Научи меня жить

      Эзра нервно вышагивал из стороны в сторону и раздражённо вздыхал. Он не мог поверить, что сегодняшний день обернулся таким фиаско! Из-за бессонницы, мучившей несколько ночей подряд, он был слишком невнимательным на задании. Прослушав половину важной информации, умудрился отстать от команды, тысячу раз заблудиться в бесконечных коридорах, случайно подорвать большую часть провианта, да ещё и подпустить штурмовиков слишком близко. Если бы не своевременная реакция учителя, всё могло закончиться плачевно.       Мальчик прекрасно понимал, что в случившихся неудачах ответственность лежит на нём. Он знал, хатт возьми, хорошо знал, что из-за его ошибки все товарищи могли погибнуть. Одна только мысль об этом вызывала дикую панику и волну жгучего стыда. Терять близких снова не хотелось, отчаянно не хотелось, да ещё таким глупым, идиотским способом…       Не удивительно, что после завершения миссии Кэнан наорал на него. Эзра долгое время слушал упрёки, чувствуя, что заслужил их, покорно ждал окончания монолога. Однако время шло, а учитель подобно огню всё раскалялся и раскалялся, подробно разбирая каждый промах нерадивого падавана. Мальчик, съёжившись, пытался сдержать свои эмоции. Честно пытался. Но, к сожалению, терпения надолго не хватило. Нервы, итак накалённые до предела, не выдержали давления, и Эзра стал огрызаться в ответ, чем разозлил мужчину ещё сильнее.       — Хватит, Эзра! Хватит вести себя так, словно тебе плевать на всех вокруг! Неужели тебя не волнует, чем могли обернуться твои действия?       — С чего ты взял, что мне плевать? Я просто старался…       — Старался? Что именно ты старался сделать? Намеренно проигнорировать инструкции, тем самым подвергнув всех риску? Или, быть может, проявить полную безответственность? Если так, то у тебя получилось просто блестяще!       — Да ничего такого я не хотел! Кэнан, я правда тебя слушал!        — Слушал? Правда?! Что-то не помню такого.       — А я не помню, чтобы ты был хорошим учителем! Эзра то, Эзра сё… Только и делаешь, что постоянно кричишь! Не уверен, что ты действительно хочешь учить меня!        То, как дальше проходила ссора, вспоминать было очень страшно и неуютно. В тот миг мужчина выглядел бледным, словно световым мечом резко пронзили его сердце и, прокрутив несколько раз, превратили в кашу. Мальчик, осознав весь ужас только что прозвучавших слов, попытался извиниться. Но всё, чего он добился, — это тихой просьбы убираться вон, наполненной таким разочарованием, что воспротивиться ей казалось невозможным.       Поднявшись на вершину телевышки, он как никогда остро ощутил потребность в уединении. Ему нужно было спрятаться от всех, чтобы успокоиться. Конечно, Башня связи — не лучшее место для этого. Ни для кого не было секретом, что именно она долгое время была пристанищем для одинокого мальчишки. И всё же именно это пристанище дарило желанное пространство и покой. Здесь было безопасно. Здесь было хорошо. А ещё достаточно свободно.       Осмотрев старую комнату, парень с удовлетворением заметил отсутствие каких-либо изменений и вышел на балкон. Сейчас настроение было совершенно дурным. Видеть никого не хотелось, даже Геру, которая часто проявляла мягкость и участие. Притворяться счастливым и натягивать фальшивую улыбку, как в обычные дни, не было сил, а показывать настоящие эмоции не горел желанием. Одно дело — позволить друзьям увидеть раздражительность и лёгкую грусть, и совершенно другое — эмоциональную усталость или опустошение.       Бриджер опустил руки на перекладины и наклонился вперёд. Взгляд устало блуждал по бескрайним степным просторам, выискивая что-то особенно приятное. То, за что можно было зацепиться, насладиться красотой, да и просто отвлечься, но… Ничего не выходило. Хотя в прежние дни знакомый пейзаж часто радовал и помогал отдохнуть. Иногда даже вдохновлял на позитив в тяжёлые, выматывающие будни.       Что же сейчас пошло не так?       Эзра тоскливо вздохнул и, убрав руки с перекладин, опустился на пол. Пол был неприятно холодным, вызывающим дискомфорт. Но обращать на это внимание не хотелось. Уж точно не сегодня. В голову лезло множество мыслей, грубых и ядовитых, пронизывающих, проникающих в самую душу. Помимо мыслей мелькало яркое, свежее воспоминание о недавней ссоре с наставником. Оно было довольно болезненным, отчего мальчик невольно поморщился и сгорбился.       Сейчас, прячась на телевышке, он чувствовал, как пустота сковала его тело. Во рту стало так сухо, будто в нём образовалась горечь и уничтожила всю влагу без остатка. В голове крутились бесконечные сожаления и несмолкающие крики с разными, противоречивыми просьбами: то оставить в покое и не трогать ближайшие несколько часов, то прийти как можно скорее и простить оплошность. Дать понять, что для злости больше нет нужды, а на него, ученика, больше никто не держит обиду.       Из-за этого контраста голова резко разболелась, и Бриджер, застонав, прислонился спиной к стене. Он не мог понять, когда его жизнь так усложнилась. Пока он жил один, всё было намного проще и понятнее. Да, условия существования нельзя было назвать приятными и лёгкими, каждый день приходилось бороться за собственное выживание: воровать, обманывать… Стремительно убегать от преследователей и омрачающих душу воспоминаний, но всё же. Тогда можно было спокойно рисковать собственной жизнью, не оглядываться на других, не бояться причинить кому-то вред, просто быть безрассудным.       Отчаянно безрассудным, абсолютно свободным в своих действиях и желаниях. А ещё быть спокойным, зная, что в случае твоей кончины никто горевать не будет.       Мальчик нахмурился. Странно. Мысль о собственной смерти не раз посещала его и самое большее, что он испытывал — лёгкую грусть. По крайней мере, последние несколько лет. Но сейчас ощущения казались немного острее и болезненнее. Мир даже на короткий миг стал выглядеть серым-серым, унылым просто до отвращения.       Более-менее успокоившись, Эзра начал раздумывать о том, чтобы незаметно сбежать. Тихо и мирно вернуться к жизни одиночки на Лотале. Мысль об этом заставила сердце сжаться в тревоге, хотя раньше она вызвала бы скорее радость и облегчение. Подросток хрипло рассмеялся. Разве мог он подумать ещё пару месяцев назад, что сможет сильно привязаться к другим людям? Так сильно, что привычное одиночество начнёт тяготить его? Да он бы плюнул тому, кто заявил подобное!       Эзра не хотел уходить. Его совершенно не прельщала идея побега. Но больше всего он не хотел мешать. Не хотел подставлять друзей, не хотел быть обузой, не хотел быть лишним.       Но, возможно, эта идея не так уж и плоха? Если он улизнёт посреди ночи, затеряется в толпе, хорошенько пробежится по заковыристым, запутанным улочкам, предварительно захватив с собой все пожитки… Вполне возможно, что его начнут искать и какое-то время потратят на это… Но они же не будут долго блуждать по чужой планете, верно? Уж точно не ради какого-то оборванца с несносным характером. Посмотрят, покличут, поспрашивают немного местных, а потом махнут рукой, забудут и улетят восвояси.       Так ведь? Не станут же они тратить на него время и нервы, верно?       Но в голову почему-то упорно прокладывали дорогу слова Сабин с совершенно иным и сюрреалистичным смыслом:       — Не воспринимай его слова близко к сердцу, — девушка осторожно положила руку на плечо парня и подбадривающе улыбнулась. — Ты же знаешь, Кэнан порой эмоционален и вспыльчив. Он бы не хотел, чтобы ты понял его слова буквально и правда ушёл.       