лучший мой подарочек

Они сидят на кровати, в руках Эрена — продолговатая чёрная коробка. Он держит её, не решаясь пока что открывать. — А это по поводу?.. — У нас же годовщина сегодня. — У нас первая годовщина сегодня? — Да. Эрен сглатывает словечко в рифму. — Ты запомнил, когда у нас годовщина, и не предупредил меня? — Я знал, что ты забудешь. Просто хотел сделать тебе подарок, ничего такого. — А, то есть ты типа хороший брат, с подарком, а я типа хреновый брат, да? — Боже, Эрен, не начинай. В следующем году тоже что-нибудь подаришь, если захочешь. Я делаю это не ради себя, а потому, что хочу тебя порадовать. Или, во всяком случае, удивить. Открывай. — Чем ты меня там удивлять собрался? — Я думаю, есть чем. Давай, открывай. — Ну, раз ты настаиваешь… Крышка плавно соскальзывает с коробки, Эрен шуршит упаковочной бумагой нежно-розового цвета, служащей наполнителем для свободного пространства, и наконец извлекает на свет их спальни… — Ты подарил мне на нашу годовщину… Резиновый хуй? — Эрен поднимает одну бровь. — Симпатичный, правда? Никого не напоминает? Эрен поднимает вторую бровь и принимается рассматривать искусственный член со всех сторон. Силикон покачивается по инерции. — Знаешь, на секунду мне показалось, что я где-то на головке должен был увидеть лицо Аккермана. С тебя станется. — Никогда, — Зик выставляет палец. — Никогда, — повторяет он для закрепления, — не озвучивай при нём эту мысль. Иначе этот хуй станет для тебя единственным напоминанием обо мне. Эрен фыркает. О, да, они оба могут себе представить, что вышеупомянутый Леви Аккерман сделает с Зиком, если тот решится на что-то подобное. Глупая, жалкая и очень, очень болезненная смерть. — А хорошо сделан, кстати, — младший снова возвращает внимание на фаллос в своих руках. Оглаживает кончиками пальцев головку, пробегается по стволу, задерживаясь почти на каждой части естественного рельефа. — Блин, вот тут венка прямо как у… Глаза Эрена мгновенно расширяются до размера чайных блюдец сами-знаете-кого. Он переводит неверящий взгляд на брата, и Зик наконец-то может изобразить на своём лице триумфально-довольную улыбку, которую репетировал перед зеркалом всю последнюю неделю. — Да. — Ты… — Да. — Ты сделал мне копию своего члена?.. — Да, — Зик щёлкает пальцами, поощряя догадку. — Ты долбоёб? Не смотря на такой грубый, казалось бы, вопрос, на лице Эрена и в его голосе только весёлое удивление. Зик был уверен, что братишка сможет правильно расценить такой дар, но не на сто процентов, и теперь невнятная тревога окончательно унимается. Можно выдыхать. — На это, полагаю, ответ тоже да. Эрен смотрит то на игрушку в своей руке, то на Зика, то на его ширинку, и с каждым новым зрительным циклом улыбается всё шире. — Но… Как? — Ну, надо признать, мне пришлось потрудиться, чтобы найти человека, который смог бы изготовить форму… — То есть, у кого-то ещё теперь есть молд твоего члена? — Нет, я забрал. — То есть, теперь у нас, — Эрен начинает посмеиваться. — Помимо копии твоего члена, есть и молд твоего члена? — Совершенно верно. Думаю, его вполне можно использовать как форму для льда. Или мыла. Или для свечей. — Для свечей, — полузадушенно повторяет Эрен, сгибаясь от беззвучного хохота. — Ты такой долбоёб, господи… — Знаешь, сколько денег пришлось в это вложить, между прочим? — Поэтому и долбоёб! — восклицает младший, смеясь уже в голос. Силиконовый член трясётся в ответ от каждого движения. — Но ты ведь всё равно меня любишь, правда? — А кому ещё ты такой придурошный нужен, кроме меня? — всё ещё хихикая, Эрен