Человек из кошмаров

Царство чудищ и чайных роз, царство девушек с добрым сердцем. Их, конечно же, сводит рок. Шерил Фэнн *** Всё на редкость плохо, но промолчим, чтоб она заранее не узнала, что за луны светят в её ночи Sascha Finsternis

Вода. Тёмная, непроглядная, и сбоку, и снизу. Толщи воды. От мысли о тяжёлой, бескрайней глади дыхание замирает. Сердце сжимается. Гонит по венам ужас. А когда разжимается, вдох даётся тяжко. Воздух чуть ли не с хрипом проникает в лёгкие. Воздуха! Каждый вдох как последний, и оттого так жутко. Руна в панике перебирала руками, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую. Ни души вокруг. Ни берегов, ни кораблей, ничего другого, за что можно бы ухватиться. Боже! АААААААА! Глотка чуть не вывернулась наружу от вопля ужаса. Слёзы, горячие и тяжёлые, потекли по щекам, мешая дышать и смотреть. Руна то и дело вытирала лицо, однако становилось только хуже. — Я ещё ж…живая, — бормотала Руна, не зная, куда деться от ужаса. Утонуть — это страшно. Уходить под воду, не в силах сопротивляться, и смотреть на перелив радужных лучей, пляшущих в воде и окрашивающих подводное царство в причудливые тона. — ПОМОГИТЕ! — глотка саднит. Руна откашлялась и проплыла несколько метров вперёд. Без толку. АААААААА! Вода! Кругом чудовищная глубина, словно пасть невиданных размеров монстра, открытый рот которого что море. И вот-вот сомкнутся зубы, и водоворот утянет Руну на дно гигантского желудка, усеянного морскими ежами и острыми бесцветными раковинами. — Кто-нибудь! — уже в голос рыдает Руна, захлёбывается слезами и всхлипами, глотает вместе с ними страх, не зная, как выбраться из кошмара наяву. Маску прижали к лицу чуть плотнее. Руна ничего не соображала. Пыталась приподнять веки, чувствуя, как они дрожат. Вокруг мутно, будто под водой. Руна что-то вдыхала, что-то наполняло её лёгкие, и голова плыла, перед глазами словно толща мутной воды, только Руна отчего-то не тонула. Однако её трясло. Мокрое лицо. Наверное, пена изо рта. Даже голова не слушалась, не поворачивалась в сторону. В голове звон. Бом. Бом. Темно. Но. Но. Страх. Ах. Ах. Наяву. Кошмар. Кар. Кар. Муть. Жуть. Вода. Да. Да. *** Руна открыла глаза и вскрикнула. Всплеснув руками, её движения повторила прозрачная трубочка, змеёй тянущаяся от её тела куда-то в сторону. Вода! Вода! Руна села и прижала к груди колени, стараясь стать как можно меньше. А вокруг неё ни капли. Вокруг неё палата, всё белым-бело, будто в раю. Руна затравленно огляделась, толком не соображая, что произошло. Отведя взгляд на трубки, она ухватилась за несколько прозрачных и собрала их в кулак. Рука ощутимо дрожала, а Руна тяжело и часто дышала, вот-вот ожидая подвоха. Вдруг ощутив на лице маску, Руна ипуганно и остервенело сорвала её и отбросила через всю палату. Трубка, покачнувшаяся в ответ, вела к переносному устройству. Проследив на ощупь её ход, пальцы коснулись странного небольшого устройства на столе рядом, небольшой квадратный аппарат был заправлен большим шприцем. Руна осторожно взяла его, сунула под мышку и опустила ноги с кровати. Слабость тут же дала о себе знать, и Руна тяжело осела на пол. Не осела — упала. Она словно Ариель, впервые попытавшаяся встать на ноги и не понимающая, что с ними делать. Может, спрятаться под кроватью? Ох, нет. Руна обернулась, как могла, взглянула на зияющую пустоту между полом и матрасом, поняв, что план дерьмовый. Тогда ползти! Волочить за собой ноги, будто сбитая машиной псина, поскуливать, добраться до двери. Зачем? Руна вдруг удивилась: куда и от кого она собиралась уползать . Она пошарила глазами по полу и не нашла ни на нём, ни внутри себя ответа. Обратив внимание на незарешёченное окно, Руна поймала за хвост болезненную мысль, что лучше соскользнуть с карниза и превратиться в груду мяса и костей, чем… Чем что? Надо подумать об этом, обязательно подумать, но потом, не прямо сейчас. Прямо сейчас нужно залезть на этот сраный подоконник, поднять на него неработающие ноги, подтянуть себя всю и вывалить себя наружу вместе с оконным стеклом. Перед тем как поползти в сторону окна, Руна приподняла руки и методично осмотрела их. Сначала одну, потом другу. Затем осмотрела пол и стены палаты, чтобы убедиться: вокруг никакой блядской воды. И только она поудобнее подхватила переносную штуковину — зачем ей эта хрень? Да, да, подумаем об этом после, — как дверь тихонько зашуршала. Она буквально кожей ощутила опасность, но не знала, почему и от кого. Ведь больница — а Руна определённо