Мальчик неловко потёр шею и рассмеялся.        — Ты думаешь, что я собрался прямо сейчас взять и уйти, бросив всех вас тут?       Мандалорка игриво ударила друга в плечо, и, заработав взгляд, полный возмущения, ухмыльнулась.       — Очень на это похоже. Только не обижайся, но ты словно открытая книга. Все эмоции будто написаны у тебя на лице.       Эзра на это заявление закатил глаза и скрестил руки на груди.       — Чушь. Я отличный врун. Если захочу, то могу показать любую эмоцию. Или скрыть, если это будет нужно.       Сабин со скепсисом подняла бровь и покачала головой.       — Шаб, да вы с Кэнаном упрямее мифозавра*. Оба любите отрицать очевидное и спорить до последнего, — светло-янтарные глаза засверкали весельем. — А ещё вы одинаково обидчивы. Прямо-таки два сапога пара.        — Эй, я ведь серьёзно сейчас обижусь! — фыркнув, парень демонстративно отвернулся и, давясь смехом, направился вниз по трапу. Он успел пройти значительное расстояние, но за два шага до земли его вовремя схватили за локоть и остановили.       Эзра повернулся обратно, с недоумением взглянул на подругу. Та выглядела непривычно серьёзной: от былого задора не осталось даже следа.       — Ты только прислушайся к моим словам, ладно? Кэнан иногда груб, я это хорошо знаю. Ругалась с ним не раз, — девушка опустила локоть, отступила на несколько шагов назад, давая другу нужное ему пространство. От этого жеста, пускай и крошечного, он ощутил тепло, однако улыбка так и не тронула его губ. — Но он всегда желает только добра. Всем нам. И тебе тоже, — Сабин остановилась на минуту, делая вид, что осматривает корабль, а затем продолжила: — Он очень заботится о тебе. Надеюсь, ты знаешь это. Он волновался за тебя сегодня.       Эзра нахмурился, но ничего говорить не стал. Он был очень тронут поддержкой подруги, но вступать в спор не хотел. Только не тогда, когда все силы, физические и душевные, были на исходе. Парень легонько кивнул головой, давая понять, что подумает над словами, а после быстро ушёл, растворяясь среди тёмных густых красок ночи.       «Неужели он действительно волновался за меня?! Разве такое возможно? Я же ему совсем чужой. Какой смысл вообще беспокоиться?»       Мальчик медленно покачал головой. Спустя столько лет одиночества ему было сложно поверить, что за него могли по-настоящему беспокоиться. Тревожиться за его жизнь, здоровье и даже за эмоции! Одно дело, когда так поступают родители. Это можно понять, потому что с ними отношения изначально полны доверия и безусловной любви. Это так знакомо и так естественно… Понятно на интуитивном уровне. Но чтобы так делал человек, с которым ты не связан кровными узами? Человек, который, собственно, не обязан нести за тебя ответственность?       Картина отказывалась укладываться в голове. Слова девушки о наставнике ласкали душу, заставляли сердце трепетать от восторга, но… Они казались такими неправильными, странными. Чересчур добрыми и понимающими. Такими заботливыми…       По спине мальчишки пробежал холодный ветерок. Забота… Он уже совершенно забыл каково это, чувствовать её. Чувствовать на себе от другого человека.       «Нет, вряд ли такое реально. Я, наверное, неправильно её понял. В конце-концов, Кэнан не должен со мной возиться. Ну, кто я ему такой для этого?»       В далёком детстве Эзра охотно верил в чужое милосердие и бескорыстную помощь. Верил, что если хорошенько попросить, то в помощи не откажут. Родители учили, что мир не лишён добрых людей, а значит, кто-то обязательно нужный найдётся. Кто-то чуткий и внимательный. Тот, кто протянет руку помощи в трудную минуту, согреет своим теплом.       Для маленького мальчика родители — всегда сокровище мудрости. Они старше, имеют за плечами гораздо больший жизненный опыт и кажется, будто бы знают и понимают намного больше. Они выглядят очень величавыми, значимым. Настолько, что ты никогда не догадаешься об их слезах, их горе, маленьких и больших поражениях, ошибках.       Но потом ореол очарования начал таять. Ему на смену пришло глубокое разочарование. Вера в добросердечных людей плавно превратилась в пыль. Да и как может быть иначе? После вторжения штурмовиков и смерти семьи Бриджер начал искать помощи у незнакомцев. Просил накормить, приютить, хотя бы на некоторое время, или найти место, где он мог бы подрасти и окрепнуть. Однако вместо помощи получал лишь взгляды полные равнодушия, гримасы отвращения, грубые, весьма циничные пожелания.       — Поди прочь, глупый мальчишка! Неужели не видишь, что порядочным людям некогда разгребать твои мелкие проблемы?       — Что за нищее мелкое отродье! Даже не вздумай приближаться ко мне!       — Ох. Не хватало ещё, чтобы он испортил нашу славную, невинную малышку…       — Какой наглый ребёнок! И куда только смотрят родители? Сирота он, как же! Совсем от рук отбился, раз опускается до такого вранья…       — Да как только у тебя хватает совести давить на жалость? Выпрашивать внимание откровенно паршивой и слезливой историей…       — Ну и развелось в последнее время этих оборванцев! И куда только смотрит Империя?       — Это точно. Империя обещала навести порядок. Где она, когда так нужна?       — Надеюсь, Империя скоро избавится от всех нахлебников. Того и глядишь, что Лотал до краёв заполнят одни дурные, никуда не годные лентяи!       — Да чтоб они все сдохли! Смотри, насколько грязен и жалок мальчик. Не хватало ещё, чтобы он занёс заразу, как какая-нибудь лот-крыса.       Эзра крепко зажмурился и плотно закрыл уши руками. Он не хотел снова вспоминать то время. Не хотел думать о том, как пострадал из-за собственной глупости и наивности. Откровенная брезгливость и отвращение, скользящие в словах, так сильно отпечатались в памяти, что даже спустя много лет мальчишка неосознанно искал их во взгляде каждого взрослого. Особенно того, кто груб, резок и прямолинеен.       Прямо как Кэнан. После неудачных заданий он всегда возвращается сильно уставшим и раздражённым. И крайне эмоциональным от безрассудных выходок нового ученика.       Эзра вздрогнул и отшатнулся, словно от внезапной пощёчины. Он не хотел так плохо думать о своём учителе, не хотел приписывать ему лишних черт. Но жизнь на улице давно научила видеть опасность повсюду и постоянно ждать удара. Даже в самые спокойные дни и даже от самых милых на свете людей.       Лучше быть заранее готовым к жестокости, вовремя защититься и убежать. Лучше вовремя спастись, затаиться, чем довериться и глупо погибнуть из-за внезапного предательства. Лучше гордо уйти самому, чем позволить кому-то выбросить тебя, оставив помирать от холода и голода где-нибудь на помойке.       Однажды Эзра так доверился. Был беспечен, слишком не осторожен. И, к сожалению, эта ошибка чуть не обернулась трагедией.

