Конец цивилизации

Место, что стало для последней горстки людей временным (а может и постоянным) местом ночлежки, являлось небольшим, как будто деревянным и лакированным, отелем — симпатичное и ютное место, даже картины на стенах висят — правда, ютились люди преимущественно на цокольном этаже, лишь изредка проверяя верх, опасаясь, что кабы к ним сюда никто не забрался — ни на верх, и особенно не в низ, где людским духом так и воняло — а такой риск существует в их жизни теперь всегда, и слава всем не святым, если такое никогда и не сбудется… А вообще, конечно, жаль, что все именно так обернулось, и что в этот отель они въехали не сами, приехав на отдых, а их поселили — какие-то строгие люди, небольшой отряд, что занимались эвакуацией — почти ничего не объяснив, они врывались в квартиры, и забирали людей, разрешая с собой им брать только документы, да экстренно сгоняли в низ, говоря о срочной эвакуации населения. Леонид, как и многие, конечно знал, отчего, или из-за чего, их эвакуируют — но все равно от мыслей об этом как-то с вымученной улыбкой усмехается, неловко отводя взгляд — все произошедшее было таким абсурдным, что сначала даже было смешно. А вот сейчас — как-то даже страшно. Никто не мог объяснить, как вообще зародился феномен того, что было названо «скибиди туалетами» — просто однажды на улицах стали появляться унитазы, в которых беспокойно извивались вполне простые человеческие головы мужчин среднего возраста, что напевали «скибиди-скибиди-доп-доп-ес» — сначала они просто были, ни на кого не нападали, и многие восприняли это за чью-то неудачную шутку — посмеялись и забыли, решив, что весьма скоро об этом и все другие забудут. Но никто не забыл. Потому что это нечто с улиц не исчезло. И более того — эти твари стали более массово появляться, занимая собой и без того узкие улицы! Однако люди — это люди, и они столь недальновидные, что все также не обращали внимание — просто гордо проходили мимо, пока им в спину раздавалось столь противное «скибиди-скибиди!» — игнорировали проблему, даже несмотря на то, что в душе что-то от страха неприятно леденело. Наконец, паника поднялась тогда, когда в больницу стали поступать люди, что от этих скибиди туалетов пострадали — случаи были массовые, на людях были страшенные укусы, такой глубины, хоть снимай с них слепки для зубов — погибших, слава всем не святым, не было, однако государство, наконец, попыталось взять эту ситуацию под контроль, пыталось успокоить людей и не поднять массовую панику, что получалось, в прочем, весьма и весьма паршиво — а потом ситуация начала выходить из-под минимального контроля, ибо туалеты, в каком-то смысле, перешли в наступление — случаи нападения на население окончательно стали массовыми, а не как до этого — единичными случаями, — и более того — стали появляться погибшие. Погибали они либо от инфекций, что заносили в них скибидисты через зубы и свою слюну, либо же от сильных травм, в плоть до того, что привозили человека таким смятым, словно его пытались сожрать. Но когда на город стали нападать так называемые «гигантские особи», часть населения начала просто бесследно исчезать, как будто этих людей и не было — понятно, что гадкие унитазы стали их заглатывать и тем самым сжирать целиком, прямо так — в одежде, с вещами разной степени ценности, словно все эти люди не были разумными существами с особенностями строения и развития, а лишь так — маленькие и очень вкусные конфетки, что, собственно, могло бы объяснить, почему для унитазов они были более приоритетной целью, чем другие вещи или животные. Пока не начался кризис власти, а города массово не пали, этот феномен ещё пытались изучить, строили теории, что же это все-таки за сущевства, и как с ними бороться — одни выдвинули теорию, что это какая-то иная форма жизни, и вылезла она, соответственно, с космоса — иные же считали, что это какой-то странный, но все равно весьма опасный, вирус, что полностью видоизменял клетки тела человека и его сознания, — в прочем, подобное оказалось зря, и выстраивание всех этих теорий только отняло столь быстротечное время, ибо к единому мнению ученые так и не пришли, да и приходить было уже некому — к тому времени почти все население либо истребили, либо оно стало такими же гадкими сральниками, а потому выживших постарались эвакуировать — чтобы выжил хоть кто-то. Дом, в чьей квартире когда-то проживал Леонид, вымер практически весь, только он, да пару людей, живы остались — в какой-то момент скибидисты настолько осмелели, что стали просто вламываться к людям в квартиру, и либо их кусали, делая себе подобными, либо просто умертвляли, без лишних слов сжирая — хотя и их словарный запас был весьма и весьма… Ограничен. За дом, за квартиру, да даже за вещи, Форостов не особо сильно переживал, да и было бы за что — такие вещи были мелочью, и не имели ценности по сравнению с жизнью, их всегда найти, купить, заработать на них можно — но вот за своих двух котят, еще маленьких, Серегу и Кокоса — милые и забавные животные, довольно родные и близкие ему существа, что грели своим сущевствованием ему сердце — действительно переживал. Он хотел их забрать с собой, спасти, правда, — но никто ему это проделать не дал, — просто наорали и вытянули из квартиры, в грубой форме сказав, что человеческая жизнь ему должна быть дороже кошачьей. Котята, скорее всего, уже давно не жильцы, ибо они ещё маленькие, одни не выживут — да и потом он узнал, что этот дом по каким-то причинам обвалился, погребя под собой почти всю улицу — даже у взрослого кота, да даже у человека, практически нет шансов выжить — чего уж говорить про маленьких котят?.. В любом случае, это все было так искренне не важно — важно то, что их группке удалось спастись, и спрятаться в этом безымянном отеле — точнее, он не безымянный, просто вывеску с его названием почти сорвало, и на крыше повис отрезок, где написано «двери», — а отель ведь и вправду имел больше сотни дверей, которые парень однажды почти все изучил и прошёл — но дальше изученного заходить не стал, просто не решившись. В одной из комнат он нашел маленькую, старенькую, местами потертую, серую камеру — и чтобы оставить хоть какое-то напоминание о себе, да о людях в принципе, стал на нее постоянно что-то снимать — чаще всего себя, но иногда, исподтишка, и других людей — начавшие сходить с ума от нервов и горя, они легко могли наброситься и друг на друга — и уж тем более они спокойно кидались на Леонида, видя, что он опять что-то снимает, причем значения не имело, что, или, вернее сказать, кого, он снимал — цокольный этаж отеля, их, или даже себя, тепло и мило улыбаясь, жизнерадостно поблескивая кофейным оттенком глаз. А вообще, парень молодец — сохранял улыбку и жизнерадостную политику даже сейчас, даже в таком плачевном положении, отпускал на камеру шутки и какие-то замечания, тем самым довольно сильно нервируя своих вынужденных соседей — и чтобы просто случайно не попасть им под горячую руку, Форостов обычно уходил куда-то наверх — иногда он оставался в районе стойки регистрации, а иногда даже продил по этажам, и даже копался в тумбочках, но кроме бесполезной мелочи в лице монеток ничего не находил. Возможно, когда-то, от этого реально был толк — но сейчас почти все потеряло свою ценность. И эти монетки — тоже. Жизнь в этом месте была бы уютнее, будь тут больше еды и воды — пока что хватало всем, но опять же — это пока, ибо такие ресурсы, увы, не долговечны, и имели дурную привычку заканчиваться — но в остальном же их подселили в полне себе милое и симпатичное место, ламповое, как говорит молодёжь — коричневое, потому что состоит преимущественненно из дерева, с мягким жёлтым освещением, и даже легким запахом словно бы хвои, в иной бы ситуации, он бы здесь даже жить остался — это ощущение расслабляло и убаюкивало, обеспечивая вполне нормальные сны, даже несмотря на то, что происходило за окном. За окном творился, конечно, ад, в какой-то момент город словно даже начал гореть — а потому Леонид лишний раз окна не открывал, стекло в которых было словно бронированным (хотя, возможно, это просто он ослаб) — да и толк их открывать, если окна все равно не поддавались? Потому-то в окна он лишний раз не заглядывал, лишь через объектив камеры смотрел, но как хорошо, что качество съемки у нее чуть лучше, чем отвратительно — а потому все, что было за окном, превращалось в одно иссиня-черное нечто. Да и не то, чтобы была огромная необходимость изучать что-то за пределами окон. Весь режим сна был сбит напрочь — утро могло для них начаться как в самый поздний час ночи, так и ночь могла наступить в обед, так внезапно, — вот и сегодня, кажется, не было и двух ночи, легли все они чуть больше получаса назад, как откуда-то сверху начал раздаваться различный звук. Сначала скрипнула дверь, потом начали раздаваться чьи-то тихие, аккуратные, словно бы крадущиеся шаги — Леонид, да и другие люди, сами удивились, что все это услышали, уж думали, что им показалось — но потом, когда кто-то на стойке регистрации стал активно жать на звонок, просто забавляясь, они поняли, что в отель реально кто-то зашел. Правда, такой веселый и раздражающий звук весьма быстро прекратился — кто-то очень крупный ударил по столу кулаком, просто этот несчастный звонок расплющив — какая жалость, а ведь Лёня так любил этот звонок. — Ты думаешь, — раздалось слегка механическое жужжание чьего-то голоса — Они все ещё здесь? — раздался очень неприятный, словно бы влажный, хруст шеи, как будто кому-то ее до щелчка повернули на бок. — Они по любому должны быть где-то здесь, — ответил второй некто — Им просто больше некуда бежать. Первый, однако, на это ничего не ответил, Леня, если честно, даже не был уверен, там ли тот, кому свернули шею — может, реально шею свернули? Ситуация была, конечно, жуткой, и это ещё слабо сказано, ибо эта группка людей была уверена, что как минимум в этом городище они остались последними выжившими — но единственное, что радовало, что это, скорее всего, не скибидисты, вряд ли они за это время успели овладеть человеческой речью — хотя и на людей эти пришедшие были… Не очень-то и похожи, ибо их слова и действия сопровождались какими-то механническими жужжаниями, да и речь одного из голосов была… Не то, чтобы топорной, но Леонид прекрасно знал, что люди так не говорили. Но кто они? Роботы? — Давайте, обыщите все комнаты, и вернемся на базу, пока уже на поиски нас никто не выдвинулся, — продолжил тот, первый голос — вот у него, пожалуй, сходство с людским даже было, хотя и ощущался он как-то… Весьма необычно, словно даже потустороне. — А чего это ты так туда рвешься, м? — с какой-то злой насмешкой возник третий голос — Боишься пропустить ужин? Я думаю, ты уже за сегодня достаточно съел, и вообще, ты не думаешь сесть на диету? — Умолкни, или иначе в следующем моем приеме пищи окажешься и ты, — словно бы даже обиженно отозвался первый голос, а потом, громко стуча каблучком мужских туфель, развернулся и неспешно побрел. И, судя по звуку, он отправился на поиски цокольного этажа. — И что нам делать? — негромко пропищала старушка с шальными глазами, как-то беспокойно дергая Леонида за рукав — словно он мог знать, что им делать, хотя был не меньше бабки в шоке. Форостов — человек тактичный, вежливый, а потому лишь неоднозначно пожимает плечами, мягко спасая рукав своей худи из старческих лап, серьёзно задумываясь, а есть ли вообще смысл что либо предпринимать? Просто, оружия у них все равно никакого нет, а значит, что реальные отпор и сопротивление они проявить не смогут — но, возможно, за ними пришли хорошие парни (судя по голосам, женщин там не было), которые их спасут — а значит, что и сопротивляться им не надо? — Может, — все-таки начинает Леонид — Дождемся их? О, или, выйдем к ним сами! — Я тебя разочарую, — скептически сказал ему парень примерно одного возраста с ним, что имел глубокое, словно бы кошачье, лицо, и одет был в ярко-красный спортивный костюм — Но это может стоить нам жизни. А кроме нее, у нас ничего не осталось. — Ну, я могу тебя поздравить, у тебя получилось меня разочаровать, — каким-то неоднозначным тоном бросает Леонид, — после чего демонстративно отворачивается от него, неловко потерев плечо. И вот что им сейчас делать? — Эй, придурки! — вновь раздается голос первого, а еще, судя по звуку, кто-то словно внюхивается — Ко мне, быстро! Они точно где-то здесь! Кажется, кто-то даже негромко огрызнулся «И как ты угадал?», но это было тихо, что уверенности в этом не было — в прочем, такое быстро теряется, когда дверь (которая, между прочим, закрыта изнутри) резко открывается с пинка ноги, едва не срываясь с петель — и в комнату чинным, неспешным шагом, входит… Это не человек. Робот? Выглядело это существо как вполне себе представительный мужчина из высшего общества, явно имеет в генеалогии аристократов, одет он был в тёмное пальто и штаны, которые, в прочем, из-за крайне плохого освещения сначала даже сливаются, обувь и вовсе лижет тьма, руки спрятаны где-то за спиной, а вот голову ему заменил большой телевизор старого образца, что словно бы подчёркивал его особый статус. Это существо особого доверя не вызывает — от него прям испускалось какое-то особое поветрие раздражения и высокомения, да и был он на голову выше всех их — в прямом смысле! — А вот и вы, — телевизор словно даже промурчал от этого, после чего посмотрел куда-то на лестницу и издал странный, шикающий звук, словно бы призывая других к себе. Пусть не особо радостно, но спустились и другие существа — они были бы вполне обычными парнями, если бы им головы не заменили камеры видеонабюдения и… Вебкамеры? В руках они стискивали большие, состоящие полностью из металла, сюрреалистичные пушки, как из всяких фильмов про высокотехнологическое будущее, у которых вместо дула было что-то металлическое, где светился голубой лазер — и, в отличие от телевизора, движения этих, конечно, пусть и были приближены к человеческим — но все равно была некая топорность, словно это были прежде всего механизмы — да и их тела издавали соответствующие звуки. — А вы?.. — тихонько спрашивает Леонид, после чего аккуратно приближается к телевизору, даже заглядывает ему в экран — но кроме потухшего экрана ничего не видит, даже свое отражение — и, если честно, вздрагивает, когда телевизор в ответ приближается своим экраном к его лицу, сократив между ними расстояние до крайне неловкой близости, — возможно, он сошел с ума, но Форостову кажется, что ТВ не просто смотрит в ответ, а вглядывается, пытается и вовсе залезть в душу — но это же не возможно, ибо у ТВ нет глаз, ведь так? — А что — «мы»? — существо ухмыляется и даже начинает смеятся — звук, конечно, смех напоминает отдаленно, и звучит это так, словно ТВ задыхается — лишь грудная клетка подергивается словно от смеха — Мы — лишь так. Просто появились в нужное время. — Так вы — последняя надежда человечества? — чуть ли не с надеждой спрашивает Леонид, в глазах даже появляется эта самая надежда. ТВ начинает смеяться с этого сильнее, как будто он услышал забавную шутку — а вот механизмы, пришедшие с ними, вытянулись в его сторону с каким-то сомнением, словно засомневались, а их ли это… Босс? Начальник? Кто он им? — Человечества больше нет, малыш, — нежно говорит ему ТВ, наконец перестав быть в такой неловкой близости от лица человека, выгиная спину с особенно неприятным щелчком, словно у него лопнул позвоночник, а потом он аккуратно сжимает плечо Лени своей рукой — у него была весьма широкая ладонь, закованная в черную перчатку из натуральной кожи — подобное, должно быть, стоило когда-то весьма и весьма дорого — но даже перчатка не скрывает особый холод тела этого существа. Как будто его плечо сжал труп, что каким-то мистическим образом все еще способен жить, говорить, двигать рукам и ногами — но физиологически был все также мертв. Это прикосновение, что было вполне человеческим проявлением дружелюбия, оказалось, однако, таким неприятным, что парня аж передернуло — на этаже сразу стало как-то слишком холодно и неуютно, в голове пропадает ясность — тело погружается в весьма неприятное сознание, словно он был глубоко пьян или попал в мутную, грязную воду с головой, и уже этой грязи нахлебался. Ясность. В голове отсутствует ясность. А этот телевизор с телом все ещё так внимательно смотрит, и крепко держит, словно бы гипнотизируя. Смысл сказанных им слов доходит не сразу. — Чт- Пододжите! — у Леонида в голове появляется неприятная вспышка, он словно резко выныривает из ледяной проруби, и испуганно отдергивается, наконец сбрасывая с себя отвратительную ладонь этого существа — В смысле — «человечества больше нет»?! Странно, но это идет человеку на пользу — в голове сразу же появляется ясность, а мысли — обретают вес и тяжесть. — В прямом, — рука телевизора так и зависает в атмосфере, такая неподвижная, она отчего-то кажется сюрреалистичной, восковой — но уж никак не живой, хотя живой руке такая низкая температура и не присуща даже — Человечество давно мертво и стало частью истории. Ну… Возможно, не все, ведь вы пока ещё живы, но это же только пока, кхм, — ТВ, наконец, прячет руку куда-то за спину — И, возможно, где-то остался кто-то ещё — но явно не в этом скучном городище, уж поверьте