0908. костяшки

             За ними наблюдали все толпящиеся около угла курильщиков. Кто-то смотрел с замиранием сердца, кто-то уже переговаривался и отправлял сплетни в далёкое путешествие из уст в уста, конечно же приукрашивая, а кто-то делал вид словно и не интересно им вовсе, но кто откажется от бесплатного шоу боя без правил?              — Ещё раз ты приблизишься к Хёрин, — гул от слов был подхвачен почти мгновенно. Потемневшие глаза напротив избитого оппонента, кажется, не увидел никто из-за нависавшей над ними трясущейся спины. Глаза не хотелось показывать, — И я оторву тебе то, что ты натираешь ночью под одеялом, Мин. На этот раз я не шучу.              Потрёпанный парень, прижатый к стене, в миг отклеился от неё, когда противник не желал больше очаровать его своим временем и отошёл на пару метров, хватая под руку низенькую девушку с короткой стрижкой. Галдёж разлетелся, а потом и успокоился также быстро, как и начался. Юнги, подхватив свой рюкзак, щёлкнул языком и под унизительные взгляды всех вокруг пошёл по направлению к парковке. Может эти идиоты и видели каждый раз момент ревности Хосока, взбучки и тряску за воротник. Кое-что всё равно было скрыто от их глаз, не такое тайное, но менее привлекательное, чем окрашивание двух парней друг друга в красный.              Даже на улице, подле университетской площадки, за несколько метров от здания был слышан раздирающий уши звонок. Наблюдать за снующими туда-сюда студентами было совсем не интересно. В третьем окне слева, принадлежавшем кабинету биологии, показалась огромная толпа ввалившихся словно снежный ком с горы, парней и девушек. Занять место подальше от злого профессора казалось им отсрочкой своей смерти и новой двойки. Но все они действительно были не важны для глаз Юнги, он раскурил сигарету, пару раз затянулся и поёжился от горечи в горле, втягивая щёки. Наблюдать за Хосоком, который был в растерянности, что-то печатая быстро-быстро в своём гаджете, было по истине восхитительно. Половина недокуренной сигареты осталась дымиться на асфальте, Юнги небыстрым шагом куда-то направлялся.              ***              — Куда пропал? Забыл, что пары с Чоем вообще-то обязательны? — чрезмерная опека старосты иногда бесила, иногда неимоверно раздражала, но никогда не приносила той пользы, с которой посылалась.              — Помню я. Это, типа, технические проблемы, — голос Юнги был надломлен, можно сказать, что скрипел как-то необычно, расшатывался и слетал на гласных.              — Чон опять тебя отметелил? — в голосе сквозило беспокойство. Юнги помнил, как раз за разом получал от Пака советы и даже потенциальную помощь, о которой, правда, его не просили, — Знаешь, я могу поговорить в деканате насчёт его поведения. Это не дело. Пропускать пары и получать «неуд» из-за побоев очень несправедливо.              — Окей. Спасибо, Чимин, правда. Я попробую, — его голос так ломался, растекался и трескался словно глазурь, что от неаккуратного движения хрустела и превращалась в маленькие кусочки. Юнги закусил губу, чувствуя, как по лбу течёт пот холодной струйкой, смазать её рукавом было сейчас подобием роскоши, — Сам. Сам разобраться. Обещаю, что пары не пропущу, — он не услышал, что тот хотел сказать, чего пожелал и с какой грустью сочувствовал. Эта непонятная забота была сейчас чересчур не кстати. Мин закатил глаза, когда почувствовал на лице, именно на том самом месте, где срослись его шея и правое плечо, чужие касания, такие необходимые сейчас, когда по тёмным натуральным волосам то и дело падала капля за каплей пота, противным эхом отдавая звук в голове, потому что растерзанное, расшатанное до боли притупленное чувство в онемевших руках отдало свою чувствительность ушам и глазам, это походило на сверхспособности.              — Ты отключил телефон? — эхом разносился второй голос. Это было сравнимо с криком для его чувствительной кожи, как так быстро по ней пробежали мурашки, стоило услышать лишь пару фраз от этого человека, — Юнги, — мягкий голос шёпотом прошёлся по его шее, а потом и щекам, коснулся всего внутри, заставляя съёжиться, когда тёплые губы дотронулись до его носа. Руки сами поползли к талии, переворачивая тело, что прижимало его к себе ближе ногами за бёдра, сидя на подоконнике, — Юнги!              — Думал, не заметил, как ты схватился за мою куртку? Я вижу каждое твоё действие.              Вскрик разрезал не только сохраняемую тишину, но и мутное сознание старшего лопнуло напополам. У Юнги холодные руки и пальцы, контраст, осязаемых касаний по чужой райской словно шёлковой коже ощущались как кусочки льда, воткнутые в медленный, но густой поток лавы с горы. Тело под ним двигалось, неразборчивыми движениями тёрся бёдрами друг о друга, касался животом тупого подоконника, смотря сквозь опущенные жалюзи расплывчатым будто с астигматизмом зрением.              — Бля, Хосок, что ты делаешь со мной? — тот неуверенно мычал себе в сгиб руки, покачивался на трясущихся ногах от напряжения и сползал так, что голова упиралась прямо в помутневшее от дыхания стекло, — Мы в ебаном толчке, детка.              — Плевать, — ему действительно было так всё равно, потому что когда Чон приподнял несколькими неловкими движениями за край свою футболку вместе с кофтой ближе к груди, смещая около горла, удерживая одной рукой, это казалось невероятным, немыслимым. То как двигалась вторая рука к чуть потёртым джинсам, залезая медленными ползками под ремень, холодя кожу, — Мне жарко, — через сквозящие движения, сквозь полное напряжение тела Хосок дотянулся до рюкзака, опираясь о локти всем весом тела, роясь в самом маленьком кармане, случайно раскидав по подоконнику тетради, — Презерватив где-то там. В кармашке с пропуском.              