***

      Маленький мальчик вопреки всем насмешкам все ещё верил в чудо. Как бы больно, обидно и страшно ему не было, он с завидным упрямством продолжал обходить дома, искать помощь. Пару раз ему посчастливилось получить крохи хлеба, скудные хлопки по плечу, да несколько напутственных слов. Однако чаще всего его попытки приводили только к крикам, угрозам обратиться к властям, да хлёстким пощечинам. В лучшем случае — к холодному игнорированию.       Но один раз ему невероятным образом повезло. После долгих скитаний он смог найти добрую супружескую пару, которая довольно быстро согласилась приютить его.       Точнее, ему они только показались добрыми. Мальчик был слишком мал и слишком открыт сердцем, чтобы уловить все оттенки настроений взрослых и почувствовать в милых, незначительных словах что-то странное, неладное.       — Какой очаровательный ребёнок! Дорогой, давай возьмём его? Посмотри, какой он тощий… — тёмные глаза молодой женщины были сложного оттенка, отдалённо напоминающего смесь коричневого, приглушённо-зелёного и красного; выглядели необычными, полными дружелюбия и сочувствия. Эмоции не были искренними, напускное сочувствие подобно сладкому миражу манило к себе. Обманчиво обещало поддержку и шаг за шагом направляло в вязкое огромное болото.       — Если ты этого хочешь, то и я не против, — высокий статный мужчина присел на корточки, давая ребёнку возможность лучше рассмотреть его. Шоколадные волнистые волосы мягко спадали на плечи, обрамляя красивое смуглое лицо. Густые брови выразительно оттеняли светло-песочные глаза, а широкие плечи и большие руки добавляли сходство с огромным, сказочным мохнатым существом.       — Ну что, парень, давай знакомиться, — когда большая ладонь схватила тоненькую ручонку, на лице мальчишки вспыхнула широкая радостная улыбка. — Меня зовут Майлс, я автомеханик. Моя драгоценная супруга — Берисс — он подмигнул любимой и, дождавшись кивка в ответ, вновь повернулся к ребёнку, — заведует небольшим магазинчиком одежды. А как зовут тебя?       — Я — Эзра! Я стану искателем сокровищ, когда вырасту, — Бриджер воодушевлённо хлопнул в ладоши и подпрыгнул на месте, искренне наслаждаясь долгожданным вниманием. Подумать только, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы найти тех самых неравнодушных, милосердных людей, о которых рассказывали родители! Что было бы, если бы он сдался и прекратил поиски? Наверняка остался жить в одиночестве! В этот момент он очень гордился своим упрямством и радовался, что сумел избежать тоскливой, ужасной участи.       Взрослые насмешливо переглянулись и снисходительно хмыкнули. Детские грёзы для них — сущая глупость, приятная красочная фантазия, не имеющая ничего общего с реальностью. И раз уж в их жизни теперь появился ребёнок, они были просто обязаны избавить его от подобной ерунды. Подхватив щупленького мальчишку к себе на плечи, Майлс тихо прошептал, что сделает его мечты более приземлёнными и обязательно вырастит полезного помощника.       Эзра же, в силу возраста не придал никакого значения этим словам, продолжая беззаботно смеяться и махать руками по дороге в новый для него дом.       Шли дни. Жизнь вошла в новую колею и заиграла яркими, сочными красками. В ней не было места голоду, лишениям и презрению. У мальчика появился новый комплект одежды, книжек и игрушек. Каждое утро он с интересом наблюдал за тем, как готовит Берисс, иногда помогал с уборкой и часто пропадал в мастерской Майлса. Мужчина намеревался сделать ценного работника, не боящегося замарать руки, крепкого, целеустремлённого, стойкого.       За проявленное трудолюбие и инициативу юного автомеханика всегда награждали в виде лакомств. Кроме тех случаев, когда он невнимательно прослушал информацию, допустил ошибку, а техника в результате была поломана.       А по вечерам был волен делать всё, что хотелось. Из разумных вещей, того, что по мнению наречённых опекунов не могло навредить детской психике. Поиграть с развивающими игрушками, немного порисовать, послушать правильную музыку или почитать полезные книги с научной направленностью. Или, на худой конец, истории, восхваляющие патриотизм, прививающие любовь к Империи, помогающие осознать её величие на примере вымышленных героев, обязательно одобренных государственной структурой. Эзра с большим удовольствием читал научно-популярные работы и в тайне мечтал приобрести парочку приключенческих романов. О странствующих пиратах, о смелых и отважных подростках, бороздящих космическое пространство в поисках лучшей жизни, о леденящих душу опасностях и даже… О джедаях.       Последняя тема, пожалуй, была самой животрепещущей, завлекающей. Бриджер помнил, как родители читали ему на ночь несколько свитков с яркими иллюстрациями, а потом с удовольствием пересказывали по несколько раз. Эти истории всегда были любимы, именно их он хотел слушать в первую очередь. Мальчик не мог объяснить, но каждый раз, когда речь заходила об удивительных подвигах рыцарей-джедаев и их учеников, его сердце было готово выпрыгнуть из груди от волнения. Или даже взорваться. С героями этих удивительных легенд чувствовалась непонятная связь, ощущение некоего родства и единения. Словно он был с ними на одной волне, словно прекрасно понимал их проблемы, разделял особый, секретный внутренний мир. Порой после прочтения эмоции так сильно накрывали мальчика, что он буквально засыпал с ними, крепко-накрепко прижимая к своей груди, счастливо улыбаясь.       Улыбаясь и мечтая самому стать одним из героев этих легенд. Освоить неизведанную, удивительную Силу, претворяя в жизнь самые необыкновенные вещи на свете. Найти друзей, с которыми можно было бы обсудить приключения, и, конечно же, найти наставника. Доброго, мудрого, понимающего. Того, на кого всегда можно положиться в трудную минуту, с кем можно отправиться путешествовать, посмотреть множество планет, галактик, окунуться в разнообразие чудесных миров и звёзд. С таким наставником родители обязательно поладили бы и нашли множество тем для разговора.       Только жаль, что джедаи практически исчезли и их уже много-много лет как никто не видел… Эта мысль омрачала настроение мальчика, однако где-то глубоко внутри теплилась странная надежда… Или, если быть точнее, вера в то, что в мире ещё где-то прятался один джедай. Особенный человек, с которым маленькому мальчику суждено однажды познакомиться. И даже сблизиться.       Эта вера была такой сильной, что избавиться от неё казалось совершенно невозможным. Неискоренимым убеждением… И почему-то этим убеждением Бриджер не спешил делиться со своими родителями. То ли боясь, что его не поймут, то ли надеясь сначала встретить нужного человека.       Конечно, Эзра понимал, что у него может и не быть Силы. В таком случае обрести наставника вряд ли получится. Но ведь немножко, совсем капельку помечтать на ночь не вредно, верно?       Увы, но почитать рассказы о любимых героях сейчас не представлялась возможным. Вся художественная литература о былых рыцарях оказалась под жёстким запретом, и если джедаи где-нибудь встречались, то только в роли злодеев. Майлс и Берисс, к ещё большему огорчению мальчика, тоже не одобряли такую литературу и всячески критиковали при любом удобном случае. Защищать её и отстаивать своё мнение по этому поводу тоже запрещалось. Мальчик помнил, как за несколько таких попыток ему прилетали сильные пощёчины и крики. До него довольно доходчиво донесли мысль, что предателей ни одно нормальное государство не потерпит, и супруги вполне справедливо желали предовратить появление такого предательства в своей семье. Эзра запомнил и больше развивать опасную тему не стал.       В конце-концов, он был обязан своим новым «опекунам», ведь благодаря им он жил в хороших условиях. Он не имел права беспокоить их, да ещё таким наглым образом.       