мне. — Скучном?.. — аккуратно уточняет Леонид, чуть хмурится — вот каким-каким, но скучным этот город точно не было. — Ну ладно, — словно сдается существо — Иногда здесь бывает весьма забавно. Хотя и… Грязновато. Монстр словно бы скривился. — В любом случае, — продолжает существо промывать всем мозги, напоминая весьма гнилого аристократа, что оказался прекрасным оратором — Мы вам не враги. — А кто тогда? Друзья? — с ощутимым недоверием спрашивает тот парень в красном костюме, за локоть одергивая Леонида ближе к себе — судя по всему, этому монстру он не доверял, хотя, возможно, оно и правильно. — Ммм… — неоднозначно издает существо, чуть покачивает своим телевизором из стороны в сторону — О, я бы определенно не назвал нас друзьями — все-таки, мы друг другу незнакомцы, да ещё и разных видов, — к чему он это уточнил? — Но мы… Можем ими стать. Да, мы можем, — его тон зввучит с каким-то внимым утверждением. — Вы не выглядети так, словно хотите дружить, — вырывается у Форостова раньше, чем он успевает понять, что сказал, и прикусить язык. Телевизор, однако, на это довольно дружелюбно усмехается. — Какая разница, чего мы хотим? — он делает шажок в сторону людей — Мы — лишь так. Кучка консервов в металле и немертвый, что исполняют госзаказ, хотя и государство за нами давно уже не стоит. ТВ делает ещё один шажок. — Немертвый?.. — к чему-то уточняет Леонид — это слово отчего-то особенно сильно его зацепило — словно в нем был ключ к раскрытию истинной сущности этого телевизионного сущевства. — Не важно, — отрезал монстр — Важно, хотите ли вы вести с нами дружбу, — существо начинает словно бы давить, принуждая склониться к подожительному ответу — Хм? О, змечательно. — Что? О чем вы? — удивляется парень в красном, презрительно выгибая брови. — Вы не против дружбы. Это радует. — И каким образом вы это почувстовали? — влезает в это дело Леонид. — Носовой полостью, — ТВ словно издевается над ними. — Но… У вас же нет носа! — кошачья морда кривится в некотором презрении — Как это возможно?! — О, ты прав — носа у меня нет, — ТВ по тону уже не выглядит таким дружелюбным — Но обоняние у меня весьма хорошее. Могу, конечно, продемонстрировать — боюсь только, что никому не понравится. — О, ты как всегда прав, — с какой-то злобной усмешкой говорит один из вебкамер, и стоически выдерживает, как шея телевизора с телом с неприятным хрустом разворачивается в сторону этого парня с такой же башкой в виде технического предмета, — после чего спокойно огибает телевизора, грубовато цепляясь своим плечом за плечо этого существа — Ну ладно, ТиВи, не пугай людей — не для этого мы их искали. — ТиВи? — удивляется Леонид. — Ага. Так-то я просто — ТВ, — ТиВи безрадостно ведет плечами, и его голова снова поворачиваеся в сторону человеческого народа — А это — дурацкая кличка, что не отклеится даже после смерти и в следующей жизни. Ну да не важно, кхм… Оставаться в этом отеле — весьма небезопасно. — Мы в курсе, — суховато поддакивает парень в красном — И что вы нам предлагаете? — Мы не предлагаем — начнём с этого, — суховато замечает ТиВи, демонстративно складывая руки на груди — Мы в любом случае сделаем так, как я считаю нужным. Вау. А у этого ТиВи все очень даже хорошо с самооценкой — говорит, мол, наше мнение не учитывается, но при этом сразу же дает понять, что он тут главный, и вообще — лишь его мысли и слова имеют вес и считаются решающими. — Чтобы с вами уж наверняка ничего не случилось — мы спрячем вас от этих гадких сральников у себя на базе, — объясняет тот парень с вебкамерой, а потом протягивает Лене руку — С-56. — А?.. — неловко издает Форостов, после чего аккуратно касается руки этого существа — внешне она похожа на обычную, человеческую, разве что спрятанную в короткую человеческую перчатку — на ощупь была, как нагретая техника, так где-то напоминая руку куклы Кена. — Спикер, — как-то вымученно вздыхает 56 — Я — Спикер. А 56 — мой номер. Имен у нас есть. Ну или же Колонкоголовый, если проще. И, так и не дождавшись рукопожатия, убирает руку обратно на пушку. — А, — Форостов сразу опускает руку — Ясно. Ну а я… — Да знаем мы, как тебя зовут, — суховато шикает ТиВи, грубо схватив Спикера, пока тот был в опасной близости к его руке, грубо подталкивая ближе к себе — а вот Спикеру было нормально, он даже не сопротивлялся, хотя и вел ТиВи себя с ним весьма некрасиво — Всех мы вас поимённо знаем. — Откуда? — риторически издает Лёня, а потом чуть морщится, понимая, что конкретного ответа ему никто не даст — Ладно, не важно. Мы… Вы же нас проведете? ТиВи долго смотрит на него, молчит — явно раздумывает, съязвить или нет — но гнилой аристократ в нем все-таки побеждает, отчего он тяжёловато вздыхает — и, наконец, говорит: — Конечно мы вас проведем. Ну пойдемте — пока еще не стало слишком поздно. Это было сказано таким… Мрачным тоном. Что он имеет ввиду? Лёня не уверен, сколько именно они провели в том дверном отеле, все-таки, он не додумался заглянуть в календарь, когда его в особо грубой форме эвакуировали, о чем сейчас, собственно, и жалел — а вот город было практически не узнать, ибо многие здания и постройки были разрушены, местами бушевал пожар, в воздухе воняло гарью, а на разбитом асфальте валялись трупы Камеро и Колонко —головых, — точнее, это были даже не трупы, а какие-то остантки, местами валялись надкусанные «головы», причем на месте укусов были дырки — такие глубокие, что можно было увидеть механическую начинку. Оу. Это… Выглядит безрадостно и удручающе. Особого учитывая, что всякого рода трупов было бесчисленное множество. — Занимательно выглядит, да? — спрашивает на какой-то особенно приподнятой нотке ТиВи, обращаясь к держащейся поближе к нему девушке, чьи волосы были нежно-розовыми — хотя в связи с нынешней ситуации уже успели потерять былой лоск без должного ухода — Дух захватывает, — и потом сам же хмыкает, хотя и значительно тише: — Мне бы ещё дышать. — Что-что? — удивляется дама, на миг останавливается, но когда ей в спину врезается Камерамэн — сразу же догоняет ТиВи. — Да так — ничего. Просто мысли в слух, — словно сам себе говорит ТиВи, и, о, он так галантен, что даже снижает скорость, подает руку девушке — и она послушно вкладывает свою ладонь в его прохладную хватку. Кстати про Камерамэнов. Они не просто молчат — они вообще ни разу ни проронили ни слова, лишь выступают в роли молчаливых наблюдателей-охранников, и изъяснялись краткими жестами, многие из которых были Леониду, да и не только ему, неизвестны. Настолько они скромные? Или у них обет, табу? — Эй, — обращается Леонид к Камерамэну, что идет перед ним, как-то немигающе смотря, судя по всему, куда-то вперед — но существо все также не реагирует — Эй! — уже громче повторяет он, причем настолько громче, что другие люди начинают на него неодобрительно коситься. Оператор несколько ускоряет шаг, и за ним хвостом спешит Форостов. — Ты меня слышишь? Але! — снова начинает приставать к нему человек, уже заносит руку, чтобы схватить оператора за руку — вот только его руку ещё в полете грубо перехватывает так называемый лардж-Спикер, который был, соответственно, выше и больше своего мелкого образца, и дергает к себе, заставляя Леонида поднять на него глаза. — Отстань от него, — этот большой образец особой вежливостью не отличается, а хватка — крепкая, болезненно-неприятная, и, как кажется человеку — продолжает сжиматься, образуя сильное давление. — Но почему он на меня не реагирует?! Я ему что — не понравился?! — капризничает человек. — Не понравился ты мне, — грубовато замечает Спикер, а Леонид даже не знает, сказано ли это на эмоциях — или всерьёз — А представители рассы Камерамэнов — глухонемые. Лардж выдыхает угрожающе-тяжко, возможно, будь у него человеческое лицо — он бы злобно скривился — после чего обращает внимание на того Камерамэна, которого Леня все пытался окликнуть, более мягче вздыхает, смотря на спину того мелкого парня — и, наконец, отпускает руку парня, грубовато толкнув его впред, сопровождая, как конвой. Мелкие, в отличие от ларджев, так не нервировали — будучи полностью человеческого роста и комплекции, ты на подсознании не видишь в них угрозу, чувствуешь, что вы можете говорить на равных — но вот про ларджей так сказать нельзя, своим ростом они весьма сильно нервировали — особенно так, когда шли за спиной, едва не тыкая оружием — но и сказать что-то против ты им не мог, или, вернее сказать, не смел — Камерамэны тебя все равно не услышат, а вот Спикерам сказать страшно — но по башке могут дать оба, что они, не медля, и сделают — от Спикеров получить особенно страшно как раз из-за огромных размеров — даже большие Камеры на их фоне — маленькие. Сейчас была глубокая ночь — если раньше она была какой-то человеческой, иссиня-черной, то сейчас казалась просто черной мглой, загадочную и очень тяжёлую тьму которой разгоняли пожары, что не думали прекращать лизать все, до чего дотянутся — но при этом они почему-то все ещё не стали единым пламенем, и, тем самым, не сожгли абсолютно весь город, ну или ближайшие его участки — словно бы огнем не то, чтобы кто-то управлял, но контролировал — так точно. Обычно на небе можно было разглядеть звезды, что загадочно сверкали, напоминая издалека весело блестящую серебряную фольгу — но сейчас погасли даже они, а может это просто людям было их не увидеть — можно было бы, конечно, спросить у того большого Колонколового грубияна, но почему-то казалось, что если Леня к нему снова повернется — тот просто его разорвёт. Настолько сильно этот большой парень с бицепсами, что шли буграми, и выпирали сквозь белую блузку, его не взлюбил. Да и за что? За то, что он обратился к глухонемому, не зная, что он глухонемой? Так ведь он мог более мягче об этом сказать, у самого человека со слухом проблем-то нет. Либо же… О нет, нет, нет. Нет! Ну или да?.. Осознание подобно снегу за шиворот — также неожиданно наваливается и занимает собой всю черепную коробку, заставляет даже резко затормозить и как-то неловко посмеяться — эта глупая догадка… Она не выглядела, как правда, но и на смешную нелепицу тоже — не похожа, и если учитывать, что дам он тут пока ещё не видел… Парень тихо хихикнул себе в кулак, после чего снова кинул взгляд на ларджа и того Камерамэна — нет, конечно, возможно, этот грубиян просто в такой грубой манере вступился за друга, а возможно — просто вступился, и никакой дружбы между ними нет. В любом случае, Леня родился в сравнительно толерантные года человечества, да и в своей жизни успел повидать… Всякое. Но чтобы прям так, в лоб, между роботами… Эти мысли казались чем-то чужим, чужеродным и забавным, но а с другой стороны — есть ли смысл им скрываться, зная, что их окружают точно такие же виды (ну почти точно такие же), и что никто их не осудит? Ну либо же просто не рискнут их осудить, тоже — как вариант. А вообще, несмотря на приколы человечества, Леонид родился в поистину удивительное время, когда все друг другу могут быть друзьями, любовниками, и много других вариаций, кем или чем может быть человек — даже как-то жаль быть свидетелем конца человечества, да и смешного до горьких слез конца человечества — но увы, карты судьбы каким-то мистическим образом сложились именно так, что они, последняя горстка выживших — безвольные наблюдатели конца весьма многих цивилизаций. Нет, конечно, возможно, где-то еще люди есть, но… Какова вероятность, что странные агенты успеют до них первыми добраться? — Ух ты! — восхищенно восклицает Леонид, когда они, наконец, оказываются у базы — огромная, словно сотканная из металла, он всегда лумал, что подобные постройки могут быть как раз только во всяких фильмах про будущее, которве ему теперь никогда больше не посмотреть — но нет, стоит и созерцает, жадно впитывая эту картину взглядом, старается запомнить каждую деталь, хотя и понимает, что видеть эту картину он теперь будет часто, а то и постоянно — но первое впечатление всегда самое важное и приятное, и эта база, чтобы с ней в последствии не стало, запомнится ему именно такой — не преступной, величественной, из довольно темных листов металла, на которой, в прочем, все равно светится что-то голубое. — Да ну, — фыркает ТиВи, чуть поровнявшись с ним, ожидая, когда откроют двери — Было бы чему удивляться. ТиВи, конечно, не последний мудак — но и от хорошего, или хотя бы просто — человечного существа — весьма и весьма далек, а его речь так и истекает чем-то — не ядом, а, скорее, кровью с зараженной плоти, гнилью, вызванной гангреной — меньше всего он уважает товарищей, и ещё меньше людей, хотя и ведет себя так фальшиво-галантно, пытается показать, что он лучше, чем есть — но его злоба и чернота так и накатывают на него, рвутся наружу — сам Леонид, если бы ТиВи напрямую обращался с ним так, конечно сильно бы обиделся — но эти парни, похоже, привыкли, вряд ли им искренне все равно — либо же ТиВи, опять же, имея безграничную власть и авторитет, нагло пользуясь этим, просто запретил парням обижаться — вот они, собственно говоря, и терпели гнёт этого телевизора с телом и на ножках. Форостов сначала смотрит ему куда-то в грудь с сильным удивлением, и невольно подмечает одну деталь — если у агентов, пусть и не прям по человечески, но все-таки вздымалась грудная клетка, создавая тем самым имитацию дыхания, то вот у ТиВи она ни один раз сама по себе не дернулась — его очень странный и весьма жуткий смех здесь не в счет, ибо там грудная клетка дергалась не сама по себе, а потому, что он типа смеялся, обрушивая на нее соответствующие толчки, тем самым дергаться как-бы заставляя — но сейчас, спокойнее пульса покойника, казалось, что он и не дышал вовсе — хотя, ориентируясь на его температуру, его всерьёз можно заподозрить в том, что просто телевизор надели на мёртвое тело. Да и кого он имел ввиду под словом «немертвый»? Получается, что себя? — Вам не кажется, что вы слишком грубый? — вырывается у Лени прежде, чем он успевает удержать язык за зубами — меньше всего ему надо вступать с кем-то в конфликт. — Ой, да ладно тебе, парень, — едко усмехается С-56 — Грубость — его язык. — Умолкни! — рявкает на него ТиВи, после чего злобно кулаком бьет по двери — и они сразу же открываются, наконец пропуская пришедших внутрь. Внутри база оказалась ещё более огромная, чем снаружи — но была все также отлита из листов металла, можно было увидеть даже огромные болты, что скрепляли друг друга с собой — пусть и меньше сжатой ладони, но все равно — весьма выдающиеся, они, должно быть, весьма и весьма тяжёлые. А еще по базе снуют и другие роботы — большие и мелкие, они друг от друга практически не отличались, разве что за исключением цвета голов и одежек — и да, глухонемота Камер действительно являлась не просто массовым, а вообще всеобщим явлением, ибо слышал он везде голоса толко Спикеров, но не Камер — операторы изъяснялись руками, отчего иногда казалось, что говорят Спикеры не с ними — а с весьма тяжёлым, отравленным воздухом. Нет, ТиВи, конечно, тоже говорил, правда весьма мало, и обычно только по делу, предпочитая на глупости либо огрызаться, либо отвечать жесткой и хлесткой правдой — но не то, чтобы слушать его было весьма и весьма интересно. Скорее, даже, противно. А ещё от ТиВи чем-то очень невкусно и неприятно пахло — как будто бы сырой землей и догнивающим мясом, и если сначала Леонид был уверен, что это пахнет так от людей, то оказавшись рядом, понял, что преследующих их гниловатый запах шел именно от ТиВи, что на каком-то уровне только добавляет ему схожести с мертвецом — запах был противный, а еще он сильно мешал и отвлекал, заставляя искать его источник — вот только этот самый источник сейчас был с ними рядом, и вел себя, как ни в чем не бывало, как будто не замечая, как и чем от него пахнет. И это, на самом деле, немного странно, ведь он сам кичился что, мол, не имея носовой полости, он все прекрасно ощущает. Игнорирует? Или просто свой собственный запах не чует? Их небольшой отряд сразу же расходится кто куда, оставляя людей, которых, к слову, стало разительно меньше, на ТиВи — а телевизор, поняв, что ему теперь надо с ними что-то делать, куда-то деть, тяжковато вздохнул — видимо, сначала он о таком не подумал, и теперь сильно жалел. Понятно, что их стоит расселить, а заодно и познакомить с местными массами — но даже не имея лица, его телевизор прекрасно отражал, что он думал, на кого-бы все это скинуть — и, видимо, дурачков таких пока даже мысленно не находил. А вообще, ТиВи считал всю эту затею со спасением оставшихся людей — весьма и весьма провальной, ибо был ли практический смысл спасать эти остатки, зная, что никакой практической пользы альянсу они не принесут, а будут только мешать? Да и постоянно за этими людьми следить, контролировать, чтобы они сами себя, или скибидисты их, не убили, было тоже — перспективой так себе, но именно она сейчас и маячила перед глазами — и ведь перевесить свои обязанности не на кого. «Почему мы их не можем съесть?..» — мысленно простонал ТиВи, после чего устало потер экран, как лицо — «Серьёзно, они в виде закуски больше пользы принесут, чем так — на ножках.» — Эй, ты, — грубовато обратился ТиВи к Леониду — Иди за мной. И, не дожидаясь, пошел в известном только ему направлении. У ТиВи был большой, или, вернее