Покой

      Сейчас все, что остается от меня- лишь окровавленное тело. Я все еще нахожусь в нем, с каждой секундой холодея и чувствуя, как утекает кровь. Кажется, именно она стыла, ведь я боялся, сердце медленно останавливалось биться, а нить жизни оттого истончалась.       Ты так долго ждал этого момента? да, но не сейчас, осталось совсем немного, и...       Мои мысли обрывались, белый пол утекал куда-то вниз, я переставал чувствовать. Хотя рука и болела, немея с каждой секундой все больше, язык и нёбо прожигала горечь. Задыхался. Ком в горле не давал глотать собственную плазму.       "Мне осталось немного." Эти слова стучали в голове. Я так часто ощущал смерть, еще чаще видел и творил ее. Она здесь? Побудь со мной. Останься, ты то, что сопровождало до самого конца, само вложило нож в руки, а после убило.       Почему сейчас я вижу не высокую худощавую фигуру с подающей рукой, а самого себя. На меня смотрят пустые впадины без жизни, неужели это мой облик? Так отвратителен.       Мне не хотелось вставать, это конец, и я проиграл. Но это было моей маленькой победой, ведь кто, как не Достоевский победил бы меня?       Я задумывался, боль терялась где-то в кончиках мыслей, а глаза закрывались. Тело теряло душу, но что-то продолжало греть её, будто толкая обратно. Что-то крепко обнимало и держало, мне пришлось повернуть голову.       Ода. Одасаку. Он был так близко, осязаем, кажется, дрожал. Его слезы мешались с моей кровью, скатываясь. Он не верил в смерть и, вроде бы, шептал что-то похоже на "ты молодец", но я уже не слышал.       Наверное, стоило умереть, чтобы услышать эти слова. Такие простые, но зародившие много лет назад клетку для развившегося смысла. Если бы не они, Чуя бы не находился все еще в двух шагах и смотрел будто бы ничего нет.       Мне уже не так больно. Я знал, что тот очнется, узнает почему старого друга больше нет, и, возможно, разобьёт бутылку, не успев её открыть, от досады, но это уже не должно волновать. Ничего не изменить.       Покой источали прикосновения друга. Его глаза поднялись и смотрели куда-то сквозь. Зрачки сузились, и я понял, что даже умерев, мы не будем где-то рядом. Это было больно.