Другим негласным, но обязательным условием в этом доме, было отсутствие слёз. Бриджеру объяснили, что раз ему повезло родиться мальчиком, то проявлять слабость не имел права. Ни один нормальный мальчик не должен быть нежным и милым, все эти качества по умолчанию принадлежали женщинам. Мальчик хмурился, он не видел логики в этих словах: родители учили его мыслить совершенно иначе, и находить слабость не в слезах, а в подлых, трусливых поступках.       Эзра как-то попробовал выразить несогласие. К сожалению, эта попытка тоже не принесла большого успеха: мужчина, резко взмахнув рукой, влепил внушительную затрещину, отчего мальчик пошатнулся, едва не упав. На глаза выступили слёзы, но не от физической боли, едва-едва ощутимой, а скорее от неожиданности и обиды. Он не мог понять, чем заслужил это наказание, ведь своими словами никого не мог оскорбить. Только выразил альтернативное мнение, не более.       В отличие от мужа женщина проявила большую мягкость. Присев на корточки, она опустила ладони на щёки ребёнка и аккуратно стёрла мокрые дорожки. По его спине пробежали неясные волны дрожи. Вместо привычной радости от прикосновения он почувствовал странную тревогу. Поёрзав, он хотел было отстраниться, но твёрдая рука крепко схватила за подбородок и медленно подняла голову, тем самым заставляя мальчика обратить пристальное внимание на женщину.       — Мой милый… Майлс прав, тебе нужно это понять, — тонкие губы растянулись в улыбке, но эта улыбка была столь слабой, что Эзра на секунду подумал, что она просто привиделась ему. — Конечно, ты ещё очень мал, и тебе тяжело. Поэтому сейчас я не буду за это ругать тебя. И всё же я верю в твоё благоразумие. Верю в твой ум. Рассчитываю на тебя как на мужчину, — Берисс свободной рукой прошлась по взлохмаченным синим волосам, делая вид, что приводит их в порядок, полностью игнорируя нотки лёгкого страха, исходившие от ребёнка. — Ты же не подведёшь нас своим непослушанием, правда?       — Д-да, конечно. П-постараюсь не разочаровать в-вас, — шмыгнув носом, мальчик вытер глаза, потупил взгляд. Он был так взволнован, обеспокоен и смущён, что не заметил, как начал заикаться.       — Вот и умничка, — казалось бы, тёплые слова и осторожное прикосновение пальцев к плечу должны были успокоить его, подарить заряд положительных эмоций, но вместо этого они заставили его встревожиться сильнее. А почему — объяснить было слишком сложно. Даже самому себе.       Бриджер, не желая доставлять неудобств добрым взрослым, старался не плакать и не жаловаться. Когда на него накатывало дурное настроение, он фальшиво улыбался и всегда удалялся к себе в комнату. Там, наедине с собой, он мог тихо выплеснуть свои эмоции, успокоиться. В достаточной мере, чтобы избежать истерики и возможных неприятностей. За это его хвалили и поощряли продолжать в том же духе, чтобы потом он смог вырасти самостоятельным и не обременяющим других человеком. Настоящим сильным мужчиной, заслуживающим признания и уважения.       Но вести соответствующим образом у него получалось далеко не всегда. Часто по ночам на него накатывала сильная тоска. В голову лезли красочные воспоминания о прошлой жизни с родителями. С крепкими-крепкими объятиями, лёгкими поцелуями на удачу, с весёлыми подвижными играми, долгими совместными прогулками, сладкими пряностями, заботливо приготовленными мамой, отцовскими вдохновляющими историями… Воспоминания были очень приятными и милыми, но почему-то каждый раз вместе с радостью они приносили боль.       Иногда вместо воспоминаний приходили сны. Красивые, потрясающие, необыкновенные. Они представляли собой великолепное кружево из потаённых желаний и фантазий, такое изумительное, что иногда не хотелось просыпаться вовсе. Сонное воображение рисовало разные сцены: походы с папой и мамой на природу, ночные забавы на фестивалях и ярмарках с головокружительными аттракционами и представлениями, обретение Силы и путешествие по необъятным просторам космоса, чтобы отыскать учителя. Да не какого-нибудь, а то самого, единственного, самого подходящего… Сцен было так много, что все запомнить невозможно, но даже тех, что оставались на поверхности сознания, было достаточно для того, чтобы вызвать горькие слёзы.       Как же хотел тогда Бриджер не плакать вовсе… Тогда ему не приходилось бы слушать упрёки о том, что своей слабостью обесценивает чужие труды. Не пришлось бы стыдиться своих чувств, бояться стать никчёмным, бесполезным помощником. Но как не старался мальчик бороться с тягостной грустью, у него ничего не получалось. Грусть было сложно контролировать, ей нельзя было приказать уйти, её нельзя заставить исчезнуть… Особенно, если она связана с теми, кого ты сильно любишь и не можешь отпустить.       Любовь к маме и папе была такой сильной, что желание угодить другим людям просто терялось на её фоне и меркло, подобно замерзшему, заблудившемуся в бесконечной тьме светлячку.       Мальчик не хотел быть неблагодарным. Он искренне ценил внимание Майлса и Берсиссы к нему. И всё же он был бы намного счастливее, если бы его семья, настоящая семья, оказалась рядом с ним. Если бы в тот роковой день штурмовики не схватили её, если бы просто не заметили… Или дали бы покинуть планету, хотя бы на время, куда-нибудь далеко-далеко, где нет ни войны, ни бед, ни лишений. Только спокойная, только счастливая, полная безграничной свободы и надежды жизнь…       А ещё он был бы счастливее, если бы ему не снились кошмары. После них он всегда ходил разбитым, опустошённым, совершенно несчастным, улыбки на лице выглядели особенно странными, неестественными, а сердитые замечания терпеть удавалось лишь с огромным трудом.       — Довольно ныть! Разве нормальный мужик жует сопли, к тому же так часто? Ну, чего молчишь? Нечего ответить?       Эзра бы ответил. Даже нагрубил бы. Но каждый раз, когда на него накатывало это желание, он останавливался. Понимал — дерзить бесполезно. Никто слушать и воспринимать возражения не стал бы. Но в этом он ничего страшного не видел. Всё же, супружеская пара была достаточно мила и щедра, чтобы приютить его, и он обязан был помнить об этом. Всю жизнь.       — Стыдно тебе… Правильно делаешь! Уж будь добр, постарайся больше не вопить. Никому оно не нужно. Всем всегда всё равно на чужие страдания, и это нормально. Запомни, малыш, ты же всё-таки не глупый, — мужчина, бросая пренебрежительные фразы похлопывал мальчика по плечу, словно стараясь поддержать мудрым советом. Но после такой поддержки всегда оставалась необъяснимая апатия и тоска.       И Эзра терпел. Долго, упорно, наивно полагая, что всё, что говорили, делалось из благих побуждений. Глотал обиды, слёзы и старался быть всячески полезным. Но все эти старания, все надежды и мечты рухнули в один миг, стоило ему одной бессонной ночью подслушать разговор:       — Послушай, дорогая, это невозможно… — в голосе добродушного, казалось бы, Майлса слышалась усталость и откровенное раздражение. — Мальчишка — слаб. В последнее время только и делает, что ноет и ноет, я аж спать нормально не могу. Вот скажи мне на милость, какого хатта мы его вообще взяли? Он же совершенно бесполезен.       На пару минут воцарилась тишина. Тяжёлая, напряжённая, длившаяся чуть ли не целую вечность. Особенно для притаившегося в страхе ребёнка.       Послышался такой же тяжёлый и даже обречённый вздох.       — Боюсь, ты прав. Это моя ошибка. Я… — женщина замялась. — Я думала, мы сможем воспитать идеального гражданина. Идеального помощника. Видела в нём прекрасный проект, знаешь… Который мы давно хотели попробовать.       