Фиалка

И почему-то так заведено, что мы по-настоящему начинаем ценить только тогда, когда потеряем. Но что ценить, когда нечего терять? Кто-то скажет, что нужно ценить жизнь, ведь в любой момент она может оборваться Ещё кто-то — что нужно ценить время. Другой скажет что нужно ценить родных и близких И таких примеров ведь много. Человеку нужно ценить все, что его окружает, а если ты любишь все, то значит, что ты не любишь ничего. Ну и как в таком случае любить и ценить что-то одно по-особенному? В жизни Хан Джисона сложно было любить что-то одно по-особенному, ведь он все ненавидел. Но все же кое-что ему нравилось больше, чем все остальное. Он любил ночные прогулки. И ведь с ним нельзя поспорить: ну кому не нравится ощущать эту странную свободу, которая наступает только ночью, когда ты становишься ближе к звёздам? Вот он этого и не понимал. Многие скажут, что ночью лучше спать, ведь потом никому не нравится ходить убитым весь день, засыпая на ходу, но если ты итак давно уже убит где-то внутри, становится плевать на состояние организма, сказывающееся снаружи. В одну из прогулок, Джисон встретил его — ничем, вот вообще ничем не примечательного парня. Но что-то все же зацепило, хоть непонятно что. Быть может, фиолетовые кудряшки на голове? Или все же пронзительный взгляд карих глаз, что так смотрели на него первые секунды, будто изучая? Может, всё-таки, четкие линии лица, из-за которых казалось, что перед ним не человек, а мраморная статуя? Хан не знал. Но определенно что-то показалось не таким, каким привыкли видеть, а словно сказочным, в тоже время совершенно обычным. Парень с фиолетовыми волосами смотрел долго. Джисону показалось это странным, и очень смущающим: ну кто в здравом уме будет так пристально пялиться, сидя в нескольких сантиметрах? Этот, по мнению самого Хана, сумасшедший гладил какого-то светленького котенка, что так и ластился под чужие руки, но все же не открывал взгляда. Хан подумывал уже уйти, мол, черт с ним, с этим парнем и котёнком, которого так хотелось погладить, но в последний момент эта «фиалка» подскочил, встал на ноги, вытер руки от шерсти прямо об собственную черную кофту (изверг) и громко, по крайней мере для Джисона это было громко, сказал: — Минхо, — и протянул руку, которой только что гладил котенка, — Ли Минхо. С чего он вообще взял, что Джисон хочет знать его имя? Ему было мраморно плевать, но ради вежливости, которой, к слову, тот не блистал, он все же протянул руку в ответ. — Хан Джисон. — Приятно познакомиться! Ты чего тут так поздно делаешь?, — с тонной любопытства интересовался Ли. — А ты? — Эй, я первый спросил. Невежливо отвечать вопросом на вопрос. Я гуляю. Теперь ты отвечай. — Я тоже гуляю, — вскинув брови, невозмутимо продолжал отвечать Хан. — Какой ты грубый. Я же подружиться хочу, чего дерзишь? — вмиг посерьезнел Минхо, и чуть нахмурил брови, смотря сверху вниз. — А быть может я с тобой дружить не хочу. Ты откуда знаешь? — складывая руки на груди, говорил Джисон. — Хорошо. Не хочешь