Записи писателя

«Я прибью их, честное слово. А после этого читатели прибьют уже самого меня. Я все понимаю, у них свои какие-то драмы, в которые они не посвящают никого, но целый год бросать друг на друга жалобные взгляды и не подходить поговорить — это уже слишком! Даже я со своей любовью затягивать романтические линии такого никогда не допускал — читатели просто-напросто разбегутся к конкурентам, у которых и трава зеленее, и еда вкуснее, и любовь начинается со второй страницы. Хоук и Фенрис не жалеют ни моих читателей, ни себя! Сегодня вот что было, мой дорогой читатель: приходит Хоук со своим «я-всех-спасу» лицом, говорит серьезно: «нужна помощь, кликни Изабеллу и встретимся у эльфинажа». Ну я ему: «окей!», разумеется, я же хороший друг, в конце концов. Он уходит, я беру недовольную Изабеллу (ей было интереснее пить эль, что ж), мы идём к месту встречи, а там стоят — эти. Фенрис — у самой воды, как всегда, мрачный и нагруженный, а Хоук — рядом с большим деревом, растущим посередине эльфинажа. Они издеваются, честное слово. Мы же вместе идем на дело, или Фенрис старается сделать вид, что ни при делах, а Хоук ему подыгрывает? Создатель, детский сад, даже мы с Бартрандом так себя не вели. Ну как оно дальше было: мы подходим, жмём друг другу руки, собираемся уже уходить, а Хоук что? Хоук как-то смущается весь, трет бороду (привычку я эту у него заметил ещё в первый месяц нашего с ним знакомства) и смотрит в сторону Фенриса. «Фенрис, мы уходим» Тихо так говорит, словно и не хочет, чтобы его услышали. И ощущение у меня тогда возникло, словно ещё чуть-чуть, и Хоук раскраснеется, как жареный наг. А взгляд-то какой! Дорогой читатель, представь, как смотрит верный мабари на хозяина, который наказывает его за какую-то собачью шалость — вот такой же взгляд тогда был у Хоука. Несчастный и смущённый. Хоук ведь действительно как собака — все понимает, да сказать, видно, тоже не может. Тьфу на него. Фенрис оборачивается, значит, заторможено кивает (я не буду уж говорить о том облегчении, которое он явно испытал, когда понял, что на сегодняшней миссии не будет никаких магов, кроме самого Хоука). Когда подходит к нам, Хоук вкратце объясняет, что нас ждёт — так-то и так-то, эльфов похищают из эльфинажа, нужно разобраться, в чем дело. Хорошая детективная история получилась в итоге, кстати, очень занятная. Но самое интересное началось позже — когда похитили Фенриса. Дело как было: полдня мы топтали ноги по всему Нижнему городу, искали зацепки и улики, а после того вплоть до заката ожидали приема у наместника. Когда нас наконец приняли, Хоук с порога заявил, что, видите ли, эльфы тоже часть граждан Киркволла и заслуживают такой же защиты. И, о, мой дорогой читатель, тогда я был близок к тому, чтобы начать сравнивать с мабари уже Фенриса: его щенячий восторженный взгляд не скрыла даже челка и привычный холодок, застывший на лице. Я, если честно, задним числом уж думаю о том, чтобы в книгах изменить ему цвет глаз с зелёных на голубой — так будет проще описывать их как «холодные глаза, как лёд» или «холодные глаза цвета неба». Пока не придумал как лучше. Ну так я отвлекся: Хоук поспорил ещё какое-то время, выбивая денег на расследование, наместник пообещал подумать и отправил восвояси. Ну а на улицы уже сумерки опустились, и решили мы нашим маленьким дружным коллективом захватить Авелин, раз уж мы в Верхнем городе, и устроится в Висельнике выпить. Зачинщиком этого, конечно же, была Изабелла. Сидим мы, значит, ничего не предвещает беды, Хоук и Фенрис — как можно дальше друг от друга (в книге я обязательно напишу, что Фенрис сидел на коленях у Хоука), пьют себе мрачно эль, игнорируя всеобщее веселье, но тут вдруг к Хоуку барышни подходят — в дорогих таких платьях, такие ещё в Орлее на заказ шьют, говорят смущённо, ресницами хлопают: «а вы правда на Глубинных тропах бывали?». Ну Хоук мистер простота сам по себе, а подвыпивший Хоук — существо ещё более простое и дружелюбное. Он им все подробно рассказывает, улыбается, а Фенрис смотрит — как ему не смотреть? Только слепой наг, живущий в самых недрах земли, не заметит, что он влюблен и конкретно сейчас ревнует Хоука самым обыкновенным образом. Я действительно видел, дорогой читатель, как его взгляд от растерянного сменялся на расстроенный и с расстроенного — на рассерженный. Он вытерпел дольше, чем я предполагал — десять минут и двадцать секунд. После этого встал и незаметно вышел. А я уже стал считать, когда его исчезновение заметит Хоук. Прошла минута, что ж. Как будто это даже много. Хоук рассеянно оглядел стол, где мы сидели, потом весь Висельник, а после посмотрел на меня. Я только