Красное на красное

      Самайн? Канун Дня всех Святых? Хэллоуин?       Как эту чушь ни назови, Антон в неё не очень-то верит.       Не верит даже после концерта, выпавшего аккурат на тридцать первое октября и получившегося немного тематическим благодаря зрителям. Не верит, уставший лёжа в кровати в номере отеля и от скуки читая богом забытый форум со страшными историями. Продолжает не верить, с тихим вскриком сбрасывая с себя липкую паутину сна: кто-то, на чьём лице можно разглядеть только поблескивающие от голодной слюны зубы, склоняется над ним и тянется к шее.       Антон ворочается под ставшим необъяснимо тяжёлым одеялом, невольно приоткрывает глаза… и на всякий случай продолжает не верить в Хэллоуин, встречаясь взглядом с Арсением, который, весь натянувшийся, как тугая струна, нависает над ним с приоткрытым в полумечтательной улыбке ртом.       Глаза в глаза – напуганные в почти вожделеющие – и проходит вечность длительностью в пару загнанных ударов сердца.        – Арс?.. – выдавливает из себя Шастун хриплое, на всякий случай вжимаясь затылком в подушку.       Тот, будто только и ждал вопроса, кошачьим движением спрыгивает с кровати и отходит назад, давая Антону выдохнуть. Сильно смущённым он не выглядит – скорее утончённо-игривым. Осталось только вскрикнуть что-то в духе «Ах, вот это казус!» и изящным графским жестом приложить руку ко рту.        – Ты только не бойся, – почти мурлычущий шёпот.       Почему в этот бархатистый, успокаивающий голос хочется нырнуть и плыть?       Арсений делает шаг из полумрака в часть номера, куда падает уличное освещение – прямо как на сцену под свет софитов. Тёплая аура фонарей на его подтянутой фигуре, подчёркнутой обтягивающей чёрной водолазкой и джинсами, оттеняется холодной луной, создавая причудливую игру светотени. Блики рассыпаются по тронутым лёгкой волной волосам, элегантно убранным назад, а кожа лица, обращённого к ночным огням, почти светится.       Смотря как заворожённый на мужчину, Антон вдруг понимает, что он магически, нечеловечески красив.       Их глаза снова встречаются. По позвоночнику Антона снизу вверх пробегает холодок, приятными мурашками растворяясь под кожей головы. Его почти окутывает какое-то странное наваждение, но он нетерпеливо ведёт плечами, сбрасывая его, и позволяет пронзительно-голубым, почти светящимся глазам гипнотизировать себя, растворяясь в необъяснимо приятном чувстве власти Арсения над ним. Наконец, тот улыбается, всё шире и шире, и сознание Антона распахивается перед знанием, которым он, наверное, никогда не должен был обладать.       Он видит вечно молодого графа из прошлых веков с утончённой фигурой, грацией дикой кошки, изысканным контрастом бледной кожи и тёмных волос. Смотрит на лицо: аристократический высокий лоб, чуть вздёрнутые брови, взгляд сверху вниз из-под полуопущенных ресниц, едва заметные морщины на щеках в местах, где должны быть ямочки, опасно-обаятельная улыбка…       Клыки.       Антон прерывисто вздыхает, к своему удивлению, не ощущая страха. А потом и удивляться этому перестаёт. В конце концов, перед ним всё тот же Арс – пусть и оказался он волком в овечьей шкуре. Или, правильнее сказать, вампиром в графском обличье?       В мысли закрадывается то, с чего всё это, собственно, началось: попытка Арсения укусить. Подлая. Тихая. Но сорвавшаяся. У Антона немного начинает кружиться голова, но он поднимается с кровати.        – Ты уже делал это со мной? – онемевшие губы говорят тихо, но чётко.        – Нет. Правда.       Это абсолютное безрассудство, но Антон верит.        – А ты бы, – Арсений сокращает расстояние между ними, склоняя голову чуть вбок, – согласился, если бы я попросил разрешения?        – Чем это для меня кончится?       Голос дрожит. Не от страха неизбежности, но от предвкушающего волнения и наэлектризованного между ними воздуха.        – Вампиром ты не станешь. И, конечно, опасного для жизни вреда я не причиню. А свой долг перед тобой, с твоего позволения, искуплю вином. Меняю красное на красное – всё справедливо.       Арсений указывает на комод, на котором, и правда, стоит бутылка вина. Антон особо не шарит, но выглядит она дорого.       Мужчина обходит несколько раз вокруг Антона, с каждым разом сжимая кольца, как змей вокруг добычи. Видно, как трепещут его ноздри – принюхивается? Любовно смотрит из-под ресниц. Его улыбка становится почти эйфорической.       А для Антона происходящее, внезапно, тоже своего рода кайф. Он закусывает губу. Ему приятно внимание, нравится вскипающий в крови азарт с градусом лёгкого флирта, интересно, что же будет, когда чужие зубы коснутся кожи на шее. Даже если это чёртово вампирское обаяние – сейчас Антону нисколько не жаль отдать себя ему, а мыслям про «потом» места в голове нет.       В конце концов, Арсений останавливается перед ним почти вплотную.        – Ну что? – ведёт кончиком ногтя от ключиц Антона и останавливается на подбородке, чуть приподнимая.       Вместо ответа Шастун медленно отклоняет голову, подставляя вампиру шею.       Голубые глаза вмиг оказываются слишком близко – Арсений прыжком заваливает его на кровать, оказываясь на коленях Антона и обхватывая его лицо ладонями.        – Не представляешь, как я тебе благодарен. Прекрасный дар в прекрасную ночь, – заполошно шепчет перед тем, как жадным укусом пустить в свой рот густую, терпко пахнущую влагу с солоновато-железным вкусом.       Антон ждал холода, но от пульсирующей точки в шее по телу разливается приятное тепло. С губ слетает непроизвольный тихий стон. Всё это больше похоже на поцелуй или даже на что-то ещё более интимное: он обхватывает Арсения за талию, прижимая к себе, пока его колени стискивают бёдра, одна рука зарывается в волосы, а другая дрожащей от удовольствия хваткой вцепляется в плечо, чтобы ближе, чтобы отдать и принять, чтобы раствориться друг в друге.       Сделав несколько глубоких глотков, Арсений с сожалением медленно отстраняется, слизывая краску крови с губ. Его глаза, подёрнутые пьяным туманом, но осознанные как никогда, нежно смотрят на Антона, и он тает.        – Я сохраню твой секрет, – выдыхает, пока не спало наваждение, пока физически чувствует, что это нужно и важно.       Арсений благодарно склоняет голову и встаёт, чтобы взять вино, легко вырывает из бутылки пробку.        – Разреши подарить тебе мои ощущения.       Он отпивает, снова склоняется над Антоном, и тот, понимая, что сейчас произойдёт, сам тянется к нему, готовый принять из его рта тёплую, дурманящую рубиновую жидкость. Вино приятно греет нутро, покалывает, наполняет вместо потерянной крови. Когда он проглатывает его до конца, губы размыкать жаль, но будто бы и не нужно – и они не отказывают себе в удовольствии превратить эту странную игру в поцелуй, долгий, тягучий и одинаково вкусный для обоих.       Если пить за Хэллоуин – то только так.