смотрит на брата однозначно ласково и нежно. И поэтому Зик не обижается: правда ведь, придурошный. Старший пожимает плечами, не скрывая удовлетворённой ухмылки. Шалость удалась. Вообще, Зик изначально хотел сделать именно свечу: так, шутки ради, как символ его пламенной любви, а потом подумал, что Эрен в качестве подарка меньше всего оценит именно барахло, единственным назначением которого будет сбор пыли на полке в гостинной. А так — хоть какая-то польза, и смысл, считай, не теряется. Изумрудные глаза, блеснув, хитро прищурились. — Ты же помыл его перед упаковкой, да? — Да, я предвидел. Но лучше помыть ещё раз, конечно. — Я думаю, так сгодится. — Что, уже хочется опробовать? — О, да. Спасибо за идею. Не думал, что когда-нибудь захочу увидеть, как ты сосёшь собственный член. Зик, на секунду оторопев, хлопает глазами. Реакция по телу запускается незамедлительно, но такого поворота он, пожалуй, не ожидал. Хотя звучит заманчиво. — Даже так? — Ага. Побываешь в моей шкуре заодно. — Я и так регулярно в ней бываю, знаешь ли, — старший недвусмысленно дёргает бровями. — Не дразнись, а то расширю программу с самотыком с одного минета на что-нибудь покруче. — Ему достанется только минет и всё? — Да, — Эрен подносит фаллос к лицу брата, не оставляя других вариантов. — Ебать тебя я буду сам, так что настраивайся. Силиконовая головка шлёпает по губам, призывая не затягивать с раздумьями. Зик с ухмылкой принимает правила игры, раскрывая рот и позволяя игрушке оказаться внутри. Вкуса у неё нет: силикон как силикон, под языком бархатистый и упругий, но с настоящим членом не идёт ни в какое сравнение. Особенно с членом Эрена. Но раз уж братишка захотел посмотреть шоу, Зику проще подыграть, чтобы тот поскорее перешёл от наблюдения к части «ебать тебя я буду сам». Как же многообещающе это звучит. Зик перехватывает запястье младшего, чтобы зафиксировать положение, и, прикрыв глаза, начинает сосать. Так, как он бы делал это для Эрена: с чувством, с удовольствием, так, будто резиновая имитация действительно может кончить, если он постарается. Его не заботит, как он выглядит со стороны, сколько слюны уже натекло на пальцы Эрена, и что у него самого уже крепко стоит. Он просто устраивает представление, и тяжёлая горячая ладонь на затылке — лучшая награда. А когда искусственная головка проскальзывает в глотку так глубоко, что губами Зик касается цепко держащих за основание пальцев, старший поднимает взгляд: уже немного мутный, поплывший и влажный, и это становится последним гвоздём программы — в крышку гроба самообладания Эрена. Эрен смотрит жадно. Его терпения хватает ровно для того, чтобы позволить брату аккуратно выпустить игрушку изо рта — и всё, с этого момента искусственный член забыт, будто его никогда и не было, Зик даже не успевает увидеть, в какую сторону тот полетел: всё поле его зрения и каждый кубосантиметр личного пространства мгновенно заполняет собой Эрен. Он толкает старшего на кровать, наваливается, прижимает собой и этим чётко даёт понять: да, сегодня ебёт он, без «но», «если» и «а может». Когда Эрен такой, он не хочет думать или обсуждать, он хочет громко, жарко и быстро, на одной лишь интуиции и инстинктах. Зик так ещё только учится, поэтому всё, что ему остаётся: отдаться на поруки неукротимой стихии и гадать, куда ураган занесёт его в этот раз. Эрен даже не даёт Зику раздеться. Он задирает футболку до шеи, штаны спускает вниз вместе с бельём одним рывком, а потом его руки и губы оказываются везде. Наглые, дерзкие, немного грубые: они дразнят и успокаивают, ласкают