как хочешь, мне-то какая разница, — он нагибается, подхватывает на руки того самого котенка, оставляя кофту без надежды на спасение от шерсти, и уверенно, но немного похрамывая на одну ногу, начинает отдаляться. Почему-то Джисон не хотел, чтобы парень уходил. Можно снова повториться, что что-то зацепило крюком в нем, и связало крепко за пару секунд, что сейчас невыносимо отрывать «фиалку» от себя. Они будто вросли друг в друга ещё тогда, когда Минхо смотрел в глаза Хану, изучал, словно думая подпускать его к себе или нет. Чувство вины внезапно поглотило Джисона. — Эй, ты, фиалка, забыл я твое имя... Ты чё, обиделся что-ли? — на возглас парень не откликнулся. Тогда Хан подбежал, решая не отпускать его, ведь точно будет помнить об этой встрече до конца жизни, — Реально обиделся? — Тебе какое дело? Дружить же не хотел, сейчас что нужно? — и Джисон затупил. Серьезно, а зачем нужно было догонять Ли? Он ведь не хотел дружить, в чем смысл? — Да я это... Котенка погладить хотел. С самого начала ещё. А тут ты, — Хан профи в нелепых отмазках, и это неоспоримый факт. — А я уж подумал, что ты подружиться все же захотел. Может передумал.... Ну ладно, на, гладь, — Минхо протянул котенка, который уже почти спал. И, неожиданно для самого себя, слишком банально, но Джисон начинает гладить по волосам, а не по шерсти, и совсем не котенка, а самого парня с фиолетовыми волосами. — Ты чего это делаешь? — уворачиваясь от рук, смущается тот, и слегка кривится, отходя на шаг назад. — Прости. Вдруг стало интересно, насколько мягкие твои волосы. — Ты просил котенка погладить, а не меня, Хан. Будешь его гладить, или мне уходить? — Не уходи, постой. Ты обиделся, да? — Джисон уже начинает думать, что этот странный парень с фиолетовыми кудрявыми волосами, заколками в них и черной кофте, в два раза больше него самого, что вся в шерсти котов, никогда его не простит. И за это становится ужасно стыдно. Почему Хан себя так повел? Нельзя было нормально ответить? — А на что мне обижаться? — Я отвечал грубо. — То-есть сейчас ты раскаиваешься? — вновь улыбаясь, пристально смотрит в глаза Ли, и чуть наклоняется, чтобы быть примерно одного роста с Ханом. — Нет. Просто хочу извиниться, я тебе наверно настроение испортил. Ты такой весёлый был, а сейчас серьёзней стал. — Да не, так постоянно, я всегда весёлый, а потом вдруг резко настроение меняется, это не из-за тебя. Хотя да, обидно немного, что ты мне нагрубил. Ну ничего страшного. Дружить со мной будешь, Хан Джисон? — Хорошо. Буду. Но напомни, как твоё имя? — и он действительно смог за пять минут забыть имя нового знакомого. С кем не бывает? — Ли Минхо. Можно просто Ли Ноу. Или фиалка. Мне понравилось, как ты меня назвал. Чуть странно, правда, но все же прикольно, хомяк — «Хомяк»? — «Фиалка»? Хах, у тебя щёчки милые, поэтому и хомяк. «Фиалка» не лучше, согласись? И оба заливаются громким смехом, что всё-таки не мешает котенку прижиматься ближе к кофте Минхо и сладко спать, видя десятый сон, если коты их, конечно, видят.