Руки тяжелели непонятно почему, тело плавилось под натиском слегка горячего солнца, проскакивающего через жалюзи, отражаясь прямо от медово-шоколадных глаз, встречая противника по яркости. Юнги, запыхавшись, медленно потянулся к карману, достав оттуда фольгированную упаковку с контрацептивом, и не скупился на движения вокруг обнажённой талии. Руки может и не подходили так идеально, как должно было быть, но смотрелись в тысячу раз лучше, чем чьи-то другие, особенно когда вызывали такой шквал эмоций. Тепло, разлившееся по конечностям, налившееся красным лицо предательски нуждалось в холоде, поэтому Хосок, растерев по щекам маленькие капли пота, приложился щекой к подоконнику, выглядя совсем неподобающе и чересчур пошло, но не менее красиво в глазах напротив.              Всё так медленно текло, так хотелось разуму и телу, но их словно ошпарило, когда сзади, прямо за дверью, послышались голоса. Онемевшие ноги, прилипшие к холодной плитке, вмиг остывшее тело не поддавалось уговорам двигаться, поэтому Чон и опомниться не успел, как сидел в душной кабинке, прямо на Юнги, теряя последние капли рассудка. Помнилось, как горячие руки прижались к его лицу, огладили щёки и губы, как в момент стало тепло и хорошо, как он сильнее прижался, трясясь на нервных коленях. Кто-то прошёл, дергая ручки соседних кабинок, послышался смех. Приложенный палец Юнги к выточенным губам служил как ориентир не издавать звуки. Всё было так неважно сейчас: парни за дверью, обомлевшее тело, имели хоть какой-то вес в голове у Хосока лишь пальцы во рту.              — Смотри, чей рюкзак? — глаза Хосока быстро, в моменте, широко распахнулись, щёки так и оставались впалые, пока Юнги прикрыл глаза, откидывая голову чуть назад, — Хосока, — сердце вышеупомянутого сжалось так сильно, отчего точно становилось больно. Его раскроют так нелепо. Послышались хлопки остальных дверей, ощущение приближения смерти казалось для него невероятным и нечестным. Его совсем сжавшееся до мелких размеров сердце, наверное, привлекало внимание своим бешеным стулом, — Эй? — в дверь тихо постучали, дёрнули за ручку.              В ушах Юнги зазвенело, перестали слышаться другие звуки, даже шорох покачивающихся громоздких жалюзи. Бить самого себя было странно, но не впервые, издав стон боли, он поднялся на ноги, дотягиваясь до защёлки на двери, открывая внешнему миру их двоих.              — Мин?              — Больше не подходи ко мне, — рвано проговорил Хосок, в его словах, казалось, не было какой-то угрозы, что поверить в случившуюся разыгранную картину было с трудом, но его бегающие испуганно глаза говорили тем парням об обратном, — Идиот, — его дыхание стало нервным, можно было ощутить, как пульс бил в ушах и медленно текла кровь прямо от рук к сердцу, отчего хотелось закрыть уши, — Я думал, думал это препод. Меня предупредили: «Ещё одна потасовка и дорога в деканат мне обеспечена», — зрители не хотели, кажется, в это верить, смерив страдальчески выглядевшего Юнги косым взглядом, — Чего встали? Вам тут бесплатное шоу что ли?              Его нервные, неуверенные шаги привлекали внимание, но никто ничего не осмелился сказать. Пугающее чувство распространилось по телу и одного и второго. Хосок так сильно боялся за свою репутацию, Юнги тоже об этом пёкся больше, чем о своей жизни.              Юнги почему-то готов такое терпеть, сам делать. В его глазах с каких-то непонятных пор остаются отпечатки неуверенности его любимого человека. Если это хоть чуть сгладит всю его неуверенность, подарит то, чего он так желал, то Юнги готов. Особенно если знать, что после затишья всегда следует буря. То как Хосок извиняется, то как пытается помочь, цепляет Мина до глубоких нот его души. Он действительно готов вытерпеть всё ради него.              Его туманный рассудок не мог достучаться кривыми линиями криков до осознанных мыслей давая понять, что жертвовать чем-то должны они вместе.              **              То как дрожало сердце, передавая всё телу. Когда ты не хозяин ему, наверное, так ощущалась любовь, по крайней мере так думал Хосок. У него не было всего времени мира в старшей школе, пара друзей иногда скрашивала его пресные будни чем-то чуть отличным. Юнги казался совсем другим, даже если отличия у них были менее чем чуть заметные. Как ощущалась любовь с первого взгляда и была ли это она? Хосок не мог ответить. Не тогда, когда ощущал себя чёртовым предателем, его мир должен был разрушиться, предчувствие никогда не было обманчивым. — Ты справишься, — прошептал он тонким, совсем тихим голоском куда-то в область шеи. Пусть они были примерно одного роста, Хосок, будучи рядом с Юнги, ощущал себя в безопасности, словно скрытый всеми замками и кодами мира, недоступный для всех, — Я верю в тебя.              — Спасибо, — и после, уже тише продолжил. За закрытой дверью кабинета текла своя студенческая жизнь, её радость, горе, а может отчаяние, в окружении этих четырёх стен витала тревожная любовь, — Ты придёшь поглазеть на меня?              – Юн, правда.. — отцепленные пальцы Хосока от собственных, миновых, служили как красная тряпка для быка. Внутри неприятно жгло. Почему в голове отдалиться было лучшим вариантом решением проблем Хосок совсем не знал и не понимал, почему получалось именно так. В кабинете в мгновение похолодало несмотря на цветущую весну за окном и тёплый на редкость идущей неделе ветер.              — Я понял, понял, — его слова были точёными и толковыми, внушали в голову веру и действительно казались правильными, только движения – рваная хватка за руку, противная боязнь потери его всё же стремилась выдать. Его и все накопившиеся секреты, — Правда понимаю. Но поддержки лучше для меня бы не было, Сок.              