Меглин

Прямые тонкие ноги, аккуратные лодыжки и нервное потряхивание рук. Она ходила туда-сюда по пляжу, то зарываясь тонкими пальцами в густые волосы, то вытирала потные руки о брюки. Страх. Животный страх, который она испытывала поселился в самой глубине её сердца. Она так давно не боялась за себя. Она давно перестала быть девочкой, перестала быть жертвой. Она ничего не боится кроме того, что потеряет кого-то из этих двух, что сидели на гальке, внимательно её рассматривая. За последние несколько лет она и так пережила достаточно. Она многое потеряла, но вместе с тем, многое приобрела. Переливами волн закат играл по морю, лёгкий ветер обдувал уставшие тела, а мелкая галька небрежно лежала в ногах, каждый раз омываемая морем. Они сидели под обрывом, в совершенно безлюдном месте - и это было хорошо. Потому что этот внешний вид безумно напугал бы всех отдыхающих. Маленькие темные глаза родной дочери, аккуратно прикрывались. Царство сна уносило её с собой и она была не в силах сопротивляться. Поэтому, через несколько секунд уже сопела, сидя в крепких руках следователя Меглина. Он внимательно наблюдал за Есенией, нервно расхаживающей по пляжу. — Ты конверт открывала? — вдруг доносится его томный голос, она останавливается и смотрит себе в ноги, пока её сердце бьёт по грудной клетке, пережив микро остановку, после его вопроса. Он молчал всю дорогу, они ехали почти двое суток. И за это время она не получила от него ни слова. Он нормальный, адекватный и здоровый. Родион сидит перед с холодным рассудком, смотрит на неё своим убивающим взглядом. Тем самым, которым когда-то уже её уничтожил. Который привел её к тому, где она сейчас. — Решил поговорить, всё-таки? — она складывает руки в замок и пристально смотрит за ним. Её лицо всё в ссадинах, но это даже придает ей шарма в его глазах. — Ты конверт открывала? — голос звучит уже грубее, он проводит грубым пальцем по волосам девочки. — Что там? — Я уже отвечала тебе, Меглин. Моя она, — девушка наклонилась к нему очень близко и прошептала. — Моя. Меглин тяжело вздохнул и переложил девочку в люльку, аккуратно прикрыв пледом. Тяжело поднялся, слегка отряхнул тёмные брюки и недовольно фыркнул, словно что-то в теле его заломило. Он подошел впритык к Есене так, что его лицо было всего в паре сантиметров от неё. Его томный взгляд прошелся по всему её лицу. Её тело сковала эта тоска по нему, по здоровому, по сильному и властному Меглину. — Может я тебя не убил только ради того, чтобы это узнать? — Значит зря ты меня не убил. Он усмехается и выдыхает, отходя от нее и становясь лицом к морю. Родион улыбается, наслаждаясь последними лучами закатного солнца, падающего ему на лицо. Пляж обдувал легкий ветерок. Он вдохнул аромат моря всем телом. — Ты меня обрадовать боишься или разочаровать? — А что тебя обрадует, а что разочарует? — Скажи чья она. — Нет разницы чья она, — Есеня срывается и подходит к Меглину, выставляя палец перед его лицом, спокойный голос готов стать криком. — Если любой из папаш псих-убийца. — Как и мамаша, — он хватает её палец, что очень смешно выглядит, когда является угрозой для него. Придвигается к ней непозволительно близко, не отпуская её руку из своей. Она каждый раз на грани сломаться, рассказать ему всю правду, все чувства, всю боль и уткнуться в его крепкую грудь. Но каждый раз останавливает себя. — Не смешно, Родион, — она снова отходит. Прячет лицо за тонкой ладонью, пытаясь остановить поток слез. Они ехали сюда почти сутки, она без сил, она вымотана, она потрясена. То, что пришлось ей пережить за последние несколько лет, это просто круговорот ада. Ее плечи опускаются, она понимает, что окончательно потеряла силы, шум прибоя расслабляет её ещё сильнее. А он все смотрит, смотрит на неё и не может оторваться. Такое чувство, словно его не было рядом с ней всё последнее время, словно он правда умер и исчез. А сейчас, не способный совладать со своими чувствами, лишь только потому что не умеет понимать что они значат, он бессилен перед ней. Но идет на поводу у желаний тела и подходит. Он смотрит на неё, опускает её ладонь от лица, заглядывая в красные глаза и проводит пальцем по засохшей ране. — Думаешь, я ничего не помню что ли? — он усмехается. — Помню, помню и день рождения твой, и твоего мертвого муженька ещё живым, желающим мне глаза выколоть при нашей встрече. А я тогда и не видел его наклонности то, — он усмехается, убирает тонкую прядь волос с лица. Есения вглядывается в его глаза и не понимает, почему не может от них оторваться. — Андрея помню, папу твоего, помню как читала глупую книгу, поднимаясь в наш дом и потом что было я тоже помню. Она отступает, подносит ладонь к губам с засохшей кровью и не может оторвать взгляд. Ее окутывает страх рядом с ним, вместе с тем она чувствует себя такой свободной, такой...