Мой маленький принц

Тёплый свет свечей струится по комнате, играя замысловатыми тенями на стенах, они сливаются в танце, стекая по стенам, словно заблудшие души. Рисуют какие-то только им понятные узоры. Слабое, еле слышимое потрескивание фитильков сливается в одну мелодию с ливнем за окном. Отдалённо слышится стук копыт, редкие выкрики стражей. Ночь выдалась холодная и мрачная, способная спрятать и укрыть от посторонних глаз, сохранить все тайны. Молодой парень стоит у окна, наблюдая, как капли дождя струйками стекают по стеклу. Он следит их путь взглядом, нервно постукивая пальцами по подоконнику. Он явно кого-то ожидает, то и дело поворачиваясь в сторону дубовой двери. В глазах читается некие тоска и нетерпение. Теплые отблески свечей играют на аристократичных чертах лица: подчёркивают аккуратный нос, точенный подбородок, стекают по острой линии челюсти, да подсвечивают бледность кожи. Красивое лицо обрамляют длинные пряди тёмных волос, доходившие до выпирающих ключиц, не скрытых шелковой материей рубашки. Длинные тонкие пальцы всё никак не могут остановить свою мелодию на подоконнике — привычка, пришедшая ещё в детстве. Он до сих пор помнит, как мать вечно хмурилась и ругала его за это, говоря, что принцу не подобает такое поведение. Милая, еле заметная родинка под левым глазом напоминает полярную звезду. Светло-карие глаза, так сильно похожие на плавленную карамель, вязкую и горячую, всё продолжают выглядывать в окно, выискивая что-то только ему знакомое. Взгляд у юноши строгий и холодный, однако, стоит лишь присмотреться — жаркий, пылающий, бездонный, затягивающий каждого поголовно, топя в сладком омуте. С виду он весь такой непреступный, быть может, так кажется только из-за того, что в его венах течёт чистая королевская кровь, но, на самом деле, он далёк от этого. Скорее безумно ранимый и чувственный, предпочитающий закрыться от всего мира, нацепить маску, напущенную сталь, чтобы, не дай бог, его мягкую душу не ранили. Однако каменные барьеры молодого наследника династии Хван, которые тот тщательно выстраивал на протяжении многих лет, пали перед простым охотником с севера. Дверь тихо открывается, скрипя лишь слегка, заставляя Хёнджина резко повернуться на звук. Взгляд встречается с родной темнотой в глазах напротив, а с губ срывается облегчённый вздох. — Минхо.. Чужое имя на губах звучит слишком правильно, слишком любимо. Ли так же тихо закрывает за собой тяжелую дверь и раскрывает руки в приглашающем жесте. Хвану дважды повторять не нужно, он срывается с места, в миг находя себя в тёплых объятиях. Терпкий запах древесины, сандала и каких-то трав окутывает пеленой, пробираясь в лёгкие, отдавая легким покалыванием в груди и такой приятно-щемящей болью где-то под рёбрами. Хвану кажется, что он наконец-то может дышать, после долгого времени задерживания дыхания. Он утыкается носом в чужую грудь, ощущая, как руки Минхо обвивают его плечи, поглаживая спину. Ладони Ли горячие, и этот жар слишком хорошо чувствуется даже через ткань рубашки. — Мой принц скучал? Лёгкая хрипотца слышна в голосе, а Хван прижимается сильнее, кивая. — Три месяца, хён. Я места себе не находил, мне так тошно без тебя было, — голос Хвана приглушён тканью чёрного охотничьего плаща, — ещё и отец приводил молоденьких невест свататься, а мне хотелось блевать от них. Минхо усмехается, когда чувствует лёгкий поцелуй поверх челюсти — мимолётное прикосновение губ. — И что же ты сказал отцу? — С лёгкой издёвкой, но неподдельным интересом спрашивает Ли. Хёнджин отстраняется слегка, заглядывает в глаза. Он прекрасно уловил нотку зависти, проскользнувшую невпопад. Сердце от этого слегка сжимается в