сказать, огромный, тёмный и мрачный кабинет, что, однако, особым дружелюбием или радостью не отличался — темно-серые обои были украшены терновыми ветками с шипами, потолок — просто покрашен черной краской, в шкафах, прямо книжечка к книжечке, листик к листику, была спресованна всякая макулатура, чёрные стулья были старыми, аристократичными, лакированными, а голую лампочку или полноценную люстру на потолке заменяли свечи, много свечей, что образовывали собой некрасивый и потекший вулкан, да и огонек свечей к тому же был направлен вниз — и светился он не привычным желто-оранжевым, а каким-то траурно-фиолетовым, да и ещё так слабо, будто этот огнек, и, тем самым, единственный источник света, вот-вот потухнет. Окон здесь не было, но зато почти с потолка, и с самого верха стен, на незнакомца с удивлением и любопытством таращились глаза, находясь в какой-то темной луже — белок у них был очень даже чисто-белым, но вот радужка и зрачок слились в одну черную массу — было бы неплохо узнать историю этих глаз, хм… — У вас весьма… Необычный кабинет, — немного неловко говорит Леонид, потирая темный затылок — как-бы он не горбился и не группировался на стуле, он не мог отделаться от ощущения того, что глаза его видят насквозь. — Я в курсе, — без особых эмоций говорит ТиВи, не отрывая глаз от белой бумаги. — Но знаете… Вам не кажется, что он слишком мрачноват? — развивает мысль Форостов дальше, и ТиВи, наконец, задирает на него свой экран — Я думаю, вам бы сюда светлых тонов побольше, обои с цветком… И глаза эти разогнать, а то они весьма напрягают. Он до этого думал, что глаза могут только видеть, но не слышать — однако, парень ошибался, и глаза, услышав, что предлагают касательно них — сразу же злобно уставились ему в затылок, определенно желая за такое убить, словно бы говоря «Разгони себя, тварь!» — Не смей так говорить про них, — суховато ответил телевизор, имея ввиду эти зрячие шары. — А… Почему? Они играют какую-то важную роль? — на лице парня расцветает весьма неловкая улыбочка. — Нет. Они — мое самое любимое украшение интерьера, — ТиВи тяжко вздыхает — просто внезапно осознал, сколько бумажной работы ему ещё надо сделать — и, наконец, поднимает свой экран на Леонида — возможно, человек сошел с ума, но ему начинает казаться, что телевизор злобно сщурился, и теперь смотрел весьма недовольно прямо ему в рот. — А, — этот самый человеческий рот неловко раскрывается — Ясно. И потом, чуть погодя, снова начинает щелкать: — А почему мы сидим в темноте, под свечами? Как герцоги, блин! Или у вас проблемы с проводкой? — Нет. С проводкой у нас все хорошо, — ТиВи откидывается на спинку стула — Вообще, обычно я работаю в полной темноте — но ради тебя зажег свечи. — Оу… Это мило, — Форостов неловко улыбается — а потом его брови с удивлением подскакивают, ибо только сейчас он замечает, что очень многие предметы, по типу документов, книжек, ручек, и прочих по мелочи, парили в воздухе — сами, никто их не намагничивал и за ниточки не привязывал. Особенно сильно его привлёк чёрный квадратик в глянцевой, со стеклом, рамке — казалось, что на черном куске кто-то нарисовал белым мелом весьма кривые, хаотичные и размашистые линии, но если всмотреться под определённым углом — можно было понять, что там была изображена семья ТиВи и он сам, соответственно. Но человек-то об этом не знат — вот для него все это и выглядело просто как хаотичные белые линии. О, эта человеческая душонка не боится тьмы, вы не подумайте — но конкретно этот кабинет, и вся эта тяжесть, мрачность места — весьма и весьма напрягала. — Не бойся, — говорит ТиВи, ощутив в атмосфере поветрие переживания и даже страха — удушающе-тяжелый, липкий, эти весьма похожие эмоции пахли чесноком — Скоро тьма станет твоим верным спутником по жизни, а затем — и вовсе прямым продолжением тебя. Это, конечно, происходит не сразу, но держится ощущение страха и даже сомнения — временно. — Да я и не боюсь, вы что? Ха-ха! — немного нервозно смеется на такое человек, потирая затылок — Да и как тьма может стать, как вы выражаетесь, частью меня, если я могу разогнать темноту даже фонариком, не говоря уже о том, что это явление не вечно? ТиВи ему на такое заявление отвечать не спешил — он прекрасно понимал, что глупец, не знающий его истинной природы, никогда его не поймет. В прочем — оно и к лучшему. Так хотя бы лишнего шума не будет, а он им весьма и весьма ненужен. — Я… Имею ввиду не эту тьму. Ну да не важно, ты сам скоро все поймёшь, — ТиВи чуть покачал головой — Давай приступим ближе к делу, а то мне и так слишком многое надо решить до того, как начнёт светать. Словно бы сощурившись, телевизор заглянул в пролетевшие мимо него часы. Рассвет через несколько часов, хм… — Но почему до рассвета? — продолжает спрашивать парень — Не лучше ли все делать с утра? Да и когда вы тогда ложитесь? — Потому что, — отрезает ТВ — Для кого-то ночь — время сна. Но для нас — время работы. К тому же я и моя семья — не просто ночные, а полностью бессоные существа — сон нам не нужен. — А… — Под моей семьей я подразумеваю других ТВмэнов. Вы, люди, у нас тут надолго, и я более чем уверен, что скоро ещё увидитесь. — Кхм, ясно… — парень опреденно намеревается сказать что-то еще — но ТиВи элегантно затягивает: — Эти консервные банки агенты — роботы, и, соответственно, сон в полном человеческом виде и объеме им не нужен. Но для тех агентов, что не пошли в ночные бои, а остался на базе, подъем весьма ранний — обычно это часов в шесть, если мы, ТВмэны, не зазеваемся, а под руками будут часы. — И… К чему мне это? — А к тому, — ТиВи вздыхает — Мы хотим вас, людей, поставить в такой же график. Но, если хотите — можем для вас создать отдельный. Такое, конечно, правильнее бы обсуждать всем вместе, абсолютно коллективно — но не спрашивать прямо в лоб только у одного человечка — хотя уже абсолютно понятно, что многое здесь будет идти по абсолютно чудному и чуждому режиму — а потому, чуть подумав, он с чистой совестью кивает — правда, возможно, потом его совесть весьма и весьма загрязнится, но пусть такое будет позже, ладно? — Да будет так, — смиренно кивает ТиВи, ставит себе на бумаге какие-то пометки, взяв из воздуха металлическую ручку-перо, обмакнув ее в проплывшую мимо кляксу чернил. И чернила, оказывается, только внешне притворялись черными, ведь оказавшись на бумаге — они приобрели темно-красный, металлический оттенок. — Вау! Где вы такие чернила взяли?! — восхищается и удивляется одновременно Леонид, смотря на бумагу, которую еще и украшал идеальный, тонкий и калиграфический почек, самым просветленным взглядом. — Сделал. Сам, — сказал, как отрезал, телевизор, не разделив его позитива. — А из чего? — Из крови скибидиста, — не то всерьез, не то с сарказмом, объявил телевизор, отправив ручку обратно в свободный полет — В нем ее было так много, а мне такое количество тогда физически было не выпить — вот, пришлось импровизировать. — Оу. Это… Мило, — Форостов немного нервно улыбнулся, не решив, жутко это или креативно — Ну так… Это все? — Хм… Пожалуй, да, ты прав. На сейчас — это все, — ТиВи мягко со своего места встал, и, что по своему смешно, его стул сразу же отправился в свободный полет, однако сам телевизор не обратил на это внимание — он галантно подошел к человеку, что все еще сидел, и мягко, но настойчиво, схватил его за руку, после чего потянул Леонида за собой — человек сразу же подчинился, причем стул первее него поспешил из-под его мягкого седалища выскочить — и едва они успели выйти, как свечи сразу потухли, а дверь кабинета сама не просто закрылась, а захлопнулась. — А… Мы далеко? — вновь разрывает полотнище неловкого молчания человек. — Нет, совершенно нет, — телевизор чуть качает головой — Всего лишь заберем других людей — и поселим вас. — А, — Леня кивает — Ясно. Какое-то время они все ещё идут, или, вернее сказать, спешат вниз, словно бы петляя по абсолютно серым, одинаковым, и таким бесконечным коридорам, — не знающему здесь весьма и весьма легко запутаться, никаких обозначений тут нет — но, возможно, в сознании ТВ загружена какая-нибудь гугл-карта, а может — просто память феноменальная, — но как бы оно там не было, существо весьма ловко ведет человека, что способен лишь без особых сил вертеть головой, постоянно оглядываться за собой — ему казалось, что за ним все ещё следят те глаза из кабинета ТВ, пусть на самом деле он их не видел. Но вот кожей ощущал явственно. Когда человек и немертвый оказываются, судя по всему, на втором этаже, Леня невольно вспоминает мем «Доктор Ливси шагает, но это фонк» — примерно в такой манере, к ним из темного угла подруливают два робота — вполне стандартный Спикер, и такой же обычный Камерамэн, что шествовал за колонкой с самым несчастным видом, стискивая у груди весьма внушительную стопку документов — и Спикер, увидев резко затормозившего телевизора, что даже очень резко остановился, да сильно стиснул запястье человечка, обнаружив у него пульсирующую жилку, внешне как будто даже озверел — и чинно направился к телевизору, что наоброт, весь как-то злобно напрягся. — Ну привет, ТиВи, — сладенько промурчал Спикер, подойдя ближе — Куда это ты направился в столь позднее время? Обычно ты свой кабинет не покидаешь, — на Леню он бросил словно бы презрительный взгляд, но промолчал. — И тебе… Не хворать, Спикер, — словно сквозь плотно сжатые зубы цидит телевизор. — О, можно просто 512, душка, — сладенько мурлычет робот. — Ну хорошо. 512, — ТиВи, как будто, морщится — Почему ты не спишь в столь поздний час, 512? Ты прекрасно знаешь, что ночь для вас — пора сна. — Да так, всего лишь не могу уснуть, пока ты снова не укусишь меня в шею, ТиВи, — в голосе колонкоголового парня появляются влюбленные, и даже похотливые, нотки — такие сладкие, как карамель, аж отвратительно до рези в животе. — Я тебе уже говорил, — вздыхает существо — Это было случайно и всего лишь один раз. Наконец, ТиВи обращает внимание на несчастного Камерамэна — и мягко забирает у оператора стопку бумаг, на что робот благодарно кивает, а немертвый наконец выпускает из своего захвата Леню. — Как будто тебе не понравилось, — 512 хихикает, после чего довольно любовно пытается прильнуть к ТВ, на что тот грубо отталкивает его плечом — Ты тогда чуть не оторвал от меня кусок. — 512, хватит, — не то рычит, не то умоляет, телевизор, говоряя более грозно — По поводу… Всего этого я уже высказывался — и не раз. К тому же я потом извинился. — О, я на тебя даже и не обижался, милый, — нежно хихикает Спикер — Может, как закончишь с делами, заглянешь в нашу комнату? Мы все равно ближайшее время спать не собираемся. Да, 143? — последнее довольно грубо было обращенно к Камерамэну, что пусть и не сразу но весьма устало и без радости кивнул. — Предпочту отказаться, Спикер, — грубовато заявляет ТиВи — И прекрати мучить К-143. Он тебе не слуга и не раб, и к тому же не настолько глуп (и глух) как бы тебе хотелось. 143 сразу же дергает плечами, выпрямляет спину, и, судя по всему, даже поднимается духом, смотря на ТВ с таким восхищением, словно ничего лучше в своей жизни не слышал. Спикер же на такое смотрит с весьма мрачным скептицизмом, обиженно складывает руки на груди, и уже хочет что-то добавить — но ТиВи, снова схватив человека за руку, спешит с ним удалиться, оставляя тех двух роботов у себя за спиной, стоически переносит поток любовных слов с двойным дном от 512 — ему такое просто не интересно. «Странные парни», — думает Леонид. Ночь в этом месте, в этой маленькой комнате, ощущается предвестником чего-то неизбежно-плохого, такого страшного, что аж душа заледенеет после — то ли дело в маленьком размере комнатки, то ли в том, что в ней было отвратительно холодно, а окна, к тому же, ещё и были нараспашку открыты, позволяя уличной прохладе гулять по людским телам, иногда донося до них звуки каких-то тяжёлых битв с улицы — вроде так далеко, но ощущаются так близко, что заставляло ежиться и неуютно сильнее сворачиваться в лаваш на постели. Ещё жуткости добавляла история этой комнаты, ибо, если верить ТиВи, когда-то здесь проживало около пяти действительно хороших товарищей — но вовремя одной из вылазок, их поймали скибидисты и без лишних слов рассчленили, оставив распотрашенные тела прямо так, на улице — своеобразная пища для размышления другим. При этом случай до сих пор остаётся таким чудным и загадочным, что столь жестокий акт в документацию внесли под названием «Дело 1270 (о черных скибиди-трансплантологах)», ибо такие случаи одно время стали весьма часты. Очень и очень неприятно осознавать, что ты посмел занять чужое место, которое кому-то, пусть и когда-то, но все же, принадлежало — Леня сквозь сон сморщился. А ещё сильно на клапан давит тот факт, что их поголовье разительно уменьшилось — пока они шли, никто не заметил, что где-то по пути они потеряли ту сумашедшую бабку, да парня в красных спортивках — те как будто сквозь землю провалились, и пусть ТВ их заверил, что сейчас им «Каждая душа важна, и они их обязательно найдут», все это было сказано таким тоном, что было ясно, что никто искать их не собирается — нафиг надо ради этих субъектов своими парнями рисковать? Возможно, конечно, в чем-то они и правы, но все-таки это так… Не гуманно. Когда в полной тишине комнате раздается тихий скрежет коготков по потолку, а едва ли не над ухом раздается какой-то мурчащий звук, человек дергается и просыпается окончательно — сна как будто и не было, хотя на тело нападает необычайная усталось, словно бы он полный день тяжёлые мешки таскал, и чисто на инерции пытается сильнее сгрупироваться под тонким одеялом (хотя вообще это был толстый плед), подтягивает босые ноги ближе к себе — а потом испуганно вздрагивает, поняв, что какой-то ледяной и очень влажный слизень начал как будто лизать ему пятки. Медленно, без резких движений, Леонид чуть приподнялся — и повернул голову в сторону своих ног, а заодно — и к изголовью кровати. У его ног, на корточках, сидело черное нечто — оно было очень длинным, с торчащими суставами и ребрами, шкура — словно из смолы, глянцево-черная, хотя если не считать лунного света, больше источников света нет, пальцы рук украшают длинные когти зверя — как будто отлитые из обсидиана, они оставляли на любой поверхности глубокие царапины, если этих самых поверхностей касались. Но ещё у этой твари вместе головы было подобие телевизора, что где-то напоминал более современную плазму, стекла не было — зато на черной массе были маленькие, чисто-белые, абсолютно дикие, глаза — да маленькая зубастая пасть, ярко-белые клыки из которой некрасиво торчали вперед — и из пасти беспокойно шевелился тот самый слизень, а точнее — язык. Такой длинный, непроглядно-черный, он не влезал в рот существа, а потому некрасиво торчал, накрывая нижние клыки — и был он такой длинный, что доходил до середины грудины. Пусть тварь и смотрела своими немигающими орбитами прямо в лицо человека, но вела себя так, словно человек все ещё спал — аккуратно коснувшись коготками кровати, существо склонилось к ноге парня — и любовно лизнуло его за икру, чуть щекоча этим извивающимся языком. Весь этаж пробудился от пронзительного и очень громкого человеческого крика — и на него сразу же сбежалось несколько больших и маленьких Спикеров, а ещё трое Камер с фонариками, что крика не услышали — лишь среагировали на вскочивших товарищей, что в мгновенье ока оказались у людской комнаты и вскрыли ее, начав светить фонариками во внутрь. Крик спугнул зверя куда-то на потолок, а вот сам человек спугнулся куда-то под кровать, шок заставил его побледнеть и онеметь, а в качестве щита он прижал к груди свою весьма скудную подушку. — ТиВи, твою… — злобно буркает один из больших колонок, раздраженно потерев подобие головы — Серьёзно? Эй, зверье, я к тебе обращаюсь! — у него в руках был весьма яркий фонарик, и его свет он направил на монстра. Это нечто, что являлось ТиВи, просто в так называемой форме «зверя», недовольно заворочилось, начало ныть и скулить, и также, по потолку, оперативно покинуло комнату, невинно стуча коготками. — Напомните мне, — тот же Колонка обратился к товарищам — Это зверье сегодня себя кормило? Ночь вышла весьма и весьма беспокойной, бессоной — по большей части потому, что ни с того, ни с сего, внезапно начали поясничать ТВмэны — каждого из этих тварей дежурные агенты находили скулящими и рычащими под потолком, и каждый из них считал своим долгом попытаться проникнуть в комнатку, что была отведена людям, — вплоть до того, что пришлось ставить больших парней эту самую комнату охранять. Причем сначала агенты надеялись, что такое помутнение рассудка, вызванное черт знает чем, коснулось только ТиВи и буквально парочке сильно похожих на него братьев, но уж никак не ТВвумэн или ТВ-Полицефалию, что считались самыми адекватными из их семьи. В прочем, когда и их встретили под потолком — агенты лишь махнули на них руками — женщине и полицефалу их рассы хватило мозгов обходить комнату людей стороной. И от того, логично, ребром встал вопрос — а с фига ли? В плане, что в них внезапно спровоцировало сильнейший голод и окончательную деградацию до четвероногих? Голод? Учитывая, скольких они сегодня сожрали, и каких они были размеров, голод не должен был беспокоить