Мужчина скептически хмыкнул. Послышались звуки отодвигаемой посуды.       — А я-то думал, что ты хорошенько так прикипела к этому сопляку… Возможно, полюбила как своего. Я помню, как ты успокаивала его тогда.       Женщина надменно фыркнула и покачала головой.       — Шутишь что ли? Мы оба в этом гадком чувстве никакого смысла не видим. Враньё эффективнее любви. Но, к сожалению, и оно даёт сбой, — Берисс ненадолго задумалась, а потом, очевидно, бросив руки на стол, с любопытством спросила: — Что мы будем дальше делать?       — Что ж… У нас есть три варианта. Первый: оставить всё как есть. Но меня он не устраивает. Поэтому предлагаю сразу второй: отдать его Империи.       Следом раздалось недоверчивое хихиканье.       — И ты думаешь, он им нужен? Что они, по-твоему, будут с ним делать?       Майлс беспечно пожал плечами.       — Не знаю. Но а нам не всё ли равно? Все его вещи отдадим, а там пускай сами распоряжаются. Или… Кхм… Не знаю, понравится ли тебе этот вариант…       — Какой? Ну же, не томи, — женщина опустила голову на руки и наклонилась вперёд, пронзая супруга внимательным взглядом.       — Продать в рабство. А что? — спросил он в ответ на тишину, полную искреннего изумления. — По-моему, вариант вполне неплохой. На нашей планете оно, конечно, неразвито, но я слышал, что порой к нам заглядывают контрабандисты. Уж с ними можно как-нибудь договориться.       Берисс задумчиво хмыкнула.       — И впрямь, звучит неплохо. Но где ты таких дураков найдёшь? Кому сдался щупленький мальчишка?       — Не переживай, кому-нибудь да пригодится. Когда я странствовал, то видел у кого-то в рабах двух парнишек. Тоже тощих, да и чуть старше по возрасту, чем наш, но всё же. Так что я вполне уверен в этой идее. Ну как, ты согласна?       Дальше маленький мальчик слушать не стал. Отшатнувшись, он резко развернулся и побежал в свою комнату, собирать все самые важные для себя вещи. Побежал так быстро, как только мог, лишь бы поскорее покинуть место. По пухленьким щекам покатились слезы, от избытка скопившейся влаги все пространство немного помутнело. Однако мальчику было не до этого. В этот миг его сердце разбилось на множество острых осколков. Настолько острых и мелких, что он был не уверен, сможет ли собрать свое сердце воедино когда-нибудь снова. И сможет ли открыть его. Хоть кому-нибудь.       Выросший мальчик разучился верить в чудо. Жизненный опыт научил его, что доверять незнакомцам, особенно взрослым, довольно глупо. И опасно. Никогда не знаешь, когда тебя обманут и предадут. Сложно заранее предугадать момент, когда впадёшь в немилость и от тебя избавятся. Будто ты — давно надоевшая страшная бездушная вещь.       Так зачем искать привязанность, если знаешь, что рано или поздно ты кому-то надоешь и тебя просто-напросто выгонят?       После пережитого опыта Эзра отказывался быть покорным. Он для себя твёрдо решил: лучше сразу проявить свой характер и отпугнуть человека, чем позволить ему глубоко проникнуть в сердце и серьёзно ранить. Лучше нагрубить, огрызнуться, оттолкнуть, чем позволить подчинить себя и сломить.       Только рассуждать об этом слишком поздно. Эзра, сам того не желая, снова допустил эту ошибку. Прямо как в детстве, не думая о последствиях. Не думая, но зато слепо следуя за глупыми, наивными желаниями. Недосягаемыми, словно безликие воспоминания.       «Дурак, идиот, безмозглый кретин. На что я вообще надеялся? — парень медленно поднялся на ноги и бросил тоскливый взгляд на две Луны, маленькую и большую. Словно родитель и дитя, единые во всём, и в радости и горе. Счастливые люди, которым дарована вечность и безграничное счастье. Семья, которой неведома разлука… От этого внезапного сравнения Эзра споткнулся едва не потеряв равновесие. Дыхание участилось, внутри стало тяжело и очень-очень жарко, словно под давлением лучей беспощадного, хладнокровного Солнца.       «Мне нужно уходить, всё итак зашло слишком далеко. Пока не рассвело, — решительно оттолкнувшись от перил, Бриджер на гнетущихся ногах отправился вниз, настойчиво игнорируя неприятный спазм в животе и странное, нервное возбуждение, которое где-то на глубинах сознания кричало, требуя немедленно остановиться. Будто бы предупреждая, спасая от заведомо плохой идеи.       «Да что со мной такое? — на полпути к шаттлу падаван резко остановился и втянул носом воздух. Он чувствовал необъяснимое напряжение в мышцах, как будто его крепко связали и не давали пройти. И нахмурился, не понимая, что ему вообще делать с такой реакцией тела и как заставить ноги, отчего ставшие ватными, нормально слушаться.       — Ерунда какая-то, — раздражённо бросил он и с досады ударил кулаком по ноге. Сейчас он стоял на перепутье: одна часть его души буквально кричала о том, что нужно бежать от корабля как можно скорее, пока в пучину привязанностей не засосало ещё сильнее. Бежать сейчас, пока не стало больней, окончательно похоронив все мечты о семье. Избавить себя от желаний, забыть обо всём хорошем: о друзьях, о «Призраке», о приключениях. Лишиться надежды сейчас, чтобы потом было проще обходиться без любви, научиться жить, не тоскуя о ней. Другая часть души была не согласна и, отчаянно сопротивляясь, умоляла подумать ещё раз, не рубить с горяча и дать шанс. Себе — на счастье, другим — на доверие. Она умоляла рискнуть и попробовать снова быть честным. С самим собой и со всем миром. Вдруг подобной возможности больше… не будет?       — Нет. Я всё же пойду, — упрямо задрав подбородок, парень крепко стиснул зубы, приложил все усилия, чтобы преодолеть образовавшийся невидимый барьер и стремительно взлетел на корабль. Множество чувств окутало его плотным одеялом, заставляя замереть, а вместе с ними нахлынули воспоминания. Удивительные, яркие и очень разные то с неудачными днями, полными конфликтов, взаимных ругательств и гневных криков; то с волшебными моментами, украшенными уютом, душевным теплом и смехом… За несколько месяцев накопилось много того, что хотелось сохранить в памяти и возвращаться снова и снова, даже если очень сильно надоест.       Но справедливо ли беречь такое сокровище, если он прямо сейчас собрался исчезнуть? Навсегда, никогда не возвращаясь?       Эзра помотал головой и заставил себя вернуться к реальности. Ему нельзя сомневаться, если он хочет улизнуть вовремя. Более подходящего случая может не представиться. Нужно действовать сейчас и быстро, пока все спят.       Бесшумно прокравшись в свою каюту, мальчик небрежно побросал свои вещи в рюкзак и в посмотрел на Зеба. Тот крепко спал, подложив руку под голову и, отвернувшись лицом к стене, что-то неразборчиво бормотал. Весьма недовольно, словно с кем-то долго выяснял отношения и старался не отступать.       Парень устало улыбнулся. Несмотря на все недопонимания, ему было тяжело расставаться со своим соседом… старшим другом, тем более таким образом, и он протянул было руку, чтобы коснуться чужого плеча, в последний раз проявив дружелюбие, но потом остановился и одёрнул её. Если он это сделает, то определенно задержится ещё сильнее, возможно, до рассвета, а там могут посыпаться очень неудобные вопросы.       — Прощай, Зеб, — стыдливо отводя взгляд, мальчик зажмурился на секунду, сражаясь с новой волной эмоций, и покинул помещение.       