Почему-то Хосок, не поцеловавши на удачу своего парня, сидел здесь, на трибуне со всеми болельщиками и трясся каждой клеткой тела, не думая, что причина этому вовсе не сложный матч, от которого могла зависеть вся будущая жизнь и карьера Юнги. Странно должно было показаться уже с тех пор, как Хосок мнимо и неясно разделил свою жизнь и Юнги по разные стороны. Из-за своих страхов быть отвергнутым Чон сидел во втором ряду среди истерично воющих студентов, хлопающих каждому движению, заброшенному мячу и свисту судьи. Страшнее всего было то, что Хосок сидел там не просто так, держал за руку Хёрим и мимолётно слушал её непонятные рассказы о жизни. До начала матча он старался заметить всё: падающую каплю с банки колы, толпу студентов, протискивающуюся сквозь друг друга, но только не её галдёж, не её лепетание. Он не знал, почему сам ввязался во всё это. Он пытался сконцентрироваться на Юнги, на его игре, но как только погружался в спокойствии, то быстро выбивался её голосом.              Хёрим была невысокой, короткостриженой девушкой с милой улыбкой и не многословна, возможно, поэтому привлекала парней рядом. Сколько Чон помнил себя, столько она была рядом, его подруга. Но время шло, его мечты, идеалы менялись. На смену однотипности пришла невероятная и свежо-пахнущая любовь, которая окрыляла получше всякой выпивки и душевных посиделок. Его границы дружбы начали быстро растворяться, когда девушка, поддерживая друга, предложила самую (на тот момент по мнению Хосока) гениальную идею – притворные отношения. Так он чувствовал себя в безопасности, под неясной защитой. Сплетни текли сами за собой, постоянно замеченный в компании Хосока Юнги получил неоправданно грязную славу обольстителя чужих девушек. Так на протяжении нескольких лет люди, закрывая глаза на очевидные влюблённые взгляды, на иногда касающиеся друг друга руки, на задержанные взгляды, начали верить в то, что сами создали. Сейчас Хосок чувствовал, как эта игра душила его отношения.              Он мог думать только о нём, закрытые глаза не были помехой, наоборот, в сознании всегда всплывал Юнги, подкрепляя свежими образами с игры пред глазами. Еле сдержанная улыбка Юнги из-за очередного заброшенного в кольцо мяча, такая же скрытая, как и у Хосока, который старался прикусить палец, ущипнуть себя, чтобы сдержать очевидную непонятную для всех радость. Юнги, агрессирующий на соперника, использовавшего запрещённый приём, его большие кисти рук, в которой запросто помещался мяч. Он был вспотевшим, в помятой форме и с изнеможённым видом, но всё это придавало ему лишь большую жизнь глазам. Глаза Юнги время от времени поднимались, и только Хосок знал, кого именно тот пытался отыскать среди всех собравшихся. Хосок хотел кричать, хотел поддержать, но единственное, что тому оставалось – лишь скрыто постыдно и униженно наблюдать, не отрывая глаз. Его сердце отчаянно колотилось будто предупреждая о чём-то.              В его мыслях и голове не было отчаянного звонка, который преследовал его на протяжении долгого времени, смотря за реакцией окружающих, - девушка рядом совсем не была его приоритетом. Фантазии так горячо лопались в голове, разливаясь смущением по всему лицу краской, обдавая ещё сильнее уши и шею словно в лихорадке. Их последняя встреча, отмотанная до всей перепалки в школьном туалете, также была соблазнительно сексуальной и горячей в мыслях, ощущения всё ещё не были притуплены виной. Перед сном, не встречаясь больше с Юнги, потому что будучи студентами они всё ещё жили в разных квартирах, хоть оплата жилья и стала была намного меньшей проблемой, по понятным причинам, Хосок так остервенело дотрагивался до тела, кусал собственные пальцы и пытался сделать так, чтобы на утро не увидеть на своей двери листок с предупреждениями, эмоции брали верх.              — Хосок, ты слышишь? — навряд ли. Последнее, что было уловлено его сознанием – самое начало диалога, расплывчатость и неприятность. В шоке он вздрогнул: игра уже завершилась, трибуны пустели, студенты разбредались, кто-то из волонтёров собирал остатки мусора с лавок. Единственный, кто правда тревожил его, направляющийся в сторону выхода Юнги.              — Да, э-э. Знаешь, мне нужно бежать. Увидимся чуть позже.              Было ясно, что истинные мотивы его внезапной заинтересованности в победе (в этом он был уверен еще до начала матча) команды университета были взяты с неба. Ему нужно, совершенно необходимо удостовериться в ней. Конечно же только в этом причина.              Хосок, спустившись по ступенькам, заткнул сознание и не реагировал ни на что вокруг, ему не хотелось придумывать причины, просто не мог. Ноги сами привели его к помещению, что слишком контрастировало с коридором – ярким и в разноцветных плакатах -, то было серое и не очень просторное; внутри пахло сыростью и мерцала лампочка липким светом. Сердце заколотилось испугом, когда голоса стали слышаться всё ближе, пытаясь удержать непрерывное громкое дыхание и уйти в темноту угла.              — Отличная игра, Юн. Увидимся на следующей неделе, — кто-то из пяти парней прокричал внутрь помещения. Темнота, обволакивающая тело Хосока, начала отползать на задний план. До конца всех занятий оставалось, кажется, не больше двадцати минут, не проверяя телефон, он прошёл внутрь комнаты, смотря на пару так и не упавших капель с лейки душа. Его тело немело, возможно из-за холода стены, к которой он жался, или из-за Юнги со свежевымытыми волосами и ярким ароматом, точнее тот был нейтральным, но ощущался так ярко для Чона, отчего сводило скулы до боли. Заявивший о своём присутствии Хосок, улыбнулся, почему-то все мысли отпустили его; тело не хотело выполнять команды мозга: обнять, поцеловать, прикоснуться не было сил. Смущающие мысли, наполняющие его сознание и тело, вылились краской на лицо вновь.              — Как тебе игра? – Юнги чувствовал себя вновь подростком с постоянной неуверенностью в голосе, ещё совсем неокрепшим и несломанном. Молчание оповещало Юнги тревожностью, бесконтрольная ситуация крушила его мозг и мгновения пролетали слишком быстро для осознания того, как его губы были с силой прижаты к чужим, которые были напротив только, что, буквально секунду назад. Карие глаза Хосока во мраке комнаты становились темнее и придавали такую властную нотку будто Юнги и без этого не знал такой отчаянной, самой честной правды; та самая, о которой не говорят, но непременно знают, — Нет, не здесь, Сок, кто-то может увидеть, — его в мгновение заплывшие мысли так хотели и искали как бы уцепиться подольше в опухшие и чуть израненные губы. Они не были такими пухлыми, как у Хёрин или любой другой девчонки, да к чёрту девчонок, у его старосты были самые большие губы, какие только могли встречаться Юнги. Но почему-то это не влекло. Ни губы, ни красивые формы, большая грудь или ягодицы. Наверное, это было красиво, но любить такое не хотелось. Ему нравился Хосок с невероятной улыбкой и тонкими длинными пальцами, хрупкими запястьями и красивой ломаной фигурой, с остротой бёдер и коленок, которую он скрывал под широкими джинсами; его твёрдые решения, красивый смех, точечная сосредоточенность - всё это оказывало влияние намного больше, чем девушка или парень с обложки журналов для взрослых.              — Да, да, идём, – его чуть неловкие движения, не совпадающие с сигналами мозга начали таять, не успевая вылиться в жизнь. Его сознание, помешанное на Юнги, на его голосе и последнее время редких встречах кричало и просило о близости, тонкими нитками по нервам посылая импульсы к ногам, которые плыли на совсем ровном напольном покрытии, — Идём.              — Сок, нет, погоди..— прижатый к стене в подсобке Юнги вздрогнул всем телом от наплывчатой уверенности и силы своего парня, смотря в последний раз на тусклый свет, падающий на наэлектризованные от касаний волосы, дверь закрылась, — Да ладно? Поехали домой, любовь.                     — Я ждал так долго, Юн, — Юнги, пытавшийся как-то возразить, остановился, слыша звук закрывающейся на ключ двери. Оглядеться не было времени - на его лицо осыпались поцелуи намного быстрее, чем мозг обрабатывал новую информацию, — Ты не выйдешь отсюда просто так.              Его вдохи казались опасными и повлияли на изменение прошлого решения. Губы, потрескавшиеся от ветра, так быстро начали в темноте отыскивать кусочки кожи, приближаясь к цели от щёк к губам. Хосок выглядел опасно лишь в компании, лишь с неправильными людьми, на самом деле рядом с Юни он плавился как лёд на жаре. Еле уловимые стоны всё также катились изо рта Хосока, прижавшегося к сладким, совсем приторным губам Мина. Он пытался быть спокойнее, но настойчиво сам для себя продолжал кусать и целовать, больно сталкивая лбы вместе, когда воздух заканчивался, а терять связь не хотелось, она улавливалась небольшими касаниями, перекатываниями. Чёлка приподнялась по ощущениям Юнги, когда Хосок вздохнул продолжая охать от чрезмерной приятной стимуляции. Юнги, кажется, мог найти чувствительные точки там, где их и подавно не было.              Молния на джинсах Мина затрещала от медленных движений. Хосок, поёжившись от предвкушения, улыбнулся этому звуку, также, как и нескончаемой заботе парня даже в таких ситуация, как Юнги вытащил из своей спортивной сумки футболку его игровой формы и положил на пол, заставляя встать парня на неё. Внутри плюхалось предвкушение, желание и перехватывало дыхание от такого долгого, тянущегося времени, можно было слышать, как вода в душе всё ещё капала. Ткань под руками Хосока захрустела, когда начала собираться складками на бёдрах и коленях, спускаясь всё ближе к щиколоткам. Следом потянул боксеры, проводя рукой пару раз по твёрдому члену. Слышать пыхтение сверху было невероятно. Как мало нужно было сделать для неадекватно-невероятных чувств Юнги. Он наклонился вперёд и нежно поцеловал кончик, затем лизнул, плотно прижатый язык творил чудеса.              — Бля, погоди, детка, — насильно оторвавшись от Юнги, Хосок продолжал стоять на коленях, чувствуя как действует на тело это приторное прозвище. Второй порылся в сумке, пошуршал, что-то достал, через пару секунд небольшую подсобку озарил мутный, желтоватый свет фонарика смартфона. Стоящий на коленях Чон произвёл сногсшибательное впечатление, как обычно. Положив вверх, на шкаф, светом вниз, Мин посмотрел на тающий взгляд, устремлённый снизу вверх и лишь провёл рукой по выбившейся пряди волос. Хосок, обводивший языком член, открыл рот шире и, посмотрев сквозь ресницы и туман в глазах, чувствуя на волосах касания, пытался автоматически заправить свои некогда длинные волосы за уши. Внутренняя часть щеки ощущалась так нежно и невероятно, когда вакуум сдувался и напряжение щёк на мгновение спадало, — Тебе нравится, да? — Чон лишь продолжил усердно втягивать щёки, пытаясь не упускать капли воздуха, который начинал заканчиваться, как и терпение Юнги, — Тебе нравится, детка? Да? — Хосок застонал, сжав ноги друг с другом, собрав с полной силой колени вместе. Неприятный, скорее рыжий для глаза свет сверху озарял лицо парня так, что чуть выступившие слёзы были хорошо видны, омываемое теплотой видимости лицо выглядело слишком греховно и невероятно. Отвлёкшись на мягкий взгляд, снизу послышался кашель и Юнги почувствовал, как по бедру начали течь только что вылившиеся слюни, капающие с подбородка и растянутые тонкие пузырчатые паутинки слюны, — Давай, детка, проглоти, подавись моим членом, — голова Юнги откинулась назад лишь на секунду, потому что смотреть в глаза Хосоку было слишком заманчиво и соблазнительно. Его впалые щёки так облегали, Мин мог чувствовать, как трясётся и сжимается его горло изнутри, посылая вибрацию по всему телу. Как Хосок сжимал пальцы в кулак, как царапал пол подстриженными ногтями, а после схватился за бёдра притягивая ближе к себе горячее тело, — Просто расслабься, детка, — тот тяжело дышал через нос, рот был под завязку наполнен слюной и набит до самого горла толстым членом, прижимающим его язык прямо к нёбу и обратно, вызывая тошноту и еле сдержанную рвоту, но это ощущалось слишком. Слишком извращённо хорошо, — Вот так.              