Сладость или гадость?

      — Сладость или гадость? — стоило двери открыться, как громкий девичий голос ворвался в тишину темного коридора. — М?       Замерев перед открытой дверью, девушка сжимала в руке пока что пустую корзинку, вглядываясь в темный вытянутый коридор. Оглядевшись по сторонам, она поправила норовивший задраться костюм монашки (судя по длине этого костюма, заканчивающегося лишь на середине бедра, это был именно костюм монашки, а не монахини) и, опершись о дверной косяк, заглянула внутрь.       — Саймон?       Дом казался пустым, хоть и был украшен к празднику: на стенах, мебели и полу висели гирлянды с летучими мышами, зомби, вампирами и прочей нечистью, местами валялась бутафорская паутина, а на небольшом столике у двери стояла миска полная конфет. Казалось, что хозяева дома уже ушли собирать сладости по соседям, однако дверь не могла открыться сама.       Войдя внутрь, девушка шаг за шагом начала продвигаться вглубь дома, готовясь в случае чего рвануть со всех ног на выход. Сзади послышался тихий писк и резкий хлопок входной двери. Дернувшись и выронив корзинку, она хотела было плюнуть на все и побежать к двери, но тут же была грубо прижата к стене. Горячее тело напирало на нее сзади, а руки плотно сжали за спиной, не давая и шанса на свободу.       — Вы опоздали на исповедь, сестра Уиллоу. — горячее дыхание обожгло шею и по спине пробежали мурашки.       — Простите меня, Отец. Мне нет оправдания. — подхватив инициативу, девушка прогнулась в пояснице, прижавшись бедрами к паху мужчины.       — Ваше поведение очень расстроило меня, — правое бедро опалило прикосновением. Его рука заскользила все выше, задирая и так короткий костюм. — Наказание последует незамедлительно. На колени.       Хватка на запястьях ослабла, а затем мужчина сделал шаг назад, позволяя девушке медленно сползти по стене и опуститься на колени. Не смея повернуться, она покорно опустилась вниз и склонила голову. За спиной послышались удаляющиеся куда-то в недра дома шаги.       Несколько мучительных минут из-за спины доносились лишь звуки шагов и выдвигаемых друг за другом ящиков. Прислушиваясь к каждому доносившемуся звуку, она могла лишь гадать, что так усердно ищет мужчина.       Наконец последний ящик был закрыт и сзади послышались неспешные шаги — он возвращался в коридор. К звуку шагов примешался еще один, слишком знакомый, чтобы не догадаться сразу.       Остановившись за спиной девушки, мужчина перебирал в руках звенья цепи, заставляя те звучно ударяться друг о друга. Еще один шаг и вуаль вместе с волосами сдвигается в сторону, позволяя застегнуть вокруг шеи кожаный ошейник, внутренняя часть которого выделана бархатом. Щелчок карабина и цепь пристегнута к железному кольцу.       — Иди за мной, — пара легких подергиваний цепи и девушка медленно начинает подниматься, но тяжелая рука ложится на плечо, не давая это сделать. — Разве я разрешал вставать?       Опустившись на четвереньки и прогнувшись в пояснице, она медленно подползла к ногам мужчины, потеревшись о его строгие черные брюки.       Медленно двинувшись вперед, мужчина повел ее к лестнице. Двигаться на четвереньках было непривычно и ускорить движение не получалось, особенно на лестнице. Отстав на пару ступеней, цепь натянулась, заставляя ее поднять голову и смотреть не под ноги, а в широкую спину впередиидущего мужчины.       Зная каждую ступень лестницы, она двигалась осторожно, но в достаточном темпе, чтобы не отстать еще сильнее. Когда последняя ступенька была преодолена, мужчина свернул влево и направился к ближайшей комнате.       Открыв дверь и ослабив цепь, он впустил девушку первой. После холодного пола ковер с длинным ворсом показался ей безумно теплым. Уже через минуту, когда ковер под коленями примялся, она почувствовала, как кожа начинает болеть от впивающихся ворсинок.       Войдя в комнату, мужчина запер дверь и не спешил подойти к сидящей на ковре девушке. Он ждал, глядя на нее свысока. Когда сидеть неподвижно стало тяжело и девушка попыталась незаметно пошевелить ногами, он оттолкнулся от двери и подошел совсем близко.       — Встань.       Спокойный тон его голоса и четкий приказ вызвали новую волну мурашек, направившихся прямиком к низу живота. Сладкая истома растекалась по телу, когда она осторожно приподняла колени от ковра и начала подниматься на ноги.       — Какое наказание кажется вам приемлемым, сестра Уиллоу? — глядя ей в глаза, мужчина словно пытался прочесть тот калейдоскоп мыслей, что крутился сейчас в ее очаровательной головушке.       — Ремень, сэр. — после недолгого молчания, девушка медленно подняла голову, глядя в глаза мужчине.       — Сколько ударов? — отойдя к комоду у западной стены, мужчина открыл верхний ящик. Когда ответа не последовало, нахмурившись, мужчина вынул нужный атрибут. Громко хлопнув ящиком, он повернулся ко все еще молчавшей девушке и сложил руки на груди. — Если не ответишь, то я сам назначу количество ударов.       — Двадцать…— закусив губу, девушка смотрела под ноги. Мысли о скорой порке не могли покинуть ее голову, и она раз за разом повторяла себе количество ударов, которые предстоит выдержать.       — Иди к кровати, облокотись на изножье. Руки не отрывать.       Еще один приказ, который девушка выполняет стоит его голосу стихнуть. Несколько шагов и она подходит к массивной двуспальной кровати. Надеясь хоть как-то отсрочить первый удар, она медленно наклоняется и крепко сжимает пальцами деревянное изножье.       — Считай. Если собьёшься, получишь еще три дополнительных удара за каждую ошибку. — медленные шаги за спиной и сильная рука задирает подол костюма до талии, оголяя бедра и тонкую ниточку черных стринг, прячущуюся между ягодицами.       Первый удар, разогревающий, но ощутимый, приходится по правой половинке.       — Один. — пульс учащается, тело помнит и знает, что это только разогрев.       Каждый новый удар сильнее предыдущего, считать спокойно получается только первый десяток, затем цифры начинают путаться в голове. Больнее всего, когда удары соскользывают на бедра и все мысли превращаются в бесконечный кисель.       Ошибка и следующие три штрафных удара наносятся с особым остервенением. Держать рот на «замке» становится все тяжелее и после второй порции штрафных ударов с губ слетает болезненный вскрик.       Обе половинки уже горят, а руки трясутся и лишь силой воли она держится за деревянное изножье, борясь с желанием закрыть саднящие от ударов ягодицы.       Новый удар, который больше приходится по бедру, нежели по ягодице, и в носу свербит от подступающих слез. Счет и удары продолжаются, хотя кажется, что сил выдержать наказание больше нет.       — Двадцать! — тело вытягивается струной после удара и девушка перекладывает руку с изножья на одеяло, сжимая его в руках, в надежде как-то, хотя бы морально, облегчить боль.       — Руку, — строгий голос за спиной заставляет вернуться в исходную позу. — Это девятнадцатый.       Сердце пропускает удар от осознания еще одной ошибки. Борясь с желанием расплакаться, она с силой сжимает изножье, стараясь расслабить ягодицы для получения последних четырех ударов. Плечи дрожат от напряжения, но нового удара не происходит.       С минутной задержкой ремень кусает ягодицу. Следом еще два удара с той же силой. Кажется, что удары стали слабее, либо ягодицы потеряли чувствительность. Но, когда после еще одной паузы на ягодицы обрушивается сильнейший удар, земля уходит из-под ног. С громким выкриком последней цифры, девушка оседает на колени, сжимая побелевшими от напряжения пальцами деревянное изножье. Тело бьет мелкая дрожь, но из глаз выкатывается всего несколько слезинок.       Подойдя вплотную, мужчина кидает орудие наказания на кровать и опускается рядом, позволяя девушке уткнуться в него лицом. Глубоко дыша, она медленно приходит в себя, чувствуя тепло тела мужчины и его горячую большую руку, спустившую с волос вуаль и теперь нежно массирующую скальп.       Под убаюкивающие покачивания и нежные поцелуи в висок она медленно приходила в себя. Успокоившись, девушка медленно отпустила деревянную кровать и, заправив за ухо темную прядь волос, подняла взгляд на мужчину. Утешающе гладя девушку по волосам, мужчина улыбнулся уголками губ и лишь после того, как увидел улыбку на ее лице потянулся, чтобы снять ошейник.       — Оставь…те, сэр, — щеки слегка подернуло румянцем, но девушка не опустила головы, давая мужчине насладиться ее смущением. — Сегодня…мы можем оставить?       — Сегодня можно, — помогая девушке встать, он осторожно, стараясь не давить на пострадавшие ягодицы, опустил подол костюма. — Нам пора за сладостями, Тереза. Гадостей пока что хватит.       Подмигнув, мужчина отстегнул цепь, оставив на девушке лишь ошейник и, подставив руку, помог подняться.       Внизу, захватив забытую корзинку, Тереза подправила перед зеркалом смазавшийся макияж, убрала волосы и вернула на место вуаль, дополняющую ее образ. Мужчина, все это время стоявший за ее спиной, поправил белый воротничок, взял в руки бутафорскую библию и крест, готовясь к выходу.       Последний раз взглянув на себя в зеркало, девушка осторожно потерла все еще горящие после порки ягодицы и, довольно улыбнувшись, поспешила за Саймоном, собирать сладости и надеясь не заслужить еще одну «гадость».