Трудно не поскользнуться

      Персиваль почти тянется, чтобы спросить у кого-нибудь, хотя бы как-то уточнить — увиденное им прямо сейчас, это галлюцинация или что-то ещё? Ему никогда не становилось особенно плохо от вина, уж тем более до такой степени, дабы видеть различные небылицы перед собой. Да и в его жизни столько сумасшедших событий случается, что он заранее смиряется почти с любой неожиданностью. Но явно не с этим. Он прекрасно понимает, что пялится, застыв на месте с этим несчастным бокалом вина (он серьёзно отказывается вливать в себя любой другой алкоголь, дело укоренившейся привычки). Вакс в своём поведении с Кики был очевидным. Достаточно очевидным, чтобы даже Персиваль, у которого в то время на уме и на душе творился сплошной кошмар, это замечал. Ситуацию, может, не считывал лишь один член их группы — Грог, но ему такое было вполне простительным. И имея данный багаж знаний, прекрасно понимая и осознавая всё, что Перси сейчас видит в другом конце зала, совсем забыв о том, что ему бы следовало хотя бы из вежливости дослушать кузена Грога? Он видит, что Вакс отказывает в танце. И кому? Кики. Если бы у него спросили, не бредит ли он от алкоголя или из-за стресса перед завтрашним днём, Персиваль серьёзно задумался бы, прежде чем дать чёткий ответ. Ему не хотелось быть настолько внимательным. У него самого душа до сих пор на клочки изранена — ему бы кто с ней помог, а он всё равно смотрит и замечает. Замечает, как Вакс отдаляется постепенно от всех, замечает, что даже самых близких он теперь упрямо отталкивает от себя. И не то чтобы это обязано было беспокоить Перси, нет, совсем нет. …но его беспокоит. Пожалуй, даже слишком сильно. У него чувство вины в глотке застряло уже давно — выплюнуть бы как-нибудь, да хоть в этот бокал с вином. Вот только плеваться не поможет, нужно говорить, действовать. Объяснить, какой он тупица и просто был недостаточно осторожен, прикоснувшись к тем доспехам. Но Персиваль до такой степени в этом неловок, а ещё с Ваксом и его упрямством так тяжело порой иметь дело, что куда полезнее и эффективнее было бы побиться лбом о достаточно крепкий деревянный стол, чем предпринимать какие-то попытки выдавить из самого себя слова. Слова, которые обязаны прозвучать и обязаны быть услышаны определённой личностью, чтобы всё наладилось, но нет. Вино ощущается особенно безвкусным. Может, напиток перебивает горечь от вины? Кто бы ещё ему об этом поведал. Он бросает мимолётный взгляд на Векс — та в полном порядке, жива, сидит вместе с ними. А всё равно ему тяжело на неё смотреть чуть дольше. Персиваль виноват в том, что имелся огромный риск для Векс не пройти весь путь вместе с ними до конца. Её конец мог бы наступить гораздо, гораздо раньше. Он сам себя за ту оплошность ненавидит — и готов охотно поверить, что Вакс ненавидит даже ещё сильнее, едва не лишившись любимой сестры, которой так дорожил. Как исправить? Говорить наедине Вакс откажется, Персиваль в курсе — уже пытались, не вышло только ничего полезного, лишь большее ощущение натянутости и напряжения появилось. Попытаться совсем нелепо пригласить на танец, притворяясь, мол, поступок совершён лишь от ударившего в голову вина? Ещё более нелепо, если уж Вакс отказал Кики, то тем более откажет и Персивалю. Вот только упрямая, совсем уж поганая и странная мысль всё равно застревает в его голове примерно на тот же манер, что и застрявшая в глотке вина, сожаление. Добровольно Вакс не согласится, ни за что, глупо даже думать о таком. Перси старается себя убеждать, что совсем не глуп и выход из такой ситуации найдёт. Для самого себя он не уточняет, что особенно умён он скорее в инженерии, нежели в иных искусствах. Не зря же Сканлан утверждал — красиво говорить тоже своего рода искусство. И кого волновало, что сладкие речи он использовал с сомнительными целями?.. Только ему не красиво говорить нужно. Скорее искренне. Дабы поняли, ему по-настоящему, глубоко жаль, что едва не случилось нечто непоправимое. Как и когда он делает уверенный шаг вперёд, лавируя между остальными танцующими и развлекающимися перед возможно последней их ночью с таким шансом забыться (столкновение с драконом и вероятность выжить, обычно, слабо сочетаются друг с другом, это как совсем не правильно добавленные в суп специи — есть вроде можно, вот только на языке противно совсем станет), Перси и сам слабо понимает. План дурацкий, а самого себя он называет не иначе как тупицей. Порой он забывает, очки не делают его по умолчанию умным, и не каждая такая затея имеет право считаться удачной. Но это