пожал плечами и указал на выход. Только на следующий день я узнал, что Фенрис пропал. И Хоук одновременно выглядел так, словно сейчас развалится от переживаний или кого-нибудь прибьёт резким водоворотом чистой магии. Он явно не спал всю ночь, был бледен и молчалив, а ещё непривычно раздражителен. На поиски своего благоверного он взял, конечно же, меня, Мерриль и Андерса (на мои опасения, что Фенрис специально не найдется, если узнает, что его ищет такая замечательная компания, Хоук посмотрел на меня — серьезно так, жутковато даже — и объяснил, как ребенку малому, что Андерс сможет оказать первую помощь, если она понадобится, а Мерриль просто талантливый маг, который в совершенстве знает долийские заклинания, недоступные людям). Что ж, мое дело — следовать за Хоуком, а не критиковать его выбор спутников. К тому же, Андерс сегодня был необычайно тихим — если повезёт и Создатель услышит меня, он таким же и останется, когда мы найдем Фенриса. Весь день мы бегали по Киркволлу — от тихого церковного дворика до самых темных подземелий Клоаки — но пришли к минимальным результатам. И отчаявшийся Хоук решил ловить на живца. Ты же помнишь, мой дорогой читатель, как выглядит Хоук, наверняка, видел его бородатое серьезное лицо и широкое от мышц туловище у наместника или на рынке Верхнего города. А теперь представь, что вот этот большой человек, больше похожий на медведя, чем на эльфа, решил… приделать себе эльфийские уши. Читатели точно оценили бы, добавь я это в книгу, хотя на тот момент, признаться, лихорадочные несчастные глаза Хоука даже пугали. Однако его ничего не смущало, как всегда. Он уже хотел бежать к Достойну или Томвайзу, чтобы посоветоваться, из чего можно сделать такие уши, когда Маргаритка остановила его и непонимающе спросила, почему наживой не может быть она. Хоук так посмотрел на нее, словно она сказала вселенскую глупость, хотел было что-то ответить, но Андрес поддержал ее идею быстрее. А что же я? Я лишь намекнул, что ради такого дела придется сбрить бороду. «И что же ты тогда будешь в задумчивости натирать?» Хоук задумался. Осмотрел Мерриль, меня и Андерса таким несчастным взглядом, словно прощался. Я уже думал, что он упрётся, как друффало на лугу, но он неожиданно легко согласился. План составили, всё обсудили — возле дома Маргаритки стояли деревянные ящики с разным хламом, который эльфы со всего эльфинажа стаскивали туда. Мы спрятались за ними, согнулись в три погибели, притихли. У Хоука было удобное окно для наблюдения за всей кругообразной улочкой между тремя криво поставленными друг на друга ящиками — а у меня было удобное окно для наблюдения уже за ним. Итак, мой дорогой читатель, раз уж в моем рассказе я так часто сравниваю Хоука с верным мабари, то и сейчас приведу такое же сравнение. Представь ситуацию: хозяин держит в руках палку, мабари смотрит на нее внимательно и сосредоточенно, лапы расставлены, дыхание тихое, прерывистое, глаза бегают. Представили? Так вот Хоук со своим мрачным сосредоченным взглядом и напряжённым как струна телом был похож на такого мабари, а Маргаритка, сидящая у большого дерева — того самого, которое посередине эльфинажа — на хозяина. Хоук ловил каждое ее движение, следил за тенями, иногда дёргался, словно вот-вот готовился выскочить и поймать незатейливого преступника. И, когда наконец, словно из ниоткуда, появился человек в темной мантии и схватил Мерриль, Хоук взмахнул нам рукой и выскочил на помощь. Маг (а человек в мантии оказался именно им) был силен — после всех событий у меня ещё неделю не спадали синяки от его молний и каменных кулаков. Но, несмотря на явные тевинтерские умения, справились мы с ним, на удивление, быстро. И у каждого в голове тогда было одно: работорговцы. Хоук выглядел до ужаса бледным и напуганным. Казалось, даже не дышал; моя богатая фантазия, невольно выработанная в силу писательского ремесла, приблизительно вообразила, о чем он думает. Вероятней всего, Фенрис в рабстве. Снова. Но страшно тогда было не это: по-настоящему пугало осознание, что, пока мы расследовали это дело, его могли уже увезти из Киркволла. Однако прежде, чем Хоук слег с остановкой сердца, Андрес нашел в кармане убитого записку, в которой содержалась информация о местонахождении рабов, их количестве, цене и покупателях. «Товарный чек. В гильдии такие делают, когда покупатель очень уж темнит или оформляет особо крупные заказы дорогих товаров: лириума, например». Сказал тогда я, и взгляд у Хоука опасно вспыхнул. Не нужно говорить, дорогой читатель, что через десять минут мы, в конец запыхавшиеся, стояли в Клоаке, возле растущих по краям эльфийских корней, и, спрятавшись