в больнице безопасно. Врачам можно доверять, врачи как херувимы, они зодчие жизни. Врачи спасают, а не калечат. Если это так, тогда почему Руна чуть не плачет? Почему её глаза наполнены слезами, и она смотрит сквозь них, как через сюрреалистические очки? В любом хорошем фильме ужасов дверь открывается без скрипа, без единого звука, в этот момент замирает всё: воздух, жизнь, дыхание. Никто не выпыгивает из-за двери, там нет никаких чудовищ, потому что единственное существо, которого стоит бояться, — это человек. Куда страшнее встретиться глаза в глаза с Джеком Торренсом, чем, например, с Кракеном. И когда дверь открылась и в палате зажёгся свет, Руна встретилась взглядами с человеком, которого узнала, но которого как будто… забыла? Она нахмурилась и прижала к себе штуковину с тянущейся от неё прозрачной трубкой-змеёй. — О, вижу, ты подружилась с инфузионным насосом, — добродушно пошутил другой, что стоял рядом. Он был без очков и немолодой, седина почти полностью покрыла серебром его волосы. Второй молодой ив очках. Всё внутри Руны визжало, что бежать нужно от него. Она смотрела на него, и ком встал в горле. Больно и слезоточиво. — Я вас… Вас… Я… — она в упор смотрела на того, что в очках, и шептала, задыхаясь. Он сделал два шага навстречу и присел перед ней на корточки. Он выглядел довольным. И глаза у него, как у дьявола. Два горных озера. Бирюза. — Ты очень храбрая, Руна. И живучая. Мне это нравится. Второй врач подал голос: — Да, мы её буквально с того света вытащили! Ох, профессор… То есть доктор Крейн, ничего, оклемается ваша пациентка, мы и не таких их костлявых рук смерти забирали. Руна посмотрела на немолодого врача, вжав голову в плечи, потом снова на того, что перед ней. — Кто вы? — дрожащим голосом спросила она. — Хм, надо будет записать, что пострадала память, зато рассудок не надломился. Интересно, интересно… Немолодой врач чуть подался вперёд: — Простите, профе… доктор Крейн, я вас не расслышал. Крейн поднялся и ответил: — Говорю, хочу забрать её с собой, доктор Хауф. Доктор Хауф замотал головой. — Исключено! Ещё как минимум до завтра она проведёт в реанимации, а там хотя бы день-два в терапии. Ни в коем случае на умаляю ваши способности по части психологии и психиатрии, но пациентка пережила остановку сердца и клиническую смерть, а это, ещё раз простите, не по вашей части. Крейн кивнул и поправил очки. Руна побелела. Похолодела. Она словно оказалась в бесконечном коридоре, летела по нему вниз, как будто нырнула в кроличью нору. Кто такой профессор доктор Крейн, она совершенно не помнила, но что-то на кончиках нервных окончаний звенело об опасности. Вибрировало басовое «беги, беги, беги!» Многоголосье. Сюр. Это какая-то игра в плохого доктора и хорошего. Плохой окинул задумчивым пронизывающим взглядом Руну и вышел из палаты, а хороший позвал санитара и медсестру. Руна подползла к хорошему доктору и ухватила его за штанину. Мёртвой хваткой. И зарыдала, не помня саму себя. — Спрячьте меня! Пожалуйста, спрячьте! Умоляю вас! Не выписывайте меня! Руна прижалась лбом к ноге доктора, и он, кажется, оторопел, как и вошедшие сестра с санитаром. Молодой человек положил руки на плечи Руны и попытался отнять её от доктора Хауфа, но она зарыдала в голос и закричала: — Нет! НЕТ! *** День второй от рождества Христова. Так Руна окрестила свою новую жизнь, так как ничего из прошлого не помнила. Её зовут Руна. Кажется, ей двадцать лет. Её волосы окрашены в пепельный блонд. И всё. Весь багаж её воспоминаний и знаний о себе. Прихрамывая, она отошла от зеркала, придерживаясь за стену. Кажется, в одном суперстаринном фильме Джеки Чан искал самого себя, и звали его соответствующе: Кто я? Вот и Руна без истории и без своего Я. Между ней и её прошлым, наверное, стоял тот человек — доктор Крейн. Надо убираться отсюда, пока не стало слишком поздно. Хорошо бы разжиться тростью, чтобы передвигаться было сподручнее. Ха-ха! Передвигаться на ногах сподручнее! Руна озлобилась, оскалилась, поскорее оглядывая палату и на ходу решая, что взять с собой. Да ничего! На хер! Задницу свою унести бы! Ноги немного оттаяли, однако до конца не слушались, но хоть как-то сегодня можно было передвигаться. Руна дождалась момента, когда реанимационная медсестра отлучилась, и вышла из палаты, в которой до сих пор лежала одна. В коридоре пусто. Пустынно даже. Никого. Только пару кроватей-каталок да коляска. До конца коридора никто не повстречался на пути Руны, и это просто какой-то подарок судьбы! Она