***

      Наутро Антон просыпается разбитым, в одиночестве и не помня, как завершилась ночь. Видя в зеркале над раковиной своё отражение, не веря глазам, ведёт рукой по шее. Пальцы чувствуют лишь чистую, нетронутую кожу. Да и наполовину распитая ими за ночь бутылка вина пропала с комода.       Сон? Антон где-то между спокойствием, что вся произошедшая чертовщина оказалась плодом воображения, и лёгкой ностальгической жалостью.       Через час команда завтракает и грузится в автобус. Всё это время Антон наблюдает. И окончательно ставит точку в событиях прошлой ночи, убеждаясь, что у Арса нет клыков, тех самых завораживающих движений, рушащей привычный ход мыслей ауры, да и ведёт тот себя обычно. Обычно в духе Арсения, разумеется.        – Парни, я спать, – Антон плюхается на заднее сиденье микроавтобуса и натягивает кепку на глаза. Кажется, он засыпает почти сразу. Что там остальные делают, ему до лампочки – лишь бы не шумели сильно.       Уже на трассе просыпается из-за того, что автобус подпрыгивает на яме. Лениво моргает, окидывая взглядом затихшее сонное царство и почти вливается в него снова, но в последний момент замечает Арса у противоположного окна.       Голубые глаза с готовностью ловят взгляд зелёных, цепляются, довольно щурятся, плавят разум Антона.       Из приподнятых в игривой улыбке уголков губ Арсения спускаются багряные разводы – видимо, что-то пил, когда автобус тряхнуло.       Ноздри Антона щекочет смутно узнаваемый терпкий запах. Сердце ускоряется, отдаваясь пульсацией в горле, а по позвоночнику пробегают знакомые мурашки, которые щекотливо затихают на затылке.       Полупустую бутылку вина в руках Арсения он узнаёт безошибочно.       «Жадничаешь» – набирает Антон сообщение.       «Вспоминаю вкус вчерашней ночи» – приходит в ответ.