На рассвете мы возродимся

В Дорне верят, что дорниец может родиться дважды. Первый — выходя из утробы матери, и второй, пройдя через красные пески Дорнийской пустыни. Каменные дорнийцы, выросшие среди гор, говорят, что пустыня не терпит трусости и слабости, не прощает она высокомерия и гордыни. Но тому, кто сумеет пройти её испытания, она дарует свои знания и мудрость, поведав секреты минувшего и тайны грядущего. Особенно в это верят Дейны, чья история древнее истории таких домов, как Старк из Винтерфелла. Ребенком Эртур Дейн пару раз слушал истории пожилой септы о своём великом предке, короле Сэмвеле Дейне. Самодур и пьяница Сэмвел однажды попал в песчаную бурю, переходя пустыню и вместе со своей свитой пропал на долгие две луны. Его родные уже потеряли надежду отыскать короля, когда он внезапно вернулся, целый и невредимый. С тех пор, по рассказам септы, король сильно изменился, стал серьёзен и рассудителен, и до конца своих дней ни разу не притронулся к вину. Ему даже удалось однажды повести свое войско на Простор и захватить Старомест. Говорили, будто пустыня открыла ему некие тайны, о которых он никому и никогда не рассказывал. И только на смертном одре, умирая, он предсказал судьбу своего дома, повелев своим потомкам никогда не воевать на стороне драконов. Его дети тогда сочли это за бред умирающего… Эртур Дейн никогда не верил в подобные рассказы, но и не отрицал их прилюдно. Вспомнив о них, лишь когда его младшая сестра, двенадцатилетняя Эшара пропала в пустыне, возвращаясь домой. Четырнадцатилетний Эртур тогда только был посвящен в рыцари и, получив письмо от старшего брата и главы их клана, Элиаса, поспешил просить разрешения у своего принца вернуться домой. Сестру искали целых две недели, почти потеряв надежду. Но боги могут быть милостивы к своим слугам, когда пожелают. И Эшара обнаружилась в одной из крестьянских семей. Совершенно не помнящая о себе ничего, вплоть до имени… Её вернули домой, обращаясь с девочкой, словно с перепуганной ланью. Та по большей части молчала, скупо отвечая на вопросы, однако признавая в них свою семью. Эртур же уже через три дня вынужден был вернуться к своим прямым обязанностям, оставив заботу о сестре на старшего брата. Справедливости ради стоило сказать, что, несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте, Эртур никогда не был близок с сестрами. Уже в одиннадцать он покинул отчий дом, став оруженосцем, затем редкие встречи раз в год с семейством в Звездопаде мало способствовали установлению тесных семейной уз. Как и вздорный, избалованный характер младшей сестры. И потому Эртур, успокоив себя тем, что сестра жива и невредима, вернулся туда, где жизнь не текла умеренным потоком равнинной реки, а бурлила необузданной стихией, так похожей на его душу. Он вернулся в Королевскую Гавань. Там, в столице его ждала гвардия и долг, а после большой турнир, организованный самим Тайвином Ланнистером в Ланиспорте, где ему предстояло одолеть своего лучшего друга, принца Рейгара. За всеми этими заботами Эртур не часто вспоминал о сестре. Порой Элиас писал ему письма, рассказывая о делах семейных. Его старший брат любил пространные описания и длинные письма ровно настолько, насколько их ненавидел Эртур. В своих письмах Элиас сообщал о том, что временами Эшара вспоминает то или иное событие из прошлого, что она прекрасно помнит историю Вестероса и всех домов по-отдельности. А порой она может не вспомнить имени собственной няньки. Но не столько память девушки тревожила Элиаса, как странности в ее поведении. В письмах Элиас писал, что их взбалмошная, капризная и своенравная сестра стала спокойнее и уравновешеннее. Она полюбила чтение, чего за ней уж точно никогда не наблюдалось. Она стала ласковее с братом и сестрой, добрее со слугами. Девушку будто бы подменили, а Элиас неловко шутил в письмах, что такая Эшара ему нравится, пожалуй, даже больше. Получая все эти необычные новости, Эртур вспоминал рассказы септы о пустыне и том, как она способна проучить даже самых отъявленных гордецов, научив их смирению. А Эшара Дейн была той еще гордячкой. Сложно сказать, с чем она столкнулась среди красных песков Дорна, однако его сестра раз и навсегда