груди. Напоминание их положения приходит слишком резко, молотом раздробляя хрустальную душу юноши. — Выкручивался как мог: «эта слишком старая, та некрасивая и вообще я ещё молод.» Минхо смотрит с некой гордостью, а на губах играет ухмылка. Притягивает младшего ближе за талию, удерживает, наклоняясь прямо к уху. — Мой преданный мальчик, — шепчет, слегка задевая мочку, а у Хёнджина под кожей разливается что-то опасное. Такое горячее, сжигающее всю неуверенность и чувство неправильности, оставляя после себя лишь приятно греющие угольки. У него это пламя в глазах отражается, растапливая сладкую карамель. А Минхо смотрит и не может насмотреться на этот пожар. Их встречи редки, но от этого каждое мгновение, проведённое вместе, кажется слаще и ценится намного больше. Они познакомились когда на улице выпал первый снег. Минхо тогда был в этих землях проездом. Он держал путь к себе домой — на север, а в лесу, вдруг, столкнулся с миловидным пареньком, которому просто не повезло попасться на глаза голодной стае волков. Минхо ему тогда жизнь спас, но позволил самому себе увязнуть в жидкой карамели глаз. Белые снежинки, затерявшиеся тогда в длинных тёмных локонах, смотрелись чересчур красиво. Ли воспроизводил этот момент в своей памяти ещё долго, никак не понимая, что же сделать, чтобы выкинуть этого парнишку из головы и стереть его образ из-под век. Хёнджин же вляпался в Минхо многим позже, когда на улице уже пели птицы, а шаманы предвещали тёплое лето. Тогда они встретились во второй раз. На балу. Хван до сих пор так и не понял, что Минхо делал на королевском балу, но возвращаться и выяснять он желанием не горел. Хван помнит, когда их взгляды пересеклись. В эту секунду он понял, что попал. Погряз в этом загадочном образе молодого охотника, в этом кошачьем разрезе глаз, да лукавом взгляде тёмных омутов. Хёнджин прекрасно понимал, что этот роман обречён ещё задолго до его начала. Знал, но всё же продолжал отвечать на пылкие письма, полные страсти и желания. Продолжал искать с ним встречи, урывая возможность встретиться с ним взглядом, прочитать в нём всю нежность и непристойность, все огненные страсти и беспорядок необузданных чувств. Их встречи становились всё чаще, пока простые слова не превратились в пылкие признания, а мимолётные взгляды перебрались горячими касаниями на кожу, да хаотичными поцелуями на губы. Пока оба не поняли, что влюбились друг в друга. Окончательно и бесповоротно, наплевав на весь мир с его моральными устоями и королевскими обязанностями принцев. — Я так скучал, хён. Мне невыносимо без тебя, — шепчет Хван, словно в бреду, чувствуя лёгкие поцелуи в шею. Он прикрывает глаза, забываясь в ощущениях. Ему так не хватало этих поцелуев, этих прикосновений, после которых в теле словно мелкие разряды тока. — Знаю, малыш. Минхо ладонями скользит под рубашку принца, чувствуя мягкость шёлка поверх своих рук, однако, с мягкостью кожи Хвана не сравнится даже самый дорогой шёлк. Хван Хёнджин — самое что ни на есть дорогое сокровище. И оно досталось лишь Минхо. Ли подумывает, что ему не дозволено касаться столь чистого и прекрасного создания своими грубыми руками, но пальцы сами скользят по впалому животу, пересчитывают рёбра, оглаживают бока. Старший подталкивает Хвана к кровати, слегка надавливает на плечи, заставляя опрокинуться на перины. Хёнджин тянется к Минхо, целуя самозабвенно, вкладывая в этот поцелую всю горечь и тревогу ожидания, позволяя Ли почувствовать то, через что ему пришлось пройти. Ли отстраняется лишь на мгновение, чтобы стянуть с себя плащ, да разделаться со своей рубашкой, а затем вновь припадает к слегка пухлым губам. Они отдают зелёным чаем и