Запретное письмо.

Вот уже несколько дней Ибрагим-Паша сам не свой, ходит мрачный, на всех ругается.Все думали, что причины этому постоянные ссоры с Хатидже-Султан, но никто и подозревать не мог, что во всем виновата Хюррем-Султан.Паша ревновал ее к своему другу, к ее законному мужу.А после уезда Фирузе, супруги каждый вечер проводят вместе, от чего кровь в жилах грека кипела.Он был готов ворваться в чертовы покои Султана, высказать все в глаза обоих, забрать с собой Госпожу и уехать с ней далеко и навсегда от всех глаз и слухов.Но, к большому сожалению для Паши, эти были лишь его мечты. Был уже поздний вечер, Ибрагим встретил Хюррем-Султан у покоев Повелителя, и у них завязался как всегда ненавязчивый диалог. —Госпожа, -поклонился Ибрагим, -рад Вас видеть. —Паша хазретлери, -с ехидной улыбкой произнесла Хасеки, -наши чувства взаимны. Даже эта фраза, в которой содержались самые ненавистные чувства к мужчине, казалась для него самой нежной, самой приятной для ушей фразой.Они обменялись еще парой фраз, что как всегда задели чувства обоих, и разошлись.Ибрагим ворвался в свои покои, казалось, он не был еще так зол никогда в жизни, как сейчас.На его столе стоял кувшин с вином, а рядом бокал.Не долго думая, он осушил первый стакан.Его злости, ревности и безумства не было предела.Паша мечтал о ней, о ее губах, нежных прикосновениях.Да, возможно это была далеко не любовь, а просто запретный плод, но он хотел, ревновал, мечтал.Через мгновение мужчина уже допивал третий стакан, он слышал звонкий смех Хасеки, злился, выпил еще один стакан.Потихоньку алкоголь начал дурманить его разум, он не отдавал отчет своим действиям.Ибрагим достал лист бумаги, перо и начал писать. Дорогая Хасеки Хюррем-Султан! Я пишу тебе, хотя знаю, что это письмо ты никогда не прочтешь, более того, о нем ты никогда не узнаешь.Я напишу его, прочитаю, а после просто сожгу, так будет лучше для меня и тебя.Я не знаю, что это за чувство по отношению к тебе, но, видимо, я люблю тебя, ревную тебя к этому самовлюбленному Сулейману, желаю почувствовать на себе твои медовые губы, уверен, они очень сладкие, я хочу смотреть в твои яркие как звезды глаза, хочу наслаждаться твоим нежным голосом и звонким смехом.Хотя, сейчас я слышу твой смех, ты счастлива, я знаю, я уверен. Я так хочу тебя забрать, увезти далеко-далеко, остаться с тобой наедине, где злой глаз не достанет нас, но увы, это лишь мои мечты, только мои.Мне остается лишь мечтать и видеть тебя во снах.Хасеки Хюррем-Султан.А ведь я помню тебя еще той непокорной девчонкой.Александра.Русская рабыня, приехавшая из Крыма, та, что не боится ничего, та, что так легко влюбила в себя молодого Султана.И знаешь, я понимаю его как никто.Сулейман влюблён в тебя до сих пор как мальчишка, и я тоже.Когда я вижу твоих детей, то все больше и больше убеждаюсь, что они похожи только на тебя, в них я вижу лишь тебя.В Мехмеде—ту невинность, что еще осталась у тебя в самой глубинке души, в Михримах—красоту и власть, в Селиме—цвет волос и хитрость, в Баязеде—непокорность, в Джихангире—ум.Они полная копия тебя, и это прекрасно, даже мило.Думаю, пора заканчивать.я уже успокоился, представил твой светлый лик перед собой, улыбнулся самому себе.Что ж, я люблю тебя, Хюррем-Султан.Уж сковать не стану, ведь самого себя мне удастся обмануть.Это мое перво и последнее письмо к тебе.Прости меня за все, надеюсь, ты поймёшь меня. Ибрагим-Паша-твой заклятый враг.С любовью. Ибрагим дописал письмо, прочел заново и, подойдя к камину сжег, а затем улегся на диван и уснул мертвым сном. Наутро Ибрагим проснулся уже полон сил, он всегда быстро отходил от алкоголя.Убедившись, что на столе не осталось того письма, он вышел из кабинета и направился к Сулейману, чтобы заново обсудить предстоящий поход, но только он совсем не подозревал, что он не сжег письмо, а просто уснул.А некий незнакомец прокрался к нему в покои и, увидев запретной письмо к Госпоже, сразу же подложил ей. Хюррем была приятно удивлена, но вовсе не поверила, ведь знала, что это может быть очередная уловка Ибрагима.Никто из них никогда не упоминал о письме, ведь один был уверен, что его давно уже не существует, а вторая не видела смысла упоминать о письме первой.