Смелость

— Ты не виноват, — тихо произносит Ноэлль, а Мика смотрит на нее, и улыбка сама расцветает на губах. Она, наверное, даже не осознает, какая она красивая, когда такая — собранная, готовая взяться за любое дело, спешащая на помощь всем, кому нужно. Мика и сам не помнит, когда впервые это понял. Просто в один момент как будто перемкнуло, переклинило — мир замер, сошелся на ней, словно все остальное резко перестало иметь значение, да так, кажется, и не двинулся дальше. Как и Мика сейчас не двигается, чтобы не разрушить мгновение: Ноэлль подходит ближе, присаживается, прижимая к себе юбку, и собирает осколки. До Мики доходит через секунду. Он садится рядом, неловко помогает ей, чувствуя, как щеки горят от близости. От Ноэлль пахнет розами, а еще — как такое возможно — теплом и уютом. Мике хочется, чтобы она улыбалась чаще, не смущенно, а открыто, искренне, ярко и довольно. Может быть, если размечтаться совсем, то ему, а не кому-нибудь другому. — Извини, что тебе пришлось отвлечься. Ноэлль поднимает взгляд, и уголки ее губ дрожат. — Что ты, мне несложно! — Она складывает осколки в аккуратную кучку сбоку и встает, озираясь. Наверное, в поисках метелки. Мика встает следом, замечает метелку в другом конце библиотеки. Госпожа Лиза уже ушла, оставив весь зал на их попечение, потому что Мике нужно было закончить с заметками к очередной карте, а Ноэлль занималась уборкой. Как он будет завтра объяснять разбитую вазу? Лишь бы она не оказалась любимой вазой госпожи Лизы. — Я все равно еще не закончила. По мнению Мики, здесь и так царит идеальная чистота — стараниями Ноэлль. И, если бы ему хватило смелости, он бы пригласил ее куда-нибудь вечером. Вместо уборки. Никто не заметит, если она не подметет между стеллажами, тем более что она только вчера там протирала. Но смелости не хватает. Только сердце заходится, когда Ноэлль просит — тихо и несмело: — Если тебя не затруднит, поможешь найти совок? Мика кивает оторопело. — Да! Да, сейчас. Кажется, я видел его за теми полками. Он отходит, старательно контролируя дыхание. И ему почти удается взять себя в руки, но ненадолго: он возвращается к Ноэлль, протягивает ей совок — и на мгновение, слишком короткое, чтобы быть правдой, их пальцы соприкасаются. По ладони разливается тепло. Мике кажется, что он краснеет еще сильнее. Он смотрит туда, где они касаются друг друга, и осторожно, словно впервые ступает в незнакомую реку, перехватывает совок в другую руку, а свободной ведет чуть выше, пока не чувствует ладонь Ноэлль в своей. Металлические напальчники слегка царапают кожу, но Мика даже не морщится — настолько он поглощен моментом. Ноэлль тихо выдыхает. — Тебе нехорошо? — Ее голос звучит обеспокоенно. — Ты не порезался? Мика качает головой и отпускает ее, отворачиваясь. Это, наверное, было слишком — но так хорошо. Сердце колотится о ребра быстро-быстро, гонит по телу кровь к щекам и шее. Мике кажется, что голова вот-вот закружится, и тишина библиотеки не помогает отвлечься. — Все в порядке, — запинаясь, отвечает он. — Я просто… Что «просто»? Что он может ей сказать? — Ты красивая. — Слова будто сами срываются с языка. Ситуация неподходящая, Мика уже корит себя за то, что вообще открыл рот, но Ноэлль… Ее взгляд озаряется таким светом, что, наверное, даже солнцу с ним не соревноваться. Она улыбается — и Мика улыбается в ответ, потому что невозможно иначе. — Я… Спасибо, — выдыхает Ноэлль. — Не знаю, что сказать в ответ. Мика смелеет — архонты, только бы он все правильно понял! — и берет ее за руку уже правильно, по-настоящему. Переплетает пальцы. — Ничего не говори, — почти шепотом говорит он. — Давай просто… Давай закончим здесь вместе, а потом… Я слышал, что на пике Буревестника поспела валяшка. Пойдешь со мной? Ноэлль кивает, не переставая улыбаться, и Мика думает, что счастливее дня у него еще не было. Может быть, раз на него сегодня что-то нашло, он даже отважится вести Ноэлль, не отпуская ее руки, а пока он забирает у нее метелку и принимается подметать сам.