мёдом, и Ли смакует этот вкус, запоминая, выжигая на рецепторах. Хёнджин проводит руками по обнаженной спине своего любимого, чувствуя упругие мышцы под пальцами. Он аккуратно очерчивает чувствуемые бугорки шрамов, которых, кажется, стало больше, однако, Хёнджин не задаёт лишних вопросов. Сейчас не до этого. Он слегка царапает кожу короткими ногтями, когда зубы Минхо смыкаются на ключице, оставляя лёгкий красный след. Старшему хочется его всего покрыть багровыми следами укусов, но он сдерживается, ведь понимает, что нельзя. Это под запретом, табу. Приходится довольствоваться тем, что есть. Он постепенно вынимает из петель пуговицы на рубашке принца, довольно наблюдая за рваными вздохами, когда горячие пальцы слегка задевают обнаженную кожу. Когда последняя пуговица поддаётся натиску ловких пальцев, Хван слегка приподнимается, снимая с себя рубашку, бросая её куда-то на пол комнаты. Ложится обратно на подушки и ухмыляется, когда видит голодный, пронзительный, горячий взгляд Минхо. Хёнджин выглядит слишком нереально на фоне красного бархата покрывала. Волосы смотрятся тёмным ореолом, бледная кожа ярко контрастирует с тёмной материей. Блики свечей играют на подтянутом теле, пожаром отражаясь в глазах. Ли сходит с ума от такого вида. Низ живота приятно стягивает узлом, а ярый собственник в груди без передышки повторяет, что «это всё только моё». Минхо до скрежета зубов хочется пометить это тело, заклеймить и присвоить себе, чтобы все знали, кому принадлежит принц. Но нельзя. — Так и будешь разглядывать, или же, наконец, сделаешь хоть что-нибудь? — Капризно просит Хван. Настоящий принц. Голос у него охрипший от возбуждения и совсем несдержанный. Минхо ухмыляется и склоняется над ним, проходится поцелуями по линии челюсти и до уха. — Хорошо, Ваше Высочество, — дразнит, прикусывая мочку уха и срывая с губ тихий стон. Он коленом разводит стройные ноги, не отказывая себе в маленькой прихоти — проходится ладонями с нажимом по бёдрам, чувствуя, как слегка напрягаются мышцы, а сам Хёнджин закатывает глаза, да закусывает губу в удовольствие. Пальцы проникают под штаны, оглаживают тазобедренные косточки и ведут по бёдрам вниз, утягивая с собой и материю, оставляя полностью обнаженным. Хёнджин не стесняется, наоборот, лишь облизывается как-то слишком развратно. Он играется с огнём, проверяет выдержку, и Минхо прекрасно понимает это. Вот только он давно привык поддаваться капризному принцу, позволяя тому чувствовать себя победителем. Дарит ему глубокий, немного грубый поцелуй. Слегка качается бёдрами вперёд, имитируя движения. Хван стонет в голос, когда чувствительное возбуждение соприкасается с грубой тканью Минховских штанов. — Скажи, чего ты хочешь, мой милый принц? Вот тут уже очередь Ли дразнить младшего. Он ухмыляется, а Хёнджину кажется, что его улыбка уж слишком похожа на кошачью — хитрая, вот-вот покажутся клыки. Хван упивается властными руками, которые с нажимом проводят по бёдрам, оглаживают выпирающие тазобедренные косточки и позволяют себе, будто бы невзначай, коснуться возбуждения. Спина сама невольно выгибается, а глаза слегка прикрываются от блаженства. — Вас, мой горячо любимый охотник, — шепчет Хёнджин, тут же срываясь на стон, потому что Минхо проходится губами по всей длине, дышит горячо, облизывает слегка. Хван лихорадочно пытается найти за что бы зацепиться, а пальцы сами вплетаются в тёмно-каштановые волосы любовника, сжимая у корней. Минхо расцеловывает грудь, оставляя слабые укусы. Они пройдут уже на утро, но сейчас будут миловать взгляд своим лёгким покраснением. Собственник внутри Минхо рвётся наружу, но Ли упорно сдерживает, предпочитая доказать, что