и наказывают, они дают и забирают, а потом убивают — всё, что так или иначе держит Зика на поверхности этой реальности. Эрен царапает, кусает, лижет, гладит, сжимает, щипает, целует и сводит, сводит, сводит Зика с ума. — Эрен, боже… — Давай на живот. Зик переворачивается на живот, без подсказок подставляя задницу и пошире раздвигая ноги — Эрен тут же сминает его ягодицы, сильно их разводит, шлёпает и царапает. Любуется, смакует податливость и открытость. Зик роняет взмокший лоб в прохладную простынь и выгибается. — Блять, обожаю, когда ты такой, — в голосе Эрена только влюблённый восторг. — Какой? — спрашивает Зик через своё тяжёлое дыхание. — Мой. Для меня весь. И сердце подскакивает, застревая в глотке. Нет, для Зика это не новость, он и без слов всегда это прекрасно понимал: каждый жест Эрена в его сторону, каждый взгляд на него — всё говорит о том, что младший чувствует, всё. И всё-таки каждый раз до невозможного приятно это слышать. Эрен его обожает. Зик жмурится и закусывает губу, когда Эрен скользит пальцами в ложбинку и оглаживает вход. — Не могу больше, Эрен, давай прямо так. Только смажь. — Ты примешь? Ты сможешь? — Да, Эрен… Пожалуйста. Ты нужен мне прямо сейчас. Внутри. И слыша позади себя короткий удивлённый вдох, Зик думает, что ради Эрена он может, наверное, вообще всё. Смазка прохладная, и её очень много. Эрен наваливается сзади, его горячий член ложится Зику аккурат между ягодиц, проскальзывает между ними пару раз, а потом головка упирается в сжатые мышцы. Зик глубоко вдыхает и пытается расслабиться в ответ на растущее давление, а потом Эрен налегает ещё немного, и… Почти не больно, совсем не больно. Эрен умница, он старается быть аккуратнее с братом даже тогда, — Зик уверен, — когда страсть рвёт его на части. Эрен полностью на него ложится, укрывает собой от всего на свете. Зик задыхается, чувствуя себя как никогда полным и целым. Он протягивает руку за спину, хватая младшего за ягодицу и наталкивая на себя ещё сильнее. — Давай, родной… — Зи, ты как?.. Нормально?.. — Да, всё хорошо. Давай. — Я аккуратно. Зик снова сжимает ладонь на смуглой ягодице, подбадривая. Эрен такой молодец, как же он старается. Он действительно, по-настоящему аккуратен: плавно качает бёдрами по небольшой амплитуде, позволяет к себе привыкнуть, помогает Зику найти своё удовольствие. И он обнаруживает его совсем скоро. Младший берёт правильный угол, — уже выучил, — и очень скоро неспешный темп не успокаивает, а только дразнит. Зик подставляется ещё откровеннее. С него бежит пот, от напряжения бьёт мелкая дрожь; Эрен над ним тяжело дышит, время от времени роняя в раскалённый воздух тихие стоны на выдохе. Они так близко друг к другу, что ещё немного — и намертво сплавятся, между их телами практически нет пространства. Безупречная подгонка с погрешностью в ничтожные микроны. — Эрен, быстрее. Прошу… — Боже, Зик, — кажется, Эрен только этого и ждал. Он утыкается старшему в затылок, зарывается носом в пшеничные прядки, и, глубоко вдохнув, с рвением выполняет просьбу. — Ты не представляешь… Не представляешь, как выглядишь сейчас… — Эрен… — Я с ума схожу каждый раз, — младший горячо шепчет, полностью отдавшись моменту. — Ты обычно такой весь из себя… Ходишь в своих пиджаках и галстуках, тебе никто не указ… А стоит мне только поманить, и ты раздвигаешь ноги… — Эрен запинается, сбивается и ритм его движений. В них становится меньше скорости, и куда больше силы. Зик подставляет загривок под горячие губы младшего, позволяя, умоляя его оставить метки на своей коже. — Потому что