их как минимум до утра. Появление людей? А вот это уже было более реалистичным, и сильнее походило на правду. В плане, если эти звери давно не видели, и уж тем более не ели, людей, вполне очевидно, что появление людского поголовья сильно встревожило их разумы и рецепторы, заставляя откатиться в развитии. Кстати, заодно, и вполне логично было задуматься, а до всей этой войны, если ТВ утверждали, что появились раньше агентов, причём независимо от государства, ели ли они людей? Особенно учитывая, что некоторые из агентов, и уж тем более многие из скибидистов, явно имеют под собой людское прошлое. ТВ, конечно, им в таком состоянии не ответят, да и отвечать не намерены в принципе — вот потому эти жизненноважные вопросы пришлось отложить в долгий ящик. Когда улицы стали заливаться первыми лучами солнца — телевизоры наконец стали массово приходить в себя, однако на агентов смотрели с такой ненавистью и презрением, словно это они были виноваты в том, что случилось с телевизорами — агенты на такое лишь плюнули и махнули рукой, решив лишний раз этих монстров не доставать — главное, что людей они уберегли, хотя за сорванный сон сильно обижались. Утро Леонида не началось — оно и не заканчивалось, ведь парень так уснуть и не смог — всю ночь сидел и трясся, глаза блестели шальным и весьма нездоровым блеском — сторожить его оставили как раз уже знакомого 143, что был весьма не против хоть на пять минут оказалась где угодно — но не в одном помещении с 512 Спикером, что своей болтовней его уже достал — лишь слабый слух немного спасал. Иногда человеческая душа открывала рот, намереваясь что-то сказать — но не находя от глубокого шока слов, он без сил закрывал пасть обратно — а может он что-то даже и сказал, но 143 его все равно не услышал — лишь в качестве поддержки подарил крепкие объятия, чтобы парень перестал так сильно дрожать, да нежно водил руками по человеческой спине, словно бы говоря «Тише, все хорошо, я — рядом» — этого, конечно, весьма не хватало, но человек был благодарен и за это — и присутствие 143 его даже немного успокоило. Старые привычки умирают с трудом — видимо, это касается многих с этого этажа, а то и вообще всех из альянса — и на той, туалетной стороне, тоже. Бессонная ночь и пережитый стресс сильно сказываются на человеческой душонке, он ходит какой-то бледный, с шальными глазами, нервной улыбочкой счастливого идиота, да неловко дрожащими руками — но вроде бы действительно понемногу приходит в норму, ибо первый шок был долог, но — не вечен, — а агенты, не став особо себя чем-то загружать, ему верят, как-бы четко давая понимать, что разбираться в его состоянии они не намерены — лишь 143 ещё какое-то время неловко торчал рядом, после чего тяжёловато вздохнул, сочувствующе похлопал по человеческому плечу, что так сильно отличалось по своему строению от их, и с чистой совестью удалился, объяснив сильно невыспавшимся людям на пальцах, что у них будет вот-вот завтрак — и чтобы они не опаздывали. Спасибо, конечно, за такой акт благородия — вот только он удалился прежде, чем люди сообразили, что они не в курске, как именно им добираться вниз, до кафетерия базы — а ведь это здание имело чуть ли не с десяток этажей, к тому же еще весьма однотипное и запутанное, каждый уголок был похож на другой — не знающий легко мог в них заплутать, благо, что топографического кретинизма ни у кого нет. Идти всем вместе — крайне проигрышный вариант, ибо, в случае их потери, потеряются все сразу — вот и каждый по одиночке расходится кто куда, ориентируясь чисто на удачу — кто-то выйдет к кафетерию, а кто-то останется в одном из этих этажей навсегда (ну или до тех пор, пока этого «счастливчика» не найдут агенты). Идя по металлическому мосту по сути над пропостью из этажей, Леонид пытался понять, что его сейчас пугало больше — мрачный кабинет ТиВи, что вместо пыли и плесени обзавелся вполне разумными глазами, или эти коридоры — в отличие от темной, но хотя бы ограниченной, комнаты, все эти лесницы, пролеты и этажи ощущались бесконечными и не преступными просторами, чьи границы этот человек посмел нарушить — к тому же они были просто металлическими, серыми, с крупными болтами и аккуратными сварочными швами — не было похоже, что эти места были обитаемыми, хотя ясно, что это было не так — комнаты здесь были, и, судя по всему — вполне обитаемыми, ибо сквозь толстые двери некоторых он слышал какую-то прикольную музыку — возможно, если бы он лучше знал географию этого строения, он бы даже остановился послушать, не боясь здесь потеряться — а имено это он, похоже, и сделал, ибо шел чисто наугад, не имея при себе даже карты. Кабинет ТиВи, конечно, сильно на себя своей мрачностью давил, колючки с обоев казались весьма и весьма живыми и осязаемыми, а света от свечей весьма сильно не хватало — но сидя в нем, тем более с открытой дверью, ты хотя бы мог в любой момент сорваться и сбежать — не факт, конечно, что ТиВи тебе это позволит, но шансы обхитрить его в честной схватке были. Из кабинета ТиВи ты хотя бы можешь удалиться. А тут… Ну куда ты здесь, или даже отсюда, удалишься? Из одного сварочного угла в другой, банально не имея представления, в том ли ты месте бродишь? Удовольствие от этого весьма и весьма так себе. Хотя, несмотря на то, что эти пролёты на тебя давят, у тебя нет ощущения замкнутости и недостатка кислорода, чего как раз ощущаешь в кабинете ТиВи — его кабинет был подобен раскрытой клетке с толстыми черными прутьями — дверца, по факту, широко раскрыта, но по ощущениям — захлопывается сразу же, как ты в нее зайдешь. И это… Так угнетало. Хотя и сама личность этого ТиВи сильно угнетала и давила на сознание, вполне логично заставляя задаваться вопросом о его сущности и мотивах, что он преследует — вроде бы никакого зла по отношению к людям он пока не проявил, но и его… Весьма мрачные рассуждения, и манера общения с альянсом и людьми — они довольно сильно угнетали, заставляя почувствовать себя кем угодно — но только не равными с ТВ по званию, как будто он так весьма завуалированно показывал, что он, и, судя по всему, его семья, являются более лучшей и не превзойденной рассой — хотя по сути и были просто гнилыми аристократами, причем подгнивали они весьма и весьма явно, разлагаясь прямо у всех на виду — а другим как будто норм, и они не собираются убирать эти гниющие трупы — возможно, они просто привыкли, а потому не обращали на подобное свое внимание. Да и, как он понял, некоторые таких сущевств даже любили… Если бы он был на месте этих безумцев — он бы страшно обиделся за такое отношение к себе. Когда из одной комнаты чуть ли не вылетает Камерамэн, Леонид успевает зацепиться за тот факт, что он был единственным оператором, что за спиной имел джекпат, а камера была темной, даже, пожалуй, черной — а ещё агенту было присуще какое-то безумие — о том говорили его не твердая, развязная походка, абсолютно мягкие и пластичные ноги, а ещё какие-то дерганные движения в принципе, словно он был глубоко пьян — а может реально пьян, ибо едва не свалился с этой бездонной лестницы. Сначала он человеческую душонку даже не заметил — видимо, настолько жарко было в той комнате, откуда его словно кто-то вышвырнул — но, все-таки заметив, уставился каким-то тяжёлым, прямо-таки немигающим взглядом — видимо, сначала принял его за плод своей явно больной фантазии (ибо другие с двумя большими вантузами не таскались) — но поняв, что ему не кажется, отмер и побрел в сторону человека. — Привет, я… — начинает Леня, вскинув руку в приветственном жесте, но сразу же замолкает, ибо агент грубо, прямо в охапку, схватил плечо человека — и подтянул в неловкой близости к его голове. Сначала оператор его ещё рассматривал, не спеша отпускать плечо человека — но потом мягко оттолкнул от себя, все еще сохраняя зрительный контакт. «А ты милый», — на языке жестов начал изъясняться Камерамэн, и Леня не мог не заметить, как у него сильно руки дрожали — «Лицо, правда, больно сладкое. Странно, что ТВ тебя ещё не съели.» Закончив тираду, Вантуз бесшумно хихикнул в кулачок. Вот только для Лени его тирада осталась просто набором каких-то жестов, не больше — язык глухонемых Форостов, увы, не понимал, а у одного из Спикеров и вовсе выпытал информацию касательно операторов и их манеры общения — и, как выяснилось, у агентов язык жестов вообще свой, сильно упрощённый — пусть со времнем его как-бы обновили и дополнили, сути это не меняло — к тому же некоторые Камерамэны предпочитали изьясняться по старому, используя минимум жестов — попробуй угадать, что такой субъект имеет ввиду. Всякого рода таблицу или справочник, касательно языка жестов Камер, людям выдавать не стали, решив, мол, они по ходу всего научатся сами — да и глобальной нужды в общении с операторами ни Леня, ни другие люди, не имели — ибо по всем вопросам люди, конечно, сразу же бежали к Спикерам или ТВ — но не к инвалидам, что представляли в альянсе самую многочисленную рассу. — Я… Кхм, это явно было весьма информативно, но знаете… Я ничего не понял, — на лице человека расцвела лёгкая, нервозная, улыбочка. Правда, понял ли его оператор, или нет, было весьма сильно не ясно — он все равно гнал свою линию: «А как тебя зовут? А давай дружить!» Оператор больно сжал запястья человечка, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения — быть может, у него не все в порядке с головой? Нет, конечно, машины, пусть даже и какие-нибудь био, или киборги, не могут человеческими заболеваниями болеть, помести ты их даже в палату с тяжело больными, — но у машин вполне могут быть сбои в работе систем, прошивке, или даже плохо запрогромировали на этапе создания — вот он так нервно и дергается, изображая психически больного — пусть даже на первый взгляд, внешне, он таковым не казался. — Я… Вас не понимаю, — неловко отозвался Леня, пытаясь вывернуть свои руки, что словно наручниками сковали — Отпустите меня, пожалуйста. Это, если честно, уже напрягало и нервировало — особенно жуткости добавлял тот факт, что это существо на тебя и твои слова не реагировало. Благо, что снова отказалась дверь — и оттуда с некой ленцой вышел большой Спикер, что явно этого психа искал. — Эй, ты, чудо-сантехник, — с некоторым задором сказал лардж, на что черный Камерамэн дернулся — и обратил свое вниманием на него — Да отпусти ты человека, ты его пугаешь! Оператор, пусть и нехотя, но все-таки расжал свои кисти, позволяя человеку испуганно спрятать руки. — Чего он от тебя хочет, парень? — а вот это уже было адресовано Лене. — Я… Я не знаю, честно! Он просто подлетел ко мне и начал всякие жесты показывать! — сразу сдает его с потрошками Леня, даже пытается изобразить эти жесты — но быстро сдается. — Да? Хм… — лардж-Спикер обращает свое внимание на агента с вантузами — Чего тебе от него надо? Повернувшись к большому парню, Камерамэн то ли повторил прежние жесты, то ли сказал новые — в любом случае, Спикер, в отличии от Лени, его понял. — Аааа, вот оно что, — издает лардж-Спикер, после чего обращается уже к Леониду: — Он спрашивает твое имя, и предлогает тебе дружить. — Ааа, ясно, — неловко говорит человек, потирая затылок — Нуу… Я — Леня. Но вот дружить… А можно отказаться? — Нет, — ядовито ухмыляется Спикер, а потом уже говорит камероголовому: — Он согласен. И Камерамэн этому радуется, прямо как ребенок, чуть даже подпрыгивая — а вот Леня все ещё неловко трет затылок, ощущая, что ни на что хорошее его не подписали уж точно. — А что ты вообще здесь забыл, парень? — спрашивает лардж уже и у Лени. — Да я… Искал путь в кафетерий и заблудился, — неловко признается Леонид — Как мне к нему выйти? — Ногами, — огрызнулся Спикер, после чего схватил черного оператора за плечо, весьма грубо, и ещё страшновато, учитывать размеры и особенно размеры лапищ этой колонки — Давай, отведи его вниз и принеси нам пару бутылочек, — и, неприятно смеясь, легко ударил Камерамэна промеж лопаток, толкая на человека. Камерамэн на такое с радушием закивал, а потом вцепился в руку человека — и поспешил с ним куда-то вниз, по известному только ему маршруту. Странно, но, возможно, это потому, что весьма нервный агент был довольно быстрым, активным, а может потому, что он знал все тайные ходы-переходы, — как-бы там не было, но, кажется, успел человек лишь пару раз удивлённо моргнуть, как они уже были в том самом кафетерии — люди одиноко ютились за отдельным столом, одарив Леню весьма раздраженным взглядом, но промолчали, словно демонстративно уведя глаза в разные стороны — видимо, до столовой они доходили примерно также, вооружаясь каким-нибудь агентом, а может и вовсе — своим ходом, и никто им не помогал, — а этот самый агент едва через стойку не свесился, желая быть как можно ближе к вышедшему к ним повару — вполне стандартный Камерамэн, разве что одетый по другому, он стоически вытерпил, как оператор показал три пальца, начав тыкать их прямо в объектив, — лишь раздраженно отмахнулся, да спрятался где-то под столом. — Надеюсь, он не за дробовиком полез, — попытался отшутиться Форостов, подходя к столу, садясь на самый край лавочки — люди ограничились лишь скептичным взглядом в его сторону, все также молча. Вылез тот Камера в одежде повара с большим, увесистом ящиком, где задорно затрещали вполне ясно чем наполненные бутылки — черный Камера на такое благодарно закивал, после чего удалился обратно туда, наверх. Кажется, до нужной комнаты он примерно неделю бежал. — Вас уже кормили? — спросил Форостов. — Ещё нет, — бросила вполне взрослая женщина, имени которой он не знал — Перед нами эти… ТВмэны, прости господи, жрали, став тощими монстрами из смолы. По бледности абсолютно всего коллектива можно было понять, что им показали то, чего они бы не хотели видеть — а по довольно короткому объяснению, Форостов и сам вздорогнул — видел он вторую форму ТВмэнов, точнее только одного ТВ, ТиВи — кажется, самый первый видел — и ему это максимально не понравилось. В прочем — такое в целом мало кому может понравится. Или же многим? Когда несколько других Камерамэнов, видимо, находящихся ниже по званию, выносят им аккуратные белые тарелочки, люди видят — на них лежит какая-то бесформенная, грязно-желтая каша, отдаленно напоминающая картофельное пюре, и, соответственно, теоретически являющаяся им же, а также — две маленькие, как будто сырые, подошвы, — да, люди достаточно не ели, но они не настолько сошли с ума, чтобы от этих «аппетитных» видов терять голову — вот и смотря на Камер с каким-то неприятным удивлением. — А… Что это? — с удивлением спрашивает Леня, став, видимо, не гласным лидером людей. «Пюре из картофеля с мясной котлетой», — на языке жестов быстро и ловко говорит один из Камер, после чего на миг раздраженно складывает руки на груди, но потом, спохватившись, говорит: «Они искусственно выращены в пробирках.» — Мы… Ничего не поняли. Форостов стыдливо улыбается, буквально самыми уголками губ улыбается, немного неловко потирает затылок, боится смотреть на поваренка — кажется, что этот оператор вот-вот взорвётся. Да уж. Это не балангуры-колонки, которых, однако, создало государство, уже заранее введя в них функции, что отвечали за автоматическое знание и распознавание особых жестов Камер, тем самым облегчив им жизнь. И, увы, не гниющие ТВмэны, что, однако, язык жестов знали, понимали, и иногда даже на нем общались. Это — самые жалкие крохи, остатки человечества, и вполне обычный гражданский люд, у которого необходимости учить язык глухонемых не было — вот, собственно, и причины языкового барьера, о котором Камерамэны не то, что забыли — а, кажется, никогда с ним и не сталкивались. Скибидисты, конечно, не в счет, с ними разговоров не было, а если они и были, то были максимально короткие. Поваренок весьма шумно для глухонемого вздыхает, оглядывается — после чего его объектив цепляется за брошенные каким-то Спикером салфетки, резко хватает их — и, достав тонкую гелевую ручку, заправленную именно черными чернилами, он быстро царапает там ответ — и грубовато едва не швыряет ее в лицо Лене, терпеливо ожидая его реакции. Странно, но почерк у этого оператора был какой-то… Пляшущий, что-ли? В плане, он был такой прям пляшущий, как будто он писал не на идеально-ровном столе из пластика, что был стилизован под белый мрамор с серыми и черными трещинками, а как минимум на неровной поверхности, да и еще во время ощутимого такого землятресенния — но людям этот почерк все-таки удалось расшифровать. В прочем — это все еще выглядело подозрительно и максимально не аппетитно. «Приятного аппетита», — прямо с какой-то издевкой заявляет второй поваренок, что все это время тихо и неподвижно стоял рядом, напоминая чем-то даже механническую статую — после чего Камеры, поклонившись по японски, удаляются куда-то в сторону стойки приема пищи, и, оперевшись о нее спиной, синхронно встают в одинаковые, весьма неподвижные, позы, да начинают пялиться прямо на людей, видимо ожидая, что те набросятся на эту стряпню с большим удовольствием — но такого, конечно же, не произошло. Да и вообще — в какой-то момент сложилось ощущение, что Камерамэны не для своего удовольствия с издевкой наблюдали, а вовсе — снимали. В прочем — в этом месте возможно всякое. Как же хорошо, что Камерамэны — глухи и немы. Не услышат осуждения