этот капризный принц принадлежит лишь ему слегка по-другому. Он аккуратно растягивает, пристально наблюдая за реакцией младшего, ведь хочет причинить как можно меньше боли. Хёнджин хмурится, закусывает губу от неприятных ощущений. Тело отвыкло от такого за три месяца отсутствия Ли. Минхо наклоняется, мягко целует в губы, оставляет поцелуи-бабочки на щеках, дарит совсем невесомый поцелуй любимой родинке под глазом. А в груди растекается что-то вязкое и тёплое, льётся по венам, заполняя собой кровь. Зверь в груди урчит котом, ведь понимает, что Хёнджин не врал, что действительно ждал его, оставаясь верным. — Мой милый преданный мальчик, — шепчет куда-то в висок, а затем целует, задерживаясь слегка, вдыхая приятный запах различных трав и цитруса, исходящий от тёмных локонов. Минхо входит немного резковато, ведь Хёнджин болезненно стонет, а короткие ноготки впиваются в плечи старшего. — Прости, малыш, прости, — тихо говорит Минхо, сдерживаясь из последних сил, потому что в Хёнджине слишком хорошо. Хорошо до белых звёзд под веками. Он носом ведёт по щеке, целует в чувствительное место за ухом, пытаясь отвлечь, губами собирает несколько кристалликов, которые всё-таки скатываются по щекам. Хёнджин притягивает ближе, мотает головой и тянется за поцелуем. Получает то, что хочет в ту же секунду. Минхо целует слишком трепетно и нежно, вкладывая свои извинения в этот поцелуй. И не только за физически причинённую боль. Он извиняется и за все те ночи, которые Хёнджин провёл в слезах и гордом одиночестве, тоскуя по нему. Извиняется за всё, отстраняется и шепчет сладкие слова на ухо. Хван от них улыбается, а потом сам виляет бёдрами, вырывая из уст Минхо протяжный стон. Ли намёк понимает быстро, смотрит в глаза, которые уже не слезятся. В вязкой карамели плещется азарт и неприкрытое желание. Он исполняет волю своего принца, начинает двигаться, выбивая из чужой груди несдержанные стоны. Сам стонет в унисон, пока тонкие, аристократичные пальца царапают его оголенную спину. — Минхо.. Своё имя с придыханием из чужих уст звучит слишком правильно, Минхо кусает в плечо, оставляя след. Хёнджин стонет, понимая, что уже близко. — Минхо.. Словно в бреду шепчет он. Ему слишком нравится, как формируются слога в этом имени, как оно красивейшей песней льётся из его уст. Ли толкается в последний раз и оргазм накрывает их обоих, оголяя все нервы разом, проходясь мелкими разрядами тока по телу. Минхо валится рядом, кожей чувствуя мягкость бархата. Как же он отвык от мягкости постелей, ведь за последние месяцы ночлегом ему служила холодная и твёрдая земля, покрытая лишь тонким слоем плаща. Хёнджин жмётся ближе, утыкаясь лицом в изгиб шеи, и сопит. Пальцы старшего зарываются в его слегка влажные пряди, перебирают, пока сам принц лениво вырисовывает только ему понятные узоры на груди Ли. — Минхо? — Зовёт младший, тут же обращая на себя внимание. Ли мычит, а Хван приподнимается на локтях, заглядывая в глаза. Смотрит со всей преданностью, со всемирным обожанием. — Я только твой, — говорит со всей серьезностью, а Минхо улыбается, понимая, что его сердце принадлежит лишь этому избалованному принцу. — Только мой, — вторит Ли, тянется рукой к лицу, заправляя тёмную прядь за ухо, — с самой первой встречи, мой маленький принц. — И до конца, — заканчивает фразу Хёнджин, лучезарно улыбаясь. В глазах плещется вся любовь, ярко отражаясь в омутах напротив. Хвану слишком нравится наблюдать, как собственные чувства будто смотрят на него, ведь у Минхо в глазах точно такая же бездонная любовь. И вся только его, только для него. — Давай сбежим, — предлагает Хёнджин, опьяненный своими чувствами. Он понимает, что в скором