Живой? Мигом забытое чувство пустоты она утратила еще тогда, на шоссе, когда увидела его живым, но невменяемым. Одна лишь мысль о том, что он не мёртв давала ей понять, что всё остальное не играло никакой роди. Она села на песок и опустила голову. — Ты почему мне веришь до сих пор? — доносится его тихий голос. Она сводит брови вместе и поднимает на него взгляд. — Я мать твою убил, родителей своих убил, кучу народу порезал, тебя несколько раз чуть не прикончил, я всегда на грани. Да я псих конченый! — Меглин кричит как ненормальный, что слюни разлетаются по пляжу. В этот момент Вера слегка похрипывает и он примолкает. Родион опускается к ней и устанавливает свое лицо на уровень выше ее, они смотрят друг другу в глаза. — Ты давно все вспомнил? — она пробивает тишину. Они не могут друг от друга оторваться. Они настолько пусты, но настолько наполнены друг другом , что не знают, как противостоять порыву желания, как ответить на все эти вопросы и какие задавать. — Когда ты у батареи сидела, а я убить тебя хотел, — он присел рядом и начал пустым взглядом смотреть на люльку. — Я тогда не знал еще, убью тебя или нет. Плана у меня не было. Я же шизофреник, блять. Я когда нож к тебе поднес, — он перешел на шепот, заглядывая ей в глаза. — У меня вдруг картина такая четкая всплыла, я словно ожил и только от одной этой картины всю жизнь свою вспомнил. И ещё фраза, это фраза никак не выходит у меня из головы. Я словно всё ещё нахожусь там, а эти слова разлетаются гулом по старому кафелю. — Что за картина? — она смотрит на его губы. — После которой у меня вопрос, — шепчет Меглин. — Возможно ли убить человека, если ты его любишь? Удар. Взлет. Падение. Есения разбивается прямо о скалу собственных надежд. Бесповоротно разлетается мелкими кусками, которые уже невозможно будет собрать. Он вспомнил все. Именно сейчас она поняла, как она свободна, как ей легко, как ей просто и как она, черт возьми, скучала по его холоду, загадкам, по его рассудку. Ее трясет и она не знает, что ему отвечать. — Меглин, — шепчет она, упираясь лбом об его. — Ты мне ответь на этот вопрос. Он улыбается ей в губы. Закрывает глаза, дважды глубоко вздыхает. — Я понял, что я бы не смог, — усмехается он. — Я и не смог. Я же тебя не убил. Её расширенные зрачки обрывают его уверенность в себе, когда она отстраняется от него и смотрит так, словно видит впервые. Она кладет руку на его бороду и нежно проводит по ней. — Я никогда, — она прижимает его лицо к своему, слезы непроизвольно текут из ее глаз. Ее трясет, когда он кладет ладони на ее плечи. — Слышишь, никогда не сомневалась к тебе. Я никогда не верила, что ты можешь быть "ты меня не поймаешь", знала, что не убил бы моего отца, даже будучи последним психом. Я знала, что ты не убьешь меня, Родион. — Единственное, что бы я хотел вернуть, — он шепчет ей в губы и слегка касается их своими. — Это эти последние месяцы, что ты пережила в этом ужасе. И быть в сознании, чтобы помочь тебе из них выбраться. — Прости меня, Родион. — За что? — За Женю, — она слегка отстраняется, размещая голову на его плече. — Когда ты умер, он просто был рядом. Я сделала это не потому что его любила. — А почему? Она долго смотрит на люльку, которая слегка баюкается морским ветром. Тяжело вздыхает, перебирая тысячи фраз. — Потому что я любила тебя. — Я так отчетливо помню эту фразу. Есения молчит, она ничего не отвечает. Она сверлит взглядом люльку, ловя себя на мысли, что никогда не чувствовала себя счастливее, чем сейчас. Осознавая, что ее любовь безусловная, что она безграничная, что за нее она готова убить или умереть сама. Что она готова возиться всю жизнь с его таблетками, с его шизофренией, с его психами. Знать его самые страшные тайны, но продолжать любить. Всегда. — Твоя она, Меглин. Твоя.