и не осудят в ответ. На вкус подобное оказалось лучше, чем на вид — оно по большей части было как раз весьма безвкусно, немного резиновое, конечно — но в принципе котлета напоминала жестко спрессованную гречневую кашу, даже во рту рассыпалась на те самые гречишные комки. А вот пюре… Оно больше напоминало слизь, правда, в этой слизи как будто были какие-то волокна, сильно напоминающие внешне, да и тактильно, плесень — вопрос о том, насколько это полезно и питательно, был весьма и весьма спорным. Хотя для довольно пустых желудков даже это было неплохой пищей — а неприхотливые рецепторы смогли справиться и с этим. А Камерамэны все также неподвижно стояли, лишь задумчиво склонив голову — как будто их всерьёз заинтересовала человеческая механика касательно этих отвратительных блюд, они как будто даже чуть развалились, привалившись друг к другу плечами. Возможно, люди их весьма сильно забавляли — может даже потому, что не все образцы агентов людей застали — а в силу того, что эти поварята имели более совершенное и улучшенное строение — они более поздние образцы, и людей уж точно не видели. Странные они — и агенты, и люди. Прием пищи происходит в какой-то тяжелой, гнетущей тишине, люди, ну или Леонид так точно, до последнего не могут избавиться от ощущения того, что их снимают — настолько с упором в их торопливую работу ртов и рук всматриваются агенты, словно ничего чуднее не видели — еда так и норовит пролезть не в то горло, а последние крохи аппетита и вовсе теряются — благо, что порции оказались очерь крохотными, и съедались буквально за пару укусов, не больше — лучше съесть все до конца сейчас, заранее — мало ли, что их больше кормить не будут, а силы им ещё нужны. Для чего? Спорный вопрос. Наверное только потому, что это естественная человеческая потребность, да инстинкт всего живого — роботам это не понять, они же не из органики. Возможно, их где-то понимают ТВ, что, как выяснилось, не состоят из механизмов и проводов, — хотя вряд ли гнилые тела могут правильно переваривать любое количество еды — маленькое просто пролетит, среднее пройдёт с трудом, а большое вообще не пролезет. Хотя эти ТВмэны… Странные существа. И, видимо, тонкости их физиологии еще предстоит выяснить. Помнится, когда-то давным-давно, на просторах сети, Леня нашел очень интересный pov — мол, ты сидишь в комнате с употребляющими людьми, — и, соответственно, там переодевались в разных людей со своими причинами потреблять — истории всех этих якобы разных людей, конечно, были весьма и весьма трагичны, особенно трагизма добавлял тот факт, что все эти истории вполне могут происходить и в реальной жизни. Однако речь не совсем об этом. Как, спустя некоторое время, выяснилось, практически все Спикеры были употребляющими — ртов или их подобия люди не видели, хотя такие каналы должны быть, ведь они же чем-то ели, — но руки у них были, и подобие кровотков с бегающим по ним маслом, что для удобства обозначили кровью, тоже — а потому они кололись. Не поголовно, среди них были и адекваты, но подавляющее большинство, увы, все же плотно сидело на игле, более старые образцы чуть ли не с первых дней после создания — когда-то Спикеры были созданы не прям, как товарищи Камерамэнам в борьбе против гадких сральников, а скорее как их более улучшенная замена с хорошим стерео, что могли бы уничтожать скибидистов одним звуковым махом — и, собственно, вся эта система с венозным вкалыванием должна была работать по другому — по изначальному плану задумывалось, что Спикеры должны стать чуть ли не сверх солдатами, ибо у них была бы возможность восстанавливаться, просто коля себе особые вещевства. По изначальным образцам и задумке, то не было наркотиками — скорее чем-то вроде людских энергетиков и стимуляторов, что, честно говоря, по составу сводили Спикеров почти с ума, отчего, собственно, не все спешили из первых образцов колоться. Кто, собственно говоря, был тем самым нулевым пациентом, кто до этого додумался, и начал это пропагандировать, было доподленно неизвестно. И кто первый погнал по венам, как ходят легенды, человеческие наркотики — не ясно. Многие Спикеры знакомились с Камерамэнами тогда, когда уже весьма плотно сидели на игле. А пускали они, к слову, по венам не только подобие наркотиков — некоторые пускали какое-то подобие алкоголя, правда, по своему смыслу он не сильно отличался от веселых веществ — разве что от алкоголя они не бредели так сильно, да и алкоголь предпочитали большие колонки, которые, в отличие от мелких, голову старались не так сильно терять — мелкие же как раз пускали всякого рода наркотики по подобию вен, решив, что им терять и так нечего — особенно стало все равно после прихода ТВмэнов, что весьма быстро задали нужные курс, тон и настроение их будущему в принципе. А виделось это будущее… Весьма безрадостным. И те агенты, которым было не так плевать на положение дел альянса, всерьез задумывались, с фига ли ТВмэны так авторитетно заявляют, что скоро весь мир погрузиться в самую настоящую тьму? И что, мол, ни скибидисты, ни агенты, здесь не причём. А кто тогда? ТВмэны что-ль? Ну в принципе, в такое верилось не слабо — подобное вполне было в стиле этих тварей. Хотелось, конечно, получить больше информации касательно того, кто и почему погрузит мир во тьму — но обычно такие слова были просто мечтательным вбросом голодного зверья, и шли обычно без развития — хотя по тону было ясно, что эти твари о таком ходе событий мечтают. Но, общий смысл в любом случае таков, что Спикеры — наркоманы. Практически поголовно. Камеры забили на такое почти изначально, да и им все равно до сих пор, даже после целого ряда весьма конфузных случаев — а вот ТВмэны пытались, правда пытались — и наркотики отбирали, и заначки находили и уничтожали, и долгие нудные беседы устраивали, и симфонии из долгого продолжительного ора, — все по нулям. Никто из Спикеров не собирался отказываться от такого легкого кайфа. Причем, что удивительно, среди Спикеров были даже свои нарко-диллеры, что каким-то неведомым образом находили самые редкие и крепкие образцы — помнится, когда-то ТиВи увидев такого, чисто наугад обозвал его «Нарко-диллером с повадками клубничного сутенера» — и каково же было удивление ТВ, когда это оказалась правда, пусть даже сутенерство он не продвигал, да и не занимался. А почему клубничный? Ну просто ТиВи, ведомый своими космическими рецепторами, утверждает, что от него клубникой пахнет. Каким образом или почему? А кто ж его знает? ТиВи ничего из своей физиологии не объяснял, да и не будет — особенно после того, как узнали, что скибидисты раскрыли и активно применяют их технологии телепортации. «Хорошо хоть, что только телепортацию», — как-то бросил на такое ТиВи, сильно, по меркам его обычно открытой только во время еды на проветривание пасти, разоткровенничавшись — понятно, что телепортация, ТОЛЬКО телепортация, скибидистам особой малины не принесет, особенно учитывая, что использует ее только ученый. Ведь если бы скибидисты что-то сделали с титаном ТВ… Страшно представить, что было бы, хотя и догадаться весьма не сложно — начиная от того, что ученый мог обернуть мощь титана против альянса, и заканчивая тем, что он мог раскрыть секрет их физиологии. А об этом даже думать страшно, вот ТВмэны ни прошлое, ни свою физиолгию, особо не тормошили, предпочитая жить на молчках, по опыту прошлых лет прекрасно понимая, что молчание может уничтожить альянс. Но выбирая между альянсом и своей личной безопасностью, конечно они выбирали второе — своя шкура им нужнее, хотя, если так подумать, кроме них она действительно никому не нужна. Нет, конечно, были ещё у них фанатики… Но это вообще отдельная пляска. Собственно, говоря, узнал Леня о зависимости Спикеров чисто случайно, просто однажды не вовремя прийдя в место, что было у базы типо гостиной комнаты, и которая предназначалась для отдыха. Там собрались далеко не все Спикеры, что были пока живы, но их все равно было много, и заняли они собой всю гостинную, каждую ее поверхность, включив какой-то нежный, даже романтический, насыщенно-розовый и фиолетовый цвета, которые еще дополнялись россыпью маленьких, бело-желтых точек, на полу валялись старые, шерстяные, темные ковры с причудливыми узорами, которые неприятно кололи голую кожу — старые, словно с переферии 90 и 2000, Леня давно такие не видел — а участки, не засранные Спикерами, были заполненны какими-то небольшими пластиковыми кейсами, забитые сами понимаете чем, да упаковки с пластиковыми шприцами. Некоторые были уже наколотыми, иные же только раскачивались, а кто-то и вовсе — пока не начинал или начинать не собирался, предпочитая контролировать не очень сообразительных товарищей. Леня пробовать, конечно, не собирался… Но посмотреть на это было весьма занимательно. — А вот и наши дорогие люди, — неприятно заскрипел у него едва ли не над ухом 512, навалившись на него со спины, обняв одной рукой аккурат за шею — Эй, человеческая душонка, не хочешь развлечься? — у этой колонки уже был какой-то слишком весёлый, дрожащий, неадекватный взгляд, хотя таковым он показал себя с самого начала. — Эм… Предпочту отказаться, — отозвался Леня, нервно улыбнулся, да попытался стряхнуть с себя этого паразита — А почему «человеческая душонка»? — его тон был чуть ли не до омерзения невинный. ТиВи бы такое сравнил с лёгкой молочной карамелькой. — М… Не знаю… — 512 легко пожимает плечами, вдавливаясь в спину человека сильнее — ТиВи так людей называет. Но ты явно особенная человеческая душонка, да, Холи? — А почему Холи? — удивляется эта «человеческая душонка», пропуская все остальное мимо ушей, воспринимая как злую шутку или даже издевку. — В смысле? Это же твое имя, не? — Спикер, судя по тону, хмурится, да наконец перестает так злобно обнимать человека, даже пытается заглянуть ему в глаза. — Нет, я Леня, — Леня отрицательно качает головой — и, видимо, его ответ не очень нравится Спикеру, раз тот сразу же отпрянул от него, недоверчиво кривясь — Почему ты решил, что я — Холи? — Мне тот придурок с вантузами сказал… — негромко отвечает 512, обратывает информацию — а потом начинает смеяться — правда, это больше похоже на отвратительный крип и скрежет из, собственно говоря, колонки. — Ахах… Хах! Ясно… Ясно… — примирительным тоном сообщает 512, во время смеха схватившись за плечо Холи, едва не повиснув на нем — Все ясно. — А… Что ясно? — человек юмора не выкупил — вот и смотрит на робота с какой-то неоднозначной эмоцией во взгляде — как будто 512 на его глазах окончательно сошёл от наркотиков с ума. — Этот сумашедший не правильно прочитал тебя по губам, — 512 ещё немного посмеялся в кулачок, а потом оперся о стену, сложив руки на груди — А ну-ка. Скажи свою краткую форму имени. — Зачем? — бровь человека с удивлением подпрыгивает вверх. — За надом, — чуть морщится Спикер, — Хочу понять, этот сумашедший ослеп или у него началось слабоумие. Ну либо… Ты невнятно сказал, — Колонка снова хихикнул — Давай, не стесняйся, здесь все свои. Да он и не стесняется, собственно говоря — имя-то красивое, весьма благородное. Просто вся эта ситуация… Она весьма и весьма напрягает. Хотя, кажется, человек в курсе, о каком сумашедшем ведется речь. — Леня, — медленно, с чувством, толком и расстановкой говорит он словно бы сощурившемуся Спикеру, ожидая от него реакции. Сначалп 512 как-то слишком долго молчит, кажется, воздух вокруг него напрягается от витающего в нем презрения, что подобен электричеству — но потом колонкоголовый парень начинает тихонько, довольно мягко, хихикать. — Нуу… Почти похоже, — 512 чуть выпрямляется — Хотя будь он адекватнее — явно бы не перепутал. Тебе так не кажется? — ещё и склоняет голову на бок, словно бы начиная всматриваться человеку в душу, да и еще так, словно от ответа зависила сама жизнь человека. — Да, ха-ха, да… Верно, — Холи отводит взгляд, нервно поисмеивается, потирая затылок — и невольно становится свидетелем, как колется один из больших колонок, — ничего такого, на самом деле, но почему-то меньше всего он мог представить этих больших парней наркоманами. Мелких, как-бы это стыдно признавать не было, мог — некоторые и впрямь вели себя так, что их можно была заподозрить в применении увесилительных. Но эти, такие большие и крутые парни… — Эй, Холи, — вырывает его из потока своих мыслей 512, царапнув несуществующей ногтевой пластиной по плечу — а ведь его руки были удивительно похожи на человеческие, пусть таковыми и не являлись — Знаешь, чего эти парни по венам сейчас гоняют? — еще и спрашивает так — с издевкой, подковыркой, усмешкой, словно бы желая похвастаться, мол, вот я такой умный, я знаю, а глупый ты — нет. Опять, получается, машины умнее людей? — Нуу… Не уверен — честно признаётся Холи, щурится, присматриваясь — У них в шприцах… Что-то прозрачное. И оно как будто с пузырьками. Что это? — Это? О, это водка, — спокойно отвечает 512, даже вполне лояльно пожимает плечами — Не человеческая, конечно, но все же… А ты не хочешь? — Что? — Ну… Попробовать уколоться? — Нет, спасибо, я… Больше за ЗОЖ, — Леня делает от этого субъекта пару шажков в сторону. — Да? Ну как знаешь… — словно бы равнодушно бросает 512, хотя в голове торжественно думает: «Ну и отлично — все равно ТиВи обдолбанную еду не любит…» Ох уж этот ТиВи — зачинщик всего самого плохого, не иначе. Хотя не то, чтобы его семейка оказалась лучше, на самом-то деле. — Эй, Холи, — снова активизируется Спикер, перед тем, как ввести в себя новую дозу, но продолжая уже после: — Готовить умеешь? — Умею, — сразу же как-то приободряется человек — А что надо приготовить? — Да так, — Спикер чуть ведет плечом, после чего выпрямляется, легко хватает человечка за руку — и тянет за собой — Лишь так, по мелочи. Пошли, поможешь! «Красивая кухня», — весьма умиленно думает Холи, удобно расположившись на чистом белом кафеле — «Белая такая…» Кухня и в правду красивая — чистейше-белая, она вся отделана идеально-ровными, такими белыми, плитками — они ещё гладкие, легко тронуты глянцем, прохладно-прохладные — на них определённо было бы хорошо полежать в жаркую погоду — охладили сразу же. Да и сама кухня — она какая-то неуютно-ледяная, только роботу такое и подойдёт. — Что подадим моему дорогому ТиВи, человек? — кислотно-сахарно спрашивает 512, любовно наклоняется к человеку, нежно похлопывая его по щеке, любовно мазнув большим пальцем по скотчу, которым человеку заклеили пасть — Может, грудинку в сливочном соусе? Или ручки в грибном? Если не учитывать, что собираются приготовить именно человека — все это звучит действительно очень и очень аппетитно, ничего не сказать. Но в данном контексте это даже тошнотворно. — А может подадим ему копченую ножку, а, человек? — с какой-то нежностью выделяет местоимение робот, принимая из рук 143 большую ножовку, чьи идеально заточенные зубья угрожающе засверкали в свете ламп. 143 не имеет человеческого лица, но Холи кажется, что эта Камера кривится как раз в жалости и даже печали — но вряд ли он ему чем-то поможет, если он вообще хочет помочь человеку — лишь жалобно отворачивается, не желая на это смотреть — идеи 512 он давно уже не в состоянии адекватно воспринимать, хотя когда они у него последний раз отличались адекватностью? Да никогда, наверное. — Это явно будет больно, — нежно заявляет 512, задирая штанину на людской ноге, обозначая вполне симпатичную ножку — о, определенно, именно такие должны входить в рацион питания ТиВи — Сам не знаю, мне никогда ничего не резали и не отрезали, — ха-ха, счастливый, да? Но оно будет даже лучше — ТиВи, ТиВи, ТиВи, мой дорогой ТиВи, утверждает, что все в этом мире имеет свой вкус и запах — страдания, агония, особенно если она первородная — тоже. И они, мол, самые вкусные. Хочу, чтобы ТиВи доказал это на тебе, милаш. Не помню точно, с чем он их сравнил, но заодно и вспомню, да? — после чего издевательски хихикает — и бросает: — Прости. Правда, в его словах нет ни намека на искренность, ему абсолютно все равно до чужих чувств — доставить удовольствие ТиВи, угодить ему, насытить его вечно голодного зверя, унизиться, но получить определенную выслугу и отметку — все, чего он в этом мире хотел. Вот тебе и губительные свойства любви, собственно говоря — 512 полностью тому пример, как любовь абсолютно губит и травит любое существо, делая безвольным заложником чувств. — Ну ладно, неважно, — 512 вздыхает словно сквозь зубы — тяжко, возбужденно — после чего удобнее садиться на колени, да распологает ногу начавшего сопротивляться человека удобнее — Если выживешь — скажешь, как оно, хорошо? — и не дождавшись хоть намека на чужое мнение и волю — бросает: — Ну вот и порешали. Ну да, как же. Это щас Леню, что, оказывается, успел для них стать Холи, порешают. Должно быть, когла тебе отпиливают ногу ножовкой, что предназначена для абсолютно других материалов, это мучительно больно — и как же хорошо, что Холи не успевает почувствовать эти адские ощущения, когда металлические зубья впиваются в довольно мягую и нежную плоть — стоило только Спикеру вскинуть ножовку, да направить ее на человеческую ногу, как ее останавливает деревянное подобие скалки — и ловким движением просто выбивают этот предмет, да на манере ножа прижимают к подобию горла у Спикера. И, о, как же Холи был счастлив, это же тот самый Камерамэн с черной камерой и вантузами, пусть даже вантузов прямо сейчас при них нет! А еще, судя по всему, он весьма сильно зол. — О, припёрся, — максимально недовольно скрипит колонка, задирая голлву — И давно ты здесь? — презрение в его голосе подобно электричеству в воздухе. «Достаточно», — коротким жестом бросает Камерамэн, сильнее хмурясь — «Что произошло, Спикер? Опять хочешь своего голодного зверя накормить? Тебе не кажется, что он и так с твоей лёгкой подачи начал слишком много жрать?» Холи, да и 143, прекрасно видел — эти два агента начинали потихоньку терять терпение, того гляди и взорвутся. Ну ладно, не взорвутся — но набросятся друг на друга так точно. Увидев, что кое-кто забросил камень в огород его любименького адского песика — 512 едва не трясет от злости, а человек ещё к тому же и чувствует, как сильно этот робот сжимает кулаки — но потом тяжёло вздыхает, и, как будто сквозь зубы, явно натянуто улыбаясь, выдал: — Ну даже если и так, то что с того? Я всего лишь забочусь о нашем товарище и не безразличном мне «человеке», пусть он и не человек, как и все мы, кукла. Я просто более чуткий, хороший и заботливый товарищ. А ты — злая и глупая кукла, которая к тому же настроена сильно против наших дорогих ТВ, — 512 тихонько скатывает человека к ногам Камерамэна, и откидывается назад, позволяя психу подойди ближе. «Я, возможно, и псих, и — опять же — с твоей подачи — кукла», — чёрный Камерамэн шумно вздыхает, опуская скалку на раковину — «Но мне просто хватает интеллекта, чтобы понять, к чему нас приведёт эта политика вседозволенности ТВ. И ты не хуже меня знаешь, к чему нас это приведёт.» Оператор тихонько опускается на корточки, мягко хватает 512 за грудки, на миг притягивает к себе, как-бы убеждаясь, что тот внимательно на него смотрит — после чего легко разжимает кулачки, едва не роняя колонку — и продолжает: «Хватит дурить, Спикер. И хватит так боготворить ТВ. Они в любом случае закончат наше существование, если мы не порешаем их раньше, — с или без скибидистов — не имеет значения. Когда же ты это поймёшь?..» — агент снова вздыхает — видимо, подобные «диалоги» между ними случались уже не в первые, разве что не в такой напряжной обстановке — и он порядком от них подустал — «Все, хватит дурить, Спикер. Развяжи человека и не смей больше никогда его касаться, ясно?» — судя по тому, как угрожающе он после сжал свои кулаки — становится ясно, что он сказал что-то весьма и весьма серьёзное — какая жалость, что для Холи смысл все равно остался непонятным. 