Эпистатская броня

      Верховный Эпистат и черномаг, будто черное и белое, сахар и соль, да сравнений может быть тысяча. Только вот смысл в них одинаковый - это невозможно. Это знали все от мала до велика. Эпистата боялись абсолютно все, ведь он прослыл смертью для любого черномага. Даже простые смертные лишний раз не желали с ним пересекаться. Его боялись все, кроме неё, кроме Эвтиды, которая сейчас отчаянно целовала эту грозу черномагов, сидя на его коленях. - Эвтида, нет, - томно выдыхает в губы Эпистат, утыкаясь в шею девушки. Его руки сильнее сжимают ее талию, не в силах отпустить. А голова то понимает, что так нельзя, что проблемы будут большие, что убить эту чертовку положено.       Знал ли Амен о том, что Эва черномаг? Безусловно. Еще с первой встречи в нем закрались сомнения о ней. Но что-то внутри заёкало, закопалось неприятно от мыслей, что убить ее придется. Чего только Эпистат не пытался сделать, как только не пытался девушку огородить от дела чёрного. Уж и стражников к ней приставлял, и двери закрывал. Да только всё бестолку. Ловкая, как кошка, Эвтида умудрялась всегда найти путь к своей цели. И абсолютно всегда успешно. - Прав ты, Господин, очень прав. Извини, что случилось, что не сдержалась. Не знаю уж, что на меня нашло, - отчеканила Эвтида, аккуратно слезая с коленей мужчины и склоняя голову в знак извинения.       А в голове-то её все мосты сгорали, весь мир рушился. Что делать теперь? Как отпустить? Как умудрилась она в такую западню попасть? Черномаг влюбилась в Эпистата - да где же такое видано? Нет тут решений и не будет! Не избежать ей казни! Убьет её Владыка всех охотников и глазом не поведет! - Раскаиваешься значит? Похвально, - на выдохе произносит Эпистат, поднимая двумя пальцами подбородок девушки на себя, - да только поздно уже, слишком поздно.       Эвтида ошарашено смотрит в глаза охотнику, пока ее рот затыкают страстным поцелуем. Большие руки тут же подхватывают её, прижимая к себе. Мужчина подрывается со стула, двигаясь к кровати. Но на координацию в голове места уже не осталось, потому получается добраться лишь до стены, к которой в ту же секунду и была прижата девушка. Губы Эпистата плавно спускаются к шее, оставляя после себя лиловые следы, чтобы все знали кому она принадлежит . Эва тяжело и быстро дышит, еле сдерживаясь, чтобы не закричать от наслаждения. Ведь с ней все это впервые. Рука охотника уже блуждает по груди и ребрам строптивицы, очерчивая каждый изгиб и косточку. В моменте, всё же удается добраться до кровати, откуда вскоре слетают полуразорванное платье и одеяние Верховного Эпистата. - Моя милая Неферут, хочешь ли ты стать моей? Единственной и на всю жизнь? - оторвавшись от желанного тела произносит мужчина, глядя в глубокие глаза девушки.       А в голове все уже решено. Он покорился ей целиком и полностью. Отдал свою душу на сожжение всем Богам. Он полюбил. Впервые в своей бессмысленной однотипной жизни - полюбил. И не готов менять долг на свое счастье.       Эвтида же, будучи на пике наслаждения, смотрит туманно в глаза эпистатские глубокие, пока в голове режет сознание мысль «Не могу, не могу быть твоей, любимый ». Весь страх летит к чертям после слов охотника. - Обнаженное тело мое ты уже увидел, позволь обнажить и душу, - сдерживая слезы, произносит Эва, положив на щеку Эпистата свою ладонь, - я - черномаг. - Я знаю, Неферут, знаю, - горько усмехаясь, произносит мужчина, все также пристально, глядя в глаза любимой. - Амен, - впервые за всё время произносит девушка, пока по щекам катятся горячие слезы. Шершавые пальцы охотно их вытирают, пока на губах мужчины играет умиротворенная улыбка.       В эту ночь Эвтида и стала его. На всю жизнь его, пока Фараон не поймает их двоих и не казнит прилюдно за их несправедливый союз. А им и плевать на это. Главное, что вместе. Друг без друга жить для них уже не жизнь, а мука.       В скором времени Эпистат прилюдно объявил всем о своем семейном положении. Эвтида долгое время упиралась, зная, что Реммао подобная весть, мягко говоря, не обрадует. Но Амен настоял на своем решении, объясняя, что его женщину должны знать все и негоже ей прятаться по углам.       Вопрос с черномагами тоже был улажен. Эпистат пообещал не трогать их магическую шайку, но и безопасности от других охотников не гарантировал. Подозрения лишь от них отводил, да об облавах предупреждал. Знал ведь, что для неё это важно. Спустя 2 месяца       Жизнь протекала умеренно. Эпистат вершил свои ежедневные походы, уводя своих людей с пути черномагов. Эвтида ходила на заказы, помогая людям. А на утро оба обессилено падали в кровать, смиренно засыпая. Но и страсть в их отношениях с каждым днем становилась лишь больше. Они предавались утехам везде, где им хотелось, а хотелось им везде. Амен и дня не мог прожить, не зажав свою красавицу где-то на улице. А Эвтида и не против, ведь сама глаз со своего мужчины не сводит. Библиотека, берег Нила, глиняные переулки на улицах. Пожалуй, проще было сказать в каком месте они не бывали. Парочку всегда забавляло то, что люди даже и не знают, что бывало в том месте, где они сейчас идут или сидят. Так было постоянно до определенного момента.       