изменилась. Как бы то ни было, Эртуру было достаточно знания, что сестра в добром здравии, что рассудок ее не повредился, а все остальное было не так уж и важно для юного рыцаря, который никогда не питал сильных братских чувств к сестре. В конце концов, придет день, когда ей предстоит выйти замуж, и все тревоги Элиаса забудутся, ибо человеку, которому достанется Эшара Дейн не будет дела до ее прошлого. *** Так пролетело семь лет. Они промчались незаметно, будто слившись в одно короткое мгновение, будто сон, который вспоминается по утру, как размытая картинка, полная ярких впечатлений. Эртур, которому к тому времени уже исполнилось двадцать один год, прослыл во всей Королевской Гавани и далеко за ее пределами, как один из самых блистательных и непобедимых фехтовальщиков Семи Королевств, сравниться с которым во владении мечом могли лишь двое — сир Барристан Селми, да сам принц Рейгар Таргариен. Эртур пользовался благосклонностью двора, король благоволил ему, другие рыцари ставили его себе примером для подражания, а девы проводили бессонные ночи, мечтая о прекрасном дорнийце с фиолетовыми глазами и темно-пепельными волосами, которые словно поцеловала гроза. Но чем грезил сам Эртур Дейн? Начищенные доспехи звенели с каждым шагом рыцаря, спешившего в покои десницы, где его уже ждали. Всегда собранный и пунктуальный Эртур не мог себе позволить опоздание, независимо от статуса ожидавшего, будь то король или кузнец. Однако раздражать десницу короля было и вовсе самонадеянной глупостью. Остановившись перед массивной дверью, Дейн постучался и, дождавшись короткого «входи», вошел внутрь. В просторном кабинете царил идеальный порядок. Сам хозяин покоев обнаружился стоящим у окна, заложив руки за спину. Когда Эртур вошел, мужчина нарочито медленно обернулся, смерив его острым взглядом. Тайвин Ланнистер, лорд Утеса Кастерли. Человек, управлявший Семью Королевствами. Сорокаоднолетний Тайвин своей физической формой мог дать фору множеству молодых рыцарей. Высокий, статный, с холодным, пронзительным взглядом, который, казалось, видел людей насквозь, с жесткой линией рта, уголки которого были чуть презрительно изогнуты — он производил сильное впечатление на людей, но зачастую неприятное. Подростком Эртур никак не мог определиться в своем отношении к этому человеку. Разумом он понимал, что перед ним великий полководец и хитрый стратег, что человек этот умудряется управлять огромной страной, ловко маневрируя между Великими домами, по пути уворачиваясь от гнева своего господина. Что грамотный политик в нем сочетается с умным и бесстрашным воином. Но интуиция, которой Эртур привык доверять, подсказывала, что лев этот опасен во сто крат больше, чем все оставшиеся в живых драконы, вместе взятые. — Вы вовремя, — сухо произнес Тайвин, и из его уст это был почти что комплимент. — Я позвал вас по делу, не терпящему отлагательств. — Я к вашим услугам, милорд, — сдержанно поклонился Эртур. Тайвин уселся в кресло, перед которым на столе была раскинута карта Вестероса. Присмотревшись, Эртур заметил пару флажков над Королевским лесом. — Если вы закончили изучать мою карту, я могу ввести вас в курс дела? — едко поинтересовался Ланнистер. Если Эртур относился к лорду Утеса с настороженным уважением, то Тайвин Ланнистер отвечал ему завуалированной неприязнью. По одному ему известной причине, он невзлюбил молодого дорнийца. Однажды, когда Эртур поделился этим наблюдением с Рейгаром, тот пожал плечами, сказав, что «Тайвин Ланнистер не приемлет все, что не принадлежит к дому Ланнистеров или не пресмыкается перед ним. Ты держишься слишком независимо, оттого он тебя и не выносит». — Прошу прощения, милорд. — Не нужно просить прощения за чужую оплошность, — внезапно отрезал Тайвин. — Я оставил карту открытой на видном месте, и вы, будучи рыцарем гвардии, совершенно естественно заинтересовались. Однако вы также могли догадаться, что десница короля вряд ли стал столь стар и неосторожен, чтобы забыть карту на столе перед приходом подчиненного. Как считаете? Эртур сжал челюсть. Высокомерие этого человека порой изрядно испытывало его терпение. Но Ланнистер ждал ответ. — Вы правы, лорд-десница. Я полагаю, вы оставили карту с этими