К остальным членам экипажа он заглядывать не стал. Ни к чему было добавлять себе новые сложности. Не хватало ещё, чтобы дурацкая сентиментальность окончательно нарушила его планы и испортила побег. Бриджер чувствовал, остро чувствовал, как его тянет и к Гере, и к Сабин, и даже к брюзжащему Чопперу, прямо как к Зебу, и это притяжение и так в достаточной мере мешало покинуть место, ставшее чуть ли не родным домом. Но особенно сильно влекло к учителю, и мысли о нём, болезненные, приятные, противоречивые, серьёзно сбавляли темп, не давая перейти с шага на бег.       Мальчик задумался. А если бы он лично заявил о своём желании, вместо того, чтобы сбегать вот так, украдкой? Он был не до конца уверен в глубине чувств друзей по отношении к нему — слишком уж сильно сказывалась многолетняя привычка искать во всем подвох — но почему-то его фантазия рисовала сильную печаль и недоумение на их лицах. Он представлял, как Зеб, хмурясь, назвал бы его идиотом и закрыл бы собой дорогу. Воображал эмоциональный взрыв Сабин с последующей попыткой ударить своего друга, мягкие расспросы Геры и сильную неуверенность, сквозившую бы во взгляде; долгое молчание дроида, наполненное удивлением, и…       — Далеко собрался?       Эзра резко дернулся и, подпрыгнув от неожиданности, обернулся. Позади него, облокотившись плечом о стену, стоял учитель и рассматривал падавана с хмурой сосредоточенностью. Эзра вздрогнул, не понимая, когда он успел так глубоко погрузиться в себя, что перестал замечать мир вокруг себя и соблюдать элементарную осторожность.       — Да так, знаешь… Просто захотелось погулять немного, подышать свежим воздухом, — нарочито небрежно пожал плечами мальчишка, упрямо смещая взгляд с джедая на серые стены, словно они представляли больший интерес.       — И, разумеется, для простой прогулки ты прихватил с собой все свои вещи… — мужчина бросил взгляд на рюкзак, висевший на плечах подростка, со скепсисом приподнял бровь.       — С чего ты решил, что все? Может только некоторые. Чисто для поднятия настроения.       Мужчина обречённо вздохнул и потёр переносицу.       — Эзра, пожалуйста, перестань врать. Хотя бы сейчас. Я же вижу, что ты сочиняешь отмазку на ходу. Давай поговорим нормально. Почему ты вдруг решил уйти?       Парень снова пожал плечами.       — Ты же сам меня прогнал, разве нет?       Джаррус уставился на мальчика в ошеломлении, на несколько секунд потеряв дар речи. Сложно было поверить, что его падаван говорил это всерьёз, однако мрачное выражение лица не оставляло даже тени сомнений. Совладав с собой, мужчина хрипло и растерянно спросил, словно был либо очень расстроен, либо очень не уверен в своих словах:       — Эзра, когда я попросил тебя уйти, я совершенно не это имел ввиду. Мы оба были очень взвинчены. Я полагал, что нам нужно немного времени и пространства, чтобы успокоиться и не наговорить друг другу такого, о чем бы нам пришлось жалеть.       Бриджер досадливо поморщился. Видимо, Сабин была права, и учитель тогда просто вспылил. Однако это знание ничего меняло. Кэнан все ещё злился на своего ученика и мог в любую минуту вышвырнуть его вон. Это было очевидно.       Парень не собирался ждать, пока его выкинут за шкирку. Будет лучше, если инициативу по собственному изгнанию он предпримет первым. Так он хотя бы сохранит остатки гордости.       — Ладно, — с деланным равнодушием заметил он и промолчал. В светло-зелёных глазах мужчины на долю секунды промелькнула такая обида, что сердце мальчишки тревожно заныло. Чувство вины заставило его устыдиться напускного пренебрежения и сразу же отвернуться.       Эзра знал, что сейчас он поступал некрасиво и, мягко говоря, несправедливо. Но ничего поделать с собою не мог. Так было лучше. Так было безопаснее.       «Прости меня, Кэнан, — мысленно взмолился Бриджер. Несколько секунд он в нерешительности топтался на месте, а потом, крепко сжав кулаки, резко побежал вперёд, не давая наставнику возможность в последний момент схватить его за руку и удержать. — За всё прости…»       Стремительно несясь по огромным просторам, отмахиваясь от высоких трав, мальчик изо всех сил старался не думать о столкновении с Кэнаном. Мысль о том, что он причинил боль тому, кто был дорог, терзала сердце, выворачивала душу наизнанку, заставляла сожалеть о содеянном. Искушение обернуться и замереть с каждой минутой росло и росло, но падаван знал: поддаваться ему нельзя. Иначе он может не сдержаться и глупо сорваться назад.       Ослеплённый эмоциями, Бриджер мчался в далёкие, неизведанные дали по неровным равнинам, перепрыгивал через кочки и камни, долго петлял между множеством скал, ни на что не обращая внимание. Ему было всё равно, куда он доберётся, как и то, что легко может заблудиться. Всё это не имело никакого значения. Сейчас главным для него было — исчезнуть, где-нибудь затаиться, просто переждать, наконец успокоиться. И только потом всё остальное.       Сколько прошло времени, Эзра не мог сказать. В его голове всё перемешалось и перепуталось, превратилось в безумный хаос, словно после дикого, злого торнадо. Здравый смысл отошёл на второй план, задавленный травмами прошлого, пленённый вихрями переживаний. В этот миг одиночества спокойствию не было места. Был только импульс, только энергия, бурлящая горячая кровь. И чистое-чистое безрассудство…       Когда силы окончательно покинули хрупкое тело, ноги задрожали. Бриджер, тяжело дыша, рухнул на колени, сбросил рюкзак куда-то на землю и уткнулся лбом в ладони. Мальчишку сильно трясло, адреналин всё ещё переполнял его, отчего он чувствовал себя откровенно паршиво и казалось, будто его каким-то неведомым образом занесло в сильный шторм.       Хотелось отключиться. Забыть обо всех тревогах и уплыть в темноту. Обрести покой, оградившись от боли, крепко заснуть. Не видеть и не слышать ничего… Жаль, что в ближайшие часы так сделать не получится. Паника, вцепившись в горло стальной хваткой, не желала отпускать и продолжала рвать душу на миллиард мелких кусочков.       «Вот я и один. Снова. Как того и хотел…» — губы скривились в горькой усмешке, грудь неприятно сдавило. Мальчик закрыл глаза и попытался выровнять дыхание, вспомнить самые лучшие моменты из прошлого, что-нибудь нафантазировать, однако у него ничего не получалось, всё стало только хуже. Грусть и щемящая тревога усилились.       «Не могу, не могу, не могу… Я так больше не могу…» — мальчик тихо вздохнул и поднял уставшие глаза на небо. Сегодня оно казалось особенно красивым: чернильные, фиолетовые краски на пару с ветром рисовали удивительные воздушные кружева из облаков; а мириады крошечных звёзд выглядели особенно завораживающими, необыкновенными, и напоминали мощные, вибрирующие кристаллы. От такой картины перехватывало дыхание, кружилась голова. Если бы мальчик не чувствовал себя ужасно, он обязательно насладился бы пейзажным великолепием. Жаль только, что это великолепие не могло ему помочь…       Внезапно Эзра почувствовал, как стальная хватка на горле исчезла. Дышать стало значительно легче. Вместо хаоса и дикого урагана внутри стало разливаться приятное исцеляющее тепло, пробирающие до кончиков пальцев и рисующее удивительную гармонию. Головокружение сошло на нет. От столь резкой перемены мальчик пошатнулся и стал заваливаться вперёд. Тело, изрядно уставшее за день, было заторможенным и не успевало вовремя среагировать. Бриджер закрыл глаза и приготовился было рухнуть лицом на землю, как вдруг чьи-то руки схватили его и крепко прижали к груди.       — Сумасбродный, безрассудный, совершенно невозможный мальчишка… Наконец-то я добрался до тебя… Вот занесло тебя неизвестно куда…       Парень замер и широко раскрыл глаза от изумления. Он не мог поверить, что слышал этот голос. Этот знакомый, родной голос, полный лёгкого раздражения и… тепла?       — Кэнан? — слабый, едва различимый шёпот заставил мужчину прекратить поток ругательств и мягко, чуть ли не бережно отстраниться.       — А кто же ещё? — хмыкнул он, а после, запустив пальцы в волосы, вздохнул. Парень невольно напрягся, ожидая упрёков, но вместо них последовало искреннее непонимание и усталость. — Эзра, пожалуйста, скажи мне… Я что-то сделал не так? Я знаю, что сегодня, вспылив, разозлил тебя, но это не первая наша с тобой ссора…       — Ничего, — буркнул подросток и опустил голову. Он совершенно не горел желанием сейчас объясняться. Сейчас хотелось только одного: свернуться клубочком и наконец-то уснуть. Но когда он получал то, чего в действительности желал?       Только вот учитель оставлять эту тему не был намерен.       — Эзра, послушай. Я хочу помочь тебе. Хочу разобраться в ситуации, — и, не добившись никакого ответа, слегка повысил голос. — Ну же, не будь таким упрямым! Я уже совершенно не знаю, что делать!       — Ты ничего и не должен делать, Кэнан, — ощетинился мальчик, после чего сбросил руки наставника со своих плеч и поднялся на ноги. — Я тебе благодарен за всё, что ты сделал, правда. Но на этом наши дороги расходятся. Можешь уходить.       В иной ситуации Джарусс обиделся бы и действительно последовал бы «совету». Не стал бы дальше спрашивать, просто развернулся бы и махнул рукой. Какой смысл тратить время и нервы на того, кто всеми силами отвергает тебя и отказывается от помощи, даже если, что вполне очевидно, она нужна? Конечно, это было бы не слишком благородно и вряд ли бы такой выбор соответствовал предписаниям джедаев, но насильно мил не будешь. Взрослому, сознательному, сформировавшемуся человеку.       Только проблема заключалась в том, что Эзра таким человеком не являлся. Он — всё ещё подросток. Импульсивный, незрелый, очень эмоциональный, вечно лезущий на рожон. И не просто какой-нибудь незнакомый подросток, а его, Кэнана, ученик, которого он взял под своё крыло, взял за него ответственность. Ученик, с которым ему было предначертано встретиться самой Судьбой, и теперь их жизни неразрывно переплелись друг с другом.       Мальчик злился. Определённо. Но за этим гневом скрывалось что-то ещё… Что-то важное. Что-то ускользающее от чужого внимания. Сердце мужчины чувствовало это. Приблизившись к падавану, Джаррус хмуро присмотрелся к нему, выискивая подсказку в каждой детали: в напряжённых мышцах, в скрещённых руках, в застывшей гримасе, в затянувшейся тишине, в чрезмерном упрямстве и как будто излишне показательной дерзости… Излишней даже для несобранного, недисциплинированного ребёнка.       Джедай задумчиво потрепал бородку, прищурился. У него появилась догадка, весьма правдоподобная. Чтобы подтвердить её, он обратился за помощью к Силе и настроился на эмоциональный фон мальчишки.       К сожалению, его догадка оказалась верна.       — Чего ты так боишься, Эзра?       Подросток ощутимо вздрогнул. Верхняя губа задрожала, а синие глаза, которые когда-то искрились радостью и весельем, остекленели, как будто покрылись толстой кристаллической коркой. Мужчина невольно поёжился. Уж слишком непривычно ему было видеть своего падавана таким расстроенным и разбитым.       — Ты не обязан спрашивать, Кэнан. Так что всё нормально. Можешь просто забыть об этом.       Брови Джарруса поползли вверх. Не обязан? Откуда у Эзры такое стойкое убеждение в том, что должен делать его учитель, а что нет?       — Вот тут ты не прав. Обязан. Ещё как обязан. И да, я вряд ли смогу забыть о нашем разговоре, — Кэнан подбадривающе похлопал подростка по плечу. — Так что выкладывай. Очень тебя прошу.       Бриджер прикусил губу и обхватил себя руками. Долгое время он просто стоял и молчал, смотря в одну точку. Кэнан не торопил его, давал время принять решение и совладать с раздирающими сомнениями. Терпеливо ждал, понимая, что давить сейчас нельзя: ситуация была слишком деликатной. Любая спешка могла только разрушить всё.       Джаррус многого не знал о жизни своего падавана. Не знал, что тому пришлось пережить. Мальчик ни разу не рассказывал о своём прошлом, от любых расспросов ловко уворачивался. Или делал вид, что всё нормально, говоря, что его жизнь слишком прекрасна, чтобы о ней беспокоиться. Оборачиваясь назад, мужчина упрекал себя за слепоту и игнорирование очевидных фактов. Жизнь его ученика не могла быть сладкой, ведь он — сирота. Но мужчина слишком часто забывал об этом. Образ беспечного и вечно весёлого парня так глубоко врезался в его память, что было сложно разглядеть в нём фальшь. И почему-то всегда было сложно поверить, что за жизнерадостной улыбкой может скрываться замкнутый, невероятно одинокий человек. Кэнан устыдился своей глупости и твёрдо решил: больше такой ошибки не допустит впредь. Уж слишком глубоко в сердце проник этот мальчишка, ставший каким-то неведомым образом близким ему человеком. Очень дорогим человеком. А не просто случайным соседом по кораблю или временным попутчиком.       — Я просто не хочу быть обузой. Только не опять, — Эзра быстро взглянул на учителя и снова отвернулся, чувствуя себя очень неуверенно. — Я не готов пройти через это снова.        — Снова? — Где-то глубоко внутри зародилось ужасное предчувствие, и Джаррус почувствовал, как в животе что-то неприятно скрутило. — Ты хочешь сказать…       — Нет, нет, нет! Не хочу. Только не сейчас, — подросток отчаянно помотал головой и с мольбой прошептал, крепко сцепив пальцы в кулаки: — Хотя бы потом. Пожалуйста.       От количества боли, прозвучавшей в маленькой просьбе, сердце джедая упало. Он хотел как следует расспросить мальчика, узнать, что с ним произошло и как долго тот прожил в одиночестве, но воздержался. Ещё было слишком рано для этого. С огромным неудовольствием отложив детали разговора на неопределённое будущее, Кэнан сосредоточил всё своё внимание на настоящем.       — Хорошо, только не волнуйся, — мужчина постарался сделать интонацию как можно мягче. — Тогда скажи, почему ты решил, что стал для меня обузой?       — Ну, наверное потому, что я завалил всё задание и вывел тебя из себя?       Джедай от такого ответа несколько растерялся.       — Подожди. Это ведь не первая такая миссия. Нам не всегда везёт.       — Да, но только это первый раз, когда из-за меня все чуть не погибли, — Бриджер устало провёл рукой по лицу и сгорбился, спрятав лицо за копной густых синих волос. — Если бы я вовремя справился с этой дурацкой бессонницей, то ничего бы такого и не произошло!       — Бессонницей?! — светло-зелёные глаза широко округлились. В них отчётливо читалось сильное изумление, граничащее с тревогой. — И как долго она у тебя длится?       В ответ раздалась только тишина, казавшаяся в этот миг особенно громкой и пронзительной.       — Эзра? — мужчина осторожно подошёл к подростку и, мягко прикоснувшись к его подбородку, аккуратно поднял голову. Глубокие тёмные глаза встретились со светлыми. Страх, диким зверьком затаившийся внутри, столкнулся с нежностью и искренним участием. Эти новые чувства оказались столь непривычны, что мальчик почувствовал, как что-то сильное завибрировало в его висках.       — Три ночи уже, — тихо ответил он, чуть опустив взгляд.       Кэнан невольно разозлился, не понимая на кого: то ли на бестолкового ученика, то ли на себя и свою недальновидность. Процедив неразборчивое ругательство сквозь зубы, он крепко схватил мальчика за предплечья и слегка встряхнул:       — Почему ты так долго молчал?! Я бы всё понял и не стал бы тащить с собой! Ты мог погибнуть! — И, совсем отчаявшись достучаться до своего ребёнка, чуть ли не умоляюще бросил: — Неужели ты совсем не доверяешь мне?!       Бриджер, не ожидавший такого вопроса, резко втянул носом воздух. Пульсация в висках усилилась, душа протяжно заныла. Наставник, сам того не осознавая, затронул довольно болезненную тему. Тему, которую парень долго-долго старался избегать. Вырвавшись из крепкой хватки, он с силой оттолкнул опешившего учителя и со злобой посмотрел на него, высоко задрав подбородок.       — Конечно, доверяю! Доверяю настолько, насколько вообще способен и могу!       — И что это значит? Ты либо доверяешь, либо нет. Как мне понимать тебя?       Подросток раздражённо взмахнул руками и, сам того не ожидая, прокричал, что есть мочи, надрывая глотку. Эмоции, годами копившиеся в нём, смешались с тяжёлыми, мрачными воспоминаниями, усилились не зажившими ранами на сердце. Впервые вырвавшись на волю спустя много лет, они разрушили последние остатки самообладания, заставив подростка наконец обнажить свою душу:       — Никак, как хочешь, так и понимай! Я боюсь доверять. Боюсь, ясно тебе? Да и вообще, какой во всём этом смысл? Я тебе никто, всего лишь посторонний. Люди не помогают таким! Людям не сдались чужие проблемы, зачем это им, а? Зачем тебе мои проблемы? Ты думаешь, они тебе нужны? Зачем мне вообще кого-то ими грузить? Я и сам со всем могу справиться! Я не беспомощный, я…       Истерика мощной волной накрыла мальчика с головой. Перестав связно излагать собственные мысли, он уткнулся лицом в ладони и громко разрыдался. Показывать слабость, да ещё и перед тем, на кого он равнялся, было ужасно стыдно, но остановить поток не получалось. И убежать тоже, как будто подростка неведомой силой пригвоздило к месту, не давая даже пошевелиться.       «Ну всё, теперь я точно всё испортил. Кредит терпения исчерпан», — от мысли, что от него вот-вот избавятся, подросток ощутимо вздрогнул, снова съёжился. Измученное переживаниями сознание рисовало во всех подробностях сцену, в которой наставник срывается на крик, понимает, насколько трудный ему достался ученик, и уходит. Уходит, уходит, пока не растворяется в густом мраке, оставляя парня в одиночестве, словно исполняя его просьбу или желание.       Желание, которое, по сути, не имеет ничего общего с реальностью и является извращённой, крайне жестокой формой ужаса.       На самом деле Эзра не хотел быть один. Сердце отчаянно молило о любви, молило обратить на него внимание, безмолвно вопило о помощи. Хотелось тепла, хотелось поддержки, хотелось настоящей дружбы, семьи, в которой он мог бы чувствовать покой. Семь лет мальчик жил один, привыкая обходиться без надежды, привыкая полагаться только на себя, заставляя забыть о детских фантазиях… И вот, когда Судьба предлагает ему неожиданный подарок, тот, о котором он мечтал больше всего на свете, он его же сейчас и отвергает, разрушая последний шанс на счастье.       Ну не глупо ли?       — Эзра, Эзра, эй… Ш-ш-ш… — раздался над ухом обеспокоенный голос. Мальчик медленно отлепил пальцы от лица и с большим удивлением обнаружил себя заключённым в объятиях. Глаза широко распахнулись, дыхание перехватило, нервы словно зазвенели. Мальчик резко дернулся назад, пытаясь вырваться, однако крепкие руки не позволили ему это сделать и только сильнее прижали к груди.       — Я не собираюсь отмахиваться от тебя только потому, что у тебя есть проблемы, — услышав тихий шёпот, подросток перестал сопротивляться и замер. Слова учителя были полны нежности, такой необъятной, что казалось, будто они могли охватить весь космос. Всю галактику… Всю вселенную… Не оставив без внимания даже крошечные, почти незримые планеты и погасшие звёзды. — Знаешь почему я так разозлился сегодня? Потому что испугался за всех, за тебя — особенно. Ты думаешь, я виню во всём тебя, но это неправда. Я осуждаю себя.       Бриджер округлил глаза и напрягся, чувствуя полное замешательство.       — Но… За что?       Джаррус на мгновение зажмурился. Признавать собственные промахи он откровенно не любил и старался по возможности этого избегать. Но сейчас он понимал, что должен перебороть себя, разрушить наконец барьер между ним и учеником.       — За то, что не доглядел. Не заметил, как тебе плохо. Это — моя ошибка, и я хочу её исправить. Ты дорог мне Эзра, — запустив пальцы в густую синюю копну волос, мужчина начал бережно перебирать пряди, надеясь успокоить, избавить от боли. — Позволь мне быть рядом с тобой. Тебе страшно, да, знаю, но… Просто дай мне возможность, хорошо?       Задохнувшись от новой лавины эмоций, мальчик сильнее прижался к учителю и обнял того за талию. Слёзы вновь заструились по щекам, свободно омывали изгибы и капали на кофту мужчины. В этот раз мальчик не сдерживал слёзы и даже не пытался их прятать. Напряжение в мышцах постепенно сходило на нет, уступая место облегчению и радости. Впервые за долгое время вместо опустошения зародилось совершенно новое, удивительное чувство — чувство сладкой свободы.       Когда пальцы наставника начали разминать уставшие, затёкшие плечи, Эзра окончательно расслабился и, уподобившись лот-котёнку, потёрся щекой о мягкую кофту. Потоки любви растопили сердце и, казалось, окрылили его, одарив кислородом. В памяти стали проясняться красочные, добрые картины о безоблачном детстве, когда он смеялся заливисто громко, по-настоящему наслаждался жизнью, играл и свободно мечтал, вовсю фантазировал. Мальчик вспомнил, как когда-то, давным-давно, воображал себя героем-джедаем и надеялся обрести наставника. Внимательного, понимающего и самого-самого подходящего…       Неужели наивная, детская мечта всё-таки сбылась? Спустя стольких лет кошмара? Неужели он может больше не боятся и… Не быть один?       Широкая улыбка осветила лицо мальчишки. Чувствуя себя безгранично счастливым, он обмяк, полностью утопая в нежности, исходившей от рук наставника. Руки безвольно обвисли, веки, словно налившиеся свинцом, отяжелели и медленно закрылись. Дыхание замедлилось и стало спокойным, ровным, глубоким. Все тревоги исчезли, не оставив и следа, позволив сознанию беспрепятственно уплыть в темноту.       Понаблюдав за падаваном, мужчина облегчённо вздохнул. Хоть мальчик так ничего не ответил на вопрос, его действия, его жесты сказали намного громче слов. Барьер, казавшийся непреодолимым, был разрушен. Кэнан понял, что Судьба только что подарила ему прекрасный шанс помочь своему ребёнку, и он твердо решил воспользоваться этой возможностью во что бы то ни стало.       — Ты больше не будешь один, обещаю, — мягко, на грани слабой слышимости шепнул Кэнан. Бережно поправив сбившиеся пряди волос, он ласково провёл большим пальцем по щекам подростка и стёр мокрые дорожки. — Я буду рядом. Обязательно буду. И верить другим научу. Всему необходимому научу…       А после, подхватив уснувшего мальчишку вместе с рюкзаком, не спеша направился к кораблю, с восторгом предвкушая перемены и благодаря Силу за то, что вовремя нашёл своё чудо. Пускай очень наглое и своеобразное, но своё, неповторимое.