Желудок сжался. Как хорошо ощущалось всё вместе, так таяло. Одного вида его парня с поднятыми вверх от необычного приятного дискомфорта хватило бы для того, чтобы кончить. Настал момент, когда оставшиеся без внимания бёдра Хосока затряслись, а сам он захныкал, оповещая о том, что не продержится слишком долго. Переключившись на своё удовольствие, он не почувствовал жёсткую хватку на своих волосах, глубокий толчок, заставивший его поперхнуться и промычать что-то невнятное, вибрируя горлом и опуская глаза полные слёз чуть ниже.              — Такой хороший мальчик для хёна, да?              «Конечно! Да!» — единственное, что плыло неконтролируемым потоком в голове, единственное, что заботило сейчас, когда в его горле неприятными ощущениями и спазмами сводило мышцы. Задержать дыхание было не лучшей идеей, в любой момент он мог захлебнуться слюной, поэтому:              — Давай, детка, дыши носом как хороший мальчик. Я не дам сделать тебе это ртом, — и замеревший как от взгляда медузы-горгоны Хосок засопел, пытаясь вдохнуть всё глубже и глубже. Его лёгкие наполнились быстро и, возможно, воздуха в них не было уже давно, осознание не могло озарить его.              Прошедшее время Хосок не мог измерить и не хотел, его тело поддалось на чужие толчки полностью. Его глаза были прикрыты наполовину, а рот открывался широко лишь для того, чтобы скользнуть внутрь еще глубже и сжать плотно губы. Неприятное чувство разлилось по его горлу, как только Юнги отстранился, продолжая тяжело дышать. Хосок опустил голову, позволяя из своего открытого рта капать горькой, плотной слюне. Юнги казалось, что сейчас он походил на ангела, когда его светлые волосы обдавало сверху желтизной искусственного света.              — Это было.. хорошо.. было хорошо, – это были не просто слова, это был своеобразный вопрос: «Сделал ли я всё правильно?». Он и сам не знал с каких пор и почему ему нравилось так подчиняться другому мужчине. Вопросы оставались загадками, потому что после такого его ноги тряслись, а внутренности наполнялись ощущениями восторга.              — Это было отлично. Ты так хорошо справился, мой маленький котёнок, — прошептал Юнги ему на ухо, когда ощущение прижатых к нему рук просквозило тело. Мин, выдвинувший из-под шкафа небольшую табуретку, не натягивая штаны, копался в сумке Хосока, в кармане с пропуском лежали два презерватива. Хосок без лишних слов со стоном боли по всему телу сел, опираясь о стену и приподнимая поясницу, чтобы справиться со штанами, пока парень разрывал фольгу.              Не прошло и минуты, как Юнги, тяжело дыша и встав на колени, чтобы удобно расположиться между чужих ног, наблюдал за красивым лицом. Оно покрылось лёгкой дымкой пота, ноздри широко раздувались от предыдущего голодания по кислороду, свет отливал на веснушчатое лицо так, что тени от ресниц на закрытых глаз тянулись длинными полосками до самых щёк. Хосок ухватился за руку, когда почувствовал проникновение, что-то внутри него кричало, смотреть в лицо напротив не хотелось от стыда, от всплывших именно сейчас мыслей.              «Когда любят смотрят в глаза»              — Давай, Сок, посмотри на меня, — нежно прошептал Мин, подхватывая того под бёдра, когда тело от толчков начало плыть вниз. Смотреть было так стыдно, но так приятно, что Хосок продолжал шептать имя, лишь «Юнги, Юнги».  Он послушно брал всё, что давал ему другой, и громко стонал вместе с ритмичными шлепками, раздававшимися в комнате. Оба погрузились в восхитительную смесь толчков, хватаний и трения, совершенно забыв, что находятся в подсобке. Вторая рука Юнги закрыла рот парню, когда стоны начали покидать его рот, разносясь, наверняка, за пределы этих четырёх стен. Хосок, раскрыв широко глаза, переместил руку на губы вниз, целовал пальцы, а после прикусил так, что полились слёзы. Дрожь побежала по телу и Чон кончил, когда почувствовал сквозь презерватив тоже самое внутри себя. — Всё хорошо, Сок? Я не перешёл черту? — тот мог лишь устало покачать головой, прижимаясь ближе к старшему, когда его будто волшебным образом переместил к себе на колени Юнги. Его рубашка всё ещё была чистой, задрана старшим вверх, — Давай приведём тебя в порядок, ладно?              Намочив свою футболку для игры, Юнги начал бережно стирать все следы, расцеловывая лоб и щёки, пока Хосок жадно глотал воду. Смотреть не хотелось, Чон думал, что никогда в жизни не чувствовал себя бо́льшим предателем. Юнги хотел поговорить вечером о чём-то важном.              **              Хосок не знал, почему нервы так ели его голову и неприятные, неправильные мысли осели на его теле, припечатывая грусть и страх от предстоящего разговора. Нелепый стук в дверь казался теперь самым страшным звуком в мире, непредсказуемым. Чон не хотел играть в русскую рулетку, но в этой ситуации уверен, что дай ему пистолет один заряженный патрон из пяти точно выстрелил бы. Смотреть в замыленный глазок не нужно, осознанность подсказывала, что бояться самого близкого и любимого человека ну просто чертовски неправильно. Юнги почему-то не расстроен, входит с красивым букетом ромашек, намешанных с подсолнухами, это напомнило Хосоку тёплые летние времена, проведённые вместе с ним у бабушки в деревне, пока его родители уезжали на море под предлогом работы, а Юнги собрался просто потому что «Хосок, без тебя тут грустно», тогда сердце забилось от того, каким прекрасным другом был Юнги. Сейчас это чувствовалось так нелепо.              — Привет, — радостно поприветствовал с широкой улыбкой, а всё внутри парня помладше ёкнуло, упало и грустило от своих же мыслей.              — Привет, — мяться около порога напоминало ему прежние времена, когда они боялись даже держаться за руки и целовались лишь в щёку или отрывисто по-детски в уголки губ, — Ты сказал, что разговор о нас. Я не приглашал Хёрин.              Улыбка с лица Юнги не упала, но заметно померкла при упоминании девушки. Он ненавидел её, как бы глупо ни звучало, но в её лице он видел только соперницу, её касания были не дружескими, но их игра зашла слишком далеко, была чересчур реалистичной.              — Почему ты о ней?              Хосок сжался, не думая, что ляпнет что-то глупое, но сказал, кивнув головой на руки с огромным букетом, пахло замечательно:              — Цветы..              — Они для тебя, — перебил его старший будто только и ждал этого вопроса, протягивая цветы в шуршащей упаковки. Яркие цвета лишь двух оттенков гипнотизировали Хосока своей простой красотой, — Ты возьмёшь?              — Я не девушка, Юн.              Хосок отшатнулся, когда Юнги, снимая кеды, прошёл внутрь квартиры, словно тот мог ударить его или когда-то позволял себе такое. Он прислонился к косяку, выдыхая полную грудь воздуха. Мин чувствовал себя как в своей тарелке – быстро нашёл вазу, в которой Хосок раньше с удовольствием держал все прошлые букеты, фотографировал и даже выкладывал снимки в социальные сети. Сейчас они закрыты, Юнги не уверен, но возможно они уже и не существовали вовсе.              — Давно ты стал таким приверженцем гетеронормативности? — Хосок закусил губу, чтобы не взболтнуть лишнего, он и не знал, что сказать, — Может и парень тебе теперь не нужен? — Юнги знал, что говорил лишнее, но не мог остановиться.              — О чём ты говоришь? Что ты такое несёшь? — Чон встрепенулся, выражая всё недовольство взглядом, учащённым дыханием и мурашками. Перспектива отпустить Юнги не казалась ему хорошей от слова совсем словно не он вынашивал в голове такие мысли. В секунду ему стало страшно. Страх был сравним с тем, когда зимой за ним бежала стая бездомных собак, в тот момент он молился богу и звал на помощь; чудо, что он остался цел и невредим. Просто он не мог остановиться, страх только усилялся. В этой ситуации звать на помощь было некого, пытаться он, кажется, бросил, а чудо не хотело происходить.              — Извини, солнце моё. Прости, — Юнги с полуулыбкой подошёл так быстро, как только мог, расцеловывая тонкие совсем худые пальцы своего парня, чувствуя вину. Хосоку было стыдно вновь. Вновь и вновь, — Прости. Я ляпнул, не думая. Ты же знаешь меня: сначала говорю, потом думаю.              — Зачем ты хотел встретиться?              «Когда для встречи с тобой нужен был повод, Хосок?» — но поток слов, который не вызвал бы ничего кроме ссоры, остановился вовремя.              — Давай, присядь, — Хосок, зажав руки меж бёдер, опустил взгляд впервые за эту встречу на глаза парня. Юнги, усевшись в его ногах с улыбкой, взял того за руку, — Меня возьмут в национальную сборную, — губы Чона онемели, руки словно срослись, а крик, который был внутри его тела, превратился в реальности в хриплый сухой писк, —Хосок?              — Юнги! Это так чудесно! Как здорово! Ты так долго к этому шёл, — глаза его вновь горели, как и розовые ожившие щёки. Юнги приложил палец к губам, от предвкушения следующих новостей всё внутри начало бурлить.              — Представь только, Сок: жизнь в Сеуле - она совсем другая, — уложенное на сдвинутые ноги лицо слегка дёрнулось, Хосок дрожал, — Сок?              — Это замечательно. Я рад за тебя, — в его глазах не читалось ничего, но Юнги хотелось увидеть там что-то конкретное: радость, счастье, любую положительную эмоцию.              — Что ты такое говоришь? Ты думаешь, я брошу тебя? Думаешь, решил тебя оставить? Так вот: поехали туда вместе. Покорим этот город, правда, — Юнги мечтательно улыбнулся в невероятный раз за день.              — Юн?              — Мы наконец-то будем жить вместе сначала в общежитии, но я найду работу, чтобы снимать жильё..              — Юн..              — Потом баскетбол будет приносить мне не только удовольствие, но и деньги. Мы купим тебе фортепиано, которое ты..              — Юн! Успокойся! Я не поеду.              — Почему? — его лицо померкло, исход, наверняка, был слишком неожиданным и непредсказуемым, — Что ты сейчас сказал? Почему ты не хочешь ехать? Наше обучение заканчивается в один год, в один месяц, чёрт возьми! — в его глазах читалось непонимание, испуг. Всё с какой-то стати начало так быстро таять.              — Да, но Хёрин, она остаётся здесь. Одна, — для большей уверенности в своих словах, для убеждения самого себя добавил Хосок через пару тройку секунд, когда на лице Юнги как искры менялись эмоции, пока не остановились на одной, непонятно застывшей.              — Повтори. Ты хочешь остаться здесь из-за Хёрин? Ты делаешь выбор в её пользу, Хосок? Я не понимаю..              — Она останется одна.. — как в бреду повторял тот, пытаясь быть ещё тише, когда Юнги поднялся с пола и застыл на месте истуканом.              — Ты меняешь меня на эту фальшивку? Правда?              — Как, Юн? Что я сделаю? Она останется здесь и расскажет. Она всем расскажет. Мы не можем вместе.. больше нет..              — Тебя волнует лишь это? Тебя это волнует? ты говоришь эту чушь только поэтому? Ты сумасшедший, Хосок! — Мин не понимал, как выбраться из ямы, которую выкопал для себя сам. Его лицо – плёночная камера, одно фото - одна эмоция, — Почему ты думаешь о надобности расставания? Ты больше не чувствуешь ко мне ничего?       — Нет, Юн, дело совсем не в этом, просто..        — Тогда зачем? Зачем причинять боль нам двоим? Не думай. Пожалуйста, не думай об этом, Хосок! Наслаждайся своей жизнью. Жизнью со мной. Хочешь вкусные завтраки? Я научусь, ладно? Жить вместе? Я сделаю это, честно сделаю. Хочешь щенка или кота, может рыбки придутся тебе больше по душе? Только не причиняй себе боль. Не причиняй боль этим разрывом. Не думай, что кому-то мы не нравимся. Ты нравишься мне, я люблю тебя. Это самое главное. Чего хочешь ещё? Скажи, чего?              — Я хотел нормальные отношения, — криком выпалил Чон, продолжая тяжело дышать, и выкрикнул что-то ещё, если не лицо напротив – такое осунувшееся, потерявшее в мгновение и страх, боль, злость. Оно не было живым.              — Нормальные, я понял. Пока я думал, что скоро всё будет хорошо, ты ждал момента, как избавиться от этого всего, — Хосок закачал головой. «Нет! Это было точно не так! Что нёс Юнги?» — Это я был фальшивкой. Это я был чьим-то опытом, да? Ты меня дурил.              — Нет, нет, нет, Юн-и! конечно нет! Что ты.. что ты такое..              — Что я несу? Это ты что такое говоришь? Чего ты добиваешься? Ты не расстанешься с ней! Это я оказался идиотом, ну как, понравилось? — Юнги бесило всё, хоть его голос и срывался на крик, но внутри разъедалось непонимание. Хосок так и мотал головой из стороны в сторону, — Ты с ней, конечно, не расстанешься! Тебя это не волнует! женись на ней, заведи детей и будь нормальным, Хосок, раз она заботит тебя больше, чем..              — Но я не могу её оставить. Как я могу? Она моя девуш..              — Фальшивая! Она просто фальшивка! — нескончаемые слёзы Хосока его не успокаивали, обстановка не успокаивала, вес воздуха в комнате давил поэтому он трясущимися руками набрал себе стакан воды, пока треснувшее терпение окончательно не лопнуло, слушая как Хосок снова что-то шепчет себе под нос, — Не могу поверить, что я был таким влюблённым идиотом! Я верил, что ты правда любишь меня. Чон Хосок! Я идиот, я такой идиот. Я же отдал тебе всё, чёрт возьми, дал тебе всё, что хотел. Не был против этих фальшивых отношений, и любовь через край, поцелуи. Этого было мало, Хосок? — его голос на каждом слове начинал оседать, медленно капая совсем неразборчивыми звуками, — Ты меня не любил, — итог всех размышлений неприятно осел в комнате, отчего Хосок открыл рот как рыба и замотал головой, снова.              — Я люблю тебя..              — Нет, я был всего лишь интересным экспериментом, да? Попробовал что-то не такое нормальное, как девушка? И как я тебе, не удовлетворил ожидания? — язвительный тон заставлял сильнее плакать, Юнги же не мог справиться со всей болью, выплеснув всё как есть.              — Я тебя люблю.              — Да? Тогда почему ты прицепился к ней? Оставь её, — у него был и второй вариант, но он осел комом в горле. Он не мог такое сказать. «Оставь её или меня».              — Она мой друг. Она всегда была рядом.. мы.. мы вместе мечтали и планировали..              — А я? А я и наши мечты? Или это тоже была несмешная шутка? —Хосок покачал головой, на большее Юнги не рассчитывал, — Чего ты хочешь?              — Я не знаю, — ответил тот в глубокой тишине. Мин перестал стрелять молниями из глаз и громко кричать, шагая в сторону прихожей, — Юнги?              — Мне надоело. Мне всё надоело. Я не хочу продолжать быть с тобой, когда ты говоришь такое, когда ты сомневаешься. Я устал. Твои чувства они делают мне больно, — Чон застыл около, смотря на то, как трясущимися руками Юнги пытался завязать шнурки. Не получалось, — Блять! Не звони, не пиши мне больше, Чон Хосок, — ответил Мин, поднимая глаза вверх. Хосок замотал головой, дёргая пальцами за край висящей куртки старшего, — Оставайся со своей правильной половинкой.              — Ты моя половинка, Юн. Я тебя люблю, пожалуйста, Юн-и..              Юнги лишь покачал головой, уходя за дверь, пока парализованный всё время Хосок в мгновение не отмер. Его крики и стуки по двери, от которой быстро зашагал Юнги, делали только больнее. Слёзы хлынули новым потоком. Единственный, о ком он мог думать – Юнги, только Юнги. Он схватил телефон, но опоздал, на дисплее уже было одно сообщение от контакта «Юн-и»:              «Я не дам нарушить тебе моё решение. Но если когда-то ты вновь захочешь меня найти, то будь уверен, что в твоём сердце место есть только для меня». Он был добавлен в чёрный список везде, где только можно. Хосок опустил голову и грустно прохрипел севшим голосом, а после разрыдался, утыкаясь носом в сгиб локтя.              **              Хосок провёл весь вечер и ночь в размышлениях перед экраном смартфона, но ничего, он всё также оставался заблокированным. Его руки неприятно ныли на пару с головой, которая ослеплялась болью. Пить таблетки не хотелось, он сидел на том же месте, иногда вставая за стаканом воды, по щекам бессмысленно стекали солёные ручьи. Он намеревался потерять Юнги навсегда? Все эмоции и события, которые были пережиты вместе, не давали покоя, наполняя глаза всё такими же каплями слёз.              Наверное, всё это было заслужено, когда в коридоре он наблюдал за холодом в глазах Мина. Он не тусовался с товарищами по игре, не говорил, не кричал. Никакого лишнего контакта, что мог бы вызвать еще бо́льшую боль в сердце у Хосока – не было подмигиваний или ответов на вопросы девушек. Юнги ничего не хотел, пусть он невероятно расстроен, зол и обижен, но меньшее, чего хотелось – это боль, вызванная такими опрометчивыми, эмоциональными действиями.              — Юнги, — позвал он его сквозь шум на площадке. Он не смог завязать разговор на перемене или перед началом занятий, единственное время, в которое они могли быть не замеченными, время тренировок. Его голос больно сипел и, незамеченно для Чона, был таким дрожащим, потому что со вчерашнего вечера он не говорил вовсе. У Юнги было нечитаемое лицо, он даже не откликнулся. Ну, Хосок это заслужил, верно? – Можем поговорить? — молчание на пару с приближающимися шагами заставило его сглотнуть глубоко нервозный комок.              — Нет, — единственное, что служило ответом. Хосок хотел подойти ближе, отобрать этот чёртов мяч, который раздражал и крутился в руках у старшего, но остановился на половине шага, когда дверь открылась и внутрь с шумом и гамом ввалились оставшиеся игроки, сразу не замечая развёрнутой драмы. Но вот голоса утихли, можно было слышать только шёпот. Хосок не выглядел таким уверенным, кажется, не пытался отвоевать честь своей девушки и не торопился начистить лицо Юнги. Ничего обычного не происходило. Наоборот, его вид придавал жалости, он стоял как потерянный и побитый щенок на перекрёстке, — О чём ты хотел поговорить? — хоть парни и были на значительном расстоянии, но присутствие давило неприятной силой. Его пальцы тряслись от голоса Юнги, от ситуации, от страха, — У нас тренировка, Чон, не трать моё время впустую.              — Наши отношения, — тихо произнёс тот, но позиция Юнги была полностью ясна, Хосок униженно опустил голову вниз от вины за сложившуюся ситуацию, за то, что под страхом осуждения чувствовался стыд за свои слова, за признание, которое еле вытекало из его рта, — Что-то есть..              — Полегче! — отшатнулся тот, переставая набивать мяч и беря его в руки, — О каких отношениях ты говоришь?              — Я хочу поговорить о нас.              — Есть ли какие-то «мы»? я не трогаю твою девушку, она не нужна мне, — Хосок не понимал, как Юнги может быть таким спокойным, неужели ему было всё равно, что подумает его команда, которая разнесёт их разговор по всему универу, — В последний раз, когда мы виделись, ты ясно дал мне понять. Я понял твои приоритеты, Чон.              — Она не имеет значения. Она не имеет никакого значения для меня.. пока ты со мной, она не важна мне.              — Так? Значит она не имеет значения только когда я с тобой? Так и иди к ней, Хосок. Я не понимаю, чего ты хочешь от меня.              — Тебя. Ты мне нужен. Я хочу быть с тобой, — напряжение повисло от этих слов во всём зале и даже другие с отвисшими челюстями не имели значение для Хосока, он ощущал, как всё утекает.              — Ты чёртов эгоист. Ты думаешь только о себе. Дай напомню тебе условия: когда ты будешь полностью свободен от Хёрин в своей голове, тогда мы можем поговорить, сейчас уходи. У меня есть дела.              Его отчаянное желание слишком обжигало его неокрепшее мышление о чувствах другого, он и правда превратился в ужасного эгоиста. В какой-то степени было осознание неправильности, но даже так, казалось, он не мог сделать по-другому. Он был полнейшим идиотом и мог признать это.              — Я не уйду без тебя, — твёрдо заявил тот, пытаясь сдержать новый наплыв слёз, — Я пришёл за тобой.              — Ну, напомню, что я не какая-то вещь и, более того, не заинтересован в полиаморных отношениях, ты нужен мне полностью, — Юнги нервничал так сильно, что единственным успокоением был мяч в его руках.              — С ней покончено. Я с ней расстался, — Мин сжал челюсть, чувствуя досаду от того, что Хосок всё же считал эту фальшь реальными отношениями, и облегчение за то, что имел вес больше, чем странные отношения с подругой. Он слышал всхлипы, нерешительные шаги, они не поняли, как зал опустел, как остались лишь вдвоём, но Юнги был уверен, что одного лишь взгляда в его глаза будет достаточно для того, чтобы он упал перед ним, простил и целовал. Как бы сильно этого не требовало сердце, впервые разум подсказывал ему обезопасить себя.              — Поздравляю. Она не заслуживала быть в твоём окружении.              — Я хочу быть с тобой, — пусть Юнги и чувствовал то, как его обняли со спины, он не мог так всё оставить. Он не мог показать, что его чувства пустышка, с ним не могли обращаться как заблагорассудится, не ссылаясь на его чувства.              — Я не хочу. Ты не можешь сделать это так просто, — он оторвался от тела и направился к раздевалке, зная, что этот разговор не может быть незаконченным, но всё равно сбегал,— Я не сделаю вид, что всё в порядке.              — Мне жаль за свои слова. Прости меня, Юн-и, мне так жаль. Пожалуйста, — их встретила та же тёмная душевая с пропитанным сырью воздухом и неприятным светом тёмных ламп.              — Я знаю, как сильно тебя люблю. Меньшее, чего бы я хотел, так это причинять тебе боль, — у Хосока загорелась надежда, даже если в его словах он чувствовал подвох, — Но и себя предать тоже не могу.              — Я не хочу делать тебе больно. Не хочу тебя правда терять, — они заплакали почти в унисон, только сдержанно и не из-за физической боли, а от непонятности ситуации. Они не могли всё починить, даже если очень хотели.              — Не хочешь или не можешь из-за моей удобности? Что правда ты чувствуешь? Это любовь?              — Что ты такое говоришь, Юн? Правда, я не понимаю..              — Разберись и тогда обязательно приходи ко мне, — с улыбкой правда нежной и тёплой ответил Юнги, нежно рассыпая последний поцелуй около его носа, не отказывая в касании к холодным рукам.              — Я не хочу и не могу без тебя, Юн-и. Без тебя всё не так, — Хосок расплакался сильнее, когда Юнги прижал его к себе, ближе к груди, вдыхая нотки ромашек, пока Чон задыхался истерикой в лёгких, потому что это напоминало конец. Юнги устало улыбался, не пытаясь держать эмоции в себе. Прошёл лишь вечер и одна ночь не вместе, но этого было достаточно для осознания их значимости друг друга. Однако, иногда это работало не на руку.