Коты добро ценят

      Холодало жутко. Люди кутались в зимние куртки, но в знак протеста не спешили их закрывать, оттого постоянно мёрзли и вздрагивали от ветра, нестерпимо ледяного для конца октября. Помимо людей мёрзли некоторые виды животных. Голуби перестали бесноваться по округе, забились в самые тёплые места, голые и короткошерстные собачонки дрожали и просили хозяев как можно скорее вернуться домой, некоторые напрашивались на ручки. А ещё были коты.       Дворовые облезлые создания ценили свою независимость и рады были пожить отведённые им лет пять или меньше. Все они покрывались блохами, клещами, травили свой желудок странной пищей, гоняли с мусорок крыс и в жаркое время после лежания на солнце или в тени, но при тепле, могли поохотиться на птичку или назойливую муху. В холодные времена им приходилось похуже.       — Может, домой заберём? — канючит Антон, указывая в сторону лежащего прямо в цветочной клумбе дворового кота. Цвет у него грязный, серо-бурый, с тёмными полосами. Он наделён пораненным, но уже зажившим ухом и на один глаз подслеповат — в нём скопились капли гноя.       Для кого-то такая картина была уродливой, лица многих не сердобольных тётушек и вечно занятых мужчин кривились в гримасе отвращения, стоило глазами им зацепиться за нечто подобное. Тогда они ругались на сложившийся порядок вещей, не потому что сочувствовали дворовым зверям, а потому что боялись от них чего-нибудь подхватить. И только дети и излишне мягкосердечные люди с тоской проходили мимо каждого блохастого.       — Антон, — вдохнув побольше строгости, Дима пытается использовать её во всей красе, но спотыкается о совсем детский просящий взгляд и продолжает куда более упаднически: — ну ты же знаешь, мы снимаем, арендодатель строго запретил животных, у нас пары, потом работа, практика и ещё куча всякой фигни.       — А как тогда? — потерянно и тихо спрашивает Антон. Диме кажется, что ещё немного и тот заплачет. — Холодно же здесь.       Самое ужасное в воспитании детей — объяснять почему жизнь несправедлива и кто-то иногда должен страдать. Раньше Диме казалось, что достаточно скопировать чужое мировоззрение, чем дети и занимались, но те, вырастая, всё равно не понимали некоторых вещей. Антону шёл двадцать третий год, и он не понимал, почему кошки должны жить в подвалах, а не тёплых уютных квартирах с постоянным кормом, питьём и человеческим вниманием.       — У него шубка есть, — пытается доказать Дима, но Антон ему совершенно точно не верит. — К тому же он дикий, убежит от нас по-любому. Дворовые коты — они так легко забрать себя домой не позволяют. Настороженные очень, убегают. Ты же помнишь, как в Воронеже было? Почему ты там не забирал?       — Мама. И тётя Зина с первого этажа постоянно их подкармливала, лежанки им делала, в подвал даже ходила! И я слышал, как она деньги собирала на то, чтобы их прокапать. А ему вот, — он указывает на лежащего в снегу кота, — плохо. Глаз совсем отёк, и худой, облезлый! Смотри-смотри, он чешется!       Задней лапой в этот момент кот провёл по основанию уха, вздрогнул и вытянулся, широко зевнув. Дима выглядел озадаченно.       — Шаст, давай так. Ты ведь понимаешь, что мы не можем его забрать. Ну некуда. Нет денег, чтобы его содержать, нет свободного времени. Нас выселят просто, если мы на хату с котом заявимся. А этот Максим Игореч к нам приходит исправно каждый месяц. Всё боится, что мы ему квартиру разнесём. И ты ему такой повод хочешь подкинуть?       Дальше отчитывать смысла не было, Дима по надутым губам и покорно опущенной голове понял, что Антон согласился с несостоятельностью этой идеи. Осталось только поскорее пойти с тёмной промозглой улицы в сторону съёмной квартиры, о которой и шла речь. Идти было две станции, а по пути они должны были зайти в магазин за яйцами, крупой и колбасой. Мама Антона как раз сегодня утром прислала немного денег на пропитание. Но уйти на такой грустной ноте они не могли. Дима не любил это состояние друга, но принимал полностью и знал, что нужно делать.       — Давай ты в магазин сходишь, возьмёшь ему поесть. Идёт?       Глаза Антона загорелись, голова наконец ожила, закивала и стала оглядываться по сторонам, выискивая ближайший магазин. Ближайшим было «Красное&Белое», туда он без всяких дополнительных слов и отправился. Дима же со вздохом присел недалеко от клумбы-лежанки и внимательно оглядел кота на предмет болезней. Выглядел тот плохо и довольно взросло.       — Да братец, — говорит он тихо, — недолго тебе жить осталось. Прости, что так вышло. Люди глупые.       Словно поняв, о чём идёт речь, кот фыркнул, вытерся лапкой, попробовал вновь зевнуть, но вышло плохо. Зашипел и запыхтел, скорчился, выгнулся дугой и исторг из своего организма прямо на белоснежное покрывало жёлтый слизистый ком из шерсти, остатков давнишнего приёма пищи и мерзких ползающих в нём аскарид, которые сжирали ему желудок последние несколько месяцев, совсем истощая организм.       Антон вернулся так быстро, как только мог. Ему способствовал придающий быстрый шаг высокий рост и оплата картой, а также ловко работающие кассиры. В руках он нёс сыр, молоко, одноразовые тарелки, вискас и колбасу.       — Лучше бы водичку взял, а не молоко, — забирая часть покупок, говорит Дима. — Ну давай, обхваживай больного.       Снегом он заблаговременно засыпал недавно вырванный котом ком, чтобы не шокировать впечатлительного друга ещё сильнее. Кот был настолько вялым, что даже не порывался убежать, а на копошащихся людей глядел в половину здорового глаза, не считая нужным как-то реагировать на них. В своей болезни он оставался всецело котом — гордым и независимым, но по стечению обстоятельств жалким созданием.       Антон отломал кусочек колбаски голыми грязными пальцами, выложил на тарелку вместе с влажным кормом, в другую тарелочку налил молоко и подставил их как можно ближе, но стараясь не спугнуть. Кот вдруг сел ровно, широко зевнул, опять скривился всей мордой из-за этого, поглядел без всякого интереса на тарелки, потом на лицо ожидающего с надеждой Антона и совсем как-то не по-кошачьи вздохнул.       — Твой друг прав, — говорит непонятно откуда низкий хрипящий голос.       Дима с Антоном синхронно заозирались по сторонам, но никого не обнаружили. Глаза их округлились и в замешательстве уставились на кота.       — Да. Я чувствую, как моё тело разлагается изнутри. С этим ничего не поделаешь. Поздно уже чего-либо делать. Но спасибо тебе, человек, за небезразличность.       Удивление заставило двоих друзей застыть в одной позе с приоткрытым несильно — холодный воздух заползал внутрь и царапал горло — ртом. Они вдвоём попробовали встряхнуть головами, поглядели друг на друга, но тогда окончательно поняли, что не чудится, и голос не чья-то конкретная игра воображения. Это было либо общим замешательством, либо правдой.       — Это ты говоришь? — недоверчиво спрашивает у кота Антона.       Кот коротко мяукнул в ответ.       — Я говорю, человек. Меня зовут Бездомный. Я — обречённый на вечные страдания своих собратьев дух уличных котов. Совсем скоро моя душа покинет это тело и переселится в другого вновь рождённого в этих суровых условиях котёнка. И процесс запустится по новой. Некоторые жизни проще, другие сложнее. Этому вот созданию не повезло, умирает от болезней. До этого меня разгрызли дворовые собаки. Мне тогда и двух лет не исполнилось. Такая вот она, жизнь кошачья. Не смотрите на меня такими глазами, я вам правду говорю, а не на жалость давлю. Если в ваших силах в дальнейшем будет осчастливить хотя бы одного уличного кота, это станет огромной благодатью. Сегодня я щедрый, поэтому могу исполнить желание одного из вас. Моё благословение исполнит почти любую мечту. Только назовите мне её.       Дима с Антоном продолжали стоять, не особо понимая происходящее. Кот не двигал пастью, лишь смирно сидел, помахивал кончиком хвоста и неотрывно глядел им в лица, то на одного смотря, то на другого — чуть дольше. Всё время второй его затёкший глаз пытался открыться, из него подтекала слизь, как будто бы каплей слезы останавливаясь между пушистой щекой и носом, у внутреннего уголка глаза.       — Ты серьёзно?       — Прагматичный человек, — говорит кот. — Твой друг тоже сильно растерян. Неужели вы никогда не слышали о духах, исполняющих желания? Золотая рыбка, щучка, тот же самый джин. Много всяких духов существует на этом свете. Я — один из них.       — Но как у тебя можно что-нибудь просить? — с тоской восклицает молчавший до того Антон, он садится перед котом на корточки, чтобы смотреть ему ровно в мордочку — собственный рост и клумба, в которой сидел кот, отлично подстроились друг под друга. — Ты ведь вечно страдающий дух! Это тебе надо просить у других желания исполнять. Чтобы коты уличные не страдали.       — Мы сами разберёмся, — резко отвечает ему кот и гордо поднимает вверх голову. — Я не могу повлиять на ход вещей, в моих возможностях только чужие неподвластные мне судьбы. Так сказать брешь в мировом укладе, в порядке бытия. Я всё ещё жду желание одного из вас. К тому же, вспомнить хотя бы золотую рыбку — она исполняла желание, боясь быть съеденной. Я же это делаю не из страха, а из признательности вашему поведению. Могу не делать. Но делаю. Цените кошачью щедрость и не тяните время, мой век и так до ужасного скоротечен, несмотря на вечную жизнь.       — Ну, раз ты его нашёл и захотел домой забрать, отдаю желание тебе, Шаст.       Антон повернул к Диме голову, а когда различил на нём серьёзное выражение лица, совсем раздосадованный вернул взгляд к коту.       — А можно пожелать…?       — Ничего из жалости! — начинает вдруг шипеть на него кот. — Нам от вас ничего не нужно. Сами разберёмся. Денег на кошачьи приюты тоже не дам! Выбирай другое желание. Могу на машину подкинуть. С неба не упадут, поработать придётся, зато эффект скорый и ощутимый.       — Да не хочу так! Нет, погоди, не хочу так, как ты не хочешь исполнять желание на Рай для всех кошачьих! Чтобы у каждого по хозяину было, никто не спал в подвалах и так далее.       — Мироуклад разрушится. Нельзя так. Только одну судьбу могу поменять. Ну или парочку, если там пересечение появляется. Говори скорее, я греться сейчас пойду. Околел тут уже валяться.       — И всё же денег я не хочу. Сам заработаю. Собственным трудом оно и приятнее, и ценнее. И машину сам куплю, когда смогу.       — Нет уж, если я дарю что-то, то ты обязан взять, — говорит кот грозно, взъерепенясь так, что жидкая грязная шерсть встала дыбом.       Антон выставил вперёд ладони в обычном жесте успокоения. Кот продолжал недовольно глядеть на него и резко из раза в раз взмахивать хвостом, как бы подгоняя и ругаясь. По-своему, по-кошачьи.       — Ну давай тогда что-нибудь простое. Вон, матери здоровья.       — Не пойдёт. Что-то с тобой связанное.       — А мама со мной связана. Она моя мама, — веско отвечает Антон, но затыкается под очередным недовольным кошачьим взглядом. Вздыхает. — Я могу стать популярным и всем сказать, что это со мной сделал облезлый помойный кот!       — Попрошу! Не буду делать тебя популярным. Другое загадывай.       — Да что загадывать?! Ничего не хочу загадывать. Я вообще коту помочь хотел, а не желания там всякие загадывать. Покушать хочу. Спать лечь.       — Это ты и без меня сделаешь. А меня попроси о том, чего у тебя нет, но очень хочется.       — Да ну блять, работы хорошей, здоровья железного, мира во всём мире, любви неземной. Я ж обычный человек, у меня всё как у всех в желаниях.       — Работу могу.       — Не хочу я за твой счёт работу искать. Я по своим возможностям хочу.       — Ну хоти. Как же с вами людьми сложно-то! Кошмар какой. Здоровья обещать не могу точно. Оно продолжительное, а я исполняю что-то единоразовое. Поэтому мир во всём мире могу только на секунду сделать. Могу попробовать с любовью всей жизни тебя познакомить. Только не факт, что вы останетесь вместе.       — Это как?       — Ну я сведу вас, скажем, завтра. А ты сделаешь что-то не то, и любовь всей жизни уйдёт от тебя. Или наоборот, любовь твоя ещё не созрела до отношений или сейчас в других находится, а измены не терпит. Всё что угодно быть может, если не время, то не время. Я только вот, могу сделать так, чтобы встретились. А дальше сами уже. К тому же тебе надо понять, что это именно та самая любовь. Вдруг это просто человек. Вы же за день много с кем общаетесь, я сведу, а ты даже не узнаешь, то это было или не то. А потом ещё гадать будешь.       — И это у людей ещё всё сложно? — возмущается Антон, взмахивая руками. — Сам говоришь желание загадать, а в итоге все они с подвохом!       — И ничего не с подвохом! Я, в отличие от джинов, сразу предупреждаю о таком эффекте. Потому что я могу на обстоятельства повлиять, но самих людей надоумить не смогу. И вообще, всё делается, у всех и всегда, только единоразово.       — Но в золотой рыбке королём, вроде бы, становились.       — Ну так должность! Он занял должность свою? Занял! Ну и по срокам там. Сколько король правит? Вот столько и правит. Вот скажешь, что президентом стать хочешь, так это только на срок будет. Сколько там? Четыре годика, вроде, в этой стране. А дальше уже сам, всё сам решаешь. Может, тебя на следующее утро свергнут. Я-то тут что сделаю? Ничего не сделаю. А желание только одно исполняю, без дополнительных пунктов, в виде: шобы долго, шобы все любили, шопы денег до жопки было. Не-не-не, человек. Одно и всё.       — Давай халявную еду загадаем, я устал уже, — говорит Антон, поворачиваясь к Диме. Тот фыркает под нос, едва сдерживая смех, и кивает.       — Не исполню такую глупость!       — Да ну тогда не знаю! Отвянь, мы замёрзли. Пошли, Дим.       Выпрямившись, Антон направился в сторону дома. Дима пожал плечами да за ним отправился, но далеко уйти у них не вышло. Перед их ногами образовался разгневанный кот. Он сильно махал хвостом из стороны в стороны, недобро шипел, вся оставшаяся шерсть приподнялась, сделав из него невероятное существо. Будто он не котом был, а помесью красной панды, выхухоли и дикобраза.       — Загадаю сейчас, чтобы вам на головы кирпич упал, и не уйдёте никуда!       — Делай после этого добро, — говорит насупленно Антон, глубже подбородком ныряя в воротник куртки. — Давай мне зачёт по физмату, а то ебал я его.       — Скорее он тебя, — скептично тянет Дима. — Разок случайно получишь зачёт, а дальше за такие выкрутасы с тебя вообще не слезут.       — Отстой. У тебя вообще ничего пожелать нельзя! Всё против оборачивается! Натуральное «коту под хвост».       — Не надо ко мне под хвост, — щетинится кот. — Желание. Одно. До трёх считаю!       — Да бля… Ну не знаю! Не знаю, что загадать! Фильм интересный посмотреть. С человеком классным познакомиться. Потрахаться, так охуенно, как никогда раньше. Ну что ещё?       — Вот и хорошо, вот и принято. Срок исполнения — завтра. Всего вам замурчательного, человечки, — удовлетворённо говорит кот, лижет лапку, длинно мяучет и убегает в сторону подвального окошка. Его тёмный силуэт быстро теряется среди невысоких сугробов и изящных худеньких стволов полуголых деревьев.       Друзья в одно время повернули головы друг к другу. Сперва выглядели озадаченно, но разом булькнули смешком и слабо беззвучно рассмеялись. Антон схватился почесать кудрявый затылок, среди завитков которого скопилось некоторое количество снежинок. Дима же погладил себя по лбу, как бы сдерживая порыв по нему ударить.       — То есть ты загадал — нормально потрахаться, я тебя верно понял, Шаст? — под конец фразы он всё же стал подхихикивать.       Антон попробовал навести на лицо гримасу обиды, потом пофигизма, но ничего из этого у него не вышло, он очень легко заражался чужим хорошим настроением и отлично смеялся, без всяких для того усилий. Поэтому немного застенчиво улыбнулся, отвернув голову в сторону проезжей части.       — Ля, Поз, без комментариев.       — С девочками совсем туго?       — Без. Ка. Мен. Та. Ри. Ев.       — Это у тебя завтра будет секс-марафон, да?       — Блять, Поз, я тебя ёбну.       — Мне, получается, уйти из дома? На вечерок или на весь день? Какие планы на завтра? Пойдёшь куда-то или будешь свою принцессу дома ждать?       — Блять, я убью этого блохастого, — сгорая от стыда, стонет Антон и закрывает глаза, чтобы скрыться от насмешливого дружественного взгляда. Но это не мешает ему скоро прийти в себя, гордо выпрямиться, и патетично сказать: — Да, я завтра буду охуенно трахаться, Поз. Завидуй.       Мимо них прошла пожилая пара, бабуля недобро глянула в его сторону и покачала головой, недовольная. Антон как-то не смог сдержать своего ребячества и показал её спине язык.              ***              — А если это всё неправда?       — С нами кот разговаривал!       — Не поспоришь.       А Антон очень хотел поспорить, потому что натурально ссался. К сексу он всегда подходил со всей осторожностью. Ему было страшно брать на себя ведущую роль, он боялся не удовлетворить партнёршу, не кончить в процессе, перестараться, показаться смешным, пока своими нелепыми конечностями будет ставить девочку в позу. Всё более-менее выпрямлялось только под алкоголь. Притом дозы должны были быть нормальным, соответствующие его двухметровому росту. Тогда в нём просыпался рыцарь, он переставал глядеть на девушку истуканом, а познавал чудеса галантности, подавал руку, целовал в тыльную сторону ладони, мурчал на ухо комплименты, не нарочно заливаясь краской, и лез целоваться да грудь жамкать.       Но на трезвую голову он скорее нервничал. Менялось всё только с полноценной девушкой — не в смысле того, что он водился с какими-то «неполноценными», имеется в виду именно те мадамы, с которыми у него были отношения. В своей влюблённости Антон был невероятно порывистым и в то же время скромным. Подарочками, цветочками мог порадовать, в киношку сводить, в ресторане заплатить — всё, как и полагается истинному кавалеру. И, несмотря на это, всё равно от него уходили. Зачастую это было по обоюдному согласию, когда чувства уже выветрились, но боль от расставания отчего-то всё равно резала его по сердцу. Ему не нравилось одиночество и менять ставшими привычными будни.       Сейчас в отношениях Антон не состоял. Расстался два месяца и пятнадцать дней назад. На время отношений они с девушкой не съезжались, а встречались дома то у него, то у неё. Она жила с подругой, а он — с Димой.       Важный момент — Антон не пошляк и сексуально озабоченный человек. Он натура более романтичная, которой нравится целоваться, смотреть вместе фильмы, гулять за ручку, а потом уже переходить в более интимное русло. То есть секс на первом свидание — можно, конечно, но он не верил в то, что эти отношения могли продолжаться долго. И зачастую его тянуло на подобное только под алкоголем. Литром алкоголя.       Именно поэтому на трезвую голову в выходной день Антон волновался так, будто к нему должен был приехать президент, а не прийти на один отменный секс девушка. Или они должны были где-то пересечься? Кот ничего по этому поводу не сказал, то есть событие всё равно должно как-либо произойти. Возможно, она ошибётся дверью или ещё что-нибудь случиться. Неизвестность тоже вносила в общее нервозное состояние свой вклад.       — Так, я пошёл, — говорит излишне учтиво Дима на пороге прихожей. — Веди себя хорошо, не забывай пользоваться презервативом, делай всё по согласию и смотри за квартирой.       — Мам, ну мне пять? — тянет недовольно Антон, складывая на груди руки.       — Да, конечно, сынок. Тебе шесть, — наидовольнейши отвечает Дима, показушно чмокает воздух, будто отправляет воздушный поцелуй, и уходит скорее, пока не получил ускоряющий шутливый пинок под зад.       Закрыв за ним дверь, Антон прислонился к стене спиной и трагично вздохнул. Вот старался радоваться, что хороший выходной проведёт, а всё равно тянуло в солнечном сплетении, тревожно было. Но уже к часу дня он расслабился окончательно. Этому способствовал фильм «Золотой силуэт», повествующий о, вот совпадение, кошачьем духе золотого облика, который садится вечером в парке, глядит на спокойное тёмное небо, в отблики от фонарей, и символизирует своим видом для гуляющих влюблённых пар символ счастливого будущего. Там и сюжет был, но Антона больше всего зацепила именно эта концепция, к тому же постановщик картины, оператор, очень хорошо подобрали декорации, свет, создавая полное погружение в дивную вечернюю атмосферу полной таинственности.       Волнение постепенно преобразовалось в предвкушение. А грёзы о томном вечере с какой-нибудь брюнеткой, хорошо слаженной в превосходном одеянии заполнили его мысли где-то до шести часов вечера. Время он коротал ужасно непродуктивно: сидел в социальных сетях, листал новости, посмотрел парочку развлекательных видео, потом решил помыться, побриться, выбрить пах, оставив на нём небольшой аккуратный комок волос, как бы частичка дикости в человеческой вылизанности. Зубы почистил, волосы повстряхивал, а не феном высушил, чтобы они сильнее вились. В итоге глядел на себя в зеркало, как на божество олимпийское, не иначе.       