флажками, чтобы я ее заметил. Могу ли я предположить, мое присутствие здесь связано с Королевским лесом? Эртур мог бы собой гордиться, даже самый дотошный наблюдатель не заметил бы в его голосе язвительности. Разве что Рейгар бы вопросительно приподнял бровь, тонко улыбнувшись. Тайвин пару мгновений изучал его своими светло-зелеными глазами, а потом, к изумлению Эртура, едва заметно улыбнулся. — Вы умны, сир Эртур. Боги наделили вас пытливым и цепким умом, — произнес он. — Будем надеяться вы найдете ему верное применение. — Не сомневайтесь в этом, милорд. Своему уму я уж применение найду. — А вот тут выдержка его подвела, и холодок все-таки проскользнул в словах. Но он никому не позволит разговаривать с ним таким снисходительным тоном. — Отлично, — решил больше не тянуть кота за хвост Тайвин. — Тогда завтра вы отправитесь в Королевский лес вместе с Барристаном Селми. Его величество поручили вам возглавить королевский отряд и уничтожить проклятое Братство Королевского Леса. Вышеупомянутое братство было не чем иным, как обычной шайкой разбойников. Однако разбойников крайне хорошо организованных и вооруженных. Вот уже несколько месяцев, как они грабили всех, кому приходилось проезжать через лес. Эртур считал, что уже давно пришло время разобраться с этими лесными выскочками и, чего греха таить, возможность сделать это самому сильно льстила его самолюбию. — Я разберусь с ними, милорд, — снова поклонился он. — Сколько у меня будет людей? — Возьмите с собой пятьдесят лучших гвардейцев, — отозвался Ланнистер. — Я хочу, чтобы вы уничтожили этих мерзавцев, а голову их предводителя насадили на пику, дабы остальным было неповадно следовать их примеру. Я слышал, местные крестьяне оказывают им всяческую поддержку. Гниющая голова будет им хорошим напоминанием о том, что бывает с разбойниками. Чернь, к сожалению, понимает лишь язык силы. У Эртура на этот счет было несколько иное мнение, однако Тайвин Ланнистер был явно не тем человеком, с которым его стоило обсуждать. Потому он только сдержанно кивнул и собирался уже покинуть покои десницы, когда тот окликнул его с таким видом, будто только что вспомнил о незначительнейшей детали. — И вот еще что, сир. Вашей младшей сестре, Эшаре, была оказана честь стать фрейлиной принцессы Элии. Я уже написал вашему брату об этом. Он обещал в самом скором времени прислать ее в Королевскую Гавань, здесь она пройдет обучение, после чего отправится на Драконий Камень. Постарайтесь расчистить путь до ее приезда. Изумление отразилось в глазах дорнийца, но только глазам он позволил выдать свои чувства. Вновь поклонившись, он наконец, вышел. А ведь Элиас ничего подобного ему не писал в своем последнем письме. Знал, что Эртур будет против подобной затеи. Королевская Гавань была опасным местом. В Шести Королевствах любили сравнивать Дорн со змеиным логовом, но Эртур Дейн готов был поставить свой фамильный меч на то, что подобному скопищу ядовитых змей, как в Королевской Гавани, позавидовала бы Дорнийская пустыня. И сейчас его сестре предстояло сюда приехать. Сестре, которую он помнил весьма смутно. *** Звон мечей разрезал умиротворяющую тишину сада, и Эртур уверенно направился в том направлении, точно зная, Рейгар будет там. И действительно, пройдя несколько рядов невысоких яблонь, он обнаружил своего принца, тренирующимся с сиром Освеллом Уэнтом. Тут же, чуть поодаль прямо на траве вальяжно расселся Ливен Мартелл, жуя яблоко и с набитым ртом раздавая советы Освеллу. Некоторые из них, правда, были не совсем толковыми или совсем бестолковыми, вроде предложения перекинуть Рейгара через плечо, схватив того за мизинец левой руки. Джон Коннингтон сидел тут же, внимательно, даже слишком внимательно, следя за каждым движением принца. Замерев в тени раскидистой яблони, Эртур с улыбкой наблюдал за друзьями. Освелл был, вне всякого сомнения, отличным рыцарем, но до Рейгара ему было очень и очень далеко. А Рейгар и не думал щадить друга, сгоняя с него седьмой пот. Принц Рейгар двигался изящно и непринужденно, словно вел одному ему понятный танец. Он был красив, только красота эта всегда казалась Эртуру несколько трагичной, а временами, при свете луны и звезд даже демонической. Наконец, изможденный