ведь такой хороший шанс — Вакс, кажется, потерял слегка бдительность (в последнее время он настолько часто начал закрываться в себе, словно отключаясь от окружающего мира, что Персиваль и сам ощущает внутренне беспокойство за него), а оттого схватить его за запястье и притянуть к себе, едва не заставив упасть, ну, кажется прекрасной возможностью. Раздражённый и недоумевающий взгляд он игнорирует. Хотя Персиваль внутренне борется с самим собой и с желанием трусливо стянуть с носа очки, лишь бы не видеть и не считывать эти эмоции на лице Вакса, его поведение этого совсем не выражает. Привитые с детства манеры и умение держать себя сейчас как нельзя кстати — какой бы тупой не была ситуация и то, что пытался провернуть Перси, страха и уязвимости он не проявит. Пусть он и очень надеется, чтобы ему не прилетело по лицу за подобные выходки. Вакс вообще ничего не успевает сказать — он словно почти впервые проявляет такую большую растерянность. И Персиваль жаждет расхохотаться от того, что это лицо сейчас буквально идентично тому выражению, которое он приметил у Вексалии секунду назад, стоило ей заметить, как её брата тянут за собой. С намерением танцевать. И кто это делает? Перси, совсем не отличающийся такими буйными выходками. Он подозревает, что у каждого из их компании сейчас примерно похожие эмоции. Но он старается не смотреть больше ни на кого, кроме Вакса, когда встаёт как необходимо (как он запомнил по старым урокам танца), буквально вынуждая партнёра поддаваться ему в этом. Если бы Вакс за ним не двинулся, велика вероятность, что тот попросту упал бы, споткнувшись. — Какого чёрта ты делаешь? — Шипит ничем не хуже змеи. Может, даже лучше. И повезло, что следуя музыке в такт, движение пока лёгкое, от него совсем не сбивается дыхание. У Перси отчего-то снова возникает совсем не уместное желание рассмеяться. Такой Вакс, выглядящий как странная смесь ежа и змеи, смотрелся по-странному очаровательно. Но он понимает — тут дело скорее в том, что взгляд хотя бы немного прояснился, в нём уже нет этой суровой, пугающей задумчивости или странной пустоты. Он ведёт в танце, видя, что Вакс поддаётся скорее вынуждено. Сам Персиваль музыку едва слушает, он пытается найти ответ, зачем он вытянул полуэльфа из того угла и из мыслей. Нет, ответ он знает. Но надо же сказать так, чтобы ему после этого ещё и не наступили на ноги? Причём с прямым намерением это сделать, а не по какой-то несчастной случайности. Вот его прикосновение к тем доспехам точно следовало называть как раз несчастной случайностью, а не намерением? Донести бы ещё эту мысль до того, кто с ним сейчас неохотно танцевал. Может, потому что, поддаваясь темпу музыки и стуку каблуков остальных танцевавших, ему пришлось закружить и удержать Вакса крепче. Желая быть услышанным (во всех возможных смыслах), он наклоняется так, чтобы иметь возможность шептать. И чтобы музыка не мешала ушам Вакса улавливать звук голоса Персиваля. — Мне жаль. Перси славился своей изобретательностью, вот только данная изобретательность, вероятно, распространялась на что угодно, кроме умения подбирать слова не с очевидной неловкостью. Найти бы ему ещё какой рабочий способ не уколоться об иголки этого прямого, пристального взгляда, в котором подозрения столько, что на секунду даже кажется, словно Персиваль здесь самый большой враг и злодей. Ну, может быть отчасти. Он всё ещё виноват. — И я правда понимаю, что виноват. Повторяюсь, мне жаль. Если бы я только знал, что так выйдет, я бы… — Никогда бы не прикоснулся к какой-то странной дряни, которая лежала в непонятном тёмном склепе и явно указывала «трогать опасно, тупица»? — Вакс прерывает резко, голос у него хриплый и совсем не шепчущий. Не ему здесь неловко приносить извинения прямо на ладонях, в конце концов. — Ты уже ничего не изменишь. В самом деле, не изменит. Даже сейчас, держа руки Вакса в своих, подталкивая к движению, к тому, чтобы оказаться достаточно близко и слышать, о чём он хотел сказать, Перси знает, как бесполезно уже предпринимать попытки что-то поменять. Но и терпеть такой разлад между ними ещё хуже и невыносимее. Вместо вина ему тогда придётся поглощать лишь сплошную вину, а от этого горько уже скорее на душе. — Ты прав. И всё же. Ты-то точно меняешься. И не в лучшую сторону. — Но отступать Персиваль не планирует, ох, нет. Он будет пытаться так же упрямо, как упрямо старался выжить и отомстить. Пусть его упрямство тогда и подталкивалось влиянием демона, в любом случае, своего он добьётся. В конце концов, он из рода Де Роло, он должен уметь проводить