И в этот самый момент унитаз вдруг забурлил, загудел, закряхтел. Звуки от него издаваемые пугали до мурашек. Ещё пуще пугала сама ситуация: они снимают квартиру, ему вот-вот предстоит с кем-то потрахаться, а унитаз решил нагнуться. Антон такого совершенного не хотел и не ждал.       Разве в службе сантехников работают красивые девушки?       Звуки прекратились так же резко, как и начались. Антон облегчённо выдохнул, смыл в унитазе воду, чтобы убедиться в его работоспособности, и вода полилась. Полилась, побурлела, смыла всё, что можно смыть, и продолжала течь и течь, а потом неожиданно стрельнула в потолок фонтаном, забрызгав Антону чистую голубую футболку с изображением Шелдона из «Теории Большого взрыва» и уютные домашние спортивки — единственные без дырок. Но, что хуже, поток воды не прекращался. Она всё текла и текла из унитаза, билась, будто нефть из скважины. Только фонтанчик её немного осел, но воды в самой лохани скопилось столько, что она выплёскивалась за края.       Дома Антон ходил не в тапочках, а в носках. Ходить по огромной луже, похожей на небольшой прудик, в любимых носочках ему жутко не нравилось, а брезгливость перекосила всё его лицо.       — По пизде день пошёл и даже без пизды.       Силясь вытереть потоп, он сорвал с крючка первое попавшееся полотенце и кинул его на пол, оно неторопливо впитало на свой максимум влагу, он его переместил над ванной и стал выжимать. И проворачивал эту процедуру минут пятнадцать. Поток воды к тому времени совсем прекратился, однако и старой на полу было столько, что вылилось в коридор и немного кухню. Благо на кухне и в ванной была хорошая плитка, а вот в коридоре лежало такое же ненадёжное покрытие, как в спальне, гостиной или прихожей. Ещё где-то полчаса, матерясь под нос или на всю квартиру, Антон старался переместить всю воду туда, где ей и должно было быть — в трубопровод. Получалось довольно неплохо, но нервы знатно натягивались от всего этого.       Хороший выходной? Разумеется, везде есть звёздочка, даже в желаниях. Так что будь осторожнее, прося кусок пиццы. Быть может, в нём окажется оса, жало которой воткнётся тебе в язык и вызовет аллергическую реакцию, а за ней и скоропостижную смерть. Желания они такие, необузданные, надменные, злорадные.       — Я ж всего лишь кота хотел покормить…       Его стенания прервал звонок в дверь. Антон испугался, что ему нужно будет встречать девочку мечты в таком ужасном виде, но сил приводить себя в порядок не осталось. Все ушли на уборку. Он успел только вымыть руки, зачесать чёлку, надеть обратно на руки два колечка и встать перед дверью, когда звонок повторился. В глазок смотреть не стал — кто это ещё мог быть, кроме как обещанный секс?       Именно поэтому Антон знатно прифигел, увидев в дверном проёме не нимфу с первого видео самого популярного на порнхабе видео, а скорее её партнёра. Перед ним стоял в шёлковом тёмно-лиловом халате с золотыми узорчиками мужчина средних лет со слабой щетиной и ровным выражением лица. Таким ровным, какой угол у листа бумаги, например. Им тоже можно было больно порезаться. В светло-голубых глазах незнакомца Антон различил нотки недовольства.       — Э… здрасьте?       — Сосед снизу, — отвечает тот неторопливо, но так полно, что больше вопросов у Антона не появляется. Он округляет глаза, матерится, стонет и ударяет себя по лбу.       — Я же Вас не затопил? — умоляюще тянет он, заведомо зная ответ и уже находясь в удручающем настроении из-за этого.       — Нет, конечно. С потолка не течёт, всего лишь стены с потолком намокли, — просто отвечает мужчина, и от этого «просто» исходит потаённая агрессия. Она сочится сквозь каждое слово, но ровный тембр голоса умело сдерживает её в рамках приличия.       Антон стонет от этого совсем не прилично.       — У меня унитаз сломался. Я абсолютно не нарочно Вас залил! Честное слово! Сам не знаю, что с этим делать. Я вообще снимаю. А там всё очень плохо, да? Оно ведь, главное, нормально работало, нормально, а тут вот, бдыщ и фонтан такой, до потолка аж! Я сам охуел, ведь реально до потолка почти достал! Меня всего облил, а я только из душа. Это всё кот! Если не он, я бы своими делами занимался, а вместо этого жду какой-то, блять, чудный случай, чтобы потрахаться! А тут вот он, какой, случай. Мне таких не надо, это же и сантехнику звонить.       Мужчина стоял всё время молча, сперва незаинтересованно слушая, но вежливо не перебивая, затем его лицо немного вытянулось в удивлении, особенно высоко задрались брови.       — Прошу прощения, Вы собрались трахать кота?       Антон поперхнулся воздухом, уставился на соседа двумя ошарашенными глазами, быстро замотал головой и стал порывисто объяснять:       — Нет, что Вы! Я не! Фу! Да как! Да нет, Вы не поняли! Я не этот, не зоофил! Просто мы с другом вчера встретили кота на улице, а он оказался духом котов, исполняющим желания. Вот! И он потребовал от меня желание. Ну я… ну случайно сказал, что потрахаться хочу охуенно. Вот. Он сказал, что сегодня будет. Как-то так.       Мужчина толком не менялся в выражении лица, но оно всё время приобретало совершенно разный оттенок. По окончании объяснения его брови оказались там же, где были в тот момент, когда он дошёл до мысли совокупления Антона с котом.       — То есть ты загадал коту хорошо потрахаться? — медленно выводит мужчина. На обречённый кивок Антона он поджимает губы и положительно мычит. — Это ж насколько на личном фронте должно хуёво всё быть, чтобы коту секс загадывать?       Антон вспыхнул и от стыда и от злости на то, что его случайное — между прочим! — желание так оскорбляют. Норовито хмыкнул, голову отвернув и руки на груди сложив, сделал горделивый шаг назад.       — Что загадал, то загадал. Вы вот сами как будто лучше что-нибудь загадали бы? И вообще, там во всех пожеланиях подвох! Они только на ограниченный срок действую и вот, — он показывает руками на всё ещё мокрый пол в коридоре, насмешливо поблёскивающий в свете лампы. — Никогда больше не соглашусь желания загадывать. А Вы сами верите в это? Не считаете меня сумасшедшим?       — Верю, — коротко говорит сосед. — Духи существуют. Но от кретинизма и сотня желаний не спасёт.       — Да… Д… — Антон мычит, не зная как лучше сматериться и послать этого человека куда подальше, но вовремя себя останавливает, вспоминая про случившийся потоп. — Вы лучше скажите, как мне к Вам обращаться.       — «Хозяин»? — незатейливо предлагает сосед без тени улыбки на лице, но всё же сбавляет свой настрой и чуть мягче представляется: — Да Арсений я. Только вот с учётом стоимости ремонта в моей квартире, этот вариант звучит не так уж нереалистично.       — Ну пиздец. Мы же с Вами можем договориться, да Арсений? Я Вам потом всё выплачу, сейчас последний курс просто заканчиваю, у меня денег не особо, но я вот работать планировал, только практику прохожу, надо найти что-то, что с ней можно совмещать. Только хозяину не говорите, хорошо? А то он нас с Димкой за любой косяк выгнать хочет, а нам сейчас не до переезда, к тому же здесь довольно выгодно по цене выходит, и квартира новая. Новостройка, далеко добираться, конечно, зато…       — А зовут тебя как?       — А? А. Я Антон. Да, Я Антон, приятно познакомиться, — говорит Антон и протягивает руку для приветствия. Арсений глядит на неё настороженно, свою не спешит протянуть. — Я вообще руки помыл с мылом, прежде чем выйти! — обиженно говорит он. Арсений со вздохом и поднятыми вверх глазами всё же пожимает его руку, но затем быстро убирает свои в карманы халата.       — Для начала, Антош. Успокойся. Если дух желание взялся исполнить, то оно по-любому исполнится, и сделает это в срок. А все сопутствующие неудачи лишь закалят. Смотри на это так. Во-вторых, давай перейдём на «ты». Мне, конечно, твоё почтение нравится, но мне привычнее с людьми младше меня общаться без лишнего официоза. И третье, по поводу, — он обводит рукой квартиру, как бы показывая на коридор и где-то скрывающийся за поворотом туалет, — твоего несчастья и моего, соответственно, тоже. Мне по боку, хозяин хаты будет платить, или ты. Даже так тебе скажу, у меня деньги на то, чтобы ремонт за свой счёт сделать — есть. Просто не люблю несправедливость. Почему по твоей вине страдаю ещё и я, да? Ты со мной согласен?       — Ну согласен. По Вашему халатику видно, что Вы не бедствуете. Ой, или твоему? Да, можно на «ты». Я это, просто уже, ну перестроиться надо. Я вообще на нервах, из-за всего этого. Уже вечер, день скоро закончится, а так ничего и не было, а вот это вот было! Ты вот посмотри только, — Антон уходит в коридор, самозабвенно забыв спросить у соседа, интересно ли ему смотреть на чужие проблемы.       Арсений идти за ним не торопился, вздохнул и неспешно пошлёпал тапками под цвет халата, внимательно вглядываясь в пол на предмет луж. Остановился он в ванной комнате, посмотрел на санузел безучастным взглядом и куда более заинтересованно на лицо Антона, искренне возмущённого таким стечением обстоятельств. Антон тем временем продолжал что-то говорить, громко возмущался, рассматривал унитаз с разных сторон, стараясь выяснить, из-за чего именно он на небольшое промежуток времени возомнил себя фонтаном. Но ничего не находил. Слив работал исправно, новых инцидентов не случалось. Тогда, совершенно обескураженный, он почесал себя по затылку и тоскливо выдохнул, опав на бортик ванны. Арсений молча стоял в дверном проёме, оперевшись о косяк плечом, и держал руки на груди.       — Я, честно говоря, не знаю, как в таком состоянии можно хоть что-либо делать, — говорит Антон. — Мне кажется, у меня от нервов на девочку даже не встанет!       Арсений ответил ему отстранённым мычанием, попутно оглядывая косым взглядом убранство квартиры. Всё до безобразия простое и одиночное. Никакого творческого беспорядка, не видно ни женского влияния, ни детского. Пару вещей небрежно валялись на диване, рукавами свисая на пол, на пустом подоконнике сиротливо лежал носок. Относительная чистота и неряшливый минимализм захватили и создали здесь своеобразный уголок для одиноких и несчастных обывателей.       — Ты прости, что я на тебя это выливаю, — говорит Антон. — Я просто… В ахуе, честно говоря. От всего. От вчера и от сегодня. В жизни духов не встречал и предпочёл бы их никогда не встречать.       — Не обижай существ, которые сильнее и мудрее тебя, — спокойно отвечает ему Арсений. — Ты злишься. И говоришь это всё на нервах. А по сути нужно было лучше выбирать желание или напрочь от него отказаться. Духи не обманывают, зачастую они искренни в своих намерениях помочь или отблагодарить.       — Говоришь так, будто общался с ними.       — Не особо много, но приходилось встречаться. Не смотри на меня так, Антош. Мне тридцать шесть лет, я прекрасно осознаю своё место в этом мире. К тому же встречи с духами и мне, и моему лучшему другу, в одно время сыграли отличную службу. Так что им я премного благодарен за всё, что имею.       — То есть ты тоже загадывал желание? И что загадал?       Арсений вздыхает.       — Найти себя. И я нашёл. И очень рад своей жизни. Сейчас вот только вместо того, чтобы беседовать с другом, слушаю нытьё какого-то мальчишки про недотрах.       — Да я не про это вообще!       — Но и на то воля духа, — заканчивает он спокойно, как будто бы обречённо.       — Блять, Арсений, иди на хуй. Мне этот дух уже вот здесь, — он показывает ладонью на шею, под самой головой, — сидит. Я всего-то котику помочь хотел.       Арсений согласно мычит, лицом не выражая и доли солидарности с этим высказыванием.       — Знаешь, в сексе я предпочитаю активную роль, — так же невозмутимо произносит он, не скрывая мягкого, каплю смешливого, взгляда. — Чш, я вообще пришёл побомбить, послать тебя к херам и гордо уйти обратно — настроение такое было, признаю. Но сейчас как-то успокоился. Тоже хочется котику помочь.       — А?       В прихожей вдруг раздался какой-то звук, дверь заскрежетала, распахнулась, и внутрь заглянул по голову и грудь невысокий мужчина с чёрными волосами, собранными в длинный хвост, ровными бородой и усами, отлично дополняющими его лицо. Арсений видел друга со своей позиции, потому кивнул ему, а Антон испуганно высунул из ванной голову и озадаченно оглядел ещё одного незваного гостя. Гость, кстати, тоже был в халате, таком же дорогом, только чёрным с серебристой оконтовкой.       — Ты сказал, что уйдёшь на пять минут, — говорит пришедший.       — Да, Серёж, сказал. Но некоторое обстоятельство меня задержало. Ты ужё всё? Дождался цыпочек своих?       — Вэй, там такие девочки, Арс, закачаешься, — с довольной улыбкой на всё лицо отвечает Серёжа. — Я сказать зашёл, что к себе пошёл. Хотя дверь, как всегда открыта, но предупреждать же надо. Да и вдруг тебя здесь задушили уже, беспокоюсь.       — Какой друг хороший, — насмешливо кротко отвечает Арсений. — Ладно-ладно, иди. Хорошо тебе время провести.       — Это будет охуенный секс, я отвечаю, бай. А, и вот. Тебе может пригодиться, — он достаёт из кармана халата шелестящий квадратик, в котором угадывается запечатанный презерватив, кидает его Арсению, тот ловит с удивительной ловкостью, и покидает их общество, осторожно прикрыв дверь.       Антон посмотрел на Арсения со всем скопившимся внутри непониманием.       — Он живёт напротив моей квартиры. Гоняем друг к другу, как к себе домой. А сейчас у него будет охуеный секс, и без всяких духов. Представляешь?       — Бля ну, что ты вот зацепился за это? Я первое попавшееся желание назвал! Вот ты бы такого прям никогда не загадал, да?       — Сексом не обделён, в том числе качественным. Ни партнёрши, ни партнёры не жаловались. Что ты на меня так смотришь, Антош? Никогда с человеком своего пола не был?       — Нет, — насупленно отвечает Антон. — Я не гей вообще-то. И если это, — он указывает на презерватив в его руке, — для меня, то не дождёшься.       Арсений оглядел его скептично, помычал, о чём-то раздумывая, и кивнул.       — Заболтался я с тобой, мой серый друг. Пойду посмотрю, насколько хуже стало стенам и потолку.       — Чего это я серый?       — Ну от радужного титула ты отказался.       Договорив, Арсений невозмутимо пожал плечами и пошёл в сторону выхода. Антон хвостом поплёлся за ним со всё тем же насупленным выражением лица. Собственные проблемы с санузлом беспокоить его перестали, зато появилось желание посмотреть на последствия кошачьих приблуд. Влекомый чем-то непостижимым, но крайне сильным, он даже не стал спрашивать разрешения на собственные действия. Уже в дверях перед лестничной клеткой Арсений остановился, обернулся к нему и спросил:       — Ты за мной до прихожей или до спальни идти собрался?       — А?       — Говорю, мальчиков чистых люблю. Идёшь ты за мной зачем?       — Я не мальчик.       — Правда? — спрашивает, умудряясь поднять по большей части одну бровь, Арсений и тянет к его паху ладонь, — Дай-ка проверить.       — Э-а! — и ещё подобным набором звуков с междометиями отвечает ему Антон, отскакивая от него настолько резко, что затылком встречается с вешалкой, а ногой цепляется на обувной комод. Он смотрит на Арсения так, будто тот у него собрался прямо здесь и сейчас воровать сокровенную девственность.       — Ладно, пусси-бой, живи. Забавный ты, конечно. Что, на ремонт хочешь нормальный посмотреть?       Антон без раздумий много раз закивал, потом вдруг остановился, свёл вместе брови — задумался. Раньше подобной любопытности за собой не наблюдал. К тому же к нему должна была ещё девочка прийти для занимательной ночи, он об этом помнил, но порой забывал. Но всё же решил, что негоже девочку встречать в таком прикиде, поэтому надо сходить переодеться. А прежде пойти с новым знакомым к нему в квартиру. Исключительно для понимания, сколь велика проблема.       Обувшись в тапки, он проследовал следом за Арсением на этаж ниже. Внешне даже дверь выглядела более внушительно и презентабельно, а зайдя внутрь, Антон оторопел окончательно. Ремонт был люксовый, дорогой, изысканный, но не безвкусный. Всё в довольно тёплых шоколадных тонах, где светлее, до цвета слоновой кости, где темнее, почти до чернющего, но в любом случае одна и та же цветовая композиция, умело растянутая на каждую комнату, вселяла чувство целостности и почтения к живущим в квартире людям. Мебель тоже была подобрана идеально. В прихожей, ванной и спальне были установлены зеркала. Большие, практически в полный рост.       С учётом недавних разговоров и сегодняшнего главного события Антон подумал немного не о том, когда впервые увидел зеркало ровно напротив кровати. Только поймав себя на этой мысли (безумно пошлой), он вспомнил, что приходил не на ремонт посмотреть, а на протёкший потолок. Вернулся в прихожую, где уже стоял Арсений с немного расстроенным видом глядя наверх. Галтеля здесь установлено не было, в отличии от спальни и кабинета. Вследствие обои в верхней части немного намокли, но выглядели они надёжными, не грозящими от лёгкой влаги пойти волнами. А вот потолку с побелкой стало плоховато.       — Он высохнет, — говорит Антон. — У тебя такие качественные материалы, что им, как будто, похуй. А ты вообще кем работаешь?       — Откуда у меня деньги на такие хоромы, хочешь спросить? Режиссёр я. Из последнего «Дьявол на небе» вышел, а стал знаменитым благодаря «Золотому Силуэту». Ну так, по-любому же спросишь.       — Блять! Я его сегодня смотрел! «Силуэт» этот. Классный фильм! Пиздец, это реально ты снимал? Хуя себе!       — Только попроси, — хмыкнув, говорит Арсений и удаляется на кухню.       Ходил он до того безмятежно, не манерясь, не вышагивая, а будто проплывая сквозь туман и неведомым чудом перемещаясь из одной точки в другую. Антон не успел заметить, в какой именно момент тот уплыл от него, но когда развернул голову, на место уже никого не было.       — Подожди, что попросить? Я не понял, Арсений.       — Антош, главное не «что», а «как».       Обнаружился Арсений на кухне с налитым до половины бокалом вина. Не предлагая и в целом больше ничего не говоря, он прошёл в спальню. Влекомый любопытством Антон заглянул к нему и вновь посмотрел на громадную кровать по центру. На ней легко можно было спать двухметровым людям, распластав свои огромные конечности во все стороны. Он завидовал.       — Нравится? — безэмоционально спрашивает Арсений.       Антон искренне мычит да кивает.       — Я бы с такой не вставал.       Арсений поперхнулся глотком вина, но скоро облизал губы и сглотнул уже нормально.       — Ты Серёжин траходром не видел. У него спальня обустроена идеально для двух вещей: хорошо потрахаться и выспаться. Всё чёрное, словно в склеп заходишь. Балдахин, бортики такие, за которые удобно и наручники цеплять, и верёвку. Он в разные игры поиграть любит.       — Ты такой осведомлённый.       — Заходил пару раз не вовремя. Да и привык, у нас тема секса довольно обыденна. А вот тебя она цепляет, будто мальчишку в пубертате.       — Мне просто не нравятся эти твои, шуточки гейские.       — А штучки гейские нравятся? — парирует Арсений. — Ну не фырчи ты так, я тебя в свою спальню не звал, ты сам пришёл.       — Да я не!..       — И кроме того пришёл именно в тот день, когда тебе пообещали охуенный секс.       — Ну не с мужчиной же!       — А ты уточнял? — кротко спрашивает Арсений, чуть распахивая халат на груди. Он делает ещё один глоток, и целенаправленно в этот момент смотрит именно на Антона.       На растерянного Антона, который лишь тогда стал осознавать эту, казалось бы, незначительную деталь. Все ведь исполнения желаний идут со звёздочкой. И он бы попробовал согласиться на такую звёздочку, но вдруг вспомнил о недавних словах Арсения, — про его ведущую роль в сексе, — оскорблённо фыркнул и злобно ткнул пальцем Арсению в обнажённую грудь, практически в солнечное сплетение. От неожиданности бокал в его руках немного опрокинулся, и немного вина выплеснулось ему на открытую грудную клетку.       — Хорошее, между прочим, вино, — сквозь зубы говорит Арсений.       — Бля, прости, я случайно. Оно не дорогое, надеюсь?       — Всего шестьдесят.       — Сколько? Тысяч?!       — Тысяч.       — Долларов?       — Скажи ещё евро, — закатывая глаза, отвечает Арсений. — Рублей, конечно, — раздражённо добавляет он, проводя по влажной груди ладонью. Липкие пальцы он демонстрирует Антону с гримасой надвигающегося шторма. От этого взгляда Антону становится не по себе, он поджимает губы, руку свою убирает, но ощущает на пальце каплю вина и беззастенчиво слизывает её. — А грудь мне так оближешь? — комментирует в ровном тоне Арсений.       — Мы уже договорились, что я не гей и в жопу не даю.       Арсений приподнял брови.       — Это с кем ты там договорился? Со своим отражением? Давай ещё раз с ним посоветуешься, когда будешь стонать подо мной на этой кровати. Нижним заходило.       — Да бля, ну убери от меня эти свои штучки! Я тебе пропишу в глаз, если не прекратишь! Честное слово! Я вообще по девочкам. Ко мне скоро должна завалиться такая девочка, как вот к Сергею твоему.       — Мгм. Как к Серёже? Слушай, а почему именно девочка должна прийти к тебе? Это что ещё такое? Ты ведь мужчина, абсолютно гетеросексуальный и цисгендерный, давай сам. Будь кавалером. Пойдём, пойдём, свожу тебя к Серёжкинсу, скажешь, какая понравилась. Может быть, вчетвером развлечётесь. Или одну у него уведёшь и трахнешь, хули у него две-то?       Он взял Антона за запястье, намереваясь повести за собой, а тот рефлекторно взбрыкнулся — нервничал сильно. Общаться с мужчинами ему было во много раз проще и комфортнее, чем с женщинами, поэтому никуда идти он не хотел, боялся натурально. Своим резким движением он случайно зацепил руку Арсения, из-за чего на этот раз всё содержимое вина вылилось ему на грудь и халат.       — Пизда тебе, Антош.       У Антона от услышанного рявкнутого предложения пробежали мурашки по спине. Арсений стоял, держал рот приоткрытым и широко разведённым, в сдерживаемой ярости, чтобы не наговорить чего-лишнего, но уже подбирая для этого сотню слов, ртом. И, подобно облитому человеку, руки он держал разведёнными, будто обнимал большой воздушный шар.       — Вот видишь. Сам говоришь. Пизда, — тихо говорит Антон, боясь по-настоящему дразнить и огрызаться. Он с сожалением смотрит на пролитое вино, на то, как алые пятна стекают под подол халата, и представляет, как будет отрабатывать это всё, и потолок с обоями, и испорченную дорогую вещь. Задней мыслей хочет вытереть лишнюю влагу с груди Арсения собственным языком, исключительно дегустируя напиток, но эти мысли уже входят в состав запрещённых из-за своей ненатуральности и пошлости.       — Блять, — широко, мощно, всеобъясняюще говорит Арсений, поднимая на него прямой острый взгляд. — Антош, — он делает глубокий вдох, лижет и кусает губы, но не смущённо и нервно, а из последних сил сдержать себя, и говорит на грани огненного залпа: — Ты у меня вино сейчас с пола слизывать будешь. Это ж хер теперь отмоется. Мой, сука, любимый халат, чёрт бы тебя побрал!       — Арсений…       — Пасть закрыл.       Больше говорить Антон ничего не стал, рот закрыл, губы поджал, уставился себе в сложенные в слабый замочек опущенные вниз руки. Заметил, как одна винная капля стала стекать по внутренней части бедра Арсения, запуталась в волосках и приостановилась в области коленки. Сглотнул, попробовал вновь посмотреть наверх, в лицо. Там по прежнему бушевала буря. Арсений брезгливо вытирал себе грудь халатом, морщился, порыкивал, вертел бокалом, но в итоге взбесился окончательно. Вместо того, чтобы убрать бокал на место или хотя бы поставить на комод, он резко размахнулся и без раздумий кинул его в стену. Именно так — не сожалея избавляясь от лишнего раздражителя.       Тогда Антону даже страшно стало. Он вздрогнул, оглядел разлетевшиеся во все стороны осколки — стена была противоположная той, возле которой они стояли, но осколки долетели буквально до половины всей комнаты. Было много мелких, некоторые затерялись в пушистом ковре.       — Давай я… застираю… Пока ещё не до конца высохла, можно попробовать отмыть, — негромко предлагает Антон.       — У меня стиралка есть. Хотя, блять, ткань эту лучше в ручной стирке херачить. Хоть в химчистку сдавай. Охуенно.       — Я постираю, — ещё более жалобно предлагает Антон. — Я не хотел проливать на тебя вино. Прости.       Арсений простонал, откинув голову к потолку, и стал с некоторым отвращением стаскивать с себя свой любимый халат. Антон тогда увидел его напряжённые предплечья, но не успел рассмотреть их в деталях, как получил комок грязной одежды. Он рефлекторно прижал к груди руки, забирая её, неторопливо расправил. От ткани несло вином, оно неохотно впитывалось и легко растекалось по округе, порой каплями падая на пол. В спальне был уложен ламинат, в отличие от паркета или ковролина он был устойчив к такого рода случайностям.       — Пошли, — бросает Арсений и выходит из комнаты.       Эта его походка не была как прежде лёгкой, наоборот отдавала грубостью и повелевала за собой идти. Антон вошёл за ним в ванную и истуканом замер возле двери, прижимая к себе халат. Арсений тем временем без капли стеснения стянул чёрные трусы и кинул их ровно в большую бельевую корзину.       Антон не хотел пялиться, но глазами изучал его мускулатуру, находя её привлекательной. У таких мужчин, по правде, не должны были быть проблемы с сексом, а если и были, то решались одним походом в клуб. Возможно, в том же самом клубе, где-нибудь в туалете. И нет, качком Арсений не был, и это, пожалуй, привлекало Антона ещё больше. Здоровая спортивная фигура, без излишеств.       — Хватит пялиться, мой дорогой натурал, — низким тоном бросает Арсений, прежде чем войти в душевую кабинку. — Раковина в твоём распоряжении. Поработай ручками.       — Да прекрати ты так шутить! Нормально же общаемся!       — Мы к Серёже ещё сходим. Посмотрю, как ты с девочками себя ведёшь. Стирай давай, коль вызвался. Я за язык тебя не тянул. Средство под раковиной должно быть.       Он закрыл стеклянную дверцу и отвернулся. Коротко посмотрев на напряжённые мутные ягодицы, Антон показал язык и пошёл исполнять своё предложение. Первый слой отмылся легко, шёлк в себя мало что впитал, оно просто смылось прохладной водой. Но вот некоторые капли впитались, сделав цвет более блеклым и розоватым. Помня, насколько это чувствительный материал, Антон набрал полную раковину тёплой воды, чуть холоднее температуры тела, аккуратно прополоскал в ней халат, спустил воду и дальше въевшиеся пятна мягко оттирал с помощью найденного мыла, подходящего «для детей и людей с чувствительной кожей». Шёлк был эквивалентен определению «ткани с чувствительным материалом». Закончил он ровно в тот момент, когда Арсений выключил воду.       Несильно сжав мокрый халат, Антон осторожно убрал с него лишнюю влагу и высоко поднял его над раковиной.       — Надо бы постелить на горизонтальную поверхность.       Арсений кивнул в сторону сушилки. Ванная комната была просторной, раньше подобного размера у Антона была его личная комната в Воронеже, а возможно, она была меньше. Здесь же он мог спокойно передвигаться, и этому не мешала ни стиральная машинка, ни сушильная, ни стоящая в конце комнаты рядом с длинной квадратной ванной обычная сушилка, ни корзинка, ни комод, ни раковина, ни унитаз. Всё здесь было удобно, красиво и практично.       — Хорошо режиссёры получают, — разложив халат, бухтит Антон, неумело стараясь скрыть нотки зависти в голосе.       Арсений коротко оглядел его с головы до ног.       — Не жалуюсь. Серёжа себе уже пятую машину купил.       — Пятую, — восклицает не веря Антон. — Зачем ему столько? А он что, тоже режиссёр?       — Нет, оператор. А ещё он мне композицию не раз выставлял. Зачастую это были хорошие решения. Мы на работе и познакомились, на одной картине разбогатели, и сдуру решили покупать квартиры рядом. Не сказать, что я жалею, но порой мы знатно срёмся.       — С твоим характером — не удивлён.       Арсений эту реплику услышал, но никак кроме вздёрнутых бровей не отреагировал, а Антон не спешил вступать с ним в споры. Он взял найденную под раковиной запечатанную тряпку для мытья полов, немного намочил её и пошёл в спальню убирать остатки алкоголя.       Такой хозяйственности Арсений молча восхитился, но спешить убирать осколки не стал. Вместо этого неторопливо перебирал одежду в шкафу. Нашёл тёмно-синий бархатный на вид халат с большими карманами и тонким поясом. Накинул его на себя, не удосужившись надеть трусы, и крепко повязал.       — Эксгибиционист, — беззлобно обзывает его Антон.       — В своей квартире могу ходить так, как хочу.       — Где у тебя веник?       — Хозяюшка моя, — со вздохом говорит Арсений, но не договаривает, пока не подходит к нему и не берёт за руку, — Оно не убежит. Потом смету. У меня на тебя другие планы, пойдём.       — Куда?       Арсений прикрыл глаза, вдохнул, выдохнул, повёл его за собой в прихожую, лениво вступил в тапочки и открыл дверь. Далеко идти или отпускать Антона он не стал, прямо так, без стука, зашёл в квартиру напротив — буквально напротив — и прошёл по коридору в гостиную, откуда слышались приглушённые голоса. Открывал дверь он тоже без стука и всякого стеснения. Стоило им войти, вольготно устроившаяся на диване тройка прекратила свои разговоры и уставилась на гостей. Сергей сидел между двумя стройными, в каком-то смысле даже хрупкими, девушками. Им было немного меньше тридцати, у одной лицо намакияжено, у другой своё, но по-особенному уложены волосы. Обе они были наряжены в короткие платья, у одной красное облегающее, у другой синее, откровенно задранное вверх, под ним, на ляжке, устроилась ладонь Сергея.       — Арсен, ты ж отказался. Или хочешь впятером? Боюсь, даже на моей кровати не поместимся.       — Ничего такого, наслаждайся, Серёж. У меня следственный эксперимент. Проверяю мальчика на гетеросексуальность.       Девушки заинтересованно оглядели Антона и обе усмехнулись, совершенно по-доброму, открыто и каплю пьяно. На столе перед ними стояла на треть распитая бутылка вина с двумя бокалами, наполненными буквально на два пальца. Рядом с бутылкой стоял хайбол с газировкой.       — Хорошо поебаться, — салютуя газировкой, говорит Серёжа. — Это Настя, это Вика. Дьяволицы, что одна, что вторая.       — Только в постели, Серёж, — ласково говорит та, что в синем.       — Я, пожалуй, и в жизни. А ты чего так сиротливо стоишь? Мне застенчивые мальчики нравятся, а у тебя ещё такие кудряшки милые, так бы и закопалась. Ты меня боишься что ли?       Антон натурально не мог вымолвить и слова. В ответ он только мычал непонятные звуки, горбился, глазами бегая по всем возможным поверхностям. Когда же наконец он остановился взглядом на последней девушке, оценил её выдающийся бюст, ровные длинные ноги, положенные друг на друга, и радушно улыбающиеся губы, включил режим — смотреть. Не сводя взгляд в сторону, почти не моргая, смотреть. Заглянуть в душу у него не вышло, девушка посчитала это его действие забавным, прониклась к нему состраданием, её глаза размягчились совсем как у матери при взгляде на сына.       — Арс, не мучай мальчика. Видишь же, ему здесь некомфортно, — говорит она с упрёком.       — Я ожидал чудо, но его не произошло, — пожимает в ответ плечами Арсений. — Пойдём, гроза женских юбок. До полуночи не так много времени осталось.       — А то что? — фыркает в смешке Сергей, — он в тыкву превратится?       — Серёж, а при чём здесь карета? — спрашивает Арсений, щурясь.       — Давай я обосную это тем, что в неё входит принцесса, и ты на этом от меня отстанешь. Идёт?       — Более чем. Пойдём, тыковка.       Антон хотел было как-то возмутиться, но его опять хватило только на поток разнообразного мычания. Кое-как ответить он смог только в подъезде. Арсений вновь попытался затянуть его в свою квартиру, но Антон не позволил. Встал рогом на пороге.       — Слушай, я не собираюсь с тобой трахаться, — говорит он возмущённо и довольно громко.       На этаж в этот момент начала спускаться бабушка. Но остановилась на ступеньке, выпучив на них спрятанные под скопищем морщин глаза. В её руках был свёрнут мусорный пакет, в своей куртке она терялась, лицо пропадало где-то между шапкой и шарфом. Старческое удивление затронуло ей самое сердце. Она закряхтела, стала ругаться на разврат, неторопливо шкандебая вниз. Антон пристыдился за свои недавние слова, а вот Арсений смотрел ей вслед терпеливо ожидающим взглядом, у него сомкнулись крепко зубы, очертив на щеках желваки.       — Будет мне ещё карга говорить, с кем ебаться, — бросает он тихо под нос, когда её шапка скрывается за лестницей. — Чего стоишь? — злится он уже на Антона. — Ты либо проваливай, либо заваливай. Хотя валить буду всё же я.       — Ну я не гей, понимаешь?       — Тогда проваливай, — просто отвечает Арсений, упираясь о дверной косяк с обеих сторон руками.       Выглядел он устрашающе, тем что немного свисал, демонстрировал наигранное безразличие, скрывая за ним вспыхнувшее раздражение. Антон посмотрел на лестничный пролёт, как бы прикидывая, стоит ли сейчас идти домой или пока рано. Смотрел недолго, скоро опять глядел на Арсения, на его аккуратно сделанные природой черты лица, небрежную щетину и взлохмаченные, под стать характеру, угольные волосы. Совсем не кстати ему вспомнилось отсутствие трусов под халатом и зеркало в полный рост напротив кровати.       И вот как-то не ушёл. Но и заходить не спешил.       — А… можно как-нибудь без, ну, проникновения?       — Точно натурал, — говорит с максимальной экспрессией и начинает медленно хлопать в ладоши Арсений. — Бля, это ж сколько надо выёбываться, чтобы допустить мысль о сексе со своим полом. Я хуею. Стоять, — рычит он под конец, когда Антон всё же решает свалить к себе домой.       На его запястье вновь легла ладонь. Крепкая, не отпускающая. Неотвратимо таскающая за собой. Антон со стоном в очередной раз проследовал за ней, за ним. Закрыв на замок дверь, Арсений подтолкнул его в сторону ванной комнаты.       — Во-первых, душ. Ты купался в унитазной воде, моя брезгливость тебя даже целовать не позволяет. Во-вторых, я люблю гладких мальчиков. Не смотри на меня так. Хочешь без проникновения? Предположим. Этап с хуетёрством я перерос довольно давно. Могу тебя вылизать, даже отсосать могу так, как ни одна девка тебе не сосала. Но ты должен быть чистым и гладким. В заднице тоже, да, Антош. Если не возражаешь, а иначе мы это заканчиваем, я тебя там побрею, чтобы ты руку не выворачивал и ран себе там не понаставлял. Кстати, куда я Серёжин подарочек кинул? Пригодится.       — Ты удивительный человек. Мы с тобой от силы час знакомы, а ты мне уже хочешь жопу побрить.       — Антош, ты заебал. Соглашаешься или нет?       — А зачем это тебе?       — Дыши, Арс, дыши, — негромко говорит себе Арсений, закрывая глаза. Делает вдох, выдох и уставляет на Антона кристально-чистые, обманчиво спокойные светлые глаза. — Я люблю секс. И моя чуйка мне подсказывает, что когда ты закончишь препираться, и мы наконец дойдём до дела, секс выйдет хорошим. Я тебя, наверное, удивлю, но ты очень милый мальчик. А я люблю ебать милых мальчиков.       — Но без проникновения.       — Ну посмотрим, насколько тебя хватит. Раз на всё другое ты согласен, пиздуй в душ. Полотенце бери белое и сразу кидай в корзину для белья.       Антон чувствовал себя до одури странно, когда заходил в чужую душевую кабинку с мыслью о скором сексе с мужчиной. И, хоть нормально он себе его не представлял — секс этот, — разного сорта волнение защекотало его всюду. Наслаждаясь массажным режимом на душевой лейке, он обдумывал всю ситуацию в десятый раз. Себе он пообещал свалить сразу, если начнётся что-то странное или Арсений станет приставать к нему со своим хуем, с другой же стороны он полностью перебросил загаданный «охуенный секс» на выпавшие обстоятельства и немного себя этим успокоил.       Как только он вышел из душа и вытерся, в ванную вошёл Арсений с кухонной табуреткой. На раковине уже находились подготовленные средство для бритья, после него и запечатанный станок.       — Садись.       — Как скажете, господин, — язвит Антон, плюхаясь на табуретку. Он старается выпрямиться, убрать совершенно безрельефный живот и поставить ноги так, чтобы не было видно члена.       Арсений не спешил: с видом подготавливающегося к операции хирурга он тёрся возле раковины, чем-то шуршал, стучал, своей спиной закрывая весь вид. Антон старался заглянуть ему через плечо, но безрезультатно. Тогда он сдулся, вытянул поудобнее ноги и стал рассматривать свои перстни. Не дороже пяти тысяч. У него дома ещё разные были, но в суматохе он только два успел нацепить и ни одного браслета, из-за чего чувствовал себя по-настоящему голым. Не из-за действительного обнажения перед другим человеком — не женщина, значит нечего стесняться, — а из-за отсутствия любимых украшений.       Долго любоваться собой он не смог. Арсений закончил подготовительный этап и подошёл к нему с бритвой и пеной для бритья. Начал он с головы, убрал все пропущенные после сегодняшнего утреннего бритья волоски на шее и щеках, двинулся вниз по телу, прошёлся более тщательно в области подмышек, очистил ореолы вокруг сосков и пупка. Закончив с верхней частью тела, сел на одно колено, взял одной рукой бедро Антона, отвёл его в сторону и с тем же ровным сосредоточенным выражением лица стал брить ему ноги. Сам Антон хотел как-либо возразить, что они только на задницу договаривались, но не смог ничего произнести. Вид занятого делом Арсения, чуть напряжённые брови, смотрящие со странным смешением строгости и мягкости на предмет работы глаза, аккуратные и ловкие движения станком, крепкое уверенное удержание ладонью, а порой и нежные незаметные поглаживания пальцами, вырывающие будто бы сами собой. Всё это имело очаровывающий эффект, по крайней мере на Антона. Он не заметил, сколько точно прошло времени, но, когда спустя долгую тишину, Арсений скомандовал ему подняться хрипловатым голосом, он был гладким практически везде, кроме головы и скрытого между ягодиц места. Ещё Арсений оставил тот пушок в паховой области, сделав его более аккуратным.       — Сколько я Вам должен, мастер?       — Принимаю стонами и оргазмами. А теперь обопрись о раковину. Выгибай жопу давай, и не напрягай её. Просто прогнись в пояснице. Какая красота.       — Арсений!       Арсений отвечать не стал, поудобнее поставил его, вздёрнув за тазовые кости, подвинул ближе табуретку, сел на неё и стал брить дальше. Сначала убрал всё оставленное на бёдрах с задней и внутренней части. Обхватил левой рукой ягодицу, надавил большим пальцем, оттягивая её в сторону. Она попеременно то напрягалась, то расслаблялась.       — Антош, сейчас получишь. Я тебе говорил жопу расслабить?       — Между прочим стрёмно, когда тебе в задницу лезет незнакомый мужик!       — Арсений, приятно познакомиться.       Когда Антон дёрнулся в попытке извернуться и сказать какое-нибудь острое словцо, Арсений не сдержался и шлёпнул его по заднице. Звонко, но не больно. Антон возмущённо застонал, запыхтел и забубнил. И всё равно стоял перед ним. Выгибался в спине он изящно, будто и не было высокого роста и неудобно разведённых согнутых ног. Сама процедура ему не нравилась, да и становиться идеально гладким, будто сладкая девочка, он не собирался никогда и даже теперь, хотя уже практически сделал это. Его завлекало именно чувство, как спокойно, уверенно, со знанием дела и с какою лёгкой властностью Арсений занимался его телом. Подобное поразило его ещё немного раньше, когда он перемещался из комнаты в комнату, влекомый за тонкое безбраслетное запястье.       Собственных девушек Антон не решался так своенравно крутить в постели и на третий месяц отношений, а Арсений делал это совершенно беззастенчиво, как само собой разумеющееся, с чужим человеком, но умудрялся оставаться приличным. Он не мог обвинить его в домогательствах, потому что каким-то образом сам на них соглашался.       И в какой-то момент ему стало по-настоящему интересно, а что дальше?       К чему эта встреча привёдет? Насколько охуенным окажется секс с мужчиной? Вероятнее всего в нижней роли. И решит ли его жизнь это дальше? Или он невероятно кончит и забудет об этом эксперименте до худших времён?       Несколько свалившихся на голову вопросов Антон умело проигнорировал, только раззадорил себя и неосознанно прогнулся ещё сильнее, облегчая Арсению работу между ягодиц. В следующий же момент он почувствовал прикосновение лба с щекотной чёлкой к пояснице, горячее дыхание по коже и медленно обвивающую бедро руку. Ладонь остановилась на внутренней части, пальцами задевая мошонку, и сжала до появившейся умеренной боли.       — Люблю это, — шепчет Арсений в позвонок, не переставая поглаживать его ноги.       — Что любишь? Когда тебе жопу подставляют? — фырчит Антон, с разрываемым грудную клетку желанием остаться стоять в этой же позе и гордо выпрямиться.       В итоге не дёргается.       — Это, безусловно, тоже. Но я про другое. Одно удовольствие подготавливать партнёра, а потом ещё доводить его в кровати. Ценю секс именно из-за этого.       Антон застыл от удивления. Арсений выпрямился, прохрустев в спине, заметив его округлённые глаза в висящем над раковиной зеркале, отчего коротко усмехнулся. Он погладил его по лопатке, провёл ладонью подмышкой, оказываясь на груди, и несильно надавил, без слов приказывая встать ровно.       — Тебе это не понятно? — так ласково, как ещё ни разу за весь вечер, спрашивает Арсений, когда Антон поворачивается к нему. Он невесомо оглаживает пальцем ему щёку, приподнимаю упавшую вьющуюся прядь и заводя её за ухо. — А мне подобная прелюдия очень нравится, Антош. Повезло, что ты такой кроткий мальчик. Давай смоем с тебя лишнее, потом лосьоном пройдусь, и можно будет переходить к клизме.       — Погодь, мы ведь…       — Антош. Мы договорились на ласки языком? Договорились. Сделай мне услугу, это не так больно и страшно, как ты думаешь. А я взамен покажу тебе, почему некоторые тащатся от мысли сесть на чужое лицо. К тому же, если вдруг ты передумаешь — не нужно будет тратить время или прерываться в процессе. Душ?       Антон кивнул. В душевую кабинку вошёл раздосадованно, не понимая, каким именно образом его развели на всё происходящее и планирующееся. Но и там Арсений забрал весь контроль над ситуацией, на первый взгляд довольно заботливо начав омывать его тело слабым напором тёплой воды. Дверку он не прикрыл, да и входить внутрь не планировал, так и стоял на пороге, пока рядом с его босыми ступнями образовывались небольшие лужицы.       Всю следующую заботу Антон пропустил через себя и совершенно не понял, в какой момент всё закончилось. Он стоял вновь чистый, сухой и гладкий, готовый на то, к чему раньше и не думал быть готовым, и когда Арсений протянул ему ладонь, приглашая за собой, он вручил ему свою, будто соглашаясь на все последующие извращения.       Процесс с клизмой Антон практически не запомнил. Даже в этом по большей части он слепо слушался указаний Арсения, держал в себе воду, потом расслаблялся, в очередной раз удивляюсь безмятежности, с которой на него глядели два этих невозможных глаза. Вроде бы брезгливый человек совершенно не менялся в лице, слушая опорожнение кишечника со всеми сопутствующими этому звуки. И его показательная безразличность и приклеенная к образу богатого режиссёра усталость сменились радушием и показательной лаской. Поняв, что уговаривать больше не требуется, Арсений отпустил себя и свои руки, глядел внимательно и кротко, кончиком губ улыбался, гладил по коленке, сидя перед ним на корточках, из-за чего оказывался снизу, но, даже имея выигрыш в росте, Антон ссался назвать себя верхним.       — А теперь самая приятная часть, — говорит Арсений, уводя его за собой в спальню.       — Мне кажется, ты готов был кончить уже на первом этапе.       — Я готов был кончить на нулевом, когда стал к тебе подкатывать.       — Ты ко мне подкатывал?! — от неожиданности услышанного Антон останавливается, не дойдя до кровати всего полуметра.       — Если б нет, как бы ты оказался сейчас в моей постели? — говорит Арсений и толкает его в плечо, заставляя не на словах, а на деле там оказаться.       Антон поднялся на локти, отполз в сторону подушек и заинтересованно склонил набок голову. Растопыренные колени он свёл вместе, но на этот раз без смущения, а дразнясь и не даваясь. Будучи обнажённым, он хотел того же самого от Арсения, но тот не торопился снять свой халат, открыто топорщащийся в области паха.       — Научите техники флирта, сенсей.       Арсений фыркает, забирается одним коленом на кровать и, останавливаясь над его животом, говорит:       — Покажись скромным мальчиком, у которого в шкафу целая коробка здоровенных вибраторов и свой канал на «OnlyFans». Все мужчины будут твои, солнце.       — Хэй, я про девушек!       — Можешь нарядиться в платье. Предлагаю красное. Думаю, тебе пойдёт.       — Придурок, — мычит Антон, закрывая лицо руками. — Ты невыносим, Арсений. Я тоже хочу, чтобы ко мне девушки в постель прыгали.       — А, ты про это, — скучающе тянет Арсений. — Тут уж прости, чего не надо, того не дано.       Дальше препираться Антон не стал, потому что в очередной раз удивился. Он ожидал, что Арсений начнёт ему надрачивать, сосать или что там ещё делают геи, но он вместо этого перевернул его на живот и стал мять спину. Руки у него были крепкими, суховатыми и горячими. Массажное дело он либо изучал, либо настолько был зацелован матерью природой. Первые стоны прозвучали в тот момент, когда ладони прошлись от шеи к лопаткам, сильно, до яркой боли, надавив в нескольких местах, зато потом стоны лились уже более охотно, тихие, разнеженные. Со спины массаж перешёл в область ягодиц, и оставался массажем, а не приставанием, из-за чего Антон даже не заметил подвох, когда после двух-трёх слабых, но звучных ударов по недавно разглаженным местам, Арсений лёг на кровать грудью и закопался между половинок носом. После первых нескольких облизываний по сжатому алому сфинктеру, Антон прогнулся в пояснице, неосознанно широко разводя ноги, и подался тазом, не то вперёд, не то назад. Слишком дёрганно это было.       — Блять…       Антон пыхтел в подушку, крепко обнимая её руками, пока так же крепко его ягодицы держали и разводили в стороны пальцы Арсения. Он ощущал влажный язык, чувствовал, как он сворачивался трубочкой и благодаря слюне входил в расслабленную дырку, стонал в какие-то моменты, в другие сдерживался, кусал себя то за колечко, то за ладонь. Иногда фыркал смешком из-за короткой бороды, но находил и в этом особое удовольствие.       Арсений отпустил его, сел рядом на кровать. Антон наблюдал за ним через щёлочку между подушкой и плечом. Наблюдал за тем, как он ладонью стирал с колючего подбородка слюну, морщил вздёрнутый нос и облизывал губы.       — Хочу шестьдесят девятую, тебе необязательно что-то делать, но эксперименты не возбраняю. Двигайся, на меня ляжешь.       Он лёг по центру кровати и приглашающе похлопал по груди. Перекидывая через него свои длиннющие неповоротливые ноги, Антон впервые покрылся густым румянцем. Снимать Халат Арсений не стал, только распустил пояс и распахнул его. Ноги у него были не бритые, в паховой области сохранялась аккуратная интимная стрижка, оттеняющая тёмно-русым цветом розовый поднявшийся член. Антон сначала игнорировал столь близкое нахождение к чужому половому органу, но когда пропал в ощущениях от продолжившегося римминга, бессознательно прислонился лбом в основании бедра, подбородком утыкаясь в мошонку. Тогда случился первый эксперимент — Антон пободался о неё, дотянулся пальцами, поднял один мешочек, двумя пальцами и случайно, из-за звонкого болезненного шлепка и глубоко прошедшего с одним пальцем языка, наклонился вперёд, впечатываясь в складчатую колючую кожу носом. Знакомый, но принадлежащий чужому человеку, запах заполз глубоко в лёгкие.       Подумать о том, как это странно, он не успел — Арсений перешёл языком ниже, на свисающие яички, обхватил рукой член, став медленно надрачивать.       На потоке сегодняшних экспериментов Антон лизнул основание члена Арсения, потом ещё раз, ещё — не ощутил особо противного вкуса, — лизнул головку и скривился, почувствовал более резкий знакомый запах и вязкую белую каплю на кончике языка.       Что уж там, ему даже девочек вылизывать не заходило. Язык слишком уставал, да и пахло от них своеобразно, особенно перед менструацией, а потом ещё оттирай всё это. С чужим хуем Антон дистанцировался, хотя временами из-за некоторых действий Арсения, сливающихся воедино, скользил туловищем навстречу, щекой случайно проезжаясь и по мошонке, и по только пуще окрепшему члену. Недавний красный цвет стал на головке ещё насыщеннее, а в основании поменялся из-за вздувшихся венок на более холодные тона.       Антон не знает, зачем замечал это. Ему было нечего делать и это казалось единственным доступным и верным занятием. В какой-то момент он заметил в себе уже третий палец, теперь ему чаще хотелось насаживаться назад, выгибаться и тихо постанывать от непонятных щекочущих нервы ощущений. Он вцепился руками в накаченные ноги Арсения, практически полностью лёг на него, необдуманно перекрыв доступ к члену.       — Слушай… — тихо шепчет Антон, облизывая пересохшие губы. — А это… насколько?       — Тебе приятно? — коротко и строго спрашивает Арсений.       — Ну да…       — Вот и лежи.       Антон простонал от очередного толчка внутри себя. Мысль насадиться дыркой на член теперь не казалась неправильной или какой-то табуированной, а наоборот привлекательно запереливалась среди всех остальных. Интерес, насколько этот крепкий мягкий ствол хорошо подходит для анального проникновения, заставил его в очередной раз обратить внимание на чужую не спадающую эрекцию.       «Ну ладно», решил он, когда в первый раз мазнул языком, вновь становясь на коленки и пододвигая ягодицы ближе к лицу Арсения. Будто увидев в этом приглашение, Арсений обхватил их двумя руками и стал с остервенением ввинчиваться в разработанную дырку языком и жёстко вылизывать, иногда переходя на дразнящую нежность.       — Блять, ну Арс…       Антон плакать хотел от невыносимости ожидания продолжения. Не сказать, что у него болел от желания хуй, скорее весь организм требовал — «ещё!», а он по глупости не вёлся на эти призывы. Желая как-либо способствовать более глубоким ласкам, он по-настоящему, впервые в жизни, взял член в рот. Безрассудно глубоко пропуская его в себя.       — С-сука, ты, — мычит Арсений и выдаёт ему громкий шлепок по одной из ягодиц. — Не бери ж ты так глубоко, а зубами головку не задевай, солнце ты, блять, моё ненаглядное.       — Я на курсы хуесосов не записывался.       — Вижу в тебе огромный потенциал.       — Ты в зеркало посмотрел, — лениво отбивает Антон и зависает.       Он вспомнил. И зря вспомнил, потому что, когда рефлекторно повернул голову, чтобы это проверить, увидел своё собственное отражение. Увидел пропадающее между румяных ягодиц лицо Арсения, точнее его влажные щёки, уши, лохматые чёрные волосы. Увидел свои член с мошонкой в чужой жилистой руке. Увидел, как бесстыдно и пошло выгибается его спина, выпячивая заднюю точку вверх. Увидел ошарашенное отражение своего лица с розовыми пятнами, поплывшими глазами с блестящим от слезы уголком, и лежащий рядом с его щекой и губами чужой хуй.       Лучше бы не смотрел.       Следующий шлепок оказался настолько чувствительным, что Антон взвыл на всю комнату, резко двинул тазом назад, впечатываясь ягодицами в Арсения и желая его придавить ими, чтобы наконец всё, чтобы закончилось, чтобы отпустили эти странные волны удовольствия и стало просто, коротко, разово жарко, огненно, горячо, чтобы он просто кончил.       