времени они погубят его окончательно, сожгут изнутри, если Минхо не будет рядом. Ли смотрит на него, как на безумца, но всё же улыбается. — Давай. В голосе слышится серьезность — это не просто потакание прихоти, это самый правдивый ответ. Минхо знает, что без Хёнджина тоже скоро загнётся. Это единственное, самое правильное, обдуманное решение. Оба задыхаются друг без друга, тонут в болезненной тоске друг по другу каждый раз, как случай разлучает их. Не могут друг без друга, ведь полюбили чересчур сильно, пылко и страстно. Ветер бушует за окном, а гроза, кажется, усиливается, ведь капли дождя всё беспощаднее бьются об оконную раму. Хёнджин вновь следит взглядом путь капель по стеклу, а Минхо слишком увлечён танцем пламени. Их личная идиллия. Разморенные тела жмутся ближе друг к другу в попытке обуздать внутреннюю дрожь. Минхо думает, что Хёнджин, вот так вот доверчиво льнувший к нему — слишком правильно; что только так и по-другому никак. А Хван чувствует себя слишком хорошо в этих грубых руках. Все руки Ли покрыты многочисленными рубцами, и будь это кто-либо другой, Хёнджин в жизни не позволил бы таким рукам касаться своей чересчур чистенькой кожи, но прикосновений Минхо ему всегда мало. — Хёнджинни, — тихо зовёт старший. Голос у него с хрипотцой и каким-то явным жаром. Хван поднимается с тёплой груди, заглядывает в глаза, ловя в них танец пламени свечей. Темнота поглощает свет, оставляя лишь пожар. — Станцуешь для меня? — Просит Ли, а отражение пламени уже превращается в настоящий костёр. Хёнджин улыбается, наклоняется, целуя. — Всё что хочешь, мой милый, — шепчет в губы и отстраняется. Встаёт с кровати, пристально наблюдая за тем, как Минхо приподнимается, спиной облокачиваясь о спинку. Хёнджин небрежно набрасывает на плечи рубашку, не застёгивая; натягивает штаны, не заботясь особо о своём внешнем виде. Слегка зачёсывает длинные волосы назад и прикрывает глаза, прислушиваясь к шуму ветра и дождя за окном. В них он слышит свою особую мелодию, пропускает через себя. Разрешает ей заполнить душу и тело, пройтись через каждую клеточку. Тело само начинает двигаться в такт музыке за окном, плавно следуя каждому ритму. Спина по-кошачьи выгибается, Минхо оценивает эту грацию, щурит глаза в попытке не упустить ни единого движения, жадно хватаясь взглядом за каждый взмах рук. У Хёнджина до сих пор глаза прикрыты, а пухлые губы приоткрываются. Не врали всё-таки бароны — принц действительно танцует изумительно. Минхо сам поднимается, быстро надевая штаны, не заботясь о верхе. Идёт прямиком к принцу и ловит его в середине движения, не давая закончить. Хёнджин распахивает глаза, поворачивается в его руках, смотря с непониманием. Ли улыбается мягко, а затем сам начинает двигаться. Хван быстро ловит такт старшего, кладёт руки на обнаженные плечи, пальцами аккуратно проводя по еле видимым царапинам. — Не окажите ли вы мне честь станцевать со мной, мой принц? — Шепчет Минхо на ухо Хвана. Дразнит, ведь в голосе отчетливо слышна его фирменная ухмылка. Хёнджин улыбается, прижимается ближе, следуя ведущему в танце Ли. — Разумеется, мой охотник, — отвечает таким же тоном, заглядывая в глаза. Они танцуют под грозу за окном, предельно точно чувствуя ритм дождя. Ночь наблюдает за ними снаружи, укрывая своим чёрным полотном, пряча от посторонних глаза. Весь мир в принципе пропадает, когда Минхо топит себя в сладком омуте напротив, а Хёнджин теряется в темноте глаз Ли. Они кружат в танце, а их души взлетают к небу под дождём, чувствуя эту долгожданную свободу, которая больше не является призрачной. Она настоящая, ведь они теперь вместе. И будут вместе до конца, не важно каким он будет.