512 думает с минуту, что довольно долго для его примитивного мозга — после чего злобно взрыкивает: — Да пошел ты к черту со своими советами, кукла! И впивается ему в грудки всей пятерней, всеми двумя пятернями, толкает вперед, заставляя неловко завалиться на спину, а потом, как кажется человеку с его позиции, начинает расцарапывать грудную клетку агента с вантузами. Но как-бы там не было, оператор в черном в физическом плане, также как и в плане боя, явно намного сильнее и ловче, чем употребляющий Спикер — ему не составляет особого труда скинуть с себя разбушевавшегося 512, а заодно и напасть в ответ — псих весьма легко поддавался на всякого рода провокации, особенно от столь раздражающего субъекта, что в конечном итоге уже не раз и не два приводило к тому, к чему привело и сейчас — опять агенты пытаются в натуральную избавиться друг от друга, сильно сминая тела друг друга, в какой-то момент даже схватившись за ножовку — благо, что такое для них только порченной одежкой и закончилось, а не испорченными телами — тогда их бы просто ТиВи сожрал, причем во всех смыслах, ибо выходки этих двоих у него где-то уже на уровне разложившейся печонки. Интересно, сколько они так мутузили друг друга? Сложно ответить однозначно, возможно очень даже долго, 143 за это время успевает оттащить из-под них связанного человека за столь многострадальную ногу и даже помочь снять импровизированные оковы от скотча. Возможно, этих бы агентов и не услышали, все-таки, услышать их возню из другой комнаты будет весьма и весьма проблематично — но когда «кукла» толкнул 512 спиной на разделочный стол, столкнув им несколько больших металлических кастрюль, да начав прикладывать колонкой о конфорку — услышали и сбежались все, едва не выбив дверь, что и так не заперта, — с испугу решили, что это скибидисты решили отужинать у них в кафетерии, но, увидев, что это два столь бесячих суъекта — как-то раздраженно застонали, обозначив присутсвие своих персон — благо, что их заметили. — Какого черта вы опять не поделили? — крайне холодно и недовольно спрашивает ТиВи, рычит, так сильно стискивая край раковины, едва не выпуская когти — того гляди и набросится. — Ой, ТиВи, привет, — сладенько хихикает 512, включая режим невинного придурка — хотя кто знает, насколько он ещё и придурок? — А мы тут… Немного поругались, ничего страшного. Нам не привыкать, ты же знаешь. — В том-то и проблема, что знаю, что вам не привыкать, — суховато заявляет ТВ, пробиваясь сквозь толпу, подходя к агентам, что все-таки боязливо сжались, да задрожали — после чего он одним ловким движением схватил их обоих за шеи, прямо как общипанные куриные тушки, да ощутимо так сминая — это просто жест угрозы и доминации, а не какой-то физически-вредный, ибо у агентов абсолютно другая физиология — Как же вы двоя меня достали… — его слова начинают напоминать рычание, а пластик с тел агентов начинает угрожающе трещать. Он их не убьёт и даже не покалечет, увы, один просто придурок, а другой еще нужен альянсу живым — но вот устроить им какую-нибудь воспитательную беседу, да держать по абсолютно разным углам, было бы весьма и весьма неплохо. Также как и случайно насадить их на свои шикарные когти. Людям было свойственно иметь странные, а то и дурные, привычки — Холи это не обошло стороной тоже. Привычка, выработанная явно в шутку, а именно вроде и называть предметы их именами, но при этом не сильно коверкая, добавляя лишние буквы, была весьма забавной, хотя местами и нелепой, и даже весьма раздражающей — в любом случае, она никому жить не мешала, причем ровно до тех пор, пока рядом с ним не начали кружить более смелые Камеры — чтобы хоть как-то его слышать, они старались читать по губам, и очень сильно удивлялись, когда он в своем трепе произносил какое-то слово не правильно — шутка для человека, для местных инвалидов это было весьма неприятным открытием, ибо они о том, что это сделано как раз в шутку, не знали — вот бедняжки и начинали думать, что это они не в полной мере овладели искусством чтения по губам. Продолжалось все до тех пор, пока ТиВи однажды не отвесил людской душонке злой, тяжёлый подзатыльник — да недовольную рожицу на экране скосил, как-бы намекая, что если это не прекратиться — следующая рожа, которую увидит Холи, будет уже из так называемой «звериной формы», что была присуща абсолютно всем ТВ. Правда, сам Холи видел ее только у милашки ТВвумэн, у ТиВи, соответственно, и у парочки других телевизоров, что внешне были почти копией его — хотя даже по исходящей ауре сильно отличались — что же касаемо ТВ-полицефала, или мельтешащих по базе альянса других ТВ — нет. Вот прям вообще ни разу. Они почему-то не хотели от слова совсем обнажать себя и свое звериное нутро, хотя их и оповестили, что люди ТВ во время приема пищи видели — и их формы, как решили ТВ, уже не боялись. Ну вообще, в какой-то степени они были правы — первый шок и страх давно уже покинули людские тела, и со временем звериная форма ТВ стала для них чем-то обычным, прямо как и для всего остального альянса. К такому привыкают. А ещё у этого человека была странная привычка, когда он жил той, старой жизнью, в людском социуме — ломать спагетти, что им едва ли не любовно звалось «ломать спагерри» — как раз на такой «байт» с его стороны Камерамэны однажды и наткнулись, спросив о том, что он любил — и как раз не поняли, причём тут буквы «р», если по правилам «т» — Спикеры и ТВ, к слову, тоже не выкупили прикол, но если шумные колонки заценили и взяли на вооружение в речь, то вот ТВ раздраженно покрутили пальцем у виска, хотя этой части черепа, как и черепа как такогого, нет — да махнули рукой, решив, что братья по разуму друг другу нашли. А чтобы человек не скучал, ну или точнее — не слонялся по базе без дела, постоянно цепляя на себя, как репейник, всяких сомнительных мразей альянса, а у них и такие были, да — его закинули на кухню — не в виде мяса для еды, как пытался 512, на которого ТиВи долго и продолжительно орал, а в качестве повара — работенка все равно не пыльная, даже легче, чем людская — просто на кухню поступала готовая масса, очень похожая по тянучести на хороший пластилин, и ее надо было равномерно распределять на небольшие порции, после чего запекать. Вот только и здесь человек наплошал — однажды закинул порцию в духовку, поставил слишком большой градус, зазевался — и по итогу, из-за большого перегрева, печь со звучным «БАМ» взорвалась, сильно всех перепугав — у ТиВи, конечно, тогда только обострилось желание его сожрать, но он чудом себя сдержал, пусть со злобы и пробил металлическую столешницу когтями, не просто промяв ее, а оставив глубокие сквозные дырки — но все-таки себя сдержал, отправившись с голодным отрядом на охоту — пусть печей и было несколько, но в обороте на долгое время осталось две, отчего накормить большую араву стало ещё более физически сложно. Другие же поварята на Холи гнусно посмотрели — но от работы отстранять не стали, заставив, в качестве извинений, остатки печи с пола убирать. К слову, Леню с тех пор стали называть Холи Бамом — а о том, что никакой он не Холи, на самом-то деле, он говорить быстро перестал, уже не поправляя Спикеров и Камер, что до того его реальное имя не знали — «Пускай запомнят меня как Холи» — решил тогда Холи Бам, став с чистой совестью носить это «имя». Когда день начал подходить к концу, часть местного народа ушла то ли воевать, то ли в разветку, то на зачистку отдельных территорий — человек не уточнял, да и не очень-то хотел — те, кто остались на базе, разошлись уже к себе в комнаты, и чем-то занимались там, готовясь к скорому отходу ко сну — человек был в кафетерии один, протирал столы влажной тряпочкой с каким-то расвором, что, увы, не убирал масленно-кровавые разводы — ну по факту не один, где-то на кухне от него спрятались повара, что были все ещё явно обижены — это выражалось в их весьма паскудном обращении, но благо, что сам Холи добрый и отходчивый, а потому на них не обижался. Хотя лично ему на базе зачастую было весьма и весьма скучно — люди между собой почти не общались, живя в одной комнатке на молчках, да и агенты не так охотно шли на контакт — особенно Камеры, ведь им с людьми физиологически общаться было тяжело, Спикеры их уныния не понимали, считая «скучными крякушками», как их назвал уже небезызвестный 512, а ТВмэны были просто слишком гордыми, и предпочитали использовать в качестве собеседников те самые глаза — но не людей. Что ж, ладно. Ваше право, как говорится, хотя люди были едва ли не безправны — даже самые низшие Камерамэны были свободнее их. В кафетерии было до омерзения светло и тихо — хотя звуки со стороны присутствующего здесь и были неплохо слышны, но быстро теряли силу — никто не услышит, как он от скуки тихо мурлыкает себе под нос какую-то старую людскую песню, смысл котрой также не имел значения. ТиВи говорил, что в этом мире очень многое не имеет ни смысла, ни значания. В прочем — в тишине довольно громко слышатся весьма торопливые шаги, стук каблучков мужских туфель — и большие двери открываются едва ли не с пинка, а в дверях возникает уже знакомый оператор — тот самый Вантуз-мэн, Леня все-таки узнал, как его зовут — после истории о том, как Вантуз вмешался и героически спас Леню от попадания в брюхо монстра, человек стал относиться к нему менее скептически и они вроде даже смогли подружиться — 512 бросил что-то о том, что два болвана друг друга нашли, но никто ему на это ничего отвечать не стал — их общение все ещё более здоровое, чем любовь С-512 к ТиВи. Оператор, довольно быстро оказавшись около человека, сразу же считает своим долгом сжать его в плотные объятия — такие без права выбраться, почти любовные — Холи они сильно грели сердце и душу. Пожалуй, этот псих стал ему весьма не безразличен — а может, это он просто так выражает благодарность? — Привет, Вантуз, — Леня мягко смеется, что становится немного проблематично из-за хватки этого психа, что, простояв так минуту, чуть покачивая человека, все-таки выпускает его, смотря в рот в самом прямом смысле — Что случилось, друг? Разве ты не должен был уйти с остальными в ночь? — человек говорит не так быстро, как привык — медленно и с расстановкой, чтобы Вантуз смог его спокойно прочитать. На его слова Вантуз лишь пожимает плечами, мол, не знаю — а потом обозначает: «Иди за мной, я хочу тебе кое-что показать!» — он немного подергивается от нетерпения и гиперактивности, а Леня вновь обращает внимание, что у оператора сильно дрожат руки и пальцы — какая-то ошибка и нарушение ещё при его создании сделали его весьма сумашедшим образцом. — Хорошо, а… Что, если не секрет? — понимать жесты пока еще немного сложновато, но как хорошо, что ТВ все-таки додумались заставить людей зубрить язык жестов, чтобы они могли прекрасно понимать и общаться с Камерамэнами. «Это секрет», — если бы у этого оператора было человеческое лицо, то его бы явно свело в хитрой ухмылке. — Ну ладно, пошли, — человек спокойно пожимает плечами — все равно ему заняться нечем, а со столами он закончил. Оператор сразу же хватает его за руку — и очень активно тянет за собой, едва не волочит на самый верх, опять по этим бесконечным коридорам и этажам, но теперь — куда-то на самый верх, что для человека в новинку — он почему-то думал, что какого-то особого доступа к крыше у них нет и никак она ими не используется. Но, видимо, ошибался — ибо на крыше было словно что-то типа площадки, на которой стояли разные предметы — правда, все они были накрыты плотной клеёнкой, вскрывать которые он не решился — лишь покорно пошел за Вантуз-мэном, стараясь не потерять его в темноте. Правда, Холи все равно, засмотревшись куда-то в сторону, врезается носом в спину оператора — тот вздрагивает, но никак более не реагирует — лишь садиться на край крыши и вытягивает ноги — Бам так рисковать не хочет, а потому садиться не так близко к концу, и уж тем более не рискует так вытягивать ноги — боится упасть, а база была настолько огромной, что он станет на асфальте мокрым пятном, если сорвётся. Но вот Вантуз о своей безопасности не печется — ему на свою шкуру в принципе частенько плевать. Просто смелый — или обыкновенный псих? — А тут… Весьма симпатично, — говорит Бам — Весь город видно, — он чуть скашивает глаза в сторону очередного пожара — возгорания были обыденностью, как ему объяснил однажды ТиВи. «Да, есть такое», — соглашается Вантуз — было бы странно, если бы он не согласился, — хотя это же Вантуз, а ему присуще и не такое — «Я частенько сюда прихожу. Отсюда весь город видно. И с большими парнями удобнее общаться.» — В смысле? — удивляется Леонид, не уверенный, что правильно истолковал его жесты — Ларджи же не настолько большие, чтобы… Использовать для этого крышу. «Я не… Про них. А про титанов.» — Титанов? У вас и такое есть? — Холи сразу же с удивлением переводит взгляд на Вантуза, что в темноте словно обрастает ареолом этой самой тьмы и загадочности, где-то даже смахивая на ТВ, пусть в полной мере он никогда к ним приблизиться и не сможет — в прочем, такого добра ему не надо. «Все верно», — если бы Вантуз мог — слабо улыбнулся бы — после чего земля и даже сама атмосфера под ними как будто начинает дрожать — «А вот и они! Смотри!» И в правду — Холи может видеть, как откуда-то сверху к ним спускаются два больших титана — один принадлежал Камерам, у него самого было целых три камеры, правда, в темноте он был не так хорошо виден — он весь какой-то темный, почти черный, — другой, видимо, был представителем Колонок, кажется, из характерных штук с его плечь что-то играло. А потом атмосфера заполняется чёрным смогом, из которого появляется телевизионный титан — меньше Камероголового, но больше Колонки, он был такой же черный, а ещё, судя по размеру его головешки, сбежал откуда-то из кинотеатра. И ещё его что-то насмешило — это было видно по тому, как тело монстра сотрясалось в смехе. — Ты бы себя видел, энтеробиозник! — воскликнул кинотеатр сквозь смех, сильно опираясь на плечо колонки, и обращаясь, видимо, к нему — Камерамэн на них лишь раздраженно махнул рукой. — Отвали, — раздраженно буркнул Колонка, после чего отдернул руку — И не смей меня касаться, ты этими лапищами жрёшь! — Начнём с того, что кушаю я ртом, — глумится ТВ, выводя на экран издевательское >: 3 — А продолжим тем, что раз уж если я держу еду этими ручками, то тогда они у меня точно — стерильные и чистые. Или боишься, что я от тебя энтеробиозом заражусь? Это так мило с твоей стороны, энтеробиозник ты наш. — Прекрати называть меня энтеробиозником и приписывать мне это людское заболевание! — зло восклицает Спикер-титан, резко разворачивается в сторону ТВ — но отшарахивается от