ты только мой. Для меня. Везде и всегда. Ты ведь и сам это знаешь, да? — Да, Эрен, — конечно, он это знает. Он знал это с самого начала. Он этого хотел. — Да! — Да, вот так, — Зик чувствует, как на его шее уже цветёт самое красноречивое тому доказательство. С таким же успехом Эрен мог бы повесить на него ошейник с биркой. — Ты такой замечательный, Зи. Ты идеальный. Блять, я так люблю тебя… И Зик снова задыхается. Хватает воздух ртом и не может надышаться, но откуда-то в лёгких оказывается достаточно для заполошной мольбы. — Ещё, Эрен… Любимый… — Я хочу видеть твоё лицо, Зи… Давай на спину… Разрыв контакта на эти считанные мгновения, в которые они меняли позу, показался мучительным испытанием. Но вот Эрен снова рядом, над ним, в нём, и всё снова становится правильным. Зик обнимает брата за шею, скрещивает на его пояснице лодыжки. Эрен упирается лбом в его лоб, они делят на двоих каждый вдох. — Я люблю тебя, Зик, слышишь?.. Безумно. — Я тоже, Эрен… — Кончи для меня, — и Зик понимает, что не может ослушаться. Слишком сладко, слишком хорошо. — Кончи, пока я внутри тебя, хочу чувствовать… Ох, блять, как же я люблю тебя, люблю, люблю, люблю… И, нет, Зик не плачет. Разве что от накрывшего его оргазма: долгожданного, желанного, и всё равно случившегося, как гром среди ясного неба. Зик кончает, под весом любви Эрена крошась на мириады мельчайших песчинок — младший остаётся этим крайне доволен. Он даёт Зику пару мгновений пережить самый острый пик удовольствия, а потом принимается догонять своё: быстро, резко, не думая ни о чём другом. Эрен кончает внутрь, делая Зика своим окончательно, и это единственное, чего он может желать сейчас. Это всё, что ему нужно, чтобы почувствовать себя счастливым. Но даже после оргазма они не разлучаются: Эрен не намерен отпускать брата сейчас — или вообще. Он так и остаётся внутри, просто ложится на Зика сверху, обнимая и утыкаясь носом в шею. — Я бы так вечность провёл… Внутри тебя так хорошо… Мой, теперь весь мой, везде… И опять глупое сердце норовит сорваться со своего места — так и рвётся из груди, без стыда рассказывая своим стуком Эрену, как же много это значит для Зика. Ну и пусть. Зик крепко обнимает брата в ответ, прижимая к себе, чтобы тот наверняка расслышал и почувствовал каждое «ту-тук». — Я люблю тебя, Эрен. — Я знаю, — он отзывается, едва отрывая губы от бьющейся на шее жилки. — Я чувствую. У тебя поэтому так сердце бьётся? Из-за того, что я сказал? — Да. Эрен отвечает не сразу — слушает. — Хочу, чтобы оно всегда так билось… Из-за меня. Для меня. — Любимый. Оно уже бьётся только для тебя. Эрен поднимает голову, чтобы заглянуть в глаза; между их лицами теперь едва ли есть несколько сантиметров. Они словно два небесных тела, связанные общим центром масс, и один всегда будет влиять на другого и зависеть от него же. Зик чуть подаётся вперёд, и Эрен тут же движется навстречу: чтобы коснуться губами губ, приласкать, успокоить, чтобы целоваться долго-долго, пока не перестанет хватать воздуха. — Знаешь, — шепчет Эрен. — У меня всегда это чувство, будто мне тебя мало. Даже если я ближе некуда, даже если ты весь уже только обо мне, даже когда я сам уже без тебя не мыслю, я смотрю на тебя и чувствую, что хочу ещё… — Бери… Сколько хочешь. Что захочешь. — И я обязательно возьму, Зик. И больше мне, кроме тебя, ничего не надо. На годовщину или в любой другой день. Вечером этого же дня кропотливо выполненная копия в качестве сувенира заняла своё законное место на полке в гостинной… Наверное, стоило всё-таки сделать свечку. ..Или мыло.