⁰ ° ⁰

А на следующий день Минхо уже не помнит Джисона. И дело даже не в том, что сложно запомнить человека, даже если ты с ним провел всю ночь, нет. Джисон на следующий день также встречает Минхо, все на том же месте, и все повторяется, словно в дежавю. Только Джисон помнит имя Ли, а сам парень с фиолетовыми волосами, снова с теми же заколками, но теперь в ярком худи, уже не может вспомнить парня-хомяка, с которым они всю прошлую ночь гуляли. И Джисон объясняет ему, что в прошлую ночь они виделись, познакомились, рассказывает все, что было, а Минхо признается, что у него синдром одного дня. Он говорит, что каждый день его память, в прямом смысле, обновляется, и он уже не помнит, что было вчера. Вообще не помнит. Каждый новый день с чистого листа. И хромает он именно потому, что попал в аварию, где еле выжил. Ему об этом говорят каждый день. Каждый день говорят, что он болен. Но не только этим — у него проблемы с сердцем. И вся эта информация комом валится на Джисона, заставляет давиться, и думать, что это ужаснее, чем его жизнь, чем его желание сдохнуть, и в то же время, почему-то хочется каждый день не помнить вчерашний. И Хан задаёт вопрос: а как ты вообще так живёшь? Минхо отвечает, что у него блокнот есть, в который он пишет все, что происходит за день, но вчера так сильно вымотался, что заснул и не успел все записать, а на утро сильно жалел, почти плакал, почему-то точно зная что было что-то значимое. И Джисон как с катушек слетает. Тащит Минхо по городу, заставляя делать что-то безумное, впервые за всю свою жизнь чувствует себя по-настоящему живым. Они покрывают матом какого-то качка, что потом гонится за ними, они сами угоняют чью-то открытую машину, по инициативе Минхо, бегают по городу, крадут козу, которая почему-то стояла по среди дороги. Им весело. А потом сумасшедшая идея сделать пирсинг и тату. На пирсинг Джисон пусть и соглашается, но тату это уже слишком. А Минхо хочет и то, и другое, ведь: — Сони, живём один раз! В моем случае – один день. Я думаю, такое можно позволить! — и Джисон соглашается сделать парное тату. И пока его бьют Минхо, и тот чуть щурится от боли, любопытство полностью захватывает Хана, ведь рядом лежит блокнот, который Ли не хочет показывать. Он берет блокнот в руки, и начинает листать. Там есть много записей, рисунки, но самое интересное — вырванные страницы. Много. Очень много. Это странно. У них уже красуются татуировки на руках в виде хомяка и кролика. Возле ушка кролика фиалка. Выходя из салона Минхо восхищается, и бесконечно благодарит Джисона за такое. А потом они видят полицейских. — Хан.. Хан! А давай над ними приколемся? — восторженно, и уж слишком эмоционально, теребит рукав Джисона. — Минхо, ты с ума сошел? Ты хочешь чтобы нас посадили? Это слишком, давай притормозим. — Джисон, не будь занудой. Давай! Мы живём... — Один раз, ты – один день, я слышал это, Хо. Но это не значит, что мы теперь должны докапываться до полицейских. — То-есть, машину угнать – ты согласился, не боялся, что тебя посадят, а сейчас что? — Хэй, не забывай, что машину угнал ты, а мне ничего не оставалось, кроме того, чтобы сесть в нее за тобой. — ...Слабак. Даже повеселиться со мной не можешь. Как там тебе живётся в этих четырех стенах, с гулянками поздней ночью и своим вечно депрессивным состоянием? Слушай, был бы ты на моем месте, ты бы сейчас согласился на все лишь бы запомнить хотя бы секунду сегодняшнего дня, или чтобы появилось то, что можно записать в блокнот. — Зачем записывать что-то в блокнот, если ты потом все равно вырываешь страницы? — Джисон изо всех сил старается говорить спокойно, хотя сам на взводе. — А кто тебя просил лезть в мой блокнот? Там то, о чем я не хочу вспоминать. — Там нет почти всех страниц. — Ну значит я о многом не хочу вспоминать, догадаться не сложно. — И что, если я с тобой не поиздеваюсь над полицейскими ты вырвешь все про меня, да? Зачем тебе блокнот, Минхо? Это же бессмысленно. — Слушай, Джисон, не твое дело, что мне нужно, что не нужно. Не хочешь – вали на все четыре стороны. Зачем ты вообще всю ночь проводишь со мной я не понимаю. Так сложно что-ли безобидно пошутить? — Это – полицейские, ты не понимаешь. — Это – мой один день жизни. И ты этого не понимаешь. Ты не понимаешь, какого мне жить, постоянно думая о том, что я засну и вчерашнего дня как не бывало. Это ужасно, Джисон, и ты этого не понимаешь. Мне нужны эмоции, мне так весело, я не хочу подыхать от проблем с сердцем, зная, что мне осталось уже меньше месяца и каждый день лежать в кровати, засыпать, и чтобы все повторялось. Да, я вырываю страницы блокнота, но согласись, ты и сам бы хотел не помнить, что было вчера. А я не хочу! — Минхо кричит, открывает блокнот и вырывает последние страницы. А потом и вовсе бросает на землю, и прямо как в первую встречу уходит, хромая, и сжимая кулаки. И Джисон снова его теряет. Снова толстые нити рвутся, очень больно, и Хан думает, что он идиот. Снова он осознает, что очень тупо его теряет, думая после того, как что-то сказал. Он психует сам, кричит в ответ: «Вот и отлично!», а потом разворачивается чтобы уйти. Делает пару шагов, останавливается, замирает. А потом бьёт ногой по асфальту, и возвращается обратно. Поднимает блокнот с вырванными страницами и замечает, что это страницы о воспоминаниях с ним. Все то, что Минхо записывал, пока они гуляли. Поднимая глаза он не находит его. Они ведь даже не обменялись контактами. А если с Минхо что-то случится? Он ведь даже не узнает об этом. Теперь Джисон жалеет, что не думал раньше. Потому что снова потерял что-то очень значимое. Вернее, кого-то.