него, как от огня, после мощного звериного рыка — Холи уже слышал, как ТВ рычат, но все равно пугается, как в первый раз. «Серьезно, ТВ,» — наконец вмешивается Камера-титан, что до этого тихонько наблюдал со стороны — «Хватит над ним издеваться.» — Ой, какие вы неженки, — кинотеатр, судя по звуку, как будто закатывает глаза, все еще смеясь, театрально прикладывая руку к груди — Ну да ладно. Пошлите, ещё партейку сыграем — и опять к мелким, пока их там на британский флаг не порвали. — Опять мухлевать будешь? — недовольно интересуется Спикер-титан, обиженно сложив руки на груди. — Что это за разговоры, энтеробиозник? — насмешливо интересуется ТВ, театрально вздыхает — кажется, под стеклом у него начинает появляется уже знакомая форма глаз и пасти — Когда я мухлевал? «Всегда,» — вмешивается Камера, закрывая собой заметно потерявшего смелость Спикера — «И сегодня, и вчера, и…» — Ладно-ладно, я понял, — прерывает его поток ТВ — морда под стеклом раздраженно закатывает глаза, после чего окончательно исчезает — Пошлите уже. И, гордо обогнув других титанов, монстр идет в известном только ему направлении — два других титана коллективно, одинаково-тяжко, вздыхают — и бредут следом. Как только эти махины скрываются — задний двор базы начинает освещаться вполне светлой лампой, а по тому, как задрожала земля — титаны для удобства сели. Сначала Вантуз и Холи удивлённо смотрят им в след, молчат — первым тишину нарушает Леня, ткнув агента рукой, на которой были видны татуировки — ТВ, увидев их, лишь неодобрительно вздохнули, а другие агенты их пока не видели. — А почему энтеробиозник? — удивляется Холи. «Потому что Спикер-титан был заражен вражескими паразитами», — поясняет глухонемой — «Ну и типо аналогия с людским паразитарным заболеванием… Не важно. Что у ТВ, что у их титана — очень специфическое чувство юмора и такта (тактичности)», — странно, но человек был готов поклясться, что черный Камерамэн словно даже как-то сник, или, скорее, злобно нахмурился. — А ты… Не очень любишь ТВ, да? — мягко интересуется Бам — Ты… Уже не первый раз разительно меняешься, когда говоришь о ТВ или находишься рядом с ними. «Можно и так сказать», — честно на жестах отвечают — «Просто чувствую, что ни к чему хорошему эта политика вседозволенности ТВ альянс не приведет.» — Кстати про это. Что же это за такая политика? Уже не первый раз о ней слышу. «Это… Очень плохая политика, Холи. По ней, ТВ могут делать абсолютно все, что их гнилым душенькам угодно, и жрать всех, кого захотят. Короче — имеют власть над всем. Они от этого становятся сильнее, но и ещё сильно наглеют», — Вантуза брезгливо передернуло, после чего его взгляд пал на татуировки — «Что это?» — он схватил Бама за руку и поднес ближе к своему лицу. — Это? А, это. Да так, всего лишь тату, — Холи чуть поморщился и мягко попытался вырвать свою конечность. «Что это?» — повторяет жесты Вантуз, но все-таки отпускает. — Татуировка — это форма модификации тела, выполняемая путем введения чернил, красителей и/или пигментов для татуировки, несмываемых или временных, в слой дермы кожи для формирования рисунка, — подсказывает людская память — Ну… Наколотые особой краской узоры на теле, если говорить проще, — Холи мягко ухмыляется. «Почти как штамп», — сравнивает Вантуз, с задумчивостью пялясь то на руку Холи, то на его лицо. На какое-то время между ними образуется тишина — лишь где-то на заднем фоне раздается подвывание самой атмосферы, но даже их звуки глохнут, хотя для кого-то они никогда и не зажигались в принципе. «А пошли к титанам!» — вновь активизируется Вантуз, или, что вероятнее, очередной виток безумия в нем — после чего он резко вскакивает, и, не дожидаясь ответа Холи, хватает его за руку и бежит с ним на другую часть крыши. Так называемый «задний двор» базы был огромным, и от внешнего мира был отделен чем-то вроде огромных стен — сначала Холи долго думал, на кой черт им такая огромная территория, ибо даже собери абсолютно всех агентов, много места останется — но сейчас видел, что это было создано для удобства титанов, что мелких по каким-то причинам не заметили — ладно размер, но разве ТВ-титан по запаху их не учуял? В прочем, сейчас это было неважно. Титаны сидели по трем разным сторонам, и, судя по всему, играли в карты — каждая карта была размером с Холи Бама, правда, судя по звуку, с каким они ложились на голый асфальт, сделаны они были из похожего на алюминий металла — а ещё было видно, что символы на них выбиты и сверху покрашены специальной краской. Гиганты молчали, ну, Камера-титан понятно, почему — а вот между колонкоголовым и кинотеатром была прямо-таки гнетущая тишина, да и сами они были какими-то напряженными — того гляди были готовы взять и накинуться друг на друга, прямо как 512 и Вантуз недавно. В прочем, ни титан-оператор, ни сам Вантуз этого не замечали — первый смотрел на всех весьма прохладно, даже раздраженно и надменно, а вот второй с интересом, как-то даже поддрагивая — видимо, титаны были его любимым развлечением. — А чем они обычно занимаются? — спрашивает Холи у Вантуза. «Скибидистов побеждают, хотя ТВ-титан их жрет, в карты играют… Бывает — тренируются на специальном полигоне, хотя надобности в этом нет», — припоминает Вантуз — «Больше у них развлечений особо нет.» В прочем — это проблема не только титанов, а альянса в принципе. Вот поэтому кто-то и начинает особенно сильно подсаживаться на иглу, лишь бы увидеть в трипе что-то новое, кто-то пытается познать людскую культуру или создать что-то из творчества, а кто-то даже влюбляется — просто чтобы чем-то занять себя и забыться, не думать о свершенных, произошедших или будущих ужасах. А их было… Не мало. Умные, добрые и понимающие ТВмэны обычно твердили, что все эти душевные муки — лишь что-то временное, и вообще, им такое не должно было быть присуще как минимум потому, что они — роботы. Единственные муки, что они способны испытывать, это пустота желудка и разрушающий их голод — душа же у них не страдает. Но они и не роботы. То ли их души также глубоко мертвы, как и все в них — то ли этих самых душ у них просто нет. Тоже съели? Одно неловко движение, возможно даже со стороны людской души — и они оба уже катятся куда-то с крыши в низ, рискуя вполне с такой высоты разбиться — ни один из них до конца не успевает понять, что произошло — вроде бы сидели на корточках, перемывая косточки титанам, а уже сейчас летят головой куда-до вниз. Ладно Вантуз — маленький псих — робот, к тому же состоит из очень прочных материалов, да и падать явно умеет (в условиях его жизни не знать всякого рода основы ВДВ было глупо), а вот Леня — человек, причём с тонкими костями, его тело уж точно не создано из чего-то прочного, и упасть с высоты почти небоскреба для него будет фатально в любом случае. Однако само ощущение полета… Оно такое странное, весьма и весьма чудное — ты перестаешь ощущать свое тело еще задолго до того, как станешь аппетитной, по скромному мнению ТВ, лепешкой, голова восхитительно пустеет, даже само ощущение времени и пространства другое — может, потому-то люди и начинали интересоваться экстремальными видами спорта? Просто чтобы хоть немного расчистить свое сознание и наполнить тело жизнью заново? Очередной людской, а то и агентской, смерти не происходит только потому, что ТВ-титан, то ли их увидев, то ли все же почуяв, вытягивает ладонь, что была закована в черную перчатку — и два тонких тела падают на гигантскую ладонь не такого уж и доброго великана — в отличие от ладоней агентов, что были более плоские, и напоминали собой, скорее, ладони кукол, чем людские, у всех ТВмэнов, и даже у их титана, ладонь максимально приближена к человеческой, имеет даже те же выступы и изгибы — а ещё обоим телам с этого ракурса прекрасно видно, как перчатки натянулись на пальцах ТВ-титана, ибо едва не лопались на острых кончиках весьма длинных когтей ТВ — если у обычных ТВ ногти в своей обычной форме были не такие длинные, и были идеальным острым квадратом, то вот ногтевая пластина их титана была заметно длиннее, более миндалевидной и острой, так еще и как-то по чудному выгнулась, вызывая ассоциации со знаком вопроса — не настолько сильно, конечно, но было весьма и весьма понятно, что телевизорный титан отдавал предпочтение более звериному подобию ногтевого (когтевого) ложа. И даже так, сквозь перчатку, чувстовалось, что гигант был отвратительно-ледяным, как и все ТВ в принципе. Нет, серьёзно! Они что, в морозильных камерах морга свой досуг проводят? — Ой, вы посмотрите, какая прелесть, — весьма едко говорит ТВ-титан, чуть перекатывая тела в ладони — Холи и Вантуз не падают только потому, что ударяются спиной о вовремя поднявшиеся пальцы ТВ — Наш карманный псих и… О! Неужели человек?! — огромная телевизионная башка склоняется к телам на своей ладони. Наверное, будь у ТВ человеческое лицо, это было бы крайне неловко. А будь морда зверя — ещё и страшно. — Что, серьёзно? — удивляется Спикер-титан, сразу же вытягиваясь в сторону ТВ. — Нет, — презрительно фыркает гигагнт — Леня невольно и весьма не вовремя задумывается о том, что этот монстр, должно быть, тоже практикует пожирание абсолютно всего, что плохо лежит — и рука этого существа теперь сильнее напоминает капкан — С шуточками! — сарказм в тоне ТВ так и режет уши. «Кто это, Вантуз?» — присоединяется к ним Камера-титан, как будто сильно хмурясь. «Человек. Мы его зовём Холи Бамом», — обозначает Вантуз, так ловко и быстро двигая руками, что сам Холи едва успевает понять, что речь идет о нем — «А вы что, не в курсе?» «Мы мельком слышали, что кого-то там главный ТВ нашел — но не вдавались в детали», — признаётся Камерамэн — Холи со своего места замечает, что и у него, и даже у Спикер-титана, что потянулся к маленьким фигуркам, руки действительно похожи на кукольные, чем на людские. — Слышали? — ТВ-титан как-то злобно хихикает — Ты уверен, что «Ваше Величество» слышало тоже? С каких это пор Камерамэны обзавелись слухом? Хотя, признаю, что как для глухонемых, вы больно много слышите. Я более чем уверен, что вы нас всех коллективно обманываете. — А ещё говорил, что это у меня «словесная холера», — весьма мрачновато фыркает со своего места Спикер-титан, после чего Камерамэн подставляет свою ладонь — и Вантуз с радушием прыгает туда — в руке их титана нет страха, что тебя кто-то чисто в шутку засунет себе в пасть — ну или сожмет и раздавит, хотя Спикера-титана псих ни в чем не обвинял. А очередного ТВ-придурка он просто ненавидел. — Да, так и есть, — ТВ-титан словно в откровенную глумится — У покойников не может быть холеры, энтеробиозник. — А у энтеробиозников, как будто, может, — судя по тону — морщится Спикер. — Да не дай Боже, — фыркает ТВ — и ведет себя так, как будто он видел эпидемию холеры воочию. «Умолкните!» — приказывает им Камера-титан, грозно дернувшись в их сторону — ТВ-титан от неожиданности едва не сбрасывает подозрительно притихшего человека куда-то вниз. «И давно они у нас?» — спрашивает одной рукой Камерамэн — это не так удобно, но и сбрасывать Вантуза он не намерен. «Не знаю», — Вантуз спокойно пожимает плечами. «Ладно, не важно. Мы вылетаем на дело. Не хочешь с нами?» «Конечно хочу!» — как хорошо, что у Вантуза была весьма дурная привычка везде таскать с собой свое грозное оружие ввиде, собственно говоря, двух вантузов — а потому псих весьма скоро отправляется в карман их гиганта. — Что, уже? — ноет на такое ТВ, с чистой совестью проигнорировав грозный взгляд со стороны товарища — а потом вспоминает о человеке, что весьма удобно притворяется трупом — Давай, закуска, возвращайся на базу. После чего другая рука, буквально самыми кончиками когтей (что, должно быть, должны были быть очень острыми) хватает Холи за шкирку — и грубовато ставит куда-то обратно на крышу, как-то подозрительно дернувшись. Кажись хотел отправить его себе в рот. — Ну что, на вылет? — подает голос Спикер. — Не-не-не, я более коротким путем, — на экране ТВ появляется мордочка -: 3 — после чего пространство заполняется черным смогом и титан исчезает в клубах дыма — другие титаны не остают, влезают вслед за этим великаном — отправляются на очередную вылазку, прихватив с собой Вантуза. Странно, но Леня ощущает себя брошенным. Холи почему-то был уверен, что несмотря на злые слова и какие-то вечные споры, титаны весьма дружны между собой — пусть, возможно, они и весьма вынужденные друзья, ибо дружить, в силу своих размеров, им было больше не с кем (хотя вот Камера-титан общался с Вантуз-мэном очень даже и очень) — но, как выяснилось спустя некоторое время, он сильно так ошибался. Титаны в принципе не выглядели как существа, что между собой дружат — Камерамэн был эдаким негласным «Лидером без слов», ТВмэн напоминал злобного циника, что не хотел оставаться без подачек, а Спикермэна и вовсе никто не замечал, постоянно оставляя где-то позади себя — в отличие от мелких, им подружиться просто не удалось. И, более того, когда недовольство друг другом достигало своего пика, титаны даже начинали друг на друга бросаться, пытаясь распотрошить друг другу хлебальник — Камерамэн и Спикер как-то научились уживаться друг с другом без лишнего насилия и драк, как минимум Спикеру хватило того времени перед тем, как его все-таки излечили от вражеского глиста, — а вот у ТВ кулаки так и чесались кого-нибудь распотрошить и даже покусать. Однажды свидетелем такого люди и стали — их о чем-то инструктировал ТиВи, как всегда — весьма скучно и нудно, хотя 512, что сидел со 143 в нескольких рядах от них, слушал практически начальника с таким видом, словно ничего лучше он в своей жизни не слышал, — Леня, да и возможно не только Леня, давно потерял нить разговора — как за стенами базы раздались приглашённые ругательства, какие-то рычащие звуки — а потом земля и вовсе начала трястись, словно началось мелкое землятресенние. — Какого черта?! — воскликнул 512, выронив щприц, наполненный… Чем-то. Вроде водкой. Леня не был уверен — Эй, ТиВи! А в этом городе сейсмическая активность возможна?! — Тц, не должна! — огрызнулся ТиВи, вовремя схватившись за стену — Только это явно не смещение горных плит или столкновений океанической и материковой платформ! А столкновение огромных придурков! — А, ну да. Точно. Я почему-то так и думал, что они снова поругаются, — 512 спокойно пожал плечами — видимо, для них это было весьма и весьма обыденным делом, а потому он не так сильно удивился, как люди, — после чего легко выскользнул из-за стола со 143, чинно направившись к любимому — Может, лучше проверить, что у них происходит? А то кабы они не переубивали друг друга. ТиВи на такое лишь раздраженно вздохнул, потер экран — но, понимая, что вражда титанов может стоить им многого — для быстроты телепортируется на тот самый задний двор — Холи не успевает даже осознать, что он собирается сделать, хватая ТиВи за локоть с одной руки — тоже самое делает и 512 с другой, просто не желая отпускать ТиВи от себя на такое далёкое расстояние, только он, в отличие от Бама, знает, что делает, и делает это намеренно — у ТиВи же попросту нет времени их сбросить, телепортация уже началась — вот и он спавнится на новом месте с двумя придатками — а осознав, что оброс еще двумя телами, он эти самые тела с себя весьма злобно сбрасывает. Форостов думает, что это было весьма грубо. 