за высокими столбами, подслушивали разговор работорговцев. «Товар доставили?» «Д-да» «Так что ты тут стоишь, болван?! Покупатель будет с минуту на минуту! Быстро тащи все сюда!» О, как хорошо я помню эти голоса! У одного — хриплый, жёсткий, как плеть, у второго — писклявый и торопливый, как у испуганного феника. Через минуту обладатель писклявого голоса приволок пять ящиков с неизвестным содержимым и двух рабов. Фенриса среди них не было. Не успели мы удивиться, как жёсткий голос разгневано пробасил: «Где третий раб?! Он самый ценный!» «Я… я не знаю… Его там не…» Оправдания оборвались также резко, как начались, и изо рта работорговца вырвался болезненный скулеж. Я опять же сидел посередине нашей «группы спасения» и не мог толком понять, что произошло, но отчётливо увидел, как взгляд Хоука переменился — напряжённый и испуганный, он постепенно приобрел нездоровый радостный блеск, вымученное облегчение, вокруг глаз образовались ямочки морщин. Он посмотрел на нас, коротко кивнул и, слабо улыбнувшись, выхватил посох. Уже когда мы выскочили из убежища, я увидел злющего, как демон, Фенриса, светящегося синими лириумными отметинами и уже сцепившегося со вторым работорговцем. Хоук, казалось, направил на последнего всю свою магическую мощь, чтобы откинуть его к стене, молниеносно подойти ближе и перерезать ему горло. «Это не все. В секретном проходе есть ещё работорговцы. Их нужно убить». И, не дожидаясь ответа, Фенрис упорхнул в сторону, на ходу вытирая кровь о стену. Как все произошло, он рассказал позже, до этого пребывая в каком-то напряжённом молчании — на рассвете мы, уставшие и измученные, ввалились в Висельник, и за куском хлеба и кружкой дешёвого эля обсудили все произошедшее. Я специально сел поодаль, на стул возле камина, взял незаметно блокнот и перо. Мною тогда овладела та самая атмосфера сонливости и удовлетворения — после суток беготни по осеннему промозглому Киркволлу было приятно просто сесть у камина и наконец заняться любимым делом. «Поймали, пока я был на улице. Приволокли в Клоаку, заперли, да только плохо. Я быстро выбрался, но один бы со всеми не справился. Спасибо». Пока Фенрис рассказывал, Хоук внимательно осматривал его, словно боясь, что какую-нибудь смертельную рану он да пропустил. Я заметил это и записал шутку, тут же произнося ее вслух: «Знаешь, эльф, ты мог бы гордится Хоуком: такая выдержка есть далеко не у всех магов». Когда все посмотрели на меня непонимающе, я выдержал драматичную паузу и закончил: «Хоук уже час пожирает тебя глазами. Думаю, то, что он все ещё не накинулся на тебя с объятиями, следствие поразительной силы воли. Думаю, в контроле магии он также преуспевает». Андрес пьяно фыркнул, Хоук открыл рот, а Фенрис наоборот — захлопнул. И его щеки едва заметно покраснели. После к теме работорговцев мы не возвращались: обсуждали насущные дела, жаловались, пили, сыграли пару раз в порочную добродетель, однако просидеть долго все равно не вышло: бессонная ночь сказывалась на всех нас. Первым ушел Андрес, после засобирался Фенрис, и Хоук подскочил за ним, вызвавшись дойти до Верхнего города вместе. Я помахал им на прощание, посидел ещё минуту, а после осторожно отложил блокнот и вышел вслед за ними. Тот, кто будет читать этот рассказ, возможно, захочет осудить меня за эту вялую слежку, но я писатель, и мне нужна достоверная информация, чтобы все описать как можно более реалистично. На улице уже тогда было тепло — по сравнению с ночным морозом, так точно. Я прошел чуть вперед, заглянул за угол и увидел… их. За углом, у стены, стояли эти два придурка и обнимались — вернее, Хоук крепко прижимал Фенриса к себе, а Фенрис рассеянно дышал, положив ладони на его плечи. Они о чем-то тихо спорили (к сожалению, я почти не услышал, о чем), переговаривались, а потом Хоук порывисто потянулся к нему и поцеловал. Вот это мне нравится! Придется, конечно, постараться и обрисовать в книге полную картину, чтобы у читателей было понимание происходящего, но наконец-то хоть что-то! После года-то трагичного молчания! Фенрис удивлённо распахнул глаза — это было видно даже мне — и начал упираться, однако его сопротивление резко сошло на нет, и тихую улицу настиг едва слышный стон. Я, сдерживая смешок, осмотрел их и понял, что мой похотливый товарищ, который уже год, как в самых банальных рассказах, хранит верность только одному, протиснул колено между ног Фенриса и слабо надавил. Что ж, все остальное при желании я смогу додумать сам. А пока меня ждёт теплая постель и возможность нормально выспаться — в конце концов, если эти двое будут ночевать вместе, вряд ли они выйдут на улицу раньше утра следующего дня».