кое-как — полдня, наверное, потратила — спустилась на этаж ниже по лестнице. На входной двери чёрная на белом надпись: терапевтическое отделение. Терапия — это хорошо, там точно всем фиолетово, что за девчонка смешается с остальными пациентами. Проковыляв через терапию, Руна спустилась на первый следующий этаж, оказавшийся первым. Слава богу! Один только раз на пути к спасению у неё спросили, нужна ли ей помощь. «Нет, спасибо, я сама». Вежливость — первое оружие. Руна на мгновение остановилась у входных дверей и нахмурилась. Откуда эта фразочка? Где она её слышала? Безликий внутренний голос ещё раз прокрутил самозапись, но в голову ничего путного не шло. Руна приложила ладонь к груди: сердце пугливо трепыхалось. Почему эти слова вызывали опасение? Волнение. Руна посмотрела на проходящих мимо неё бесцветных людей, ища ответа в их лицах. Тщетно. Немного придя в себя, она медленно вышла на улицу и поблагодарила девушку — та придержала перед ней дверь, давая пройти. Солнце ослепило, пришлось прикрыть глаза ладонью. Остановка! Боже! До неё и идти-то всего ничего, если мерить расстояние свободой! И плевать, если кто-то обратил внимание на босую девчонку в больничной длиннополой рубашке. Руна пробиралась сквозь тяжесть в ногах и в теле, как сквозь толщу воды по колено. Не сдаваться. Не бояться. Идти. По тротуару в стороне шли беззаботные мальчишки и играли в мяч, перекидывая его друг другу. Руне было наплевать на них до тех самых пор, пока один не подал другому пас, и тот, другой, пропустил его. Мяч пролетел над его головой и выбил из колеи Руну хуком справа. Вся жизнь не проносится мимо. Никто не показывает особо важные моменты чёрно-белой кинолентой. Разочарование и отчаяние — вот спутники непоправимого. И непреодолимого. И мысли: «Ведь совсем чуть-чуть не дошла!» И ослабленный организм даёт команду «отбой». *** Приходить в себя дважды в промежутке полусуток — самая мякотка неудовольствия. Организм ослаблен, силы потрачены, голова кругом, даже руку поднять — титанический труд. Но это необходимо, так как с головой явно что-то не так. Лоб и правый висок заклеены широкими пластырями, на носу болезненная ссадина, губа разбита. Чудесно, Руна. Следующая попытка должна быть успешнее, девочка, иначе прими поздравления, неудачница. — Хорошо, что доктор Хауф позвонил мне сразу после того, как тебя хватились, а позже нашли возле остановки. И мне удалось убедитьего, что в тебе силён дух бродяжничества, а это очень опасно для жизни, дорогая Руна. Тем более в твоём нестабильном состоянии, девочка. Руна медленно повернула голову на звук знакомого голоса и приоткрыла глаза. Профессор доктор Крейн. — Поэтому, — он вздохнул, довольный собой, будто кот, наевшийся рыбы, — я забираю тебя в центральную психиатрическую клинику. Не Аркхем, конечно, негде особо разгуляться, не так много оборудования, но даже там нам удалось провести с тобой занимательный эксперимент. Руна поморщилась, стараясь понять, о чём идёт речь. О чём-то страшном, но о чём именно? — Пожалуйста… — Руна кое-как разлепила губы и прошептала. — Вы не должны этого делать… Но Крейн, всё ещё довольный собой, улыбнулся и вздёрнул брови. — Именно что должен! Я только что поставил тебе синдром бродяжничества, и тебя передадут в мои заботливые руки. Только так. —Я не хочу… — надтреснуто и тихо ответила Руна, чувствуя, как слёзы скапливаются в уголках глаз. Но Крейн подошёл к кровати и погладил её по волосам. — У нас с тобой много работы, Руна. Я должен понять, как так вышло, что ты не лишилась рассудка и не стала опустошённым сосудом? Руна сморгнула первые слёзы и слабо покачала головой, отказываясь принимать такую судьбу. — Нет… — всхлипнула она и проглотила следующий всхлип. Дверь в палату открылась, и внутрь вошёл доктор Хауф, он передал Крейну папку с документами и посмотрел на ошарашенную Руну. — В чём дело? — насторожился было он. Но Крейн перевёл взгляд с неё на Хауфа и поспешил успокоить его: — Синдром бродяжничества помимо тяги к скитаниям сопровождается поведенческими расстройствами в том числе. Перепады настроения, тревожность. Наша с вами пациентка крайне нестабильна в эмоциональном плане. Так что это как раз мой случай, но я буду придерживаться тех рекомендаций, что вы дали. Благодарю. Хауф, серьёзный и озадаченный усугубившимся состоянием Руны, кивнул и пожал Крейну руку. — Поправляйся скорее, Руна. Через час уже будешь в центральной психиатрической клинике, всё будет хорошо. Она всхлипнула снова, уже в голос. — Нет!