Лесное поместье

      Густой лес всегда окружал это место. Он прятал его, надежно скрывал от глаз остального мира. Единственной связующей веной оставалась кривая дорога, вся в кочках и ямах, прорубленная рукой человека, того же, что основал здесь поместье. Говорят, дух его по сей день обитает в лесу, ведь тело досталось этой земле. Впрочем, подобные байки водились здесь постоянно – дескать, не зря места глухие, скрывают от ума человеческого то, о чем знать ему не положено, а уж что случиться может... Всего хуже не вернуться, смерть встретить лютую, оставшись вечным скитальцем черной чащобы. Или выйти к озеру, расположенному где-то в глубине, мол, забирает оно души, и те безутешно и громко рыдают в нем по ночам, сводя заблудших людишек с ума.       Байки бытовали привычно среди стариков, заговаривали о них все реже, лес радовал изобилием грибов и ягод, озеро – рыбой, а единственной опасностью, ожидаемо, было всякое крупное зверье, вроде медведей и волков. И всё-таки одно так или иначе, всерьёз и в шутку, повторяли все: «Не обидевшего эти земли лес не обидит».       Почему-то именно с этой мыслью и огромной пустотой в голове проснулась сегодня Лиза. За окном декабрь 1871 года. Бушует метель, близится Рождество, а в доме стоит чуть ли не траур – сейчас этого всего ей было неизвестно. Сон всё еще давил на нее тяжелыми лапами, и, казалось, вот миг – она снова утонет в забытьи. Глаза раздражало желтыми отблесками свечей, отчего приходилось жмуриться, вздыхая с ощущением гробовой плиты на груди. Окружающие звуки навалились, и в ушах засвистело, точно приложили чем тяжелым по голове – в ней отдалось тупой ноющей болью. Всё плыло. Простонав от досады, Лиза отвернула лицо и прикрыла глаза, пытаясь осознать себя в новых условиях. До сего момента она не раз приходила в себя, но то были лишь какие-то лихорадочные обрывки на пару минут, после которых опять наступала темнота. Сейчас же пробуждение было... Осознанным?       — Господи, Лизавета, милая! Очнулась! Павел, скорее, дочь очнулась! — женщина, на вид явно преклонных лет, появилась из ниоткуда и тут же засуетилась, своими возгласами провоцируя бóльшие вспышки головной боли. Лиза поморщилась и нехотя приоткрыла глаза. Подле постели обрисовалась вторая, уже мужская фигура.       — Ох, Лизавета-Лизавета, напугала же ты нас. Мы уж было о худшем боялись. И доктор не обнадежил, — то был уже мужской голос. Глубокий, низкий и, главное, куда более спокойный, он явно приятнее воспринимался слухом. Но оба голоса звучали знакомо, даже привычно, как и их к девушке обращение по имени. Мама и папа? Но почему они выглядят так...И что это за место? Почему она, Лиза, лежит перед ними в постели?       — Мама?...Отец? — собственный голос звучал как-то глухо, надломленно, чуждо уху. Настолько же, насколько странными складывались обстоятельства. — Это ведь...вы?       В голове тут же что-то всколыхнулось, вскружилось. То была не просто мысленная пустота после сна или болезни – в памяти явно чего-то не хватало! До этого момента у Лизы не возникло ни одной мысли или воспоминания о недавних событиях, за исключением той нелепой фразы о лесе. Место, где она находилась, совсем не было ей знакомо, родители выглядят как-то иначе, словно осунулись да посерели. И сознание будто плывет посередь бескрайней туманной реки...       — Разумеется, милая, как же иначе? — женщина неловко провела рукой по волосам дочери и посмотрела на нее своими печально-карими глазами.       — Это так все...странно... Ничего не помню... Где мы? — девушка отдернулась от чужого прикосновения и мелко задрожала, пытаясь совладать с возникшим чувством бездонного ужаса. Вот она, бессильная, лежит в постели в полном непонимании и даже не сразу признает своих родителей. Что она может сделать, кроме как каждой клеточкой тела ощущать холод и панику? Да ведь она здесь совершенно беспомощна!       — Лизавета, доченька, мы рядом, будь покойна. Мы обязательно всё расскажем. Здесь твой дом, твоя комната. Может, позвать тебе доктора? — женщина, переместив руку, ободряюще огладила плечо Лизы и мило ей улыбнулась.       — Не трогай...меня сейчас, прошу! — жест поддержки не был встречен дружелюбием. Сейчас, когда во внутренней пустоте разразился такой хаос, хотелось остаться наедине с собой и все обдумать, потому как от тяжести этого недуга грудь совсем сдавило. На ресницах заблестело, задрожало.       — Милая, — мать вздрогнула от неожиданности и убрала руку, — ты только не волнуйся сейчас. Ты голодна? Или, может, хочешь чаю? Болит что-нибудь? Может... — она видно заметалась, не зная, что еще предложить и как помочь.       — Катерина, думаю, не стоит ее тревожить. Пусть отдохнет. Всё же нелегко ей пришлось последние несколько дней. Оправится – там и переговорим, — мужчина ласково обнял супругу за плечи, смотря при этом на больную – обращался к обеим. Затем он кивнул, отводя взволнованную женщину к выходу. Та что-то залепетала, но он лишь медленно покачнул головой и напористее повел ее вперед. — Позови, если что будет нужно, Лизавета. Постарайся не вставать с постели.       С тонким протяжным скрипом дверь закрылась, и голоса тех двоих, зазвучавшие за ней, стали отдаляться вместе с шагами по скрипучим доскам. В комнате воцарилась тишина, которую лишь изредка нарушали порывы ветра за окном. Тогда окна вздрагивали, осыпаемые градом крупных снежинок, дребезжали и замолкали, пока ветер скулил, снова собираясь с силами. Где-то внизу слышался топот, глухой смех, изредка позванивала посуда. На чердаке, а может, и в стенах скреблись и бегали мыши, отбивая маленькими лапками чечетку. Все эти звуки наконец стали складываться не в какофонию, а во что-то единое, убаюкивающее.       Дрожь в теле стала сходить на нет, притупилась и паника, хотя о спокойствии говорить было еще рано. Всё еще побаливала голова, чувствовалось недомогание, заныла левая нога. Видно, короткий разговор исчерпал и без того скудные запасы сил, потому как Лиза ощутила новую волну усталости, но куда приятнее предыдущих. Глубоко вздохнув, она устроилась поудобней и стала бегло рассматривать свою, как оказалось, комнату. Та вызывала ощущение прохлады даже под теплым одеялом. Возможно, тому виной были преобладающие холодные цвета: бледно-синие обои в орнаментах, голубой, как зимнее небо, ковер в серых завитках, тех же тонов балдахин над кроватью, белый потолок с лепниной по краям.       У окна в дальнем левом углу стоял широкий платяной шкаф – много же нарядов мог хранить он в себе! Будь он живым, наверняка неуклюже переваливался бы на своих позолоченных ножках при ходьбе от тяжести, при этом пытаясь выглядеть статно и утонченно. А еще бы жутко гремел резными дверцами. Впрочем, зато он бы неплохо разбирался в моде и наверняка пользовался в этом популярностью у многих дам. Но он стоит здесь, в этой комнате, вынужденный служить лишь одной только хозяйке, и ею, судя по всему, была сама Лиза.       От такой забавной мысли на губах девушки появилась слабая улыбка. Сил и желания вновь копаться в сложившейся ситуации не находилось, а вот такие мысли вполне отвлекали и от них, и от боли в теле. Присутствие поблизости доктора и родителей тоже весьма успокаивало, исключая ряд рисков. А значит, все тяжелые размышления можно отложить на время, пока состояние не улучшится и не разойдется мысленный туман. Кивнув себе на этом, Лиза продолжила изучающе скользить глазами по комнате.       На стенах висело несколько картин и портретов, рассмотреть которые издалека и в таком свете было трудно, но можно было сказать о дорогих витиеватых рамах со всё той же позолотой. Она блестела от зажженных на бра свечей, свет которых отражался от наполированных металлических пластин, окутывая комнату, но визуально теряя тепло на фоне голубизны.       В дальнем углу справа находился туалетный столик с большим зеркалом. Немного приподнявшись, Лиза увидела в нем себя: с расстояния на нее смотрела осунувшаяся растрепанная девушка в белой сорочке и с тёмными кругами у глаз – словно бы на несколько лет старше, чем есть. Но вместе с этим обнаружилась и еще одна деталь, которой не было уделено достаточно внимания: со стороны двери у кровати стояла тумба. Ничем не примечательная, она вписывалась в стиль комнаты, но на ее поверхности обнаружилось несколько склянок с жидкостями, небольшой мешочек и несколько медицинских инструментов. Тут же вспомнились слова матери о докторе, о том, что она о чём-то расскажет. И что же такое могло случиться? Должно быть, это что-то достаточно серьёзное, чтобы доктор понадобился, так еще и память пропала. Серьезная болезнь? Трагический несчастный случай? А если это было нападение? Покушение? И ведь никаких важных деталей не припоминается... Вдруг опасность всё еще грозит её жизни?       Тряхнув головой, Лиза упала на подушки. Нет-нет, она ведь совсем недавно пообещала себе не терзаться этими мыслями до поры до времени. Возможно, с восстановлением сил вернётся и память – тогда и вовсе незачем так переживать, дабы не усугублять своего положения. Время, что есть сейчас, лучше всего будет уделить хорошему отдыху, на данный момент – сну. Снова глубокий вдох – веки стали тяжелеть и прикрываться сами собой...       