⁰ ° ⁰

Он носит с собой этот блокнот везде. Он не забыл Минхо, а тот забыл его. Но если суждено – судьба даёт три шанса. Попадая в больницу из-за частых обмороков и ухудшения состояния, почти, но не до конца понимает из-за чего они. Хан упал в обморок на улице, и добрые люди захотели ему помочь. Сейчас он лежит в палате больницы, в которую заходит очень знакомый человек. Снова резкое дежавю, будто Джисон в первый раз видит его лицо. Совсем знакомые волосы, наверно по-прежнему очень мягкие, сияющие глаза, и лицо мраморной статуи. Хотя нет, сейчас — уже почти хрустальной. Оно заметно побледнело, а под теми самыми сияющими глазами теперь синяки, вероятней всего, от болезни. — Ой, привет! Ты мой сосед по палате? — Наверняка. — Я Ли Минхо! — Я знаю.. Хан Джисон, — и протягивает руку уже первый, отмечая, как непривычно видеть этого любящего котов человека в больничном белом одеянии, а не в черной и яркой одежде, которая всегда в шерсти. — Хэй, откуда тебе знать мое имя? Я же твоего не знаю, с чего ты знаешь мое? — всё-таки пожимает руку в ответ, но чуть щурит глаза, ухмыляясь. — Просто знаю. Ты тут из-за проблем с сердцем? — А это ты откуда знаешь? Слушай, ты случайно за мной не следишь? Не маньяк какой, м? Странно это все.. — Не обращай внимания. Так значит да? — Допустим. У меня с сердцем проблемы, и мне говорят, что совсем недолго осталось... На самом деле так даже лучше, знаешь. Я так устал, ты совсем меня не поймёшь... Грустно это все, конечно, но я хочу. А ты тут почему? — Ли садится напротив Джисона на свою кровать. — Я в обмороки падаю. Просто... Сплю в последнее время плохо, вот и бывает. На улице упал от усталости, и отправили сюда... Я тут не надолго. — Вау, это радует! Хорошо, что ты тут не задержишься, — Минхо искренне улыбается, а Джисон решается на один очень важный шаг. На тумбочке у его кровати лежал тот самый блокнот. Хан берет его в руки и протягивает Хо. — На, возьми, это мой подарок тебе. Тут... Как бы объяснить... Все воспоминания твои. Прочитай их, когда захочешь. — А откуда это у тебя? — Ты мне ещё очень давно их подарил. — Я подарил тебе свои воспоминания? Забавно. Стой, а почему тут страницы вырваны? — Это то, о чем ты не хотел вспоминать. — Ладно... Спасибо. Мне приятно. Погоди, руку покажи, пожалуйста, — и Джисон протягивает ему руку, на которой татуировка хомяка, — Вау, смотри, у меня тоже татуировка, прикинь! Это кролик. Я не знаю, почему он с фиалкой, и не помню, откуда она у меня, но выглядит классно. Оооо, а если это парные тату? Может мы виделись, и где-то на подкорках разума решили набить эти татуировки чтобы потом встретиться и понять, что мы настоящие соулмейты! Было бы здорово, согласись? — Хан соглашается. Это действительно здорово, особенно когда знаешь, что это было решено не на подкорках разума а совершенно спонтанно по желанию самого Минхо.

⁰ ° ⁰

Теперь Минхо каждый день читал блокнот. И в конце концов смог дочитать. До смерти. Ему остался один день, и сейчас, они с Джисоном сидят на койке, обнимаются, и встречают самый последний рассвет в жизни одного из них. Нельзя засыпать. Потом он не сможет вспомнить вообще ни о чем, даже с помощью блокнота. А сам Джисон по-прежнему будет помнить Минхо... Парня с фиолетовыми кудрявыми волосами, который слишком любит котов и танцевать, слаб на спонтанные идеи и очень-очень весёлый. И последними словами становится «Не забывай меня, пожалуйста, хотя бы в этот раз» и тихий ответ «А как тебя забыть, хомяк?». И противный писк раздается по палате. Тело в руках слабеет, а по щекам предательски текут слезы, отражая лучи рассветного солнца. Сияющие глаза и фиолетовые волосы навсегда останутся в памяти, и никакой блокнот для этого не нужен. Парень-фиалка с памятью в один день будет блуждать по просторам воспоминаний, и его точно невозможно забыть. А тот светленький котенок тоже давно уже спит. Только, теперь он – тюльпан. Такой красный, красивый, а главное – запоминающийся. Прямо как хозяин.