А это всё не происходило. Он поглядел в зеркало. Украдкой. И потом ещё пару раз, замечая, что краснота по его коже расходится всё больше и больше. В первый раз она захватила щёки и шею, во второй раз уши, в третий плечи.       — А-арс… ну пожалуйста…       Арсений последний раз широко лизнул его по сфинктеру, шлёпнул по заднице и скинул с себя.       — Чего ж ты такой нетерпеливый?       — У тебя язык ещё не болит? — шепчет тихо Антон, шкрябая пальцами по постели. Ему становится слишком холодно и пусто, тело требует вернуть хотя бы те ощущения, но он не показывает своего заведённого состояния, только осторожно, как бы незаметно, проезжается тазом по одеялу. Ткань цепляется за член, вызывая очередную волну наслаждения, от которой он лишь тихо выдыхает.       — Хочешь, чтобы я тебя выебал? — прямо спрашивает Арсений.       — Да.       Прозвучало это сразу, и только спустя секунд десять Антон окончательно понял, до чего дошёл. До чего этот… сучий Арсений его довёл. Но он хотел продолжения или уйти в свою квартиру и разрыдаться в туалете. Его продолжало рвать на части, в этом ощущении он находил себя беззащитным, потому ещё больше хотел вернуть тепло чужого тела.       Как же ж… всё оно переплеталось.       Арсений выглядел довольным проделанной работой. Опять вытирал подбородок, колючие щёки, губы, которые потом всё равно облизывал.       — Хорошо, — говорит он по итогу, когда заканчивает, подобно кошке, приводить себя в порядок.       Антон даже оторопел немного. Прозвучало это так, будто он ему одолжение сделать решил и изначально такое в его планы не входило. Какая…       Арсений полностью скинул с себя халат, демонстрируя хорошо слаженную подкаченную фигуру, зачесал назад волосы и взял с прикроватного столика подготовленный презерватив с тюбиком смазки.       — Давай сначала отдохнёшь, на спинку ложись.       Антон лёг и лёг так, чтобы в него было удобно входить — задрал вверх ноги, поражаясь и поражая Арсения, своей растяжкой. Косым взглядом заприметил, как это выглядело в зеркале и скорее отвернулся — весь красный и на всё согласный, какой кошмар. Арсений считал это, наоборот, невероятно прекрасным. Он неторопливо раскатал по члену тонкий презерватив, выдавил на пальцы смазки, вошёл двумя в недавно разработанный им анус, в последний раз растянув его, ещё немного растёр по презервативу, откинул тюбик, упёрся на кровать, незаметно вытирая об неё ладонь, и стал, придерживая хуй за основание, постепенно входить.       Подготовленный к тому и с жаром ожидающий Антон не успел понять, в какой момент чужая мошонка столкнулась с его ягодицами. Арсений хрипел ему на ухо, вылизывал шею, целовал в щёки, размеренно толкаясь в него на средней томящей скорости. От вскрученных до предела нервов и желаний Антону этого было мало, он цеплялся пальцами и короткими ногтями Арсению за спину, оставлял на ней красные полосы, прижимался к нему ближе, подмахивая, иногда принося себе этим дополнительное удовольствие, а иногда сбивая налаженный темп. Он пыхтел, мычал, постанывал то тихонечко, почти жалобно, то утробно, откидывая голову, когда чувствовал на шее след от зубов, на члене сжимающую крепкую ладонь, и в себе во всю длину чужой хуй.       — Арс…       — Хороший ты такой, — шепчет Арсений ему на ухо.       Он вспотел немного, из-за чего цепляющиеся за спину пальцы Антона стали соскальзывать, и в запах секса, смазки, латекса и предэякулята, просочился конкретный душистый пот, вызывающий отчего-то не отвращение, а лишь ещё более животные порывы, увеличивающие страсть.       — Не выходи, — тихо просит Антон, когда Арсений начинает от него медленно отстранятся.       — Солнце, ты такой открытый в желаниях, я балдею. Встань на коленки.       Выровняв дыхание, Антон с максимально возможной грациозностью перевалился на живот и неохотно стал подниматься на руки и колени, с самого начала сильно прогибаясь в спине. Арсению нравилось его вылизывать, доводить до края, видеть такого красного, открытого, слышать его несдержанные звуки, и теперь ещё ему понравился вид на подпаленные лёгким рубиновым оттенком ягодицы и поблёскивающую между них щёлочку. Он развёл их руками, открывая вид на пульсирующую алую дырку, сморщенную, испачканную слегка беловатой прозрачной жидкостью. Облизав большой палец, он вошёл в неё до упора, надавил на стенку внутри и с хлюпающим звуком вышел. Хотел войти, вернуть тот темп и сделать его ещё более развязным, грубоватым, быстрым, выматывающим, но вместо этого не сдержал порыва наклониться, поцеловать и слегка прикусить за разгорячённую кожу и в очередной раз шлёпнуть. Вдруг задница в его руках завиляла, беспардонно прерывая идиллию и напрашиваясь на задуманное продолжение.       — Можно немного обесчестить твои кудряшки? — хриплым голосом спрашивает Арсений, склоняясь над его спиной.       — Ты меня уже всего обесчестил, — бубнит на это Антон.       Резко войдя в него во всю длину, Арсений схватил его за волосы, заставив задрать голову, собрал их в кулак и стал быстро толкаться, толком не выходя. Контролировать тихое мычание и стоны у Антона не вышло, посыпался сразу, застонав в голос и на этот раз удачнее насаживаясь в ответку. Левой рукой Арсений преимущественно держал его за бедро, но иногда по этому самому бедру, по ягодице, шлёпал.       Уже ближе к разрядке, и своей и его, он вдруг остановился, стал двигаться очень медленно и в итоге вообще вышел.       — Блять, Арс, что за…       Антон повернув в его сторону совершенно недовольное страдающее лицо. Из этой гримасы у него образовались морщинки на лбу, носу и немного в щеках. Арсений поцеловал его в висок, почесал по голове, осторожно пропуская волосы между пальцев и негромко предложил:       — Я могу тебя ещё больше… пошлёпать?       — Что?       Как бы поясняя, Арсений легонько провёл ладонью ему по заднице и совсем слабо ударил, чего Антон толком не почувствовал.       — Тебе это, кажется, не мешало делать раньше.       — Мгм, да, но… То было в процессе. А можно тебя именно отшлёпать? Я прекращу, когда захочешь.       — Я ж почти кончил… Ну, блять, Арс. Зачем тебе это?       — Хочу, — коротко отвечает Арсений. — Мне кажется, тебе понравится. Дай попробовать.       Антон простонал, спрятал лицо в предплечьях и в них же пробурчал подобие положительного ответа. Арсений удовлетворённо хмыкнул, подтянул его к себе на бёдра. Спускаясь вниз, Антон потянул за собой и подушку, в которую закопался носом. Он насторожился, прикрыл глаза, став несильно ёрзать членом, но прознав об этом, Арсений шире развёл ноги, из-за чего хуй потерял основную точку трения, провалившись, и только на головку продолжал получать хоть что-то.       Он надеялся, что эти самые шлепки ничем не будут отличаться от предыдущих и быстро закончатся, поэтому не понимал, продолжал возмущаться, зачем было прерывать половой акт перед самым финалом. Но уже по пятому шлепку Антон заметил различие. Это не было болезненнее, скоре основательнее. Ладони ударяли несильно, но ощутимо, оставляя после себя кожу щипаться и пульсировать, но делали это на всей области пятой точки. Снизу, сверху, слева или справа, они не забывали ни одного участка и темп шлепков скоро начал ускоряться. Они по-прежнему были скорее громкими, чем болезненными, но их было очень много, они наслаивались и наслаивались друг на друга. Вскоре Антон стонал, постепенно начиная ощущать удивительную тяжесть в теле и облегчающий дурман в голове. Цвет ягодиц стал настолько алым, а в некоторых моментах потемнел до лилового, что новые удары Арсений оставлял уже осторожнее, отмечая, как сильно дёргается на каждом из них Антон.       Вовремя остановившись, он переложил обмякшую тушу со своих колен обратно на кровать, кое-как, вздёрнув за таз, поставил его на коленки; не глядя надел ему на хуй презерватив и без всякого сопротивления проскользнул внутрь его дырки до шлепка колючей мошонки о горячие всё ещё пульсирующие ягодицы, из-за чего Антон заметил себя в пространстве, простонал, но вновь погрузился в беспамятное состояние, не собираясь ни подмахивать, ни чего-либо говорить.       Сразу взяв быстрый темп, Арсений довёл себя до пика за две минуты. Кончив, ещё двигался в нём, выходя вплоть до головки и медленно заходя в приветливо облегающую плоть дырку обратно. Стоило ему обхватить напряжённый член Антона ладонью и провести буквально пару раз вверх-вниз по нему, собственным он ощутил сильную пульсацию и хаотичные дёрганные движения таза. Презерватив тем временем наполнялся семенем.       Окончательно выйдя из него, Арсений выдал последний шлепок, снял и с себя, и с него презервативы, и лениво пошёл в сторону кухни, выкинуть их и освежиться. В спальне стало душно, вся комната пропахла сексом. Накинув на ноги конец одеяла и крепко обняв подушку, Антон погрузился в дрёму.       Краем сознания он слышал звук открывающегося окна, тихое шуршанье штор цвета тёмного шоколада, звон стекла, шелест метлы и щёлканье дверцы. И только сильнее сжимал шелковистую ткань, безмятежно при этом улыбаясь.              ***              — Бля, сколько времени? — морщась от яркого экрана телефона в полнейшей темноте, мямлит Антон. Он переводит рассеянный взгляд на протягивающего его гаджет Арсения, старается проморгаться и различить в его мутном силуэте какие-нибудь черты. Первым видит глаза, нос, сомкнутые губы и открытый треугольник грудной клетки, обрамлённый золотистыми узорами халата. Вернув взгляд обратно в слепящий экран, Антон различает на нём три буквы: «Поз». — Ой, блять. Да, алё. Что? Не нуди, живой я. А… ну, может быть, расскажу. Всё, отвали. Я это… буду скоро. Угу. Давай, пока.       — Мог бы и полностью переночевать, — спокойно предлагает Арсений, проводя по его обнажённому бедру ладонью.       Антон простонал, откинувшись на подушку. Руки раскинул в стороны. Кровать была превосходной. Ноги спокойно вытягивались, не упирались ни во что и даже не свисали. Матрас был магического уровня, за проведённых на нём два часа его спина и шея не ныли, да и всё тело в целом было наполнено лёгкостью и разнеженно.       Ладно. Кот исполнил желание. Теперь он не хотел на него ругаться. И всё же.       — Слушай, ну я же не гей, да? — приподнимая корпус и упирая руки за собой, осторожно спрашивает Антон.       Арсений закатил глаза, поднялся, поцеловал его коротко в лоб и ответил:       — Захочешь повторить, знаешь, где искать.