующий час мы праздно провели этой компанией, рассказывая друг другу истории об упырях и приведениях, и, когда мы наконец отправились спать, на душе у меня было радостно.       Начав раздеваться, я услышал свист под своим окном. Моё сердце дёрнулось, и секундой позже я снова услышал его; то была горская мелодия, которой меня научили именно для такого случая. Я знал, кто стоял возле моего дома, и, накинув плед на плечи, я взбудораженно поспешил вниз к кухонной двери.       Когда я открыл Алану Бреку Стюарту дверь, его улыбка была ярче утренней зари. Он держал шляпу в руках, а под его плащом я видел славный синий мундир с чуть прерванным рядом серебряных пуговиц сверху вниз — одной не доставало и всегда будет не доставать, пока она будет оставаться в коробке возле камина в моей спальне       — Алан? — спросил я, не веря своим глазам, уверенный, что все это мне мерещится в сиянии луны. — Ты?.. Он раскрыл руки.       — …Здесь, — сказал он, и я обнял его. Моё сердце запело, когда я почувствовал, что он сомкнул руки на моей спине и несколько мгновений крепко прижимал меня к себе. Чуть отодвигаясь, я поймал его лицо руками и поцеловал, и теплота его губ на моих была бальзамом для той боли, с которой я давно научился жить.       — Ты здесь надолго? — спросил я, отстраняясь, хотя всё ещё не разрывая объятия.       — На неделю, — ответил он. — Может, две. Вот и всё, если ты согласишься меня принять.       — Всегда смогу, Алан, — сказал я. — Всегда.       Он отошёл назад.       — Вижу, вы тянули стебли? — произнёс он, смотря через плечо в сад.       — Да, — проговорил я. — Неужели это ты так напугал бедняжку Изобелу?       Улыбка вернулась на его лицо, проницательная и острая, как лезвие.       — Да, — сказал он. — Стебель был к тебе благосклонен? Будут ли колокола звонить в честь поместье Шос и женитьбы его хозяина на славной даме, в то время как Алан отсиживается в лесах в полном одиночестве?       Он с лёгкостью об этом говорил, но я знал его слишком хорошо, чтобы купиться на тон. Алан был из той странной категории людей, чьё завышенное самомнение перерастает в глубочайшую ревность. Однажды он сказал мне, что все остальные его любовники со временем от него уставали, и я чувствовал, что он боится того, что в один день я окажусь в их числе. Но я знал его недостатки так же хорошо, как и сильные стороны, и такого будущего я не опасался.       Я взял его за руку, всё ещё удивлённый: уже три года он был моим возлюбленным, но прошло чуть ли не двенадцать месяцев с тех пор, как мы виделись в последний раз, а даже любящее сердце устаёт от ожидания.       — Стебель не солгал, — сказал я. — Он показал славного человека, приятного глазу и с ясным умом.       Алан счастливо рассмеялся, тряхнув головой.       — Дэви, милый, — пробормотал он, прижимая к себе мои руки, — Ты всё ещё не научился правдоподобно врать.       — В любом случае, там правда было о тебе, — ответил я настойчиво, чтоб он поверил. — Но мне не нужна помощь какого-то овоща, чтоб сказать то, что у меня на сердце. Мужчина, которого я люблю, может быть хоть трижды плутом без гроша в кармане, но он честный плут, чьи пустые карманы с лихвой компенсируются богатством его души. Он храбр и предан, и так мастерски играет на волынках, что всем придётся по вкусу. И пусть он не гигант, но слушай, зато он славный боец.       На покрытые шрамами щёки Алана закрался румянец.       — Не дури, — произнёс он, но было ясно, что похвала тронула его сердце настолько, насколько я желал, поскольку он признательно улыбнулся.       — Я дурю не больше тебя, — произнёс я. — Рискуешь своей жизнью и головой только чтобы меня увидеть.       — Да, — сказал он, и его глаза сверкнули металлическим блеском. — Но любой плут знает, что кто не рискует, тот не пьёт шампанское.       И он уверенно поцеловал меня в губы, так что было более чем очевидно, что он надеялся, что этот риск оставит его победителем.       — Пойдём со мной в постель, Алан Брек, — сказал я, и он кивнул, позволяя мне снова взять его за руку и провести в дом и наверх, в спальню. И мы не расставались, пока малиновка не спела свою первую песнь и первый луч серого ноябрьского рассвета не просочился через шторы, осветив лицо моего друга, спящего в моих объятиях, напоминая, что скоро мне придётся встать и оповестить домочадцев о ночном прибытии мистера Томпсона. А потом мне оставалось только молиться, что никто слишком уж не запомнил предыдущую ночь и стебель, что предсказал мне низкую, без гроша в кармане, бесчестную возлюбленную, и не задумается о низком, без гроша в кармане мерзавце, что спал в моей кровати.