дипломатические переговоры (и искренне убеждён в этой своей способности, кто бы что ни говорил). Очередной поворот, громкий стук каблуков и звук скрипки. В отличие от разговора, в их танце друг с другом есть что-то синхронное. И это вынуждает верить, что не всё ещё потеряно, велики шансы вернуть всё на круги своя или может, даже сделать лучше. Пока Вакс постепенно перестаёт сворачиваться колючим клубком и пытаться уколоть Персиваля намеренно, тот думает, как продолжить говорить. Дыхание уже и впрямь было готово сбиться. Перси видел мельком Сканлана на сцене. И почти убеждён — тот сейчас со скрипкой обращается похлеще, чем с любой из своих любовниц или любовников, как будто намеренно делая темп таким быстрым. Наверняка же заметил в толпе своих союзников. И, боже, для Сканлана будет невыносимым после подобного сдерживать шутливые намёки. Говорить о том отказе Кики в танце он не намерен. А вот о подозрительном состоянии Вакса ещё как. — Ты вообще в порядке? — И он беспокоится не из-за чувства раскаяния или чего-то иного. Его шёпот касается уха, опаляет горячим, сбившимся от движений танца дыханием. Сам Перси удивлён тому, как у них получается попадать в такт, словно чувствуя друг друга. Вакс удивлён тёплому, жгучему ощущению между рёбер. Хотелось бы грешить на выпитый алкоголь, да вот только в этот вечер он совсем не пил. Нет, виновник таких реакций только Персиваль. И снова он во всём виноват. Вакс почти находит это ироничным. Деревянный пол под ногами начинает казаться совсем скользким. Так нелепо — завтра они могут и не выжить, а ловушка Персиваля вполне может не сработать как нужно, а Вакс готов поскользнуться уже прямо здесь. И может, ноги на одно мгновение держат его плохо, вот только хватка Перси достаточно крепкая, не позволяющая упасть или выглядеть со стороны нелепо. Надёжно. Такая абсурдная мысль в отношении того, из-за кого его сестра едва не лишилась жизни. И из-за кого сам Вакс теперь вынужден разбираться с последствиями ношения этих проклятых доспехов. Они оба ходят по невероятно тонкому льду прямо здесь и сейчас. Один молчит, не желая посвящать в свои проблемы, второй старается через шёпот передать хоть малую степень отчаянного желания рассказать, насколько ему жаль из-за случившегося. Ему бы только взять на себя часть чужой ноши и облегчить, дать поддержку не только в том моменте, когда необходимо схватить за талию и приподнять слегка над землёй, а в целом. — Буду в порядке, когда всё это дерьмо закончится. Надеюсь, твоя голова ещё нормально работает и завтра никто не пострадает. — Говорит одно, а на деле пытается выразить совсем иное. Нет, это искры от свечей, от чего угодно другого, но только не из-за рук Персиваля на нём. Не должен лёд настолько быстро таять, оставляя после себя лишь неприглядную лужу. Но, может, Вакс бы и в этой луже станцевал, промочив все сапоги, продолжай его держать так, словно в самом деле не всё равно, что там у него на душе и в голове. Взгляд у Персиваля виноватый, побитый и выжидающий. Может, слегка пьяный (Вакс всегда удивляется, как вообще возможно так напиваться просто из-за вина). — А знаешь… Кажется, я придумал, что возьму с тебя за твою ошибку. — Губы теперь почти непривычно изгибаются в слабой улыбке. Вакс забыл, когда в последний раз выдавался шанс улыбнуться, а не нахмуриться. Но что именно он желал взять — совсем не уточняет. Перехватывая инициативу в танце, заставая Перси врасплох и двигаясь так, что очки едва не оказываются на полу, случайно соскочив. Ему определённо нравится смотреть, как Перси станет мучиться в догадках. И, может, искры всё же были не от свечей. Это искры где-то между переплетёнными пальцами. Главное, чтобы не стало совсем уж неуправляемым пожаром, который бы обжёг не только их самих, но и окружающих. Прощение он получит. Заслужит и постарается вернуть утерянное доверие. Персиваль не думает, что дыхание у него перехватывает не только из-за танца, но и из-за волнительной возможности сделать всё лучше. Лёд под ногами и впрямь тает, уже нельзя поскользнуться. Можно лишь быть уверенным, что завтра их ожидает гора шуток от Сканлана и попыток остальных как-то его заткнуть. Но Персиваль как-нибудь стерпит, а может, пригрозит оружием и пулей в лоб. Завтра решающий день. А сегодня у Перси появилось то, за что он станет отчаянно цепляться и дальше, имея больше мотивации выжить и не провалиться с планом, с ловушкой. Сделать рано или поздно Вакса менее колючим в отношении него, это ведь достойная причина? Даже если в итоге это означало, что кошмары придётся делить на двоих.