512 не понимает, как ТиВи даже это делает круто и мило одновременно, задевая в его влюблённой душе определенные струнки. А вот открывшаяся им картина была весьма забавной и трагичной одновременно. Камера-титан лежал на лопатках, его одежда, которая, к слову, сделана тоже из реальной ткани, была покрыта весьма глубокими царапинами, некоторые царапины были у него на корпусе и теле в принципе — а в его правую ногу, примерно в згиб и щиколотку, вцепился ТВ-титан — сам телевизор расположился в позе, что была сильно похожа на позу аллигатора, стекло с почерневшего экрана пропало, а рот, наполненный острыми треугольными клыками, сжался на ноге инвалида, и ТВ, издавая звериные порыкивания, только сильнее сжимал челюсти, проникая зубами в «плоть» другого титана. Где-то в стороне отдельно обиженно сжался Спикер-титан — ему явно повезло больше, хотя на нем были не только следы царапин, но даже вмятины и дырки от зубов. На лице у ТиВи отразилась мордочка, что обозначала крайне глубокое и неприятное удивление — 512, видимо, больше с морды ТВ как-то злобно захихикал. — Эй, человек, — впервые за столько времени обратился колонкоголовый к Холи — Знаешь, в чем неприятный прикол челюстей ТВ? — В том, что они у них вообще есть? 512 с этого посмеялся. ТиВи же злобно уставился на человека, что произнёс все это с весьма вымученной улыбкой. — Это да, но… Кхм, я не про это. Челюсти ТВмэнов подобны челюстям аллигаторов — весьма хороши на сжимание, но паршивые на разжатие. Да, ТиВи? — последнее было не иронично любовно. — Да… — раздраженно буркнуло существо, после чего, наплевав на всю технику безопасности, побежал к этим — весьма быстро и ловко, надо сказать, хотя Холи до этого ни разу не видел, чтобы кто-то из ТВ бегал. Чтобы ТВ-титан его заметил — ТиВи возник у того буквально перед самой мордой, которая сразу же приняла удивлённо-глупое выражение лица — да издала вопросительный мурчащий звук. — ХВАТИТ! — заорал ТиВи на титанов так громко, что 512 и Холи аж вздорогнули — ЧТО ВЫ НА ЭТОТ РАЗ НЕ ПОДЕЛИЛИ, ПРИДУРКИ?! Никто из титанов ему ответить не поспешил — Камерамэн не мог сделать это более традиционным способом, собственно говоря, челюсти ТВ были заняты как раз ногой инвалида, а Спикер, похоже, на всех обиделся. Подобным они только сильнее нервировали ТиВи, что и так за такое желал всех троих прибить. — Нет, серьёзно, вам вообще заняться больше нечем, как друг друга потрошить?! — это относилось вообще ко всем титанам, хотя Спикер-титан был ещё вполне себе милым субъектом — Да выплюнь ты его!!! — последнее уже относилось конкретно к ТВ-титану. Тот, конечно, весьма недовольно замурчал на такое — но, не решив спорить с предположительно братом, все-таки заметно трансформировавшимися, но еще не до конца видоизменившимися, руками разжал себе рот, сразу же позволив Камере-титану вытащить и спрятать ногу куда-то поближе к себе — пробитая плоть, честно говоря, весьма сильно болела. — Эй, — тихонько обратился Бам к 512, что, кажется, наслаждался этим — хотя, возможно, его просто возбуждает властный и злой ТиВи. — Ммм? — издает Спикер. — А ТВ-титан… Ну… Он является им родней? В смысле — я слышал, как ТВ могут друг друга называть братьями и сестрой. Но… Титан их никогда так не называл. Также как и они титана братом не называли. Это что-то значит? Или просто они считают друг друга недостойными? — выпалил Леонид весьма и весьма наболевший вопросик. — М… Не знаю, — честно говорит Спикер, чуть повернувшись к человеку — Да я как-то и не обращал на это внимание, но спасибо за порцию новых размышлений. Но лично я был уверен, что он их «большой всевидящий брат», — и сам же с такого статуса фыркнул — Знает только ТиВи, ну и его семейка — но они, конечно же, откажутся нас в этом вопросе просвещать. — А, ну да, — Холи словно бы немного опечаленно ведет плечом — Точно. Опять какие-то загадки со стороны ТВ. Лениво существуя на базе альянса — постоянно встречаешься с какими-то неожиданностями и приключениями — они не всегда приятные, особенно если до этого ты жил вполне себе тихо и счастливо в людском социуме, и поводов для тревоги почти не было. День и вечер протекли вполне себе ничего, весьма и весьма мирно, агенты даже успели понадеяться, что все так пойдет и дальше — но тихий вечер кончился и наступила весьма шумная ночь. На базу альянса напали эти гадкие скибидисты — никто сначала даже не понял, что произошло, ибо те, кто тогда были на базе, вполне естественно спали. В прочем — даже ТВмэны, которым сон не нужен, и которые от скуки заперлись в кабинете ТиВи раскладывать пасьянс и проклинать вообще все, сначала не поняли, что произошло — но когда бабахнуло в угрожающей близости от кабинета ТиВи — пусть и снаружи, но все равно весьма ощутимо, — накрыло осознание. База проснулась не столько от обстрела, сколько от внезапно начавшей трезвонить сирены, что извещала об опасности, да от спустившихся к ним ТВмэнов, что начали всех агрессивно расталкивать. Холи и другие люди проснулись сами, ТВмэны их поднимать не планировали — и Леня, как почти лидер этой группке людей, сразу же поспешил к ТиВи — узнать, что случилось. — На базу напали, — суховато сплюнул ТиВи, после чего заметил двух Камерамэнов-ученых — и сильно гаркнул им: — Эй, вы! Бегом поднимайте титанов, мы без их участия не справимся! Не ясно, поняли ли его роботы в белых халатах, или нет, все-таки на базе поднялись шум, гам, паника, так еще и сирена орала — слова телевизора вполне могли потеряться в этом шуме — может, парни чисто интуитивно догадались, а потому активно закивали — и побежали в известном только им направлении. — Чт- Кто?! — удивился Холи — видимо, с просонья ещё не до конца соображал. — Эти чертовы скибидисты, — зарычал ТиВи, и, обогнув человека, поспешил к выходу. Некоторые парни вооружились оружием — по скромному мнению человека, выглядело оно весьма грозно — другие же побежали наверх, чтобы начать по скибидистам стрелять — похоже, под брезентом было накрыто как раз какое-нибудь оружие, по типу больших пушек. Мелькнувшие ТВмэны также бросились к выходу — там пользы от них будет намного больше, чем здесь, на базе. Стоило бы, конечно, приказать и этому конкретному человеку спрятаться в недрах базы и не показываться — однако монстры сделали ставку на то, что человек догадается об этом сам. Увы — ставка не сыграла. Человек выскочил за открытые двери просто для того, чтобы посмотреть — он на улице давно уже так-то не был, и первое, что он почувствовал — это ледяную пощечину из-за гуляющего там ветра, да на что-то наступил — плохая была идея выскакивать из базы только в одной пижаме, даже босиком. В прочем — скоро эти ощущения потерялись — душу прям начало леденить от увиденного, а это куда сильнее, чем физиологический холод. К базе, сметая всякие загороджения, уверенно приближались очень даже большие скибидисты — последнй раз Леня видел их ещё тогда, когда ситуация не имела такое сильно обострение, и когда скибидисты по размеру были самыми стандартными унитазами. А эти… Да они же просто огромные! А ещё они тоже имели при себе весьма огромные пушки, которыми и стреляли во все, что видели — агенты, которым не повезло попасть под огонь, падали сразу же. Не замертво — они же роботы, а значит, что смерть им не страшна, и их после сражения можно починить и пустить в бой заново. Хотя замертво будет в том случае, если их части во время боя уничтожат или весьма сильно испортят — тогда, когда восстановлению они подлежать не будут только потому, что восстанавливать уже будет нечего. — Офигеть! — на эмоциях вырывается у Бама. Сначала скибидисты в творящемся хаусе, зачинщиками котрого они и являются, его не замечают — и идут просто, на пролом, кажется — без конкретной цели, просто нанести как можно больше урона альянсу и базе — но заметив человека, их уродливые лица вытягиваются в ещё более уродливой улыбке, а и без того безумные глаза заполняются новым витком этого самого безумия — после чего тела этих скибидистов в каком-то смысле перестраиваются, и они начинают идти не просто напролом — а более конкретно. Они выдвинулись за человеком. — Стой! Назад! — восклицает оказавшийся рядом ТиВи — он мог бы выбросить скибидистам человека, а заодно и других раздражающих субъектов, самолично — но, увы, у этих монстров прекрасно развит материнский инстинкт, что заставляет их заботиться и где-то даже оберегать участников альянса — им самим от этого противно, но несмотря на это — они сами же поклялись защищать и оберегать покой альянса — ну или как минимум базы — даже ценой своей собственной безопасности. Хотя их шкуре многие действия не так страшны — по понятным, кхм, причинам… ТиВи не способен полюбить 512 в более полном спектре любовных чувств, хотя, возможно, он его даже презирает и ненавидит — но он вполне может в чувства, что больше напоминают строгие, которые прям отцовские — вроде и презирает, а вроде учит и защищает, даже совсем немного любит. Семейные — да. Но не любовные. Хотя и нельзя было сказать, что ТВмэны друг друга очень сильно любили. Не надо туда, человек. Там — смерть. Холи, конечно, его не слышит, да и не то, чтобы собирается слышать — он как будто оцепенел, и, единственное, на что способен — это как-то обреченно пялиться на скибидистов, что истребляли все на своем пути. Закатив глаза, ТиВи чуть пятится назад — но только для того, чтобы снова броситься в бой — уже не в более традиционной формы телевизора, а в так называемой «звериной форме» — чёрный, тощий, с ужасной мордой, некрасиво торчащими суставами, ребрами, клыками, — пусть его внешний вид уже мало кого преследует в кошмарах, он все ещё пугающе-некрасив — хотя фанатики ТВ утверждают об обратном. Для них ТВ даже в звериной форме — эталонный эталон и канонический канон красоты. Рычание ТиВи немного отрезвляет человека, а весьма некрасивая картина того, как он и ещё несколько ТВмэнов, внешне сильно похожих на него, кидаются на того скибидиста, что поменьше, и начинают драть его череп, заливая и их самих, и даже скибидиста подобием крови, наконец дает нужные сигналы в мозг, что надо отсюда делать ноги — хотя вопли этой уродливой унитазной башки, что даже не может этих монстров сбросить, опять создают в голове какой-то панический дурман — вроде понимает, что надо бежать, но все равно подвисает, не в силах сдвинуться с места. Это жестокое и кровавое зрелищем к себе приковывало — хотя людей, если так подумать, всегда тянуло на всякие мерзости. В прочем — не только людей, как показала практика. — Назад! — менее внятно рычит на человека ТиВи, даже чуть встает на дыбы — а потом как-то подозрительно прижимается к земле, хрипя, порыкивая, заливая под собой пол слюной — прозрачно-чёрная, витражная, она капала, как вода из крана — и Леня действительно испуганно пятится назад, прекрасно понимая, что теперь Холи стоит бояться именно ТВ, а не скибидистов — сейчас, когда в них играет не материнский, а животный инстинкт, они контролировать себя едва могут — и вполне в состоянии наброситься на человека, забив на скибидистов. Один из гадких сральников, увидев, что ТВ повернулись к нему спиной, стреляет в них — у зверей прекрасное обоняние и не менее хорошая реакция, а потому они кидаются в рассыпную — этот выстрел проходит просто в холостую, пусть и образовав собой осколки — в прочем, даже попав в шкуру ТВ, они им ничего не сделают — это подобие смолы было более чем эластичное и очень плотное. Когда Бам натыкается на кого-то спиной — он испуганно отдергивается, даже на миг решает, что это какой-нибудь скибиди-мутант — но это был всего лишь Вантуз-мэн, и, о, как же Холи рад его видеть! «Отойди, человек, я одолею их всех!» — храбрится агент. — Нет! Подожди! Они же многократно больше тебя, каким образом?! — искренне удивляется Леонид, переградив психу путь. «Ну и что? Так даже веселее!» — если бы агент мог — он бы подбадривающее улыбнулся. — Это безумие! — Холи словно пытается о чем-то заверить манекена, серьёзно. «Я — безумец! Мне ничего не страшно!» — Вантуз подбадривающе хлопает Леню по плечу, а потом, в порыве чувств, даже стискивает его в объятиях — и ловко обогнув, едва ли не прогулочным шагом идет в сторону особенно больших сральников — некоторые из них даже плюются огнем. Унитазы, конечно, замечают его — и столь уродливые лица вытягиваются ближе к малышу — они не то, что не верят — они и вовсе не допускают варианта развития событий, где столь маленький агент их всех побеждает. — Куда?! — рявкает ему в догонку вроде ТиВи, а вроде и нет — внешне, в этой форме — точно такой же, а вот тональность голоса несколько отличалась — в прочем, когда вся речь тонет в рычании, тональность тоже оказывается весьма размытой. Вантуз ему не отвечает — не потому, что не слышит, хотя и ощущает ТВ чуть лучше, чем под толщей воды, — а потому что не хочет тратить на этих гадких монстров свое и так малое время — пока они будут плеваться весьма гадкими словами, он уничтожит отряд скибидистов — и ни кусочка из них не выделит ТВ. Ха, вот ещё! Пусть сами себе еду добывают! Они и так весь альянс приватизировали и крутили, как хотели! У психа нет слуха, как и у любого другого Камерамэна в целом — но он все равно «отключает слух», как он это сам называет — что-то в своей голове отключает, что позволяет ему не концентрироваться на происходящем вокруг — потому-то он так спокойно кидается в самую гущу событий — страха, слуха, и тем самым — масштаба проблемы — нет. «Вижу цель — не вижу препятствий» — это про этого парня. Когда, наконец, появляются титаны — Леня невольно замечает, что даже их борьба не выглядит слаженной работой — каждый дерется по своему, преследуя свои интересы — и пока Спикер и Камера прикрывают друг друга, да защищают мелких, ТВ-титан оберегает больше свою шкуру, да шкуру родни — он не переключается полностью в звериную форму, у него на это — строжайщее табу — однако телевизор все равно немного преображается. Скибидистов он не убивает — но он прокусывает в них что-то и заботливо кидает под ноги, оставляя себе туалетов, как еду — часть других все ещё борется с гигантами, а вот та, что умнее, пытается сбежать — но их либо смывают, либо они попадаются в зубы телевизора — видимо, он кусал их куда-то в районе артерии — до конца это их не убивало, но, определенно, парализовывало. Либо, может, в клыках ТВ содержится какой-нибудь токсин, хотя, по идеи, не должен. Может, все дело в слюне? Сражение заканчивается раньше, чем на землю падают первые лучи солнца, а небо транслирует рассвет — но все же концом столь внезапного нападения принято считать время, когда ТВмэны заканчивают свою скромную ночную трапезу весьма большими особями — некоторые из агентов, и уж точно Холи, осознали, что от столь вкусных звуков со стороны зверей они и сами проголодались — и первое, что они сделают, вновь вступив на базу — это завалятся в кафетерий, чтобы насытить желудки и себе. — Мммм, это, конечно, все хорошо, — задумчиво издает 512, оперевшись на разрядившуюся пушку, как на костыль — Но а с чего это они на нас напали? Типо, а с фига ли? Услышав вполне трезвый вопрос, монстр, что уже даже на какую-то долю стал ТиВи — в том плане, что смола местами рассеилась, и даже было видно подобие одежки и мышц — резко вскинул голову, задумчиво рыкнул и посмотрел на 512 особым взглядом — удивленным, лёгким, задумчивым — к монстру только возвращалась способность думать, а потому даже такая мысль ощущалась чем-то тяжёлым и невозможным — как будто от монстра потребовали открыть новый закон физики, хотя почти все уже открыто. А действительно. С фига ли? Задумчиво порыкивая, ТиВи направился в сторону основной толпы альянса, и зрелище, как с каждым новым шагом он все сильнее эвалюционировал до прямоходящего, оказалось весьма и весьма занимательным — хотя во многих аспектах и жутким. — Может, — снова говорит 512 — видимо, больше желающих что-то докладывать ТиВи нет — Они узнали, что у нас на базе появились люди? Не, ну а что? Я бы на их месте обязательно на нас напал и попытался закрысить людей себе. — Вот ты и стал рассуждать в правильном ключе, — фыркает ТиВи, как-бы завуалированно хваля Спикера — после чего всерьёз задумываясь над словами этого субъекта. Не, ну так-то Спикер действительно прав — со стороны скибидистов так было бы просто логичнее. Вот только… Каким образом они узнали о существовании людских душ в альянсе?.. И Леня, и Вантуз, успевают забыть о дурной привычке ТВмэнов, ТиВи в частности, в любой момент отращивать у себя дополнительные руки из любой части тела, и обычно сильно в эти моменты звереть — а потому для них становится весьма большой неожиданностью, когда откуда-то из спины, прямо из позвоночника, отрастает еще одна рука — длинная, уродливо-тонкая, с темно-серой шкурой и обсидиановыми обломками ногтей, и, схватив их обоих за шеи, несколько отрывает от земли — за шеи прибивая к стене базы. — Какого черта вы поперлись тогда на крышу?! — грозно рычит на них ТиВи, едва не образуя жуткую морду, но уже гнусно и страшно порыкивая — некогда четко поставленная аристократичная речь ощущается более смазанной — самая низшая ступень дворянства, почти крестьяне — Что, так сложно было просчитать, что эти проклятые унитазы увидят человека?! Вантуз, скажи честно, ты глухонемой или умственный инвалид?! Какая жалость, что сейчас, когда ТиВи злой, отключить слух невозможно — капли рассудка не позволяют этого сделать, да еще и заставляют вникать и ловить каждое слово этого гадкого телевизора. «Хватит на нас кричать! Все же все равно кончилось хорошо и в нашу пользу!» — пытается убедить его Вантуз, вспоминая нужные жесты — пользоваться обновленным, более полным языком жестов, было в некоторых местах все ещё не привычно. — Кончилось в нашу, да! — соглашается ТиВи — А могло кончиться далеко не в нашу! Серьёзно, вы двое хоть иногда используете головы по назначению?! «И на него кричать прекрати!» — пытается отстоять честь Лени Вантуз — «В этом виноват только один я, так и ори на меня!» — О как «заговорил», — презрительно бросает ТиВи — и руку все-таки разжимает, отчего два тела падают на весьма мягкие места — Можешь не переживать, разговор с вами двумя у меня будет, и будет весьма долгий! После чего зверь с презрением эту самую руку у себя вырывает, кидает на пол — конечность начинает биться в конвульсиях, извивается, как будто живая, как будто от адских мук — и ещё начинает покрываться черными пятнами гангрены — успокаивается лишь тогда, когда сгнила полностью вся, став мягкой черной массой — не разложились только ногти — они отпали отдельными стекляшками, потеряв чёрный пигмент, и сохранились лучше других частей руки. Агенты, возвращаясь на базу, эту черную массу с чистой совестью игнорируют — хотя 512 все равно приседает рядом с ней на корточки, достает белый шелковый платочек — и тихонько вытаскивает им ногти с руки ТВ, прямо так, с волокнами и нервами, что остались от плоти — после чего прячет свою драгоценную ношу в карман, намереваясь сделать из этого трофей. — Вы двое — сухо обращается ТиВи к Холи и Вантузу, что успеют прийти к выводу, что они еще легко отделались — В мой кабинет. Косточки буду вам перемывать. Зная ТиВи — он может сделать это и в прямом смысле слова.