В свой очередной вечерний надзор Эпистат вновь стал на позицию, где должна была пройти его черномаг. Он ожидающе ходил из стороны в сторону, кусая внутреннюю сторону щеки. Сегодня что-то явно пойдет не так, не по плану. Чувствует ведь сердце. Отогнав внутреннюю тревогу, охотник сплюнул в сторону и поднял взгляд на луну. Время заказа, но Эвы все еще не было. Успокаивал себя Эпистат тем, что заказ мог отмениться. Такое уже бывало. Но это поганое чувство внутри не давало покоя.       Утреннюю смену Амен ждал, как никогда. Тяжелыми шагами мужчина направился домой, почему-то готовя себя к плохому исходу. Птицы вокруг радостно щебетали о приходе нового дня, в далеке разливался Нил. Все вокруг сулило обычный мирный день, и лишь грозное лицо Эпистата не вписывалось в эту прекрасную картину.       Отворив калитку их с Эвтидой гнездышка, Амен тут же почувствовал запах чужих аромамасел. Не терпкие, а мягкие ароматы тянулись от калитки до самого дома. И Эпистат знал кому он принадлежал. - Ливий, - ворвавшись в дом, разъярённо крикнул мужчина. Ревность изнутри отгоняла последние адекватные мысли.       Окончательно крышу сорвало, когда перед глазами возникла картина, где в постели мирно сопит Эвтида, свернувшись клубочком, а сидя перед ней на коленях и держа ее за руку, спит знаменитый лекарь. - Ливий! - уже подлетая к кровати кричит Амен, хватая за шкирку парня. - Тш-ш, - шикает лекарь, прислоняя палец к губам, - не кричи. Она только уснула. Поговорим на улице.       И только сейчас сознание в миг отрезвело от осознания, что в первую очередь он подумал об измене, а не о том, что его любимой плохо. Мужчина отпустил парня, выходя вместе с ним на улицу. - Что с ней? - грубо, но с ноткой беспокойства произносит Эпистат, глядя в глаза лекаря. - Её лихорадило. Холодная вся была, тряслась. Тошнота одолела, - начал Ливий, глядя, как лицо Амена перед ним искажает страх, - но ты не волнуйся, это нормально при.. - Амен, жизнь моя, - доносится слабый голос из спальни, перебивший мысль лекаря. - Иди к ней. Она сама расскажет, - улыбнулся Ливий, похлопав мужчину по плечу и усмехнувшись с его перепуганного вида.       На ватных ногах, припав на колени перед Эвтидой, охотник кинулся целовать руки девушки, боясь начинать этот страшный разговор. В глазах Эпистата отражался лишь ужас, глядя на бледное личико любимой. - Амен, ты только не пугайся, - неуверенно начала девушка, глядя в глаза мужчины, - но дело в том, что на задания я больше ходить не смогу по физическим причинам.       Хворь! Как гром среди ясного неба прогремело в голове у Эпистата. Раз в жизни он полюбил, но видимо за свои грехи все же суждено платить! О Великий Ра и Анубис, заберите меня вместо нее! Почему же так? - Эва, девочка моя, не вздумай думать о плохом! Мы вылечим тебя от этой заразы! Я найду лучших лекарей для тебя! Не переживай, - затараторил Эпистат, прижимая к себе ладони девушки. - Но, Амен, от этого невозможно вылечиться, - слабо улыбнувшись, произносит Эвтида, чуть привстав на локтях. - Не говори так! Мы обязательно найдем выход! Я не позволю, - чеканит охотник, пока его не перебило тихое: - Я беременна, милый. У нас будет ребенок, - обхватив лицо мужчины, произносит девушка.       Амен не помнит, что было дальше. В голове все будто обнулилось, стерлось. Помнит лишь как слезы крупные его Эвтида вытирала, улыбаясь, как все лицо он её выцеловывал, а любимая лишь твердила: - А как же твоя броня? Кто же мне говорил, что ничего его до слез не доведет? - Пала моя броня. Пала, когда тебя еще в первый раз увидел, - признается охотник, прижимая к себе свое самое ценное и родное.       А дальше всё как в сказке. Уход с должности, капризы любимой, забота о ней, ночные хотелки и пустяковые слезы. Первые толчки, которые стали лучшим моментом в жизни охотника. Ночные прогулки и нежные поцелуи. А потом.. - Дочка! Девочка у тебя, Амен, - радостно крича, выбегает Ливий, вытирая кровавые руки о фартук.       И Амен был готов поклясться, что Готов умереть за это хоть тысячу раз, готов нарушить закон и будь бы у него 9 жизней, он бы обязательно прожил их так.       Заснув с новорожденной на руках и Эвой на плече, Эпистат чутко дремал, пока в дверь не постучали. И какого же было удивление всего семейства, когда во входе в спальню возник Фараон с деревянным стульчиком для ребенка. - Ну, я, тут, это. Стульчик принес, - улыбнулся Владыка всего Египта, глядя на маленькую копию его близкого друга Амена. И взглянув на эту прелесть, у Фараона и мысли о казни не возникло, а изо рта вырвалось довольное: - Аа! Ей можно платешки выбирать!