Очередной порыв ветра швырнул в окно горсть снежинок и затем напористо налетел на него, будто норовя отогнать сон и требуя обратить внимание на происходившее снаружи. Морфей, что уже хитро затягивал девушку в свое царство, вдруг настороженно отступил и замер. Бросив взгляд в сторону ближайшего окна, из-за плотных штор которого пробивались лучики света, Лиза вдруг ощутила, что провокация природы удалась, и ей действительно захотелось выглянуть. Благо, находилось окно в нескольких шагах от постели. Преодолевая желание всё-таки лечь обратно и отдаться сну, устроившись удобнее на перине, Лиза с трудом поднялась на ноги. Придерживаясь за изголовье кровати, а после опираясь на стену, она сделала несколько неловких шагов, после чего, шипя, ухватилась за край подоконника. Нога заболела пуще прежнего, голову повело и на миг потемнело перед глазами. Справившись с минутной слабостью, Лиза сдвинула одну из штор и шагнула за нее, щуря глаза. Солнце во всю силу светило с ясного неба, и, переливаясь в мириадах снежинок, свет его резал глаза и рассеивался по округе, словно волшебная пелена. Он же зажег затейливые морозные узоры на окне, и теперь в них плясали всевозможные силуэты и образы. Но света и пышного белого убора было недостаточно, чтобы скрасить мрак леса, возвышавшегося чуть поодаль. Острые верхушки его деревьев пронзали небо, огромные ветви елей, раскачиваясь, разгоняли летящие снежинки, а нагие осины напоминали собой посеревшие скелеты. Под натиском ветра лес шевелился единым существом, дышал и скрежетал, тянулся цепкими лапами к дому, к окну, к Лизе. Зрелище пугало и завораживало, как бывает при взгляде на дикого зверя, и по спине бежали мурашки. Казалось, скрипучий шепот был слышен даже здесь, совсем рядом...       Ветер снова ударил. Так неожиданно и громко, что Лиза вскрикнула и прикрылась руками от возможных осколков стекла. Но то, благо, так и осталось целехоньким в раме. Осмелившись взглянуть еще раз, Лиза увидела всё тот же темный лесной ряд, однако, он уже не выглядел так таинственно и жутко. И как бы девушка ни всматривалась, как бы ни хотела вновь ощутить недавнее состояние, ничего не выходило. А во дворе уже стояло три фигуры, появления которых Лиза сразу и не заметила. Двоих она узнала с лёгкостью, несмотря на шубы и головные уборы – родители. Издалека это было даже проще понять, нежели вблизи, видя их измученные лица. Но кто же их спутник? Явно молодой мужчина, светловолосый и высокий, осанистый...       — "Хорош собой", — Лиза смущенно улыбнулась сама себе от такой мысли и задумчиво провела пальцем по стеклу. Интересно, зачем он здесь? Близко ли знакомы с ним родители? Знает ли он о ней? Эти вопросы шли один за другим, пока Лиза и предшествующий не успевала обдумывать. Что-то смутно отзывалось в голове. Следя расфокусированным взглядом за движениями своей руки, она опять упустила нужный момент.       Назло всему, молодой человек решил взглянуть на дом, пока Лиза отвлеклась. Конечно же, ее фигура в окне не укрылась от внимательного взора, и теперь мужчина лукаво улыбался, в открытую глядя на девушку. Когда Лиза обнаружила это, её сердце от страха пропустило удар и заколотилось, как взбешенное. Щеки заалели, грудь стеснило на выдохе. Лиза на секунду замешкалась, не зная, куда себя деть, и тут же метнулась, как от огня, чудом не запутавшись в шторах и полах сорочки.       В мгновение ока очутившись в постели, она стыдливо прикрылась одеялом. И как же могла она так легко попасться? Выдать себя? Как же нахально смел он глядеть на нее, без капли стеснения! А если заметили мать с отцом? Пожалуй, на сегодня хватит бодрствования. Ведь если они вдруг заглянут к ней в ближайшее время, это будет так стыдно! Уж лучше заснуть, тем паче, усталость все еще не прошла. После можно и что придумать, отмахнуться от неловких вопросов. А может, к тому времени всё и уляжется.       Наконец, Лиза прикрыла глаза и позволила сну окутать себя. Сердцебиение и дыхание выровнялись, сознание медленно затягивало дымкой, тело становилось всё слабее и безвольнее. Но перед тем, как окончательно заснуть, она все не могла выкинуть из головы того человека, мыслями постоянно возвращаясь к нему и этому неловкому случаю. Дай бог он здесь ненадолго и с его отъездом никто ничего не вспомнит...