Уэнт, поднял руку, сдаваясь, после того как в очередной раз оказался на земле. — Тебе стоит больше тренироваться с мечом, мой друг, — мягко проговорил Рейгар, помогая ему подняться. — И не с тем «мечом», которым ты недавно так хвалился. — А вам, мой принц, неплохо было бы не хвататься за оружие, сразу же после своего прибытия, не то вас, не ровен час, неверно поймут, — усмехнулся Эртур, привлекая внимание остальных. — Дейн! — воскликнул Рейгар, оборачиваясь. — Мой извечный турнирный противник объявился! Я волновался, что ты так и не решишься явиться на сегодняшнюю тренировку. Друзья с искренней радостью обнялись. Мало нашлось бы людей, к которым Эртур Дейн питал бы столь искреннюю симпатию, переросшую в преданность. Да и было не сложно любить принца Рейгара, когда на троне сидел человек, подобный его отцу. Вспомнился турнир, проведенный в Ланниспорте несколько лет назад, на котором толпа рукоплескала наследному принцу в десятки раз громче, чем собственному королю. — Разве вы так скоро уезжаете, мой принц? — спросил он. — Вы ведь приехали только позавчера. Тень набежала на лицо Рейгара при этом вопросе, однако он быстро взял себя в руки. — Мы с Элией приехали в столицу, чтобы показать нашу дочь родителям, — заговорил он, осторожно подбирая слова. — Моя Рейнис была очень тепло встречена матушкой. Однако за столько времени я отвык от Королевской Гавани, мой друг. Да и Элия тоскует по Драконьему Камню. Потому я решил вернуться обратно раньше срока. Ему не удалось обмануть Эртура. Слишком хорошо дорниец знал своего принца. «Тепло встречена матушкой» — но не отцом. Ни для кого не было секретом, что отношения между королем и наследным принцем давно были натянутыми. Казалось, что между отцом и сыном была протянута толстая веревка, под которой кто-то поставил горящую свечу. И медленно, но верно эта свеча делала свою работу, волокно за волокном истончая веревку. Эртуру не хотелось знать, что случится, когда веревка окончательно порвется, но одно он знал точно — по какую стороны свечи он будет стоять. — Почему бы нам не потренироваться напоследок? — лукаво спросил Рейгар. Они взялись за мечи и встали в стойку. Рейгар был единственным, кто мог сравниться с Дейном. Они с завидной регулярностью оказывались друг против друга на турнирах, периодически лишая друг друга лавр победителя. Только в этот раз их поединок был больше похож на веселье двух мальчишек, чем на решительное соперничество. Спустя час все пятеро сидели на траве, лениво попивая дорнийское и делясь мелкими, ничего не значащими сплетнями. Слуги стояли на приличествующем расстоянии, с которого не могли слышать разговор господ. Рейгар выглядел расслабленным и безмятежным, но его друзья нутром чувствовали, что их принц не просто так собрал их здесь под видом невинной тренировки. Рейгар желал обсудить с ними нечто важное, не вызывая подозрений у всеведущих пташек Вариса. — Как поживает лорд Тайвин? — внезапно поинтересовался Рейгар, глядя на Эртура. — Мой оруженосец видел тебя, выходящим из его покоев сегодня. Эртур скосил на него глаза. Принц смотрел открыто, улыбка его была все так же ясна и спокойна. Но как бы дотошно не изучал его Эртур, он никогда не был так самоуверен, чтобы считать, будто знает Таргариена до конца. Рейгар доверял ему, как никому другому. И все же… принц Рейгар до конца не доверял никому. — Лорд Тайвин решил отправить меня и Барристана Селми расправиться с Братством Королевского леса, — ответил Эртур, твердо встретив взгляд принца. — Хмм, — между бровей Рейгара пролегла складка. — Такое поручение и впрямь под силу не каждому. Но все же будь осторожен. Я бы не хотел, чтобы с тобой что-то случилось. — Мой принц, — хохотнул Ливан, — на вашем месте я бы тревожился за «братство». Не хотел бы я быть на их месте, коли на них идут Дейн и Селми. Рейгар улыбнулся, но улыбка на его лице тут же потухла, и он устремил взгляд вдаль. — Я всегда считал, и небезосновательно, что неплохо разбираюсь в людях, как и в том, кому и сколько боги даровали преданности, — промолвил он. — Однако Тайвина Ланнистера мне так и не удалось раскусить. Он одновременно твёрд, как валирийская сталь, и скользок, как северные льды, по которым ступать себе дороже. — Он все же не так непредсказуем, как тот же Варис, — заметил Освелл. — Тут ты прав, — кивнул Эртур. — Тайвин — гордец, и, как и у всех гордецов, у него есть слабость. — Какая же? — полюбопытствовал Джон. — Гордыня, — выдал очевидный ответ Эртур с самым серьёзным тоном, вызвав усмешку друзей. — А вот Варис — нет. Я даже не возьмусь сказать, ради чего он живёт. — Может, надеется дожить до того времени, когда мейстеры научатся отращивать члены? — предположил Мартелл, отправляя в рот виноградину. — Варис меня не пугает, в отличие от лорда Утёса, — отозвался Рейгар, даже не улыбнувшись шутке родственника. — Я убедился, что в скором времени мне может понадобиться поддержка Великих домов. Вчера я окончательно уверился, что мой отец болен. Эртур переглянулся с Ливеном. Одной этой фразы, дойди они до ушей параноидального короля, было бы достаточно чтобы обвинить принца в измене. Рейгар редко позволял себе затрагивать настолько скользкие темы, однако сейчас он будто и не замечал взглядов приятелей. Что бы не произошло между отцом и сыном прошлым вечером, это пошатнуло безразличие и покой Рейгара. — Отец теряет контроль над самим собой, теперь мне это очевидно, как никогда, — мрачно продолжил Рейгар. — Я могу простить его отношение ко мне… но его подозрения теперь распространяются и на мать. Я уже не говорю обо всех пиромантах, что развелись во дворце подобно стервятникам, пожирающим его умирающий разум. Эртур видел, что за горькими словами Рейгара скрывалась растерянность. Он провел слишком много времени вдали от Красного Замка, в спасительных стенах Драконьего Камня, и не знал, насколько рассудок короля повредился за это время. Одного взгляда на обросшего Эйриса, на его полные безумия глаза достаточно, что прийти в ужас от мысли, что твоя жизнь, как и жизни тысяч и тысяч других людей заключены в скрюченных руках спятившего пироманта. — Мой принц, боюсь, вы даже многого не знаете, — проронил Ливен с непривычной для него серьезностью. — Мы могли бы поведать вам десятки случаев, мелких или крупных, от которых вы пришли бы в ужас. Его Величество не считает нужным сдерживать себя ни в чем. Он открыто оскорбляет Тайвина Ланнистера, поминая его мертвую жену, унижает других лордов Малого совета. Если так продолжится, дом Таргариен отвратит от себя все Великие дома Вестероса. Рейгар некоторое время молчал, решаясь, как перед прыжком в воду. Он обвел взглядом собеседников. Два дорнийца и один речник. Сомневаться в дорнийцах у него причин было меньше всего — отец сам подарил ему союзников, женив на дорнийской принцессе. Уэнты также всегда были лояльны. — Я доверяю вам, как самому себе, — предельно серьёзно проговорил он. — Потому я поделюсь с вами своим подозрением. У меня есть все основания полагать, что отец желает посадить на трон моего младшего брата, в обход мне. Четверо рыцарей хмуро молчали. Никто из них не был удивлен и не посчитал нужным притворяться. Положение принца Рейгара становилось все более шатким, чем больше сторонников у него появлялось среди народа и чем больше Эйрис сходил с ума. — Я задам вам вопрос, друзья мои, — в голосе и взгляде Рейгара сквозила решимость. — Я спрошу вас лишь раз, и я хочу, чтобы вы, мои самые преданные соратники, самые близкие друзья, ответили мне на него честно, так, как вам велит ваша совесть. Если ваша совесть повелит вам ответить отрицательно, я прислушаюсь к голосу своих друзей, намного более достойных меня самого. Я вернусь на Драконий Камень и буду ждать там своей судьбы. — Он умолк на мгновение, прежде чем продолжить. — Считаете ли вы, что я недостоин трона? Стало очень тихо, четверо рыцарей на несколько мгновений перестали дышать. Лишь шелест листвы, да пение птиц нарушало воцарившееся молчание. Никто из сидевших не был настолько наивен, чтобы не понять, что вопрос наследного принца не был праздным интересом или попыткой найти утешение. Этот вопрос был самым что ни есть призывом. Сколько раз они обсуждали эти темы между собой, но каждый раз их беседы сталкивались с осознанием, что слишком опасно пламя, к которому они неосмотрительно приблизились. Сколько раз они сводили все в шутку, не решаясь озвучить то, что вертелось на кончике языка. Первым отмер лорд Джон Коннингтон. Выпрямившись, он посмотрел на своего принца взглядом преданного пса, глядящего на хозяина. Когда он заговорил, голос его слегка дрожал от волнения. — Мой принц, да будут мне свидетелями боги и да не дадут они мне солгать, что вы самый достойный рыцарь и муж из всех, кого я когда-либо знал. Вы, и только вы достойны сидеть на железном троне. И будь я проклят, если не сделаю все, чтобы этот трон достался вам! Все трое рыцарей давно догадывались, что Джон испытывал к принцу не только дружеские чувства. Возможно, об этом догадывался и сам принц. Однако все делали вид, что не замечают тоскливых, а порой вожделеющих взглядов Коннингтона. Следующим прокашлялся Ливен Мартелл. — Я не умею говорить красноречиво, но я готов положить голову на плаху, подтверждая, что вы являетесь моим королем. И причина вовсе не в том, что моя племянница замужем за вами. — Ваше Высочество, любой в Семи Королевствах подтвердит, что вы достойны быть королем. И мы, ваши слуги, готовы идти за вами до самого конца, — жесткое лицо Освелла озарилось уверенностью в собственных словах. Рейгар благодарно кивнул друзьям и повернулся к своему самому близкому другу, самому верному товарищу, будучи уверен в его ответе. Эртур смотрел на него, осознавая, что пути назад не будет. — Вы помните, как однажды мы с вами рассуждали о том, в чем заключается первейший долг рыцаря? — спросил Дейн. — Вы тогда ответили, что он заключен в служении, но не уточнили, кому именно. Так уж повелось, что рыцарь обязан служить своему королю. Но что, если король недостоин? Что если король велит убивать невинных, которых нерушимая рыцарская клятва обязует защищать? Разве не является тогда худшим преступлением для рыцаря слепо следовать приказам, противоречащим его принципам? — он сделал паузу. — Теперь я понимаю, что долг рыцаря — служить достойному. А вы, принц Рейгар Таргариен, достойны того, чтобы вам служить и за вас умирать. Ответ соратников удовлетворил Рейгара. — В таком случае я принимаю ваши слова в надежде, что идут они из сердца, — собравшись с мыслями, произнес Рейгар. — Я открою вам свои мысли, друзья. Я собираюсь собрать Великий Совет, на котором я предложу лордам решить вопрос престолонаследия и передачи трона мне. Если все пойдет согласно плану, отец уже скоро отправится доживать свои дни на Драконьем Камне. Рейгар заговорил открыто, без уловок и недомолвок. Кто-то сказал бы, что обсуждать измену в саду — величайшая глупость. Однако именно поэтому это было единственным правильным решением. — Но как вы это сделаете? Варис узнает обо всем, едва вы заикнетесь… — Мы не заикнемся. Ты, Освелл, отправишься к своему старшему брату в Харренхолл и убедишь его организовать турнир. Да с таким размахом, чтобы туда стеклись все лорды и леди от мала до велика. Отец никогда не покидает Красный замок, так что устроить турнир за пределами столицы будет идеальным вариантом. — Увы, ваше высочество, убедить в этом Уолтера будет не просто. Он страшный скряга, да и говоря по правде, у него вряд ли найдется средств для большого турнира, — невесело поджал губы Освелл. — Передай ему, что есть некто, кто готов оплатить его расходы. Наведи туману, пусть подумает на Тайвина. Дай ему понять, что ему дарована огромная честь, только внуши ему как следует, что об этом он должен молчать, если не желает злить благодетеля. Освелл понимающе кивнул. — А вы, друзья, ждите моих дальнейших указов, — подвел итог Рейгар. — Мы ступаем на опасный путь, и лишь богам ведомо, приведет ли он нас к победе или к смерти. Но я полагаюсь на вас и в свою очередь даю слово, что ни разу не позволю вам разочароваться в сделанном выборе. Этот день стал переломным в судьбах тех пятерых мужчин. Мужчин, задумавших измену, опираясь на свою рыцарскую честь и доблесть. Все эти люди были достойными людьми, верившими, что будущее целого государства искупает один недостойный поступок. Верившими, что нет доблести в служении недостойному безумцу. В этот день завязался первый узел страшной трагедии, разрушившей жизни множества людей. В этот день, молодая дорнийка, отправлявшаяся